Глава 1
Половина гостей уже покинула стол, шушукаются группками в углах и под стенами. Поговорить есть о чем, я прошел к выходу, герцог с дочерью и двумя ее няньками беседует с группой солидно выглядящих глердов.
Герцог и герцогиня, на мой взгляд, просто идеаль–ная пара: он на два пальца выше супруги, горд и над–менен, сложен неплохо, но брюшко уже выпирает, лицо с правильными чертами, хоть и мелковатыми, в то время как у герцогини все крупное: глаза, брови, губы, даже нос хоть и не великанский, но выделяется горбинкой и широко расставленными ноздрями.
И не просто крупные, сказал внутренний голос, а заметные, сразу бросающиеся в глаза. Думаю, даже местные чувствуют, что герцогиня чем–то красива, хоть по местным меркам почти уродлива.
Герцогиня, продолжая беседу с женами глердов, вышла с ними в соседний зал. Я подумал, к кому по–дойти сперва, но герцог увлечен разговором, потому вышел вслед за герцогиней.
Женщины хохотали, потом мило попрощались, пошли к дальней двери, а она повернулась и увидела меня на ее пути.
— Герцогиня, — сказал я, — простите, что представляюсь сам, но дело в том, что у меня здесь вообще нет ни одного знакомого, кто бы мог… Я прибыл из Нижних Долин, и единственный, кто меня знает и мог бы представить вам, только что покинул пир.
Она проговорила медленно:
— Вы говорите о его величестве?
— Вы наблюдательны.
Она улыбнулась.
— Еще бы, вы сидели с королем рядом и общались, это все заметили, как могли не заметить?
— Герцогиня, — сказал я с чувством, — я не мог оторвать от вас зачарованного взора. У вас солидный и величественный муж, изумительная дочь, как чудное мгновенье… мимолетное виденье и этот… ага, гений чистой красоты… Герцогиня, это просто невероятно, у вас не дочь, а создание из света.
Она полыценно заулыбалась.
— Я горда ею.
— Повзрослеет, — сказал я с надеждой, — будет такой же прекрасной, как вы, герцогиня! Надеюсь, что будет.
Она в изумлении вскинула брови.
— Глерд?
— Не всем прекрасным детишкам, — пояснил я, — удается превратиться в прекрасных девушек и юношей. Ваша мама должна быть горда, вам это удалось!
Она полыценно улыбнулась, но на лице оставалось легкое недоумение и как бы некоторое неудовольствие, что говорю и восхищаюсь не ее дочерью.
— Спасибо… да… но я давно уже не та девушка, что когда–то выходила замуж…
— Тем более, — сказал я напористо, — обычно прекрасные девушки, едва выйдя замуж, превращаются в… даже не стану говорить, сами знаете. Но вы все очаровательнее! Не могу понять, как вам удалось, если ты
сячи тысяч женщин из бабочек превращаются обратно в гусениц?
Она проговорила в замешательстве:
— Глерд…
Я засмеялся.
— Нет–нет, герцогиня, я абсолютно незнатного рода, так что на руку вашей юной дочери совершенно не претендую. Да и вообще я целиком и полностью очарован вами. Как могу смотреть на кого–то еще?
Она полыценно улыбнулась.
— Глерд, я замужем…
— И что? — изумился я. — Любоваться на вас нельзя?..
Она произнесла с той же улыбкой:
— Но слушать такие откровенные речи замужней женщине не следует. Мы должны посвящать себя только семейной жизни и детям. Кстати, если вы настолько чудовищно незнатны, что даже гордитесь этим, то почему его величество посадил вас рядом с собой?
— Каприз, — ответил я беспечно. — Короли поступают с людьми, как с монетами! Я имею в виду, придают им цену по своему произволу, и их приходится расценивать по королевскому курсу, а не по действительной цене.
Она чуть наклонила голову, вроде бы соглашаясь, но не сводила с меня пронзительного взора.
— Просто случайность?
— Да, — подтвердил я. — Случайность, каприз…
— А дворец полон слухов, — произнесла она мно–гозначительно. — И хотя, понятно, всегда преувеличены, но…
— Герцогиня, — сказал я, — никаких «но».
Она взглянула на меня с настороженностью во взгляде.
— Глерд… вы подошли ко мне не так уж и случайно?
Я замялся с ответом, но она смотрит ясными чест–ными глазами, взгляд очень умной и много понимаю–щей женщины.
— Герцогиня, — ответил я шепотом, — не случайно, но пока держите в секрете.
— Глерд?
Я сказал тихонько:
— Его величество король в своей великодушной щедрости предложил мне в дар земли Медвежьего Когтя. Я заколебался, и тогда он указал мне на вас, сообщив, что вы будете моей соседкой.
Ее глаза в изумлении чуть расширились.
— Земли Медвежьего Когтя? Это очень щедрый подарок! На них много желающих… Его величество в самом деле вам их подарил?
Я покачал головой.
— Я еще не принял. В сомнениях. Герцогиня, я здесь проездом.
Она проговорила медленно:
— Как же вас тогда ценит его величество, если желает удержать вас в своем королевстве…
— У него это не совсем получается, — ответил я откровенно. — Хотя, когда я увидел вас…
Она ждала продолжения, но я многозначительно молчал. Наконец она произнесла негромко:
— Понимаю вас, глерд. Для спокойной жизни очень важно знать, какие у вас соседи.
— Тогда вы понимаете, — сказал я, — что для того, чтобы мне принять решение… герцогиня, давайте отойдем в сторонку, здесь все так задирают носы, что затопчут и не заметят.
Она послушно дала себя увести в сторону, а я не зря, оказывается, слонялся по дворцу Астрингера, приучив королевскую стражу, что мне соваться можно везде, кроме тех мест, куда нельзя, и сейчас я довольно
быстро провел герцогиню короткими путями в крохотную комнатку, у двери которой остался невозмутимый королевский часовой.
В камине полыхают дрова, хотя и так день теплый и солнечный, есть стол и два кресла, но я усадил герцогиню на роскошный диван, и, глядя на нее честными глазами, сказал искренне:
— Герцогиня… вы прекрасны.
Она в изумлении расширила глаза, но промолчала, стараясь понять, что я брякнул, такое непонятное и непохожее, почему брякнул, и что мне из–за этого бряка надо.
— Герцогиня, — продолжил я. — Вы такая юная и красивая!.. Если ваша дочь хоть вполовину будет по–хожа на вас, она вырастет красавицей. Хотя я это уже говорил, но это из меня просто прет и рвется!
Герцогиня взглянула в изумлении.
— Но разве она уже не красавица?..
— Красавица, — подтвердил я. — Но вы все–таки красивее. Во всем. И во всех смыслах. Потому я заставлял себя смотреть на вашу дочь, так принято, но глаза мои сами поворачивались в вашу сторону.
Она мягко улыбнулась.
— Глерд… ваши слова звучат так непривычно.
— Я не местный, — напомнил я. — Так что, наде–юсь, вы извините мне какие–то незнания местного эти–кета.
Она чуть наклонила голову.
— Да, конечно. Я сразу поняла, что вы прибыли издалека. Только и сейчас не соображу, из какого королевства.
Я сказал учтиво:
— Из еще более дальнего, герцогиня, чем вы под–умали. Потому мои промахи могут быть… значитель–ными. Проявите снисхождение, это не от грубости, а из–за разницы в обычаях. Я смотрю на вас и не могу налюбоваться! У вас крупные глаза, чувственные губы идеальной формы, высокие скулы, элегантно запавшие щеки, широкие плечи и высокая полная грудь…
Она прервала:
— Глерд, вы меня как породистую лошадь описываете!.. Или даже как корову.
— Герцогиня, — сказал я с укором, — вы очень красивая женщина, я просто не мог удержаться… Вы дивно великолепны!.. Я смотрю на вас и уже чувствую в своих ладонях вашу великолепную грудь, такую полную, горячую и тяжелую…
Ее щеки заалели, она выпрямилась, ожгла меня взглядом.
— Глерд, прекратите!..
— Молчу, — ответил я покорно. — Но мечтать вы не запрещаете?.. И представлять всякое? Хотя, если честно, я не понял, где я сплоховал… Что именно я сказал не так, поправьте, чтобы я в другой раз не брякнул… И еще раз прошу меня простить заранее за незнание каких–то мелочей этикета, я прибыл из очень дальнего королевства, где другие моды и обычаи…
Она чуть наклонила голову и сдержанно улыбну–лась, показывая, что да, слушает, не ударит.
— Да, глерд?
— Везде свои каноны красоты, — сказал я, — в моем родном королевстве вас бы назвали королевой красоты!.. Позвольте объясню: у нас кроме правителей на троне есть еще и королевы красоты, избираемые каждый год заново.
Она сдержанно улыбнулась, но произнесла строго:
— Странные обычаи.
— Но всегда приятно смотреть на красивых жен–шин, — пояснил я. — А на самых… это вообще счастье. Потому их осматривают особенно тщательно. Чтоб все было видно…
— Глерд, — сказала она строго, — это уже не мелочи этикета!
— Ох, — вскрикнул я испуганно, — простите, гер–цогиня… А в чем именно нарушил, подскажите, чтобы я где–то снова не сглупил.
Она сказала надменно:
— Вот эти ваши слова насчет того, как уже чувствуете в своих ладонях мою грудь!..
— Полную, горячую, — сказал я, — и тяжелую… Какое слово нельзя произносить?
Она отрезала:
— Все!
— Ох, — сказал я, — ну и нравы здесь… А само слово… ну, главное?
Она покачала головой.
— Смотря когда, глерд. Но вам лучше не рисковать, можете ошибиться. Потому лучше молчите.
— Хорошо, — сказал я. — Про… смолчу. А про ваши губы, такие полные, алые, сочные и зовущие… можно? Они же на виду, не полуспрятаны, как грудь, что у вас наполовину под верхом платья, мне приходится додумывать, какие так сочные ягодки малины на белоснежных холмиках… в общем, можно?
Она вздохнула.
— Глерд, другим можно, вам нельзя.
— Почему?
— Другие говорят иначе, — объяснила она, — а когда говорите вы, я уже чувствую, как ваши ладони мнут меня, а это нехорошо, меня может мять только мой муж, герцог Энтони. То же самое и с губами. Я уж и не представляю, что вы с ними напредставляли… хотя и догадываюсь, но лучше умолчим, это не образец светской беседы.
Я сказал совсем виновато:
— Спасибо, герцогиня, вы меня спасаете. Как хорошо, что я оплошал перед вами, такой умной и понимающей, а не перед какой–то дурехой, что сразу же подняла бы меня на смех!..
— Да, — проговорила она, — в этом ваше счастье.
— Прекрасно сказано, — подхватил я, — вы в са–мом деле счастье, герцогиня!.. Умная, волевая и силь–ная женщина, это видят все, однако ваша сочная и со–зревшая красота, что манит меня, как распустившийся цветок бабочку или такого жука, как вот я, и хотя уже молчу про вашу полную нежную грудь, такую горячую и тяжелую, но воображению не прикажешь, вы будете сниться мне, герцогиня, а над сновидениями никто из нас не волен…
Герцогиня в изумлении вскинула брови.
— Глерд Юджин… я не совсем вас поняла… Вы что же… хотите… неужели вы хотите…
Она умолкла, не зная, какое из слов использовать, а я, глядя ей в лицо честно и прямо, сказал самым ис–кренним голосом:
— Конечно, дорогая герцогиня. Конечно!.. Разве это не естественно для мужчины, увидев вас, воспы–лать к вам нежной страстью?
Она, не отрывая от меня взгляда расширенных в непонимании глаз, проговорила с трудом:
— Не могу поверить… вы хотите… зайти в нашем дружеском разговоре слишком далеко… вплоть до по–стели в каком–то туманном будущем?
Я вздохнул, покачал головой.
— Что вы, герцогиня, как вы могли такое под–умать?.. Это так нехорошо. Мы же с вами романтики и возвышенные натуры. Нет, конечно, как можно?.. Ни в коей мере!. Гораздо романтичнее предаться сладостному блуду прямо здесь, это так волнительно и восхитительно!..
Она еще шире распахнула глаза.
— Глерд… я не хочу о таком даже слышать!
— Герцогиня, — сказал я с мягким укором, — мы же соседи, у нас должны быть дружеские теплые отношения, доверительные даже. Это позволит жить счастливо и беспечно…
— Глерд, — сказала она твердо, — уберите руки. И не придвигайтесь вплотную, здесь и так жарко. То, что вы намечтали, невозможно.
— Возможно, — заверил я. — Дорогая герцогиня, давайте слегка сблизимся, тем самым закрепим соседско–дружеские отношения, которые, я уверен, только окрепнут.
Она сказала твердо:
— Глерд! Нет, нет и нет. Я ни разу не изменяла мужу. За все восемнадцать лет!.. И не намерена этого делать. Глерд, уберите руки. Я полагала, вы очарованы красотой моей дочери.
— Герцогиня, — сказал я мягко, — не стоит смо–треть на меня как на… извращенца, что ли?.. Я из ко–ролевства, где женщины в тридцать лет только выходят замуж, рожают в тридцать пять… Нет, есть и те, кто выскакивают замуж в восемнадцать, а то и в шестнадцать, но в среднем где–то в тридцать пять… Многие откладывают рождение детей до сорока–пятидесяти лет…
Она покачала головой, в ее крупных глазах я увидел недоверие и печаль.
— Глерд, как это может быть?
— Вы прекрасны, герцогиня, — заверил я. — Вы молоды и прекрасны.
Она сказала строго:
— Глерд, уберите руки. Я понимаю ваше нетерпе–ние, но совсем уж без ритуалов — это верх непристойности…
— Точно, — сказал я с восторгом, — здорово, правда?.. По глазам вижу, вам от этой пристойности уже просто ну совсем как–то не.
— Глерд!
— Понепристойничать, — сказал я, — и снова спасать мир! Вот это жизнь, ваша светлость. Это называется, жизнь полна! Когда и непристойностей просто девать некуда, и пристойностей, и спасение мира… Когда желают, чтобы жизнь была полна, ваша светлость, то желают, как мне кажется, именно побольше непристойностей.
— Глерд, — произнесла она, — что–то вы совсем меня… Начинаю чувствовать себя просто женщиной… Как это отвратительно! Настолько, что даже как–то омерзительно приятно.
— В этом весь шарм, — согласился я. — Мы всегда такие правильные, что аж противно! Эту правильность вбивают в нас так, что маятник начинает стремиться в другую сторону… Так что мы сейчас делаем все абсолютно верно. Чтобы оставаться на правильном пути мира и прогресса, мы должны время от времени вот так вот во всю…
Она проговорила жарким шепотом:
— Глерд, ну что вы меня так совсем неприлично щупаете?.. Будто курицу–несушку… Я герцогиня!
Я ответил счастливо:
— Герцогиня, вся радость на контрастах, это же самый изыск!.. Жарко здесь, и как жаль, что нельзя раздеться. И даже нам нельзя, хотя с нашими телами стыдиться вроде бы нечего.
Она чуть улыбнулась.
— Глерд…
— Герцогиня, — ответил я с укором, — я же ни слова ни о вашей груди, ни о ваших губах, хотя уже чего только не навоображал, а я только о погоде, самой безобидной теме.
Она покачала головой.
— Тогда почему вы совсем так вплотную? Тем бо–лее что жарко… У вас горячая ладонь, глерд. Уберите ее с моей талии, а то вдруг там загорится платье.
— Простите, герцогиня, — ответил я и опустил ладонь с талии на дюйм ниже. — Это все мое незнание здешнего этикета. Когда увидел здесь такую красивую сочную женщину с такой грудью, я не мог сдержать восторг…
Она сказала строго и чуть повысив голос:
— Глерд, я вас понимаю, жарко, но удерживаться надо.
— Зачем? — спросил я наивно.
Она чуть опешила от простого вопроса.
— Зачем?.. Как зачем?.. Так принято… Глерд, не жмите мне талию… И там не жмите… Условности за- чем–то да созданы… Глерд, у меня от ваших пламенных губ на шее останутся ожоги!..
Она все же сумела отодвинуться, я сказал сокру–шенным голосом:
— Простите, герцогиня, это ваша спелая красота виной, что я схожу с ума… Как–то подумалось, что вот я взрослый человек, а вот вы, тоже взрослая, мы можем без условностей, обязательных для людей попроще…
— Глерд!
— Я не имел в виду, — сказал я торопливо, — всех условностей! А так, некоторых. Мы же с вами умные люди, герцогиня. Не отрицайте, другие могут видеть
только вашу красоту, а я вижу еще и ум… а ум позволяет обходиться без излишних условностей.
— Глерд, — ответила сердито, — уберите руки… У вас не руки, а лапы!.. Вы меня совсем к спинке ди–вана прижали, я уже дышать не могу… Глерд, это моя юбка!
— До чего же хорош материал, — пробормотал я, — он хранит ваш дивный запах… Герцогиня, вы просто созданы для восторга вами…
Она что–то пробормотала протестующее, но жар, как вижу, охватывает и ее, уже плохо соображает, а я не стал заморачиваться со сложными завязками на платье, в этом мире еще не придуманы ни бюстгальтеры, ни трусы, так что упрощенный мир тоже имеет преимущества.
Через несколько минут она отпихнулась и торопливо опустила платье. Ее чуть участившееся за это время дыхание пришло в норму быстрее, чем мое, а я кое–как привел в порядок свою одежду, поцеловал ее разогретую ладонь.
— Герцогиня, меня зовут глерд Юджин, я ваш со–сед… Счастлив познакомиться. Хотя в моем королевстве это еще не повод для знакомства, но мы здесь и сейчас, где я заверяю вас в своей преданности и вечном восхищении.
Она покачала головой, на щеках жгучий румянец, даже на ее белоснежную шею сполз, а в глазах стыд и недоумение, как случилось такое, что не планиро–вала, никогда не допускала и не собиралась допустить недопустимое.
— Глерд, — проговорила она тихо, — кто вы… Я никому не позволяла овладеть мною… кроме моего мужа… Я просто не могу представить, как вам это удалось… и почему я так покорно уступила вашему натиску…
— Потому, — ответил я очень осторожно, — что у нас слишком много общего. Вы это ощутили. Еще не оформили мысленно, но ощутили сердцем и… словом, родство наших ощущений и привело к вязке. Но мы взрослые люди, рассудительные, и все, что происходит, можем поворачивать в свою пользу, так ведь?
Она поднялась, посмотрела по сторонам, словно стараясь понять, как сюда попала.
— Проводите меня обратно.
— Да, герцогиня, — сказал я покорно. — За стол? Или в сад?
Она сказала сердито:
— Вы добились от меня чего хотели, теперь верните туда, откуда взяли. И забудьте обо мне.
— Я вас никогда не забуду, — заверил я. — Это было так сладостно…
Она молча и решительно пошла в сторону двери, я ринулся следом. Какое же это непривычное ощущение, когда овладевая, как здесь говорят, женщиной, о ней как раз совсем не думаешь, а только о своих звериных наслаждениях. Чистая, так сказать, честная животная радость, не обремененная никакими учебниками, что нужно делать и как делать, чтобы угодить еще и партнерше.
