Глава 12
На залитом солнечным светом дворе — веселые голоса, две телеги с молоком и кругами сыра уже разгрузили, с третьей снимают клетки с кудахтающими курами и гогочущими гусями, возница поспешил навстречу Строуду.
— Ваша магость, — сказал он с низким уважительным поклоном, — все собрали, все привезли…
Строуд отбросил оленью шкуру, накрывающую груду веток, корешков и пучков трав.
— Запоминай, — сказал он мне настойчиво, — вот эта травка с такими листочками — единственная, что вбирает изливаемую с небес магическую мощь. А вот эти корешки видишь?.. Как они тебе?
Я ответил глупым голосом, догадываясь, какой ответ ждет:
— Самые обычные. Везде такие.
— А вот и не такие, — сказал он торжествующе. — Эти особенные! Их нельзя класть на металл. Хоть на медь, хоть на бронзу.
— Почему?
— Сразу вспыхнут жарким огнем, — ответил он. — И могут устроить пожар. Проверено! К счастью, растут по сто лет, а силы достигают только на последний. Так что пожары от них реже, чем от упавшей по пьяни свечи… Или вот те высушенные кленовые листья. Все ерунда, за исключением вон того, что просто багряный, но с желтыми жилками. В нем есть сила!.. Правда, не сама по себе, но просыпается в смесях…
Я кивал, слушал почтительно, но за это время из главного дворца вышли и пошли через наш двор глерды высшего ранга: Роднер Дейнджерфилд, Мяффнер, — и я сразу перенес все внимание на них.
Дейнджерфилд все в той же темной одежде и кирасе из черной бронзы, а Мяффнер, советник королевы, по контрасту вроде бы еще меньшего роста, чем на самом деле, толстенький, с пухлым розовым лицом, совсем домашний поросеночек, в то время как суровое и жестокое лицо командующего дышит силою и властью.
— Если вы не сумеете убедить королеву, — донесся настойчивый голос командующего, — то кто?.. А если не убедить, нас ждут беды. Да что там беды — катастрофа…
Мяффнер ответил жалко:
— Понимаю. Но меня охватывает дрожь, как только подумаю, что скажу такое самой королеве именно я!
— Больше некому, — жестко сказал Дейнджерфилд. — Промедление погубит нас всех. Да что нас — погубит королевство!
Мяффнер, растерянный и жалкий, развел руками в беспомощном жесте. В нашу сторону от главного здания заспешил Виллис Форнсайн, чем-то неуловимо смахивающий на Дейнджерфилда помимо одинаковых кирас, поясов и сапог.
Поклонившись командующему, он обратился к Мяффнеру:
— Дорогой лорд-канцлер, я бы хотел взять вон того Улучшателя к себе. Боеспособность армии очень важна, и если сумеет хоть в чем-то ее усилить, хотя очень сомневаюсь…
Мяффнер поморщился:
— Если сомневаетесь…
Виллис сказал торопливо:
— А вдруг?
Мяффнер отпарировал, явно чувствуя себя гораздо лучше в разговоре с начальником охраны дворца, чем с командующим:
— А здесь у него уже. Экономическая мощь не менее важна, чем военная, дорогой глерд. А если честно, то даже важнее, это вы и сами должны понимать. Вы хоть и в охране, но ваш древний род дал королевству ряд и умнейших людей!
Виллис помрачнел, зыркнул на Дейнджерфилда с надеждой.
— Я могу обратиться к командующему армией, дорогой глерд!
Мяффнер кинул косой взгляд на Дейнджерфилда.
— Да хоть к самой королеве. Пока что я не готов вам уступить этого человека.
— А когда сможете? — спросил Виллис настойчиво.
Мяффнер сдвинул узкие, но пухлые плечики.
— Когда не сможет ничего улучшать. Точнее, когда долго не сможет.
— А что вы считаете долго?
Мяффнер ехидно улыбнулся.
— А это уже мое дело, благородный глерд Форнсайн. Я, к счастью, отчитываюсь не вам.
— Действительно, — ответил Виллис недобрым и весьма многозначительным тоном, — к счастью. Но, дорогой глерд, все может перемениться.
Удалился он гордо и с осознанием своей силы и влияния, но Мяффнер проводил его достаточно равнодушным взглядом, словно ни минуты не сомневаясь, что королевство стабильно и ничего в нем не изменится.
— Это он так перед вами зарабатывал себе поддержку?
Дейнджерфилд ответил холодным голосом:
— Скорее, чувствует, что скоро произойдет нечто ожидаемое. И когда оно произойдет… в самом деле очень многое переменится. Доброго дня, дорогой глерд!
— Доброго дня, — ответил Мяффнер.
Они учтиво раскланялись и пошли в разные стороны, но если командующий шел красиво и гордо с видом победителя, то Мяффнер сразу ссутулился, стал еще меньше ростом и не пошел, а потащился в сторону сада.
Я проводил их по очереди долгим взглядом.
— Это они все решают?.. А как же Тайный Совет? Неужели у королевы нет канцелярии?.. Я имею в виду министров, управляющих…
Строуд посмотрел на меня с хитрым прищуром.
— Как нет? Все есть. Но ее величество изволит решения принимать лично на основе своей…
— …прихоти?
— Своей мудрости, — поправил он строго. — Не слишком распускай язык, не слишком! А лучше вообще придержи, а то тут отрежут быстро. Министры, если тебе это так интересно, следят уже за исполнением повелений королевы.
— Значит, — сказал я, — не так уж и много тут бывает нового.
Он хмыкнул:
— А зачем новое? Главное — стабильность. Надежность. Новое всегда грозит бедой и последствиями. В нашем королевстве самая прекрасная жизнь на свете!
Я зыркнул исподлобья, Строуд говорил совершенно серьезно, ни тени иронии, хотя если вспомнить рассказы о кровопролитных войнах, что гремят у соседей, то да, здесь намного счастливее, богаче и надежнее.
— А как же исследования? — спросил я.
— А что исследования?
— Они же привносят новое, — напомнил я.
Он покачал головой:
— Ты что, с луны упал?.. Мы как раз отыскиваем старое и возрождаем! Если, конечно, удается. В старину, как гласят летописи, все были магами!..
Я работал пестиком, раздалбливая в ступке сухие корешки, смешивал с соком диких трав и с каждым часом убеждался, что Строуд точно не имеет отношения к моему переносу. Более того, он и не поможет вернуться, это полностью вне сферы его интересов.
Остается только маг Рундельштотт, но тот в отдельной башне, пользуется особым покровительством королевы, якобы обладает огромной мощью, хотя ни в чем ее не проявил, а все, что есть во дворце магического, — дело рук Строуда.
Но сперва нужно придумать, как к нему пробраться, и я, пусть и рискуя, вступал со всеми в разговоры, говорил обо всем, постепенно подталкивая к тому, что нужно именно мне.
Как говорится, на ловца и зверь бежит, а подсказка может прийти с той стороны, откуда не ждешь. Сегодня, как только я пересек зал и свернул в коридор, что ведет к людской, под ноги упала угольно-черная тень.
Я дернулся, а женский голос прозвучал испуганно-игриво:
— Ах, как вы меня напугали!
Поднял взгляд — передо мной с испуганно и призывно открытым ртом Анна, служанка фрейлины Кареллы Задумчивой, в комнате которой я переставил зеркала, глазки тоже распахнула во всю ширь, вид очаровательный, да.
В этих случаях мужчина как бы не просто имеет право, но даже обязан броситься всячески успокаивать даму. Способы успокаивания каждый выбирает сам в зависимости: то ли ласковые слова, что все хорошо и ничего опасного нет, это вовсе не нож у меня в кармане, потрогай сама, то ли поглаживания по плечу и другим выпуклым местам.
Я проблеял виновато:
— Ох, простите…
Она милостиво улыбнулась:
— Ладно-ладно, не извиняйся. Это я слишком задумалась, даже не заметила тебя, хотя такого статного трудно не заметить… Ты же статный, верно?
Я пробормотал:
— Зачем мне быть статным? Я простой и даже очень простой. Это господа статные.
— Статный, — заверила она. — И что-то в тебе есть особенное. Недаром даже Карелла расспрашивала.
— Это кто?
— Моя госпожа, — объяснила она. — Забыл мою хозяйку?
— А что спрашивала?
Она сказала уличающе:
— Ага, заинтересовался!.. Но на нее тебе нельзя заглядываться. Она фрейлина самой королевы, понял? Для тебя, дурачок, даже я слишком знатная госпожа, потому что благородного происхождения, понял?..
Я пробормотал:
— Понял… Ну, я пошел.
— Стой, — приказала она. — Ты же Улучшатель, да? Настоящий, как говорят?.. Мне всегда казалось, что Улучшателями могут быть только старики, что прожили сто лет и прочли десяток книг, ужас как много. А ты просто какой-то не такой… Пойдем сюда, ты меня заинтересовал. Я тебя порасспрашиваю.
Я послушно поднялся за нею на второй этаж, а там после недолгого путешествия по извилистому коридору она впихнула меня в небольшую, но приятно обставленную женскую комнату, судя по аромату духов, мазей и притираний.
В камине дрова прогорели, но пурпурные угли в кулак размером дают приятный сухой жар. В комнате не холодно, даже не прохладно, но такой жар чем-то приятен.
Я покосился на свечи, почти все с застывшими наплывами воска по бокам, в чашечках так вообще настоящие валики, однако уже знаю: дрова вот так будут гореть с месяц, а свечи смогут давать яркий свет тоже недели, почти не уменьшаясь.
Даже уровень воды вон в том широком тазу не снизится.
— Садись, — велела она, — нет, вот сюда, чтобы я лучше тебя видела.
Я послушно сел, она подошла ближе, рассматривая меня внимательно. Этот взгляд мне знаком, я протянул руку и посадил ее себе на колени.
Она не противилась, только на губах появилась удовлетворенная улыбка.
— Ну вот ты и попался.
— В чем? — спросил я.
— Никто из деревенских не посмеет, — сказала она, — вот так уверенно коснуться благородной дамы. Кто ты?
Я вздохнул:
— Я простой человек, благородная глердесса. Но вы хотели, чтобы я усадил вас на колени, я лишь выполнил ваше пожелание. Возможно, вам бывает скучно выполнять чьи-то прихоти, и появилось желание, чтобы кто-то выполнил ваши.
Она слегка опешила, даже сделала движение встать, но помолчала минутку и делано рассмеялась.
— Ты забавный… Конечно, у меня не было таких странных мыслей, но сейчас, когда ты такое сказал, в самом деле почти возникают кое-какие предположения.
Я сбросил рубашку через голову, она оглядела оценивающе мою мускулатуру.
— Ты дивно сложен. Тебя не хватятся?
— Кому я нужен, — ответил я искренне.
Она продолжала рассматривать меня деловито, словно покупает на базаре, а я похвалил себя, что не стал отнекиваться и ссылаться на некие принципы. Потому что если не сработало бы это «Ой, как вы меня напугали!», а я оказался бы достаточно туп или нерешителен, то в следующий раз она попадется как-то иначе, к примеру, споткнется и влетит мне в объятия, не падать же!.. Там тоже мегомы успокаивания разные, но поглаживание с похлопыванием уже реальнее. Плюс прижимание, дабы успокоить.
Если и этот вариант не прошел бы, то женщина может исхитриться попасться навстречу вообще голой, что в таких местах весьма невероятно, но можно идти, закутавшись в одеяло или в платье такого же типа, что разом соскользнет на пол, а она будет испуганно хвататься то за сиськи, то еще где, а я буду стоять столбом, пока не брошусь помогать…
В этом случае уже и самый последний дурак не устоит: с голой женщиной как-то вообще приходится только признавать поражение.
