Через ворота поселка проехали уже молча, она что-то напряженно обдумывает, я так старательно собирал информацию, что мозг накалился, будто на горячей сковородке.

Когда приехали, я сел за комп, она отправилась программировать плиту на ужин, у меня же на кухне и в доме все не так и ужасно, сосредоточенно сопит и хмурит брови, настолько собранная, хотя это очень не по-женски на кухне думать о чем-то, кроме кухни.

Это мы, хоть и не признаемся, но даже в постели можем думать, как заменить с утра аккумуляторную батарею в старенькой «Тесле», а женщины есть женщины – существа прямые, отвлекаться не умеют, если сосредоточены, то сосредоточены…

– Знаешь, – сказала она вдруг, – нужно их предупредить об опасности этого препарата.

– Кого?

– Тех, кто приобретает.

– Думаешь, не знают? – спросил я. – Они пошли на риск по своей воле. Или, как говорят в полиции, добровольно.

– Все равно, – заявила она. – Они предполагали, что опасность тоже может быть, а вот мы это уже точно знаем.

– Еще нет, – сказал я и, наткнувшись на ее сердитый взгляд, пояснил: – Может быть, организм переборет, такое бывает. И тогда в самом деле обновление и омолаживание организма без всяких проблем!

Она покачала головой.

– Это противозаконно. Надо сказать…

– И спугнуть главную дичь? – спросил я. – Сперва арестуй, потом обнародуй уже для всех. Кто потребляет, кто купил, но еще не успел… Знаешь, а вот клиентов они находят старым проверенным способом.

– Как?

– По Инету, – пояснил я. – Хочешь, покажу? Есть сайт, где рассказывают о чудо-препарате, который дает молодость, рассказывают, как это действует. Потом в конце скромно сообщают, что по нашему законодательству он поступит в продажу, когда пройдет все клинические испытания.

Она кивнула.

– Кажется, начинаю догадываться.

– Вот-вот. Все заинтересованные в своем здоровье сразу горько вздыхают: мыши живут два года, на них опыты поставить легко, если мышь проживет четыре года, то и человек проживет двести лет… но проклятые бюрократы тормозят науку и прогресс в медицине, обрекая миллионы людей на смерть… Это, конечно, не так, но простому человеку не вдолбишь. Чем человек ограниченнее, тем увереннее в своей правоте. Ты вот сложная, сразу врубилась… Или не сразу?

– Хрюкай дальше, – велела она.

– Любому понятно, – сказал я со скукой в голосе, – что ждать придется много лет… Но в конце сообщения о чудо-препарате есть приписка, что клиника приглашает для тестирования добровольцев.

Она кивнула.

– И этим добровольцам впаривают…

– Точно, – сказал я. – Я же говорил, ты – сложная натура. Стоило семь раз повторить, сразу поняла. Прибывшим по адресу говорят, что набор добровольцев уже закончен, но…

– …могут негласно продать упаковку, – подхватила она, – чтобы расширить рамки эксперимента. В интересах науки, разумеется. Но рассказывать об этом не следует, а то начнутся бюрократические проверки, придирки, исследования замедлятся, препарат останется таким же дорогим и на следующий год…

– Хорошо, – согласился я. – Вот видишь, и ты не только стрелять умеешь.

Она отрезала задиристо:

– Я много чего умею!

– Проверим, – пообещал я. – При случае. А случай, конечно, найдем. Не найдем, так… ага, вот оно! Как только узнаем полный состав препарата, можно отследить по медицинским листам, кто его принимал… Даже тех отыщем, кто не признается.

Она фыркнула:

– А если у них все хорошо и в больницы не обращались?

– Это да, – согласился я. – Как-то не подумал… Когда все хорошо, кто из нас пойдет проверяться? Хотя да, из людей никто, но женщины – существа осторожные. Они хоть панически боятся старости, но купить купят, а потом после первой же дозы побегут сдавать анализы. Не все, но эти существа такие, верно?

Она пожала плечами.

– Я бы не пошла. Правда, я бы и не купила.

– Дорого, – согласился я.

Она поморщилась.

– Даже с миллионами не стала бы. Успею дожить до бессмертия, а там возьму себе молодое тело.

– Бери это, – сказал я, – у тебя все просто чудо. Что сиськи, что жопа…

Она кивнула с милостивым видом.

– Спасибо. Я тоже ими довольна. А что еще?

– А что, – изумился я, – у тебя что-то еще?.. Ах да, лицо… эта… глаза, ну да, глаза еще да…

– Хватит, – отрезала она. – Не поняла, как ты отследишь через медицинские карты?

Я посмотрел на нее в изумлении.

– Сейчас все в электронном виде, женщина. А не на камнях или папирусе. Даже не на пергаменте.

Она сказала ядовито:

– Вряд ли тебе дадут адреса тех, кто купил карельгедин. Думаю, это все осуществлялось негласно.

– Да ну? – изумился я. – Нелегально? Кто бы по-думал… Тогда тебе придется как-то достать образец. Можно, например, купить одну упаковку. Что для вашей полиции пятьдесят тысяч долларов? У вас же там, судя по прессе, все взяточники и коррупционеры, на «Бентлях» простых нищебродов вроде меня давите.

Она нахмурилась.

– Не умеешь острить – лежи у порога и сопи в тряпочку.

– Тогда вариант, – сказал я, – подстеречь счастливого покупателя, дать по башке и выхватить сумку?

– На улице? – спросила она с презрением. – Все фиксируется видеокамерами!

– А-а, – сказал я с облегчением, – а уж боялся, что скажешь, дескать, нехорошо грабить…

Она сказала раздраженно:

– Это само собой. Я напомнила, что все фиксируется.

– Камеры и отключить можно, – сказал я. – Если эту задачу возьму на себя, ты сумеешь отключить свою законопослушность?

– Законопослушность могу, – отрезала она, – а устои – нет. Тебя мама не учила, что воровать нехорошо?.. А вот меня учила.

– Представляю, – сказал я с уважением, – каким ты была ребенком. Моей такое и в голову не пришло бы… Ладно, а забраться тайком в их лабораторию?

– Не получится, – сказала она твердо.

– Почему? Ты ее охраняешь?

Она сказала с резкостью в голосе:

– Там тоже везде наблюдение. И охранные системы! Сразу поднимут тревогу, заблокируют входы-выходы.

Я, чтобы скоротать время до позднего вечера, серфил в Инете, рассматривал самые разные бриллианты. Как мне сообщил мой крайне благожелательный наниматель, алмазы в тысячи раз повышают качество луча, удлиняют его путь, усиливают его яркость, но самое главное, позволяют сосредоточить мощность лазерного луча на самой крохотной мишени.

Я полазил по всему Инету и убедился, сравнивая характеристики, что алмазы вообще в тысячи раз превосходят другие минералы по термическим свойствам, а «мой» алмаз, за которым была такая охота, превосходит остальные тоже в тысячи раз.

Я распечатал один для наглядности и повесил на стену над столом. Мариэтта подошла, фыркнула.

– Ты на что такое странное подсел? – спросила она с подозрением. – Надумал пол сменить? Ах, лазеры… Лузеры запали на лазеры?

– Зачем так неласково, – ответил я с достоинством. – А еще женщина… Лазеры уже вовсю для дома, для семьи… в военном деле.

Она отмахнулась.

– Неэкономичны. И слишком дорогие. Проще всего молотком по голове.

– Это да, – согласился я. – Но все-таки хотелось бы самому посмотреть устройство боевого лазера… Ну любопытный я, любопытный! Люблю все красивое.

Она поморщилась.

– Мужчины никогда не взрослеют. Хочешь, и трусики сниму?

– Снимай, – ответил я великодушно. – У меня в доме двадцать пять по Цельсию на первом этаже и на градус выше на втором по Кельвину.

– Грамотный, – сказала она язвительно. – А у нас в деревне все Фаренгейтом меряют. Даже давление.

– Артериальное или атмосферное?

– А что, – спросила она, – еще какое-то бывает?

– Бывает давление полиции, – сказал я с намеком, – на простых и простодушных, вот как я…

В распахнутую настежь дверь ворвался Яшка, перепачканный землей и с грязными лапами, ринулся ко мне, игнорируя Мариэтту. Я нагнулся, вытер ему конечности, сколько же нор нарыл, вытаскивая таких вкусных дождевых червяков, теперь точно не с чем идти на рыбалку… Правда, еще ни разу не ходил.

Мариэтта рассматривала нас с суровым неодобрением.

– Избаловал ты его, – сказала она сердито. – У твоей жабы должно быть свое запатентованное место!.. Почему лезет к нам?

– Ты сама приучила, – сказал я. – Кто чесал и гладил?

– Просто старалась подружиться.

– Ну вот теперь и терпи. Я же тебя терплю?

– Но-но, – сказала она грозно. – Я при исполнении. И все еще на службе. За это еще и отгулы истребую! Или прибавлю их к отпуску.

Я поинтересовался:

– А я могу пожаловаться на чрезмерное применение полицией силы?

– Можешь, – ответила она великодушно, – но не станешь.

– Почему?

– А не стыдно будет? – спросила она. – Что-то в тебе такое… пещерное, что ли. Мой анализатор твоего поведения твердит, что ты еще не до конца расстался с предрассудками прошлых веков о неравенстве полов. Да я и сама заметила, но рапорт напишу, когда соберу чуть больше данных.

– Что, полиция и этим занимается?

Она ответила с достоинством:

– Я не в полицию готовлю рапорт. Как социально адаптированный житель капну на тебя в Комитет социализации. У него прав, как ты знаешь, больше, чем было у НКВД и КГБ, вместе взятых.

– Жуть какая, – сказал я с содроганием. – Придется удавить тебя во сне. А где труп спрячу, сама увидишь, когда там окажешься. Я нарочито оставлю твои глаза открытыми, а язык высунутым.

Она поморщилась.

– А язык при чем?

– Так смешнее, – пояснил я.

Она вздохнула, красиво повернула руку, глядя на часики.

– Ого!.. Можно выезжать.

– Рановато, – сказал я. – Лучше в полночь.

– В полночь и прибудем, – отрезала она. – Если будем гнать на предельной скорости, нами заинтересуются. Лучше так, словно возвращаемся с вечеринки в коттедже…

Я вздохнул, поднялся.

– Умеешь испортить любое романтическое свидание. Ладно, как-нибудь отомщу страшным образом. Но сперва поедим, а то мне будет грустно.

– Это да, – согласилась она бодро. – Повеселиться ты умеешь.

Ночной город я вообще-то люблю, но только если освещен так, чтобы нигде ни темного пятнышка. Иначе для меня ночной город – это другой мир, я в нем должен ориентироваться как-то иначе. Даже когда здания освещают снизу вверх, я уже смотрю, как баран, для которого солнце светит только сверху, почему мир перевернулся…

Мариэтта вела автомобиль сама, нравится держать по-мужски руль в руках, я посматривал по сторонам, то и дело заныривая во Всемирную паутину, там постоянно сменяются новости науки и техники, впервые я начал просматривать их, а не кто сколько кому забил, и в каком составе «Грассхопперс» намерен выступить в нынешнем сезоне.

Мариэтта благоразумно остановила машину почти за квартал, вышла веселая, с ходу обняла меня за шею и влепила звучный поцелуй, так мы прошли до намеченного здания, где она шепнула:

– Что видишь?

– Моя красавица, – сказал я громко пьяным голосом и добавил шепотом: – Войдем вон там в тень…

Она похохатывала, а в тени я скользнул вдоль стены, вслушиваясь и вчувствываясь, тщательно наметил все выходящие на эту сторону системы охраны и оповещения, отрубил и вернулся к Мариэтте.

– Дураки, – сообщил я, – эта дверь без охраны.

Она прошептала:

– Ловушка?

– Нет, – заверил я, – а вот дальше… да, все может быть.

Она съежилась, когда я открыл дверь, но лишь чуть скрипнуло, никаких сирен, криков «Вторжение!.. Тревога!»