Глава 2
Фицрой поглядывает с сочувствием. Быть феодалом не так уж и сладко, почему это раньше казалось таким простым и легким?
— Не отставай, — велел он, подмигнул, погнал коня вперед, а с далекого пригорка помахал рукой и жестом велел сворачивать налево.
Деревня открылась сразу за высокими деревьями, дальше снова лес, домики расположились прямо у основания великанских и таких прямых, как заводские трубы, стволов.
На околице во все стороны шуганула босоногая ребятня. Я усмотрел самого храброго, что отважно смотрит из–за высокого плетня, крикнул:
— Эй, герой! Где живет ваша лекарша?
Он хотел было спрятаться, но преодолел страх, явно будет героем, и указал пальцем вдоль улицы.
— Вот тот домик с соломенной крышей. Там живет Шатун, у него во дворе белые козы, сразу увидите.
— Белые козы, — пробормотал я, — белые козы кушают розы… тоже белые…
Фицрой свистнул и понесся вскачь. Я догнал, когда он уже спешился и бросил повод одному из не успевших убежать местных крестьян.
— Ты только не задерживайся, — посоветовал он. — Да, надо о них заботиться, но что–то и сами должны делать. Не давай на себя сесть и ножки свесить.
— Я бы им все полномочия передал, — буркнул я. — Кроме права первой брачной…
— Ого!
Я махнул рукой.
— Да ладно, и это бы передал, лишь бы ничего не делать и ни за кого не отвечать.
Калитка не заперта, но нас увидели, из дома выбежал лохматый мужик с печальным лицом, торопливо сорвал шапку с головы.
— Глерды?
— Бдилла, — сказал я, — здесь?
— Это моя жена, — ответил он быстро. — Она… болеет. Сильно болеет. Даже очень.
— Веди, — велел Фицрой.
Втроем вошли в дом, во второй комнате на постели лежит укрытая одеялом до груди бледная изможденная женщина. Что больна, сильно больна, видно сразу: жутко исхудавшая, кости выпирают наружу, глаза ввалились, под ними темные круги, подбородок выдвинут вперед, будто и она из потомства Габсбургов.
Я посмотрел встревоженно, что–то здесь не так. Настолько тяжело больных видеть не приходилось, древние маги успели не только модифицировать огородные растения и улучшить породы скота, но и в достаточной
мере защитили людей от большинства болезней. А эта прямо умирает в расцвете, как говорится, лет.
— Только бы не чума, — пробормотал я. — И не холера… И не «испанка»…
Муж больной спросил встревоженно:
— Глерд?
— Болезни, — пояснил я, — что передавались от одного к другому и косили целые народы…
Он сказал торопливо:
— От нее никто не заразится.
— Точно? — спросил я. — Откуда знаешь?.. Это не похоже на ревматизм.
Он кивнул, но взгляд пугливо отвел в сторону.
— Так… чуется. В общем, верю…
Я подошел ближе, начал наклоняться к ней, и тут же отдернул голову. Ноздри ощутили незнакомый запах, и хотя нюхач из меня в прошлом неважный, но от нее отчетливо пахнет мокрой псиной, такой же точно запах, когда промокшая под дождем собака вбегает в дом и нагло просится на ручки, а потом вообще лезет на голову.
Муж больной и Фицрой смотрят встревоженно, я проговорил, не поворачивая головы:
— Вы, двое, выйдите. За дверь, ясно?
Оба замялись, Фицрой вообще–то готовится возразить, я сказал резко:
— Все вон!.. Кроме больной. Вы что, думаете, сейчас буду насиловать?
Они с неохотой вышли. Я встал и задвинул за ними засов, а когда повернулся к ложу, в моей руке пистолет уже смотрит черным зрачком дула прямо в лицо женщины.
— Запах знакомый, — сказал я. — Говори быстро, химера?
Женщина проговорила слабым голосом:
— Господин… я ничего дурного не делала…
— Это проверим, — пообещал я. — Давно здесь?
— Семь лет, — проговорила она прерывающимся голосом. — У нас ребенок… нет, он не химера… Он от предыдущей жены мужа, она погибла… Муж не знает, кто я… Никго не знает. Я ни разу…
— Хорошо, — сказал я сурово, — это хорошо, что ни разу. Никогда не поздно выйти в отставку, забыть о бурной молодости, жить простым обывателем и даже порицать распущенную молодежь. Все женщины лицемерят…
А чем ты таким заболела? Я не думал, что химеры и прочие… гм… болеют!
Она почти прошептала:
— Химеры не болеют. Но я жила семь лет человеком и ни разу не становилась химерой. Потому постепенно слабела… И теперь вот вообще слегла.
И что дальше? — спросил я.
— Умру, — ответила она тихо, глаза заблестели влагой, а голос прервался. — Но никто не узнает… что я не совсем человек..
— Ты человек, — сказал я, — раз ты человек. Я доступно объясняю?.. Да?.. А я вот себя не понял… И чем таких лечат?
Она прошептала:
— Господин, зачем это вам? Просто убейте…
— Я тебя не записывал в советницы, — оборвал я. — Может быть, я вообще сексист и женщин не допущу на высокие должности. Таких лечат или нет?
Она ответила слабо:
— Это очень трудно. Только лейгилст…
— А что это?
— Лейгилст, — проговорила она. — В Зачарованном Лесу.
Я поморщился.
— Это который в миле от столицы?..
— да…
Я окинул ее внимательным взглядом.
— А ты сколько еще продержишься?.. Ну, до того момента, как откинешь копыта?.. Или у тебя ласты?
— Мы живем долго, — проговорила она, — и умираем долго. Месяц, а то и больше…
Я сказал с неохотой:
— Тебе повезло, я изволю ехать в столицу по как бы важным делам. Дорога мимо Зачарованного Леса, так что загляну по пути. У меня там кореша. Альвы, если слышала. Они для меня в лепешку разобьются, так в меня влюблены. Я вроде светоч… Травы–синюхи в прошлый раз целый мешок собрали, нарвут этого лейгилста. Или наломают. В общем, пока дыши глубже. Когда вернусь, принесу тебе пучок. Или два.
Ее глубоко запавшие глаза начали вылезать наружу, стали огромными, как у морского глубоководного окуня.
— Господин?..
Я пробормотал:
— Если я глерд, то не обязательно дурак, как тебе кажется. Хотя, конечно, все во власти дураки, а мы вот умные и всегда лучше знаем, как и что… Живешь здесь давно, усердно работаешь, как говоришь, платишь налоги и не особо бесчинствуешь… то будь даже феминисткой и демократкой в глубине души… мне какое дело?.. Я хозяин или не хозяин? А хозяин должен быть как бы хозяйственным.
Она прошептала:
— Но… я же… химера…
— Но налоги платишь? — спросил я. — Я не просто хозяин, я еще и правильный хозяин. По–моему, бесхозяйственно терять хорошего работника в угоду идеологии. Или принадлежности к другой партии. Так что пусть все идет как идет. Лекарь очень нужен, это квалифицированный кадр. Но, конечно, я не король, полную защиту дать не могу. Так что если здесь появятся Братья из Ордена Алого Света, просто спрячься подальше.
— Хозяин!
— Если подвалы моего замка, — сказал я, — достаточно глубоко уходят, спрячься там. Туда я никого не пущу, это мои владения и мое ясновельможное право.
Она прошептала пораженно:
— Хозяин…
Я спрятал пистолет, пошел к двери, но там повернулся и сказал шепотом:
— О своей второй натуре никому. Хотя все и так знают, все женщины — химеры, но все–таки… Даже этому хитрому жуку, что прибыл со мной. Он у кого угодно выпытает!
Она сказала торопливо:
— Да–да, хозяин!
Я взялся за ручку двери, но повернулся и задал последний вопрос:
— Женщин, как я понял, среди вас больше?
— Мужчины обычно умирают под светом трех лун, — прошептала она, — женщины выживают чаще… Но, господин… вы тоже не такой, как все остальные.
— Еще бы, — сказал я. — Вся вселенная существует только ради меня. Я еще та химера!
Она посмотрела на меня исподлобья.
— Вы не химера…
— Я венец творения, — сообщил я. — Во мне все есть, начиная от амебы. Потому и назначен царем природы!.. И хотя меня не спрашивали, но я не отказываюсь ввиду своей необыкновенной скромности.
Не прощаясь, вышел и плотно закрыл за собой дверь. Муж смотрит встревоженно, Фицрой сказал с облегчением:
— Все?
— Закончил, — ответил я и, взглянув на побелевшего мужа, уточнил: — Еще месяц протянет, а за это время что–то да придумаем. Не вздумай ее добить! Это нехорошо, хоть она и женщина.
Фицрой вспрыгнул в седло и попер прямо через огороды в лесную стену. Конь протиснулся между толстыми стволами, дальше пошло такое, что я подосадовал насчет короткой дороги, лучше уж длинная, быстрее бы приехали…
Лес тянулся долго, часто приходилось слезать и прорубать дорогу для коней, что не могут, как потомки обезьян, перелезать через завалы. Под нависающими деревьями проскакивал с трепетом сердца, особенно после того, как одно тут же рухнуло сзади, толстое и огромное настолько, что и слона раздавило бы, как толстую жирную муху.
Деревья и не думают расступаться, на опушке мы оказались неожиданно даже для Фицроя, впереди долина, покрытая низко лежащим туманом, стебли высокой травы выглядывают из него, как из серой жидкой грязи.
Фицрой сказал мрачно:
— Долина Извечного Зла… За нее раньше бушевали войны, потом ее объявили ничейной и даже проклятой землей. Селиться там нельзя, слишком много крови впиталось в землю. Все вырастает уродливое и ядовитое, даже овцы начинают вести себя… в общем, могут и покусать. Мясо их ядовито, начинаются болезни.
Я рассмотрел вдали выцветшую палатку, мелькнули и пропали в тумане человеческие фигуры.
— А что делают все те люди?
— Ищут.
— Что?
Он усмехнулся.
— Самое важное, самое ценное!..
Я сказал ядовито:
— Какой–то особенный меч?
Он просиял.
— В точку! Я всегда считал тебя умным. Ну, если не умным, то быстро соображающим. Один из чародеев спрятал там Меч Власти, что дает неизмеримое могущество.
Я поинтересовался без особого интереса:
— А как же тот чародей, у которого был Меч Власти, решил расстаться с таким могуществом?
Он ответил беспечно:
— Дурак, наверное. Кто бы в здравом уме так поступил? Я бы ни в жизнь. Слышал, этот меч мешал достичь чего–то еще более высокого, но это вообще ерунда. Что может быть выше власти?.. Видишь вот ту гору?
— Вижу. Что там, огры?
Он пожал плечами.
— Не проверял еще. Но от нее прямая дорога на Сан- принг. К вечеру будем в столице.
— И у Рундельштотта, — сказал я нарочито, чтобы он не начал насчет королевы. — Рундельштотт спасет, Рундельштотт научит, он умеет и знает все…
Вдали из–за деревьев выглянули крыши с красной черепицей, а потом и сами домики: аккуратные, чистенькие, выстроенные вдоль дороги ровненько, как по шнурку.
Не село, настоящий город, но никакой крепостной стены, даже деревянного частокола.
Фицрой перехватил мой оценивающий взгляд.
— Благополучие?
— Королева рулит, — пробормотал я. — Народ чувствует себя в безопасности. Не знаю, хорошо это или не совсем.
— И я не знаю, — признался он. — Живется им так хорошо, но если голодные соседи нагрянут, то стены не помешали бы.
— Кстати, — сказал я. — Насколько здесь развито воздухоплавание?
Он посмотрел в удивлении.
— Воздухоплавание?.. Что это? A-а, на ящерах?..
— Нет, — ответил я, — на монгах. Хотя да, ты не здешний, откуда тебе такое знать…
Он откинулся в седле, на меня посмотрел с неподдельной обидой.
— Чтоб я да не знал?.. Это с какой стороны браться за плуг, еще не присмотрелся, а про всякое такое… Это воздушные шары?
— Они, — ответил я с неловкостью и надеждой. — Что знаешь?
Он пожал плечами.
— Известны давно, но пользуются ими редко. Здесь во всем королевстве две штуки. Делать их сложно, управлять трудно, да и то в полное безветрие. Если восхочет- ся летать, то освой благородное искусство управления ящерами. Сюда они почти не залетают, но в королевстве Опалосса ими пользуются.
— Ух ты, — сказал я пораженно, — это как раз то, что я как бы мечтал…
— Это только в королевстве Опалосса, — напомнил он. — Там в горах живут эти драконы. Там же и горные люди, гурцы называются. А ты случаем не гурц?
Я потрогал себя за щеку.
— Вроде бы не. А что, похож?
— Да кто тебя знает, — сказал он с подчеркнутой опаской. — Говорят, ты не только Улучшатель, но и вообще непонятно что. А что колдун, это я и сам вижу.
— Я еще и вязать умею, — похвастался я. — Нет, спицами не пробовал… Да и крючком не приходилось. Но все–таки вязке обучен. Нет, никто не учил, я талантливый самоучка.
Он звучно расхохотался, но вдруг посерьезнел.
— Думаешь, королева поможет?
— Она же королева, — возразил я. — Должна. Это же забота о подданных? Конечно же, не станет, это понятно, она же королева… Спасение погибающих в руках самих погибающих.
— А не в ногах?
Я покачал головой.
— Если бы в ногах, зайцы были бы бессмертными. Эх, как они стояли на коленях и вопили: «Спаси нас!» Не зайцы, а мои крестьяне, хотя тоже зайцы, ты прав, хоть и неправ… Кто бы подумал, что это мои крестьяне и что отвечаю за их жизни я! Давно бы уехал и забыл про тот замок и те земли. Но получилось, я для них последняя надежда! Хотя вроде бы на фиг они мне?.. Мне бы хотелось, чтобы кто–то за них заступился! Но раз дураков нет, то придется мне, иначе их вообще измордуют.
— Если не королева, — спросил он с интересом, — то как?
— Буду учиться у Рундельштотта, — напомнил я. — Выпрошу что–то из его чародейских штучек. Ему ни к чему, он в высокой бац*не во дворце самой королевы, а мне все сгодится.
— Настырный, — сказал он. — Только такие и добиваются.
— Чего?
— А всего, — ответил он хладнокровно. — Высота взлета зависит от настырности. Чем выше, тем труднее.
Я сказал сердито:
— Не люблю трудности. Ненавижу!.. Я сибарит.
Он окинул меня оценивающим взглядом.
— Твои мышцы сами наросли?
— Это другое дело, — ответил я недовольно. — С ними можно ходить и хвастаться, сибаритствуя. Они не для драк, а для… престижа.
— Для, — повторил он озадаченно, — для… чего? Неужто для колдовства?
— Для чародейства, — отрезал я сердито. — Чарования, очаровывания! Я очаровашка такая вот, понял?.. Ладно, не бери в голову. Вон там домики… это что?
— Столица, — ответил он. — Предместье. Столица подраскинулась… Мы подъедем к другим воротам. От них к дворцу чуточку ближе.
