Глава 3
Мелкая, но настолько шумная речушка, словно вся из грохочущих водопадов, выбежала навстречу и попыталась перегородить дорогу. Я засмеялся ее детской хитрости: в самом глубоком месте нашим коням по брюхо, но за шумом даже плеска не слышно.
Мы проскочили ее на рысях, снова полосы темного леса, свет пробивается сверху резкий и выжигающий в траве тьму, но дальше снова чернота, будто там вечная ночь.
Потом длинная мирная прогалина, травы сочные, а узорные листья роскошных папоротников необыкновенно изысканны и вычурны.
Я начал всматриваться в далекие горы, свернул коня в сторону от тропинки. Фицрой бездумно пустил свою лошадку рядом, только потом поинтересовался:
— Навестишь ту деревню?
— Да, — ответил я. — Креплю связи с населением. Люди должны видеть своего глерда. Никто не забыт, ничего не забыто, мы всем гадам припомним!
— Насчет не забыт, — сказал он, — это не важно, а вот насчет всем гадам… это хорошо! Я, когда вернусь в свои края, всем гадам не просто припомню… а даже очень припомню.
— У тебя есть цель, — сказал я с уважением, — благородная. И народу понятная.
В деревне меня вроде бы узнали, но все равно детвора разбежалась, а женщины укрылись в домах. Мужчины вышли навстречу, поспешно срывают шапки с голов и кланяются.
Я вошел в уже знакомый дом, по–хозяйски пнув ногой дверь. В дальней комнате сразу увидел распростертую на кровати Бдиллу, еще истощеннее, с запавшими глазами и мертвенно–бледным лицом.
За мной вошли ее муж и еще кто–то из его родни, остановились у порога. Я оглянулся, сказал повелительно:
— Служенье муз не терпит суеты. Подождите на улице. Лечение — это священнодействие, а не хи–хи. И даже не ха–ха.
Они нехотя вышли, я подошел ближе к постели.
— Привет, не спишь?
Бдилла медленно подняла веки, желтые и набрякшие. Глазные яблоки в полопавшихся кровавых жилках, взгляд не сразу отыскал меня, словно я перед нею порхаю в густом тумане, как легкомысленная бабочка, а не грозный глерд.
— Хозяин…
— Он самый, — сказал я. — Вот тебе лейгилст и еще какие–то корешки. Альвы передали. Говорят, они тебе даже важнее. Что с ними делать, знаешь? Варить, жарить, делать веник?
Ноздри ее заострившегося носа затрепетали, она глубоко вдохнула, закашлялась.
— Ну–ну, — сказал я. — Значит, это и есть он самый, лейгилст, уже вижу. Сама ты ни на что не годна, а руководить сможешь?
Она прошептала:
— Муж все сделает. Я подскажу. Но, хозяин…
Я выставил перед собой обе ладони.
— Никаких благодарностей. Мне это было нетрудно. А ты все–таки из моих как бы крестьян, хотя по статусу ты деревенская интеллигенция, за которой будущее… до некоторых нехороших реформ. Так что я и за тебя в ответе. Выздоравливай!.. Потом марш за работу.
Я повернулся и пошел к двери, но она проговорила слабым голосом:
— Погодите…
Я обернулся.
— Это мой долг!.. Не благодари.
Она дрожащей рукой протянула мне какой–то подозрительно увядший листок.
— А это… стоит сжевать вам, хозяин.
Я отшатнулся.
— Мне зачем?.. Я здоров, как заяц. Даже как два зайца.
— Человека это убьет, — прошептала она, — но если вы уцелели под светом трех лун и… еще живы, то это… укрепит. Чуть–чуть. Один листок. Два… нельзя, опасно. Три — смертельно…
С колебанием я взял листок, оглядел его. По идее, им невыгодно, чтобы умер их только что появившийся могучий защитник. С другой стороны, кто этих химер знает. Тем более в женском обличье.
Может быть, химере еще можно довериться, но если химера еще и женщина, это такая гремучая смесь…
— Знаешь ли, — сказал я, — как химера химере говорю, мне это как–то жевать не хочется. Не коза все–таки.
Рассказывай, зачем это, мы же свои!.. Не хочешь? Ладно, прожую. Глотать не надо?
— Лучше проглотить, — посоветовала она, — так лучше…
— Кому лучше, — спросил я с подозрением, — вам или мне?
Она прошептала жалобно:
— Глерд…
Я посмотрел на нее пытливо. От нее веет теплом, что значит — в самом деле чувствует благодарность, но все- таки не просто химера, а химера–женщина, а кто их знает, вдруг да грызанет.
— Ладно, — сказал я, — рискну.
Разжевав листок, я ощутил некое жжение, язык защипало, уже чувствую, какое это адское зелье, с великим трудом заставил себя побыстрее проглотить.
Она смотрела с сочувствием, меня согнуло, я ухватился обеими ладонями за живот, куда из гортани провалился тяжелый огненный шар. Перед глазами все поплыло, в ушах раздался усиливающийся звон, а тот, в свою очередь, начал разламывать изнутри череп.
Чьи–то руки поддержали меня за плечи, я опустился на лавку и некоторое время сидел, слыша только адский вой в ушах и грохот в голове.
Я поднял тяжелую голову. Я снова наедине с Бдиллой, муж уже выскочил за дверь. Бдилла с тревогой, что–то в ее лице изменилось, вроде бы зрю в ней гораздо больше, чем видел раньше. Сейчас вот даже все ресницы могу пересчитать… нет, и так могу сказать точно, сколько их там.
И вообще, грохот в черепе стихает, а в теле прибывает мощи. Я сжал и разжал кулаки, чувствуя, что сейчас, пожалуй, смог бы раздавить мелкий камешек в песок.
Она пошарила под подушкой, я смотрел настороженно, хотя вряд ли достанет оттуда второй пистолет, и точно угадал: вытащила нечто мелкое, протянула вздрагивающую руку ко мне и медленно разжала кулак.
Но еще раньше я увидел, как между пальцами пробивается свет, на ладони светится изнутри грецкий орех, такая же изрезанная пьяными бороздами поверхность, тот же размер.
— Это чё? — спросил я.
— Эта вещь, — сказала она, словно извиняясь, — бесполезна людям, но в ней сохранилась древняя магия, что делает химер сильнее и здоровее. И потому всегда за нею охотились…
— Давно?
Она ответила просто, будто я спросил, что она ела на завтрак:
— Не очень, но лет двести уже охотятся, как я знаю точно… но слышала, что она изготовлена тысячи лет тому. И уже тогда переходила из рук в руки.
Я удивился.
— И что, захапавший ее вот так и ходил по улицам, помахивая ею над головой?
Она грустно усмехнулась.
— Каждый ее хозяин прятал, но все–таки как–то выявлялось… Не сразу, но…
— Может быть, — предположил я, — узнавали по тому, как усиливалась какая–то из химер, что раньше была тихоней?.. Насколько я догадываюсь…
Она прошептала:
— Догадываетесь верно. Моего брата убили из–за этого… Он чувствовал, что кольцо вокруг него смыкается, но решил больше не убегать, а передал мне.
Я сказал саркастически:
— А ты мне, чтобы теперь охотились за мной?
— Вы сумеете защитить, — шепнула она. — Возьмите. Иначе…
— Что?
— Я не уберегу, — ответила она просто. — И не знаю, кому передать. Возьмите. Это ваш долг.
Я стиснул челюсти. С одним долгом не успеваю расплеваться, как новый навешивают, что за сраная ипотека…
— Ладно, — сказал я зло. — Пусть будет у меня. А то у кого–то сорвет крышу, возжелает стать властелином мира.
— Властелином… мира?
— Да это у меня такие шутки, — пояснил я. — Настолько изысканные, что и сам не понимаю. И тонкие… жутко тонкие, совсем плоские.
— А–а–а, — протянула она непонимающе, — поняла… Вы же глерд, вот и шутки у вас такие…
Я отмахнулся, сунул светящийся орех в карман и пошел к выходу, муж и его родственник поспешно отпрыгнули в стороны.
На улице Фицрой, сидя в седле, доел яблоко и швырнул огрызком через плетень, стараясь попасть в козу. Увидев меня на крыльце, весело оскалил зубы.
— И как, любовь народа сумел завоевать?
— Не знаю, — ответил я, — но стараюсь. Вдруг и тут наступит демократия? Надо успеть понравиться вовремя. И подсуетиться.
Копыта наших коней ступили на земли глердства Остеранского перед самым полуднем, а к вечеру на фоне багровеющих облаков поднялись к небу остроконечные башни с крышами из красной черепицы.
— Красиво смотрится, — заметил Фицрой. — Будешь продавать, не продешеви.
— Тебя позову, — пообещал я.
Он сказал довольно:
— Правильно. Сразу мне скажи, помогу раздеть покупателя до подштаников!
— Легко пришло, — ответил я безучастно, — легко уйдет… О вечном надо думать, а ты о каких–то замках, землях, бабах…
Он живо возразил:
— Баб не трожь! Земли и замки — ладно, но бабы — это наше все. Без баб нельзя. Как вообще без них?.. Зачем я тогда такую нарядную шляпу купил?
— Согласен, — сказал я рассеянно, — бабы и шляпы, шляпы и бабы…
Дорога пошла по дуге вверх, замок неспешно и величественно развернулся к нам той стороной, где ворота. Вскоре я рассмотрел на стене две фигуры, нас узнали, замахали руками, а когда мы подъехали к воротам, их уже распахивали сразу в обе створки.
Челядь высыпала навстречу, все такие ликующие, словно я и есть гарант их свобод и благополучия, хотя, страшно подумать, вообще–то в какой–то мере оно так и есть, что я за идиот…
Я машинально поискал взглядом Николетту, но она, умница, смотрит с балкона. Глердессе негоже мешаться со слугами, да и не совсем уместно будет нам обниматься прилюдно.
Отдав коня, я снял мешки, Ювал протянул к одному руки, но я покачал головой.
— Тут хрупкое… Не бросать, не кантовать, не волочить по ступенькам. В общем, такие дорогие вещи носят только глерды и приравненные к ним… ну, кто–то. Фицрой, пойдем ужинать? Я сейчас коня бы съел. Вместе с подковами.
Он подумал, но кого–то поймал в толпе взглядом, плотоядно заулыбался.
— В другой раз. Меня тут собираются угостить не только вином, но и сладким мясом…
Я кивнул, оба мешка не тяжелые, но постарался нести так, чтобы все видели: глерд ездил к королеве, а от нее несет действительно хрупкие и очень ценные вещи. Значит, королева ему благоволит. Как хорошо служить такому глерду.
По дороге через холл велел приготовить ужин, а сам, захватив мешки, поднялся с ними на самую высокую башню. Барьер до пояса, крыши нет, сейчас в небе мирно плывут облака, однако через несколько часов чернота ночи накроет мир, и только редкие звезды будут смотреть на землю.
Хотя, конечно, такое длится считаные минуты, но это самое опасное и страшное время. Потом поднимается луна, она хороша уже тем, что с ее высоты освещает одинаково что камешки на земле, что летящего дракона…
Когда я вернулся и быстро поужинал, появился Риттер Широкий Щит, весь в густых черных бровях, широких, но подстриженных усах и с короткой бородкой. Красная рожа вроде бы чуть побледнела за эти дни.
— Ваше глердство?
— Часовым, — распорядился я, — не сводить глаз с неба. Днем и ночью. Понял?
Он кивнул.
— После того случая и так все смотрят. Не только часовые. Но теперь все сделаем еще и по вашему повелению.
— Как угодно, — сказал я настойчиво, — но чтобы в небо смотрели все время. И как только покажется дракон… все понял?
Он снова кивнул.
— Тревогу не поднимать, но бежать к вам.
— Все схватываешь на лету, — сказал я с одобрением. — От башни до моих покоев близко, так что та тварь еще не подлетит, как я уже буду на башне.
Он проговорил медленно:
— А тут внизу что–то делать надо? А то мы только воды запасли в бочках на случай пожара.
— Этого достаточно, — ответил я. — Сейчас главное — увидеть ту крылатую тварь вовремя.
Он поклонился.
— Как догадываюсь, ваше глердство, это вовсе не для того, чтобы прятаться?.. Хорошо, у нас у всех оружие сейчас под руками. Как и доспехи, что сняли с посмевших напасть на отныне ваше имущество.
— Спасибо, — сказал я.
Он вскинул брови.
— За что?
— За доверие, — ответил я с неловкостью. — Мне повезло разделаться с нападавшими на замок, но… не знаю еще насчет дракона.
— Мы вам верим, — подтвердил он. — Если не вы, тогда кто?
Я сказал тоскливо:
— Вот–вот. Ни на кого не спихнешь. Значит, придется стоять крепко. Отступать некуда, позади — королева!
