Глава 6
На обратном пути слева от дороги всего в сотне-другой шагов прямо из земли ударил багровый столб призрачного огня. Даже не огонь, как понял я не сразу, а луч, но все же огонь, что устремляется вверх, как луч, ни на дюйм не отклоняясь в сторону.
Я косился на моих стражей, не повели и глазом, хотя явно заметили. Луч из багрового стал красным, желтым, перешел в зеленый и стал прозрачным перед тем, как исчезнуть.
Сердце мое бухает так, что в далеком котловане услышат, я спросил испуганно:
— А че это?
— Магия, — сказал Кабан с видом знатока.
— В земле?
Он кивнул.
— Иногда накапливается в глубине, а когда начнет переполняться, то вот так снова к звездам… Повезет магу, если наткнется. Но это редкость, а обнаружить в земле еще никому не удавалось.
Я пробормотал:
— Но должны быть признаки… Раньше нефть находили по особым травам, что растут только над месторождениями.
— Что такое нефть?
— Горючие смолы.
Он сказал веско:
— Горючие смолы делают из сока смолистых деревьев. Знаешь такие? Ну вот, видно, что не знаешь. Топай быстрее, а то Марл нас уже заждался.
— У нас горные смолы, — пробормотал я. — Мумиё всякое там.
Еще издали узрели у сторожки воинственную фигуру Марла, Калило проговорил опасливо:
— Чего он злой какой-то…
Кабан хмыкнул:
— С чего бы?
Марл уставился на обоих стражей еще издали, а когда они начали замедлять шаг, опасаясь подходить ближе, его морда быстро побагровела, а грудь раздулась для рева.
Кабан и Калило вообще остановились, стараясь не дышать, Марл уже шире себя вдвое, как боевой петух, заорал:
— Ну?
Я сказал деловым голосом:
— Благородный глерд, там дорога, по которой возят мрамор, все уплотняется и уплотняется. Вы заметили?
Марл, польщенный таким высоким обращением, прорычал:
— Я пока еще не глерд, дурак. Ты нас самих за дураков держишь? Как такое не заметить?
— Дорога уплотняется, — продолжил я умным голосом, — за счет мраморной крошки. Она как бы отрывается при перевозке, там все почему-то трется и вбивается в землю. И вообще в любой грунт, каким бы мягким ни был. Сыплется и вбивается. Копытами, копытами, ратицами… Дорога становится твердой, как камень. Да уже, собственно, стала. Если, конечно, по ней постоянно гонять туда-сюда тяжело груженные волокуши.
Он буркнул мрачно:
— Никто не гоняет. С такими блоками не погоняешь. Ну, дальше!
— Нет разницы, — сказал я. — Быков впрягаете по две-три пары, видел, но у быков та же проблема.
Он фыркнул:
— И что, ты нам глаза открыл? А мы тут только в кости играем?
— Я ж не знаю, — ответил я честно, — во что играете. И куда. На таком твердом грунте… грунт — это как бы земля, но по-умному, роговые части копыта быстро изнашиваются. Хоть у лошадей, хоть у волов, хоть у человека.
Калило подсказал издали:
— У человека нет копыт!..
— У большинства, — поправил Кабан, — но они тогда уже не совсем люди, а больше свиньи.
Марл поморщился в их сторону, стражи тут же умолкли и кое-как выпрямились, хотя еще раскачиваются все больше, а я начал рассказывать прописные истины, что кони и волы сперва начинают хромать, потом вообще отказываются наступать на больную ногу, хлещи их кнутом или не хлещи.
— Мы сплетаем для коней и волов чулки, — сказал он зло. — Даже башмаки!
— И что? — спросил я. — Красивые? В смысле, коням нравятся?
Он пожал плечами:
— Обычно тут же сползают. Как такие понравятся? Кони тоже люди.
— А привязывать?
Он оскалил зубы.
— Думаешь, не пробовали? Чулки и башмаки укрепляем над венчиком копыта веревкой или ремешками, но это не намного лучше.
— Сильно натирает кожу, — согласился я, — а это раздражение и болезни копыта. Смолой замазывали?
— Да, — сообщил он, — но это ненадолго.
Я вздохнул.
— Тогда остаются только подковы.
Стражники переглянулись, Кабан отвязал веревку от моего пояса, и оба потихоньку, чуть ли не на цыпочках, чтобы не слишком привлекать внимание грозного Марла, удалились в сторожку.
Марл смотрел на меня грозно, положение обязывает, но и с надеждой.
— Что за подковы?
— Тоже типа сандалий, — сказал я, — только из металла.
Он хмыкнул:
— Это еще хуже, чем веревочные. Так натрут кожу, что конь обезножеет за сутки.
— Нет, — возразил я, — нужно сделать все иначе. Подковы сделать вот такими, а еще отковать специальные гвоздики, ухнали…
Объяснял я долго, он так и не поверил, но ситуация с конями и волами критическая, к тому же помнят, что я походя утроил добычу мрамора, так что в конце концов велел привести кузнецов и наказал им выполнять любую дурь, какую прикажу, шкуру потом снимут с меня, а не с них.
Начальник из меня еще хуже, чем подчиненный, объясняю куда уж проще, а показать не смогу, хоть убей, ничего тяжелее мышки и не держал в последнее время, штанга и гантели не в счет, это не работа, но чтоб молоток и гвозди…
К счастью, кузнецы лучше меня понимают, из чего конские копыта, потому когда я старательно твердил, что гвозди должны быть коротенькие, не мягкие и не слишком твердые, так как мягкие изогнутся в копыте и поранят живую ткань, а твердые сломаются, то кивали, хоть и не понимали, как это гвозди могут быть твердыми, а еще я говорил, чтобы на ухнале, так называются эти особые конско-копытные гвозди, должен быть скос на острие, это чтобы гвоздь при забивании в роговую стену копыта вышел наружу на нужной стороне…
— А из твердой стали, — добавил я, — вообще нельзя, потому что сразу сломаются…
Старший из кузнецов спросил с подозрением:
— Твердой… стали? Это еще что такое?
— Ну, — сказал я торопливо, — это так… ну, иногда бронзу называют малограмотные…
— Малограмотные? А ты что, грамотный?
— Ну, — пробормотал я, — если крупными… то разберу. Но не все, конечно. Так, две-три буквы. В картинках.
Объяснять и повторять пришлось несколько раз, мозги у них простые и неразработанные в отличие от могучих рук, но когда все же сообразили, на меня начали смотреть с великим уважением. Сообразили, что если эти вот медные пластинки приколотить именно так, как сказал, то и копыта коню защитят, и не поранят.
Подковы ковали чуть ли не целый день, матерясь и проклиная все на свете, но наконец сделали целых четыре штуки, а потом несколько часов прилаживали и аккуратно приколачивали. Это походило на хирургическую операцию диктатора латиноамериканской республики, когда при неудаче всех казнят, но думаю, тут все в самом деле стараются как можно точнее освоить важный процесс, обещающий важные перемены, это ощутили, молодцы.
Конь сперва то и дело опускал голову, стараясь рассмотреть, что у него прилипло к копытам, но вскоре привык и уже бегал на длинном поводу по кругу, демонстрируя хорошее настроение.
Марл наблюдал как за изготовлением подков, так и потом приходил смотреть, как прикрепляем к копытам, хмурился, хмыкал, но не вмешивался, чтобы не сказали потом, что было все хорошо, а он своими дурацкими приказами испортил, даже если и не будет никаких приказов, между мастерами и военными вражда существует издавна.
Я, получив какую-то передышку от этого сумасшествия, старательно осматривался, пытался понять, что же случилось, но все равно получалось какое-то сумасшествие, другое слово как-то не приходит в голову.
Косплеем и не пахнет, давно ясно. Ясно и то, что не сон, в самом деле вывалился через стену своего дома сюда, в странный средневековый мир, к тому же какой-то неправильный.
Каменоломня эта не единственная, их много, но, как объяснили с некоторой гордостью, в других ломают простой камень на постройку защитных стен против диких народов, нападающих с севера, полудиких — с востока, странных — с запада и кочевых — с юга, а здесь — мрамор для дворца королевы и прочих дворцов культуры вроде церкви Святого Иеронима…
Кроме того, как подтвердили и кузнецы, в самом королевстве есть целая армия повстанцев, во главе принц предыдущей династии, прячется в дремучих лесах среди болот и мечтает свергнуть династию Орнидов, чтобы захватить власть.
Но это мне по фигу, пусть хоть перебьют всех до единого человека, здесь мне только коней жалко. Главная мысль и цель — вернуться в свой мир и в свой дом.
Старший из кузнецов повеселел, когда удалось подковать еще пару коней, почуял награду, угостил меня паршивым кислым вином и рассказал, что эта каменоломня находится в ведении самого канцлера, а тот выполняет указания королевы, для которой и ломает мрамор.
Выпив чуть больше, чем ему требовалось, он заговорщицким шепотом сказал мне на ухо:
— Вы в своей деревне не знаете, что у нас две сестры-королевы?
Я пробормотал:
— Да мы и про одну не слыхали.
— Их две, — сообщил он, гордый своей осведомленностью перед таким диким невежеством, — мать передала власть обеим и велела править совместно!
— Ух ты, — сказал я, — а разве так получится? Обязательно одна ототрет другую.
Он кивнул.
— Так и вышло. Теперь правит старшая. Сильная, решительная, а младшая слишком мягкая и добрая. Какая из нее королева? Хотя некоторые поговаривают…
Он спохватился, что уже зашел слишком далеко, перевел разговор на коней, здесь я тоже что-то помню, нахватался от косплеистов, объяснил, что да, вообще-то диких коней никто не подковывает и с копытами у них в порядке, но те носятся по степи с мягкой землей, а на булыжнике и дикие сразу бы сбили копыта и еще как захромали! А наши вот, подкованные, могут теперь и по мягкому, и по самому твердому…
Пока я терпеливо разъяснял, подошел и Марл, долго и внимательно слушал. Теперь и сам понимает, что такое подковы, только не предполагал, что решение может оказаться таким простым и легким, а на меня смотрит с таким изумлением, словно увидел говорящую ворону.
