Глава 13
У меня есть некоторые преимущества в этом мире, однако я уступаю по силе чародеям, химерам и всяким разным существам из зачарованных болот, лесов и подземелий. Да что там существам, никакие пистолеты не помогут, если несколько пьяных мужиков бросятся скопом с близкого расстояния.
Кстати, пистолеты. Если бы еще один пистолет, можно бы поражать сразу две цели. Вообще успевал бы свалить пятерых там, где сейчас только двоих…
Временами чувствую наполняющую меня мощь, но, к сожалению, ни в чем не проявляется. Я не стал сильнее, быстрее или выносливее, а перепрыгнуть не сумею не только ущелье, но даже широкую трещину.
Запершись в кабинете, я разобрал пистолет и начал изучать все детали, поворачивая их и запоминая, потом собрал воедино, повертел пистолет в руке, любуясь и восхищаясь изяществом научно–технической мысли, снова разобрал, и смотрел, и щупал, проводил кончиками пальцем по каждой грани и выпуклости.
— Давай, — прошептал я себе азартно, — давай!.. Ты же можешь!.. Ты все можешь, иначе какой из тебя царь природы? Или уж точно не венец творения… Докажи!
Промелькнуло еще двое суток, целых двое суток, хотя, знаю, Рунделыитотт сказал бы, что всего лишь двое.
Наконец сегодня, передохнув, я сел за стол, положил руки на столешницу и, закрыв глаза, представил все сотни раз ощупанные и расцелованные детали уже в самом пистолете…
Столешница под пальцами чуть дрогнула. Я поспешно раскрыл глаза, сверкающий вороненой сталью пистолет лежит между моими ладонями!
— Сработало, — прошептал я с сильно бьющимся сердцем. — Какой же я замечательный, умный, красивый и даже петь, наверное, смогу…
Между ладонями снова пустое место на столешнице, но сердце стучит мощно и ликующе, я чувствовал в себе то буйство счастья, что заставляет щенка визжать и в упоении кататься по полу, а кто–то, как говорят, кричал в восторге, какой же он замечательный сукин сын…
— А ну–ка… еще раз…
Не получилось, слишком трясет всего в ликовании, никак не сосредоточусь, да и слишком выложился, надо поесть, отдохнуть…
Даже не успел понять, работающий или просто внешнее подобие, а дальше сколько ни бился, повторить не удавалось. Поел, отдохнул, снова опустился за стол и впер бараний взгляд в середину столешницы.
На этот раз получилось с первой же попытки, но еще несколько раз только появлялось дразняще и тут же пропадало, но тужился, пыжился, старательно нащупывал то состояние, когда должно даваться с легкостью, и организм вроде бы наконец–то начал соображать, что от него требую, но еще раздумывал, что обойдется дешевле, упираться изо всех сил или же пойти навстречу таким причудам.
Пистолет задержался на поверхности стола, я успел его ухватить, металл даже не горячий, но тут же пропал, оставив ощущение приятной тяжести.
— Заработало, — прошептал я, — давай, ты же нащупал, сосредоточься…
С третьей попытки сумел удержать пистолет настолько, что успел передернуть затвор, с десятой еще и прицелился в стену, и даже спустил курок. Где–то едва ли не с сороковой уже создал патрон и выстрелил в стену.
Грохнуло, кисть руки тряхнуло, а в стене брызнули мелкие осколки камня.
Я в бессилии рухнул в кресло. Теперь надо пожрать, живот присох к спине, жесткий язык обдирает гортань, словно не видел воды уже с неделю.
Дверь распахнулась, страж вырос в проеме, в руке уже оголенный клинок, а на лице готовность защищать хозяина.
Я вяло махнул ему рукой.
— Все в порядке… Крикни там, чтобы принесли поесть. И пить… Да побольше, побольше…
Еще через два дня, а то и на пятый день после визита лорда Кельвина, специального посланника короля Ан- триаса, властелина Уламрии, я, поупражнявшись в сотворении пистолета, отправился по пограничным селам, а Риттеру велел подготовить службу легких всадников для передачи экстренных сообщений.
На окраине сел по моему мудрому повелению начали спешно возводить легкие наблюдательные вышки, а на них собирать кучи сухого хвороста. Как только часовой увидит направляющиеся с той стороны воинские отряды, тут же должен поджечь хворост.
До замка далековато, не увидим, но заметят в селе к нам поближе, там тоже зажгут, а тот огонь будет зрим часовому на башне замка, так что сразу вышлем отряд на перехват противника. Естественно, мы с Фицроем, если найду его достаточно быстро, помчимся первыми.
В третьем селе вышку уже поставили, а когда я подъехал, у ее подножия торопливо стучат молотки, сколачивают лестницу. Все бросили работу, начали кланяться, я сказал повелительно:
— Кланяться велю только бездельникам! Кто работает, пусть работает, не отвлекаются на всякую ерунду, вроде глерда.
Старшой бригады заулыбался первым, самый шустрый и быстро схватывающий.
— Ваше глердство! Мы кланяемся не потому, что надо, а потому что такому хозяину поклониться самому хочется. У меня до сих пор собаки заднюю лапу дракона грызут!.. А потом я ее над дверью в дом прибью.
Я кивнул.
— Хворост не забыли?
Он указал в сторону леса.
— Уже везут!
Две подводы, доверху нагруженные хворостом, прекрасно. Можно считать, примитивная сигнализация налажена. Потом нужно будет внедрять нечто более совершенное: передачу сообщений солнечными зайчиками.
Ладно, это чуть позже. Но сделаю, это же так просто для того, кто знает. А мы с детства пускали друг другу в глаза «солнышко» осколками разбитых зеркал.
— Отныне бдите, — сказал я строго, — от этого и ваши жизни зависят! Конечно, это не так важно, как ущерб моему благосостоянию, но все–таки…
— Все сделаем, хозяин!
— Ничего не хочу терять по вашей бесхозяйственности.
Они вежливо покланялись, юмор понимают, не женщины, а я повернул коня и понесся к другому близкому к границе селу. На сегодня это последнее, можно заканчивать с инспекцией, я сделал для обороны достаточно, дальше пусть обороняются сами.
Осталось только уговорить Фицроя принять замок… и дело в шляпе!
Я повеселел, послал коня через холм, а потом по мелководью. Дороги таким крутым не указ, они по большей части для громоздких телег, а конь у меня, похоже, вполне разделяет желание пронестись по зеленой густой траве и редкому лесу, вместо того чтобы глотать придорожную пыль…
Аккуратные домики уже появились на горизонте, когда я увидел внизу скачущих всадников. Трое преследуют одного, и, мне кажется, расстояние постепенно сокращается.
Я наблюдал заинтересованно, что–то побуждает вмешаться, но разум гуманиста говорит мудро: а оно тебе надо? Нельзя мешать людям жить по своим законам и развлекаться, как они хотят, согласно этнографическим традициям.
Хотя, возможно, там одни люди пытаются навязать свою волю другим… гм, это вроде бы не совсем хорошо, однако их большинство, а это и есть основа демократии, когда меньшинство подчиняется большинству.
Конь убегающего всадника заспотыкался и упал на полном скаку. Человек рухнул через голову. Нет, не рухнул, а перекатился, успев собраться в комок, вскочил и ринулся пешим не по дороге, где его сразу бы догнали, а в лес, причем в мою сторону.
На его беду деревья расположились с комфортом, никакой тесноты, земля покрыта зеленой травой, а дальше вся в сухой листве и в сосновых иголках, только одна валежина на пути, он ее перепрыгнул легко, но кони настигающих всадников одолели почти с такой же сноровкой.
Парень проскочил почти в трех шагах от меня, но смотрит только под ноги. Я подал коня в сторону, загораживая дорогу всадникам, и требовательно вскинул руку.
— Стойте!.. Я хозяин этих земель!
Они от неожиданности начали придерживать коней, затем один крикнул двум со злостью:
— Избавьтесь от дурака! И за мной.
Пришпорив коня, он пронесся мимо, а его напарники вытащили из ножен мечи странной изогнутой формы и пустили коней в мою сторону.
Я выхватил пистолет.
— Стоять!..
Они ухмыльнулись и, вскинув мечи, начали заходить один справа, другой слева.
Я торопливо выстрелил в одного, крутнулся в седле, едва не перервавшись от судорожных усилий в поясе, нажал скобу в тот момент, когда противник уже занес надо мной меч.
Пуля ударила его в раскрытый рот. Его отшатнуло назад, я так же быстро повернулся к первому. Тот, сцепив челюсти и с бледным лицом, одной рукой зажимает рану в груди, а другой направил острие меча в мою сторону.
— Дурак, — сказал я с отвращением.
Две пули одна за другой ударили ему в грудь, он начал валиться с коня, а я повернул свою лошадь и погнал за первым всадником, явно их вожаком.
Дорога мчится зигзагами между толстых стволов с угрожающе растопыренными ветвями, разогнаться не удается, но не удалось, как понимаю, и первому всаднику.
Зато добавило шансов беглецу. Я пригнулся к конской шее, увертываясь от веток, впереди раздался яростный конский храп, треск веток и злая брань.
Выметнувшись из–за деревьев, я увидел, как всадник, раздирая обезумевшему коню рот удилами, бросает его то вправо, то влево, а беглец падает, перекатывается под защиту деревьев, вскакивает и снова мечется между толстыми стволами, но уже не пытается бежать, просто оттягивает момент гибели.
Я заорал:
— Всем застыть!.. Это моя земля, и здесь мои законы!
Всадник, не оглядываясь, нанес удар мечом по беглецу, у того слетела шапка, а острие меча срубило толстую ветку.
Рассвирепевший всадник заорал, не оглядываясь:
— Да ты знаешь, кто мы?
— Мне насрать, — отрезал я. — Меч в ножны!
Окрик мой прозвучал грозно, всадник вроде бы начал опускать меч, но опомнился, быстро вскинув клинок, поднял коня на дыбы и бросился на меня.
Я толчком каблука заставил своего резко отступить в сторону, теперь противник открыт, и быстро выстрелил дважды в середину груди.
Тяжелые пули заставили его качнуться в сторону крупа, но удержался в седле, посмотрел на меня бешеными глазами. Рука все еще держит меч, хотя тот пошел под своим весом вниз.
Выронив тяжелый меч, он другой рукой вытащил из ножен тонкий узкий кинжал.
— Еще не понял? — спросил я. — Ладно, дураков не жалко.
Кровь потекла у него изо рта, он проговорил с трудом:
— Ты тоже из… них?.. Или просто дурак?.. Но все равно… мы довершим…
— Не дури, — сказал я, — тебе лучше бросить ножик. Брось финку, я тебе говорю!
Наши кони сблизились боками, а ноги в стременах ударились одна о другую. Он начал замедленно поднимать кинжал, я хотел было выстрелить прямо в морду, но вместо этого перехватил слабеющую руку за кисть, с силой вывернул.
Кинжал выпал, всадник с болезненным стоном рухнул с седла и тяжело удался о землю. Я огляделся по сторонам, беглец исчез, вот дурак, я же защитил, но вдруг это беглый преступник, а я сразил служителей закона?
Вожак погони распластался на спине, часто дышит, лицо уже бледное, кровь изо рта течет по обе стороны. Я запоздало обратил внимание, что всадник в железной кирасе, как в поножах и наручах, а под кирасой настоящая железная кольчуга, которых ни разу не видел в королевстве Нижних Долин!
Я покинул седло, повод набросил на толстую ветку. Воин не сводил с меня взгляда, в нем все еще горит ненависть, хотя жизнь вытекает с каждой каплей.
Подойдя ближе, я смерил его недобрым взглядом.
— Кто ты?
Он прохрипел:
— А кто… ты?
— Неуместный вопрос, — отрезал я холодно. — Тебе это знание ничего не даст, а вот мне… Возможно, мы на одной стороне.
— Тогда… почему…
— Это мои земли, — ответил я с надлежащей надменностью. — Только я имею право и должен творить суд, обрекать и посылать на казнь!
Он скривился.
— Мелкий местный лордик… не видевший еще мира… что ты можешь…
— Лучшие из королей, — отрезал я, — получают корону не по наследству, а силой берут, будучи еще мелкими лордиками!
Он скривил губы в слабой усмешке.
— Тогда мы в самом деле на одной стороне… Мы — закон, и мы за крепкую власть… И против войн между королевствами… А это враг, что сеет вражду…
Он дернулся и умолк. Я сказал быстро:
— Говори! Кто он? Я сам найду эту сволочь!
Глаза его немигающе смотрели в небо. Я постоял немного, хотел было закрыть его глаза, как вроде бы положено, хотя, с другой стороны, кому какая разница, все равно тут не красивые похороны, а вороны выклюют глаза, хоть надвигай на глазные яблоки верхние веки, хоть не надвигай.
То же самое с похоронами. Как–то глупо копать могилку в лесу. Их делают для того, чтобы родня приходила хоть иногда и благочестиво клала на земляной холм дешевые цветы.
Конь с хрустом объедает молодые веточки, я поднялся в седло и сказал невесело:
— Проедем дальше… куда этот беглец мог смыться?.. Теперь Найти и наказать — долг перед невинно убиенными некой торопливой сволочью в лесу.
Хотя, конечно, если бы не хамили, все было бы иначе. Но слишком разгорячены и разозлены погоней в лесу, где ветви исхлестали морды, а сучья изодрали одежду. К тому же привыкли чувствовать свою правоту, а всякий, кто противится закону, уже сам преступник…
Ладно, не все в жизни происходит так, как нам хочется. Я продолжил рейд по деревням, там еще две близко к разделяющей наши королевства речушке, как бы я хотел, чтобы она превратилась в широкую и глубокую, проверил сигнальные вышки и вернулся в замок.
Еще издали услышал громовой голос Риттера Широкий Щит, дико орет на мечущихся по верху стены мужиков, но голос достаточно довольный.
Передо мной, как хозяином, распахнули обе створки ворот, Риттер вышел навстречу, могучий и уверенный, коротко поклонился.
— Глерд…
— Чего кричишь? — поинтересовался я.
Он отмахнулся.
— Да учу тут олухов. Слухи о победах и богатых трофеях прошли по деревням и селам, ваше глердство. Отбою нет от желающих служить вам! Вот отбираю лучших…
— И как они?
Он широко улыбнулся.
— Олухи. Но стараются. Так что скоро будет настоящий гарнизон. Сможем оборонять замок даже без магии.
— Вот это бы здорово, — сказал я с облегчением. — Мне бы так сделать, чтобы все шло без меня. Как–то надо наладить самоуправление, а то с правами человека здесь проблемы. Нужна демократия, чтобы каждый за себя и только Бог за всех.
