Глава 16
18 марта, 14 часов 40 минут
по центральноевропейскому времени
В воздухе над Чешской Республикой
Элизабет, сидящая в задней части вертолета, обеими руками вцепилась в ремни безопасности. Реки, деревья и поселки проносились под их крохотной летучей машиной с головокружительной скоростью. В окно она видела игрушечный мир, и сама себе казалась ребенком, который смотрит на этот мир сверху вниз, собираясь поиграть.
В ее крови пылающее вино все еще боролось с темной силой. И все же Элизабет вновь чувствовала себя цельной, впервые за несколько месяцев.
«Это то, что я есть, то, чем должна быть».
Быть может, она даже сумеет простить Руна за все, чему он подверг ее, потому что он указал ей дорогу сюда, даровал ей эти мгновения.
В течение всего полета из Венеции Рун бросал на нее долгие взгляды, словно боясь, что она исчезнет. Эрин и Джордан, сидевшие у другой стенки кабины, быстро уснули, в то время как София и Христиан занимали пилотские кресла, управляя воздушным судном, плывущим по бескрайним воздушным рекам.
Это было восхитительное время для того, чтобы быть живой.
«И я выпью это время до капли».
Она вгляделась в расстилающийся впереди пейзаж, зная, что скоро они окажутся в Праге. Элизабет гадала, узнает ли она город, или он окажется таким же чужим для нее, каким оказался Рим? По правде сказать, ей было все равно. Она научится и приспособится, проплывет сквозь все перемены, чтобы достичь вечности.
«Но не в одиночестве».
Она представила себе юное лицо Томми. В прошлом он многому научил ее относительно современного мира. В ответ она научит его чудесам ночи, наслаждению кровью и течением лет, которое больше не затронет их никогда.
Графиня улыбнулась.
«Кому нужно солнце, если будущее — такое яркое?»
В наушниках, которые она надела перед полетом, раздался голос Христиана. Этот голос пробудил людей и заставил Руна сесть прямо.
— Мы прибываем в Прагу.
Корца заметил улыбку, все еще не сошедшую с лица Элизабет, и улыбнулся ей в ответ.
— Ты хорошо выглядишь.
— И мне хорошо... очень хорошо.
Взгляд темных глаз Руна был счастливым и теплым. Когда она покинет орден, это причинит ему боль. Элизабет была удивлена, обнаружив, насколько сильно эта мысль обеспокоила ее.
Графиня вновь повернулась к окну. Вертолет скользил над современными конструкциями из стекла и серыми уродливыми зданиями. Но далеко впереди Элизабет увидела старую часть города с красными черепичными крышами и узкими извилистыми улочками.
Вертолет летел над Влтавой, и Батори узнала перекинутый через реку широкий каменный мост, разрезавший серую воду рядом величественных арок. Она была рада узреть, что не все изменилось. Похоже, Прага сохранила многие из своих высоких башен, да и другие детали ландшафта.
— Это Карлов мост, — сказала Эрин, заметив, на что смотрит Элизабет.
Графиня подавила кривую усмешку. Когда-то он назывался просто Каменным мостом. Она смотрела, как по широкому полотну моста шагают пешеходы. В ее время он был запружен лошадьми и каретами.
«Кое-что все-таки изменилось».
Когда вертолет направился к центру города, Элизабет буквально впилась глазами в проплывающую внизу панораму, выискивая улицы и здания, знакомые ей по прошлому. Она опознала два шпиля Тынского храма близ Староместской площади. Башню ратуши по-прежнему украшали величественные куранты-Орлой, знаменитые астрономические часы.
Эрин проследила за ее взглядом.
— Эти средневековые часы — просто чудо. Легенда гласит, что часовых дел мастер, создавший их, был ослеплен по приказу властей города, дабы больше нигде и никогда не повторить ему такой шедевр.
Элизабет кивнула.
— Раскаленной железной кочергой.
— Жестоко, — отозвался Джордан. — Не слишком-то щедрая награда за такую работу.
— Это были жестокие времена, — промолвила графиня. — Но говорят также, что мастер отомстил, забравшись в башню и уничтожив тонкий механизм одним прикосновением, — а потом там же покончил с собой. Куранты не могли починить еще сотню лет .
Элизабет смотрела на причудливый циферблат часов. Хорошо, что некоторые вещи из прошлого сохранились и по-прежнему окружены почетом. Хотя часовой мастер умер, его работа пережила века.
«Как переживу и я».
— Через несколько минут мы приземлимся, — сообщил им по радиосвязи Христиан.
В глубине кармана Элизабет завибрировал мобильный телефон. Она прижала его ладонью, надеясь, что Рун не расслышит его жужжания за ревом двигателя, через плотно сидящие наушники. Должно быть, это Томми. Но почему он звонит? Боясь худшего, она нетерпеливо поерзала на сиденье, жалея, что не может сейчас поговорить с мальчиком. Но для этого ей нужно было остаться одной.
Когда вибрация телефона прекратилась, графиня сжала руки и крепко стиснула их, страстно желая, чтобы вертолет поскорее сел. К счастью, этого не пришлось ждать долго. Как и обещал Христиан, вскоре они приземлились. Пилот некоторое время переговаривался с кем-то по радио, а затем Элизабет следом за остальными вышла наружу и направилась через обширную бетонную площадку к длинному низкому зданию.
Воздух здесь был холоднее, чем в Венеции, но Элизабет по-прежнему чувствовала жар. Она подставила открытую ладонь лучам послеполуденного солнца. Останься Батори просто стригоем, ее кожа сейчас пошла бы волдырями, а потом сгорела бы в пепел, но, похоже, святое причастие защищало ее. Однако не до конца. В ее крови оставалось достаточно тьмы, чтобы солнечный свет был для нее жгучим. Она отдернула руку и склонила голову, пряча лицо в тени своего апостольника.
Рун заметил ее реакцию.
— Со временем ты привыкнешь.
Элизабет нахмурилась. Даже дневной свет был не до конца дарован сангвинистам. Их жизнь — сплошная боль и попытки привыкнуть к этой боли. Графиня желала сбросить эти ограничения и запреты... снова стать истинно свободной.
Но пока рано.
Вместе с другими она прошла в здание аэропорта. Ее раздражала неприглядная утилитарная обстановка таких мест, безликая, бело-серая. Казалось, что люди в эту эпоху боятся яркого цвета.
— Можно мне ненадолго отлучиться, чтобы умыться? — спросила она у Руна, стремясь ненадолго остаться в одиночестве, чтобы перезвонить Томми. — Это путешествие совершенно выбило меня из колеи.
— Я провожу ее, — вызвалась София. Эти слова невысокая индианка произнесла слишком поспешно, выдавая свое недоверие.
— Спасибо, сестра, — отозвалась Элизабет.
София провела ее в боковой холл, где располагался туалет на множество кабинок, и проследовала за ней к умывальникам. Встав перед раковиной, графиня омыла руки теплой водой. София у соседнего умывальника набрала воду в горсти и плеснула себе в лицо.
Элизабет воспользовалась этим мгновением, чтобы пристально изучить темнокожую женщину, гадая, какой она была, прежде чем стать сангвинисткой. Была ли у нее семья, которая осталась в прошлом, за далью лет? Какие жестокости она совершала, будучи стригоем, прежде чем испить освященного вина?
Но лицо женщины оставалось непроницаемой маской, и по нему невозможно было прочесть, какая боль таилась в ее прошлом. Однако Элизабет знала, что боль там была.
«Каждый из нас на свой лад испытывал эту боль».
Она вспомнила своего сына Пала, его звонкий смех.
«Похоже, путешествуя по жизни, ты всего лишь собираешь вокруг себя призраков. Чем дольше ты живешь, тем больше теней тебя преследует».
Она посмотрела в зеркало и с изумлением заметила, что по ее щеке катится одинокая слеза. Графиня не стала стирать ее, решив взамен воспользоваться ею.
— Можно мне на минуту остаться одной? — спросила она, повернувшись к Софии.Та, похоже, готова была возразить, но когда она увидела слезу, выражение ее лица смягчилось. И тем не менее сангвинистка оглянулась по сторонам, явно высматривая, нет ли здесь окон или другого выхода. Не найдя ничего, она коснулась плеча Элизабет и пошла прочь.
— Я подожду снаружи.
Как только София скрылась, Элизабет достала телефон.
Она включила воду посильнее, чтобы шум заглушал ее голос, и быстро набрала номер Томми.Тот ответил сразу же.— Элизабет, спасибо, что перезвонила. Ты застала меня как раз вовремя.
Она почувствовала облегчение, услышав его спокойный тон.
— Всё в порядке?
— Ну, неплохо, как мне кажется, — отозвался он. — Я так рад, что скоро увижу тебя!
Она непонимающе нахмурилась. Мальчик не мог знать, что она собиралась приехать к нему, как только сможет сбежать из-под надзора.
— О чем ты говоришь?
— Приехал священник, он заберет меня в Рим.
Она застыла, голос ее внезапно сел.
— Какой священник?
Разум ее лихорадочно пытался как-то осознать эту новость.
Она была неожиданной и казалась чем-то неправильным, попахивала ловушкой.
— Томми, только не...
— Погоди, — оборвал ее мальчик. Элизабет услышала,что он разговаривает с кем-то на заднем плане, потом в трубке снова раздался его отчетливый голос: — Тетя говорит, чтобы я заканчивал болтать по телефону. За мной приехала машина. Но мы увидимся уже завтра.
Он произнес это с оживлением, но душу Элизабет наполнил страх.
— Не надо ехать с этим священником! — воскликнула она в тревоге.
Однако он уже отключил связь. Графиня снова набрала его номер, расхаживая туда-сюда по туалету. В трубке звучали длинные гудки, но Томми не отвечал. Элизабет стиснула телефон в кулаке, пытаясь постигнуть причину, по которой кому-то понадобилось забрать его.
«Может быть, они хотят забрать Томми в безопасное место из-за всех этих нападений стригоев?
»Она отмела эту надежду, зная, что мальчик больше не представляет интереса для Церкви.
«Тогда почему они забирают его? Почему Томми неожиданно снова стал для них важен?»
И тут Элизабет поняла.
«Из-за меня».
Церковь знала, что Томми важен для нее. Кто-то хочет заполучить мальчика, использовать его как пешку, как способ набросить на нее ошейник. И лишь один священник в мире стал бы вовлекать в такие игры ни в чем не повинного мальчика, дабы оказывать на кого-то давление. Даже будучи в заключении, этот мерзавец продолжает пользоваться некой властью.
Кардинал Бернард!
Графиня ударила кулаком в зеркало, и от точки соударения разбежались трещины.
Элизабет оглянулась на дверь, зная, что София ждет там. Это был неразумный поступок, продиктованный гневом. Если она хочет спасти Томми, следует быть умнее. Не дожидаясь, пока София придет узнать, в чем дело, графиня выключила воду и поспешила к выходу.
Как она и ожидала, сангвинистка посмотрела на нее с подозрением.
Элизабет поправила свой апостольник и провела рукой по четкам. От прикосновения к серебру по кончикам пальцев пробежали иглы боли. Она использовала эту боль, чтобы прийти в себя.
— Я... я, кажется, готова идти дальше, — произнесла графиня.
Они вернулись к остальным.
Эрин вывела на экран своего телефона карту — еще одно чудо современного мира.
— Мы не так уж далеко от старого дворца. Большинство алхимических лабораторий находятся там.
— Лаборатория, которую мы ищем, вовсе не там. Нам нужно идти в центр города, к Орлою, — возразила Элизабет, намереваясь выгадать время.
«Я буду ждать и наблюдать».
Ее время еще настанет.
«Как и время Бернарда».
15 часов 10 минут
Когда они направлялись к выходу из аэропорта, Эрин потуже подтянула лямки рюкзака, четко осознавая, что несет за плечами Кровавое Евангелие. Она с тревогой думала, что, возможно, следовало оставить книгу в Риме, в надежно запертом хранилище. Но Кровавое Евангелие было теперь нерасторжимо связано с ней, и Эрин отказывалась выпускать его из поля зрения.
Оно ощущалось сейчас как часть ее самой.
Впереди нее рядом с графиней шел Рун, грациозный, точно пантера, в черных джинсах и длинной черной куртке. Элизабет, в свою очередь, выступала плавно и с величественной грацией. Эти двое составляли прекрасную пару, и неожиданно болезненный укол зависти пронзил Эрин. Это удивило ее. Неужели она хотела бы оказаться рядом с Руном на месте этой женщины, будь даже такое вообще возможно?
Грейнджер взглянула на Джордана. Его синие глаза изучали зал, зорко выискивая опасность, но плечи были расслаблены. Квадратный подбородок покрывала золотистая щетина. Она помнила, как эти жесткие волоски царапали ее живот, ее груди...
Стоун поймал ее взгляд, и Эрин уставилась в пол, покраснев.
Когда они вышли наружу, в свет холодного дня, Элизабет сдвинула свой апостольник, чтобы затенить лицо. Куртка Руна была с капюшоном, но он не озаботился натянуть его на голову.
Эрин склонилась к Христиану.
— Почему солнечный свет, похоже, досаждает Элизабет больше, чем остальным?
— Она — новичок в ордене, — объяснил Христиан. — Не знаю, происходит это просто из-за хода времени или благодаря многим годам покаяния, но мне точно известно: с возрастом сангвинисты становятся более иммунными к свету.
— Отчего же вам неизвестно точно, как это работает? — спросила Эрин, удивившись нелюбопытству сангвинистов относительно их собственной природы. — Нельзя же совсем не интересоваться такими вещами! Неужели так трудно узнать, что именно с вами происходит?
Ей ответила София, шедшая по другую руку от Христиана.
— «Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум твой», — процитировала она строгим тоном. — Это не то, что следует подвергать сомнению.— Жизнь сангвиниста — не процесс научных открытий, — добавил Христиан. — Мы идем по пути веры. Вера — это сущность вещей, на которые надеешься, свидетельство того, чего не видишь, а не доказательство их существования.
Джордан закатил глаза.
— Может быть, если бы вы раньше почаще задавались такими вопросами, мы бы сейчас не сели в такую лужу.
Никто ему не возразил. Христиан указал вперед, на маленькую кофейню со столиками под открытым небом.
— Как насчет того, чтобы немного перекусить? Нам предстоит долгий и трудный день.
Перекусить было нужно только Эрин и Джордану, но Христиан был прав. Немного кофеина будет кстати... а еще лучше — много кофеина.
Христиан вошел в кофейню, чтобы сделать заказ, а Джордан сдвинул вместе два маленьких круглых столика под огромным зонтом. Вскоре вернулся Христиан, неся поднос с двумя порциями кофе в широкогорлых кружках и горкой выпечки. Прежде чем поставить поднос на столик, он наклонился и вдохнул ароматный пар, поднимающийся над кружками. Потом выдохнул, явно давая понять, что высоко оценил запах.
Эрин улыбнулась, но уголком глаза заметила, что София неодобрительно поджала губы. Любой намек на что-то человеческое сангвинисты воспринимали как слабость. Но Эрин считала сохранившиеся в Христиане человеческие черты привлекательными; благодаря этим чертам она доверяла ему больше, а не меньше.
Грейнджер взяла кружку обеими руками, согревая ладони и ища в этом тепле ободрения. Потом окинула взглядом остальных.
— Каковы наши дальнейшие планы? Такое ощущение, что мы блуждаем впотьмах, словно слепцы. Пора как-то изменить это. Самое время начать задаваться трудными вопросами. Например, о понимании природы сангвинистов и стригоев. Кажется, это чрезвычайно важно для наших поисков.
Джордан кивнул, многозначительно поглядывая на Христиана и Софию.
— Чем меньше мы понимаем, тем больше шансов, что мы не справимся.
— Согласна, — произнесла Элизабет. — Неведение не принесло нам ничего хорошего в прошлом и не принесет теперь. Церкви следовало бы знать кое-что. У нее были две тысячи лет на изучение подобных вещей, однако вы не можете ответить на простейшие вопросы. Например, что дает подобие жизни стригоям?
— Или другой вопрос: как вы меняетесь, когда принимаете обеты сангвинистов? — добавила Эрин. — Каким образом вино питает вас?
Ее вопросы вызвали краткий, но оживленный спор. Рун и София стояли на стороне веры и Бога. Эрин, Джордан и Элизабет приводили аргументы в пользу научных методов и здравого смысла. Христиан невольно играл роль судьи, пытаясь найти точки соприкосновения.
В итоге мнения разошлись еще дальше.
Грейнджер отодвинула свою опустевшую кружку. На ее тарелке остались только крошки от выпечки. Джордан отведал лишь кусочек своей порции слойки с яблоками, но, похоже, с него и этого было довольно — если не кофе и сладостей, то по крайней мере разговоров.
— Нам нужно идти, — заявил он, поднимаясь из-за столика.
София взглянула на часы.— Джордан прав. Мы уже и так потеряли немало времени.
Эрин проглотила резкую отповедь, понимая, что это ни к чему хорошему не приведет.
Как ни странно, Элизабет предложила более примирительное решение:
— Возможно, мы найдем ответы на эти вопросы в лаборатории Джона Ди.
Грейнджер встала.
«Лучше бы нам их найти... иначе мир обречен».
