8

– Тебе работа не нужна? – осторожно спросил Джексон на следующее утро за завтраком, – Я могу поговорить с хозяйкой салона, и тебя возьмут обратно.

Отрицательно покачав головой, отхлебнула кофе и по привычке подтянула одно колено к груди.

– Не нужно. Я теперь фрилансер: зарабатываю переводами с эстонского на русский и наоборот, – ободряюще улыбнувшись, я сделала ещё один глоток.

– А книга? – Джексон вскинул брови и проглотил кусок своего омлета с брокколи и грибами.

– Ну, аванс я почти израсходовала, – я пожала плечами и отставила кружку на стол, – Сейчас посижу в интернете, поищу что—нибудь. У нас всегда требуются люди для переводов сайтов и прочей ерунды.

– Никогда не задумывался над этим, – Джей—Джей почесал затылок, – А ты в юридических терминах разбираешься?

– В теории да. А что?

– Если я скину тебе санитарные требования и кое—какие документы из налоговой, сможешь перевести?

– Попробую. Ты всерьёз решил заняться своим бизнесом? – я пристально посмотрела на него.

Он глубоко вздохнул и перевёл взгляд в окно.

– Не знаю, киса, – замолчав ненадолго, продолжил, – Я не чувствую роста в этом месте. Я столько учусь, повышаю квалификацию, придумываю что—то новое; но на деле я делаю только простые мужские стрижки и постоянно подравниваю кончики женщинам. За последние полгода я сделал всего семь причёсок в июне – к выпускным. А у меня есть кубок с Невских берегов, – он снова вздыхает, – Я хочу развиваться. Я хочу креативных клиентов, готовых на эксперименты и достаточно смелых для того, чтобы прийти к стилисту—гею.

– По—моему, у тебя достаточно постоянных клиентов, – мои брови нахмурились от его последней фразы.

– Да, но это не то, – Джексон вздыхает и его взгляд снова возвращается ко мне, – Мне хочется делать что—то особенное.

– Ну, это неплохое стремление, – снова пожав плечами, я послала ему улыбку, – Покажешь документы, я попробую перевести.

– Спасибо.

– Да пока не за что.

Мы допили кофе, он ушёл на работу, а я осталась дома и принялась за поиски подработки на какое—то время. Оная нашлась быстро, какому—то интернет—порталу нужно было перевести пользовательское соглашение и интерфейс для сайта.

Быть фрилансером на самом деле лучше, чем работать на кого—то. У меня свободный график, я работаю на дому, переводы не напрягают. Моя задача проста – получила, перевела, отправила. Единственный минус – отсутствие медицинской страховки; но я не болею. Простуда два раза в год не считается – от неё спасает парацетамол, а его отпускают без рецепта… Так что, да. Я люблю такую работу.

Полностью погруженная в буквы и слова, я не сразу заметила, что телефон в соседней комнате вибрирует. Когда оттуда раздались дикие вопли, я от неожиданности подскочила на месте и завопила почти тем же голосом, что несчастная героиня «Психо».

«Наверное, стоит всё—таки сменить мелодию» – подумалось мне, пока я шла из комнаты в комнату на поиски мобильника. Трубку я отыскала под подушкой, а вот номер вызывающего абонента ввёл меня в ступор. Всего несколько секунд, но я всё—таки удивлённо разглядывала мигающий код России на экране, перед тем, как снять трубку.

– Алло, – ответила я хрипло, и пришлось прокашляться.

– Привет.

– Привет, – голос пришёл в норму и выровнялся, – Зачем ты звонишь?

На том конце провода повисла пауза.

– А не должен? – наконец—то спросил мой собеседник.

Теперь настала моя очередь замолчать. Скорее всего, моя фраза прозвучала очень грубо… Мне стало стыдно. Почти.

– Ты можешь мне звонить, – я запнулась и плавно опустилась на свою кровать, – Просто… Я не вижу смысла.

– Хотел спросить у тебя адрес твоей электронной почты, чтобы прислать тебе фотографии, – голос Артура мягко лился из динамика, такой живой и реальный, что на какое—то короткое мгновение мне показалось, что он стоит рядом и я могу к нему прикоснуться.

Но этого не было. Всего лишь звонок, а между нами тысяча километров.

– Я пришлю тебе сообщением, – снова сиплым голосом ответила я, и прочистила горло.

– Хорошо, – он вздохнул и послышались помехи, – Как дела? Ты на работе?

– Нет, я дома. Я теперь не работаю. Ну, то есть я подрабатываю, но делаю это дома.

– Везёт тебе, а у меня ещё две съёмки сегодня, – фыркнул Артур, – А чем занимаешься?

– Переводы. Я двуязычная, ты помнишь? – губы сами собой растянулись в улыбке.

– Да, помню. Как твой друг? – чуть напряжённым голосом спросил он.

– А вот мой друг работает. Всё в порядке.

И опять повисло тягостное молчание. Я не решалась его нарушить; просто не знала, что можно сказать, а о чём лучше умолчать. Артур заговорил первым:

– Я скучаю.

– Не стоит.

– Я сильно скучаю.

– Ты не должен, – мягко обрезала я.

– Я подыхаю без тебя. Медленно. Это больно, ты знаешь?

Мне хотелось бы ответить «Я тоже», но я уверена – это не то, что нужно ему услышать. Поэтому я просто молчала и слушала. Его тяжёлое дыхание; тихие шорохи у него на фоне; и слова, которые выворачивали меня наизнанку, обнажая кожу и кости.

– Я никогда такого не испытывал. Тебя нет, но я постоянно чувствую тебя. Чувствую, слышишь? Твой запах, твой голос, твой смех. Вчера ехал по Новому Арбату и в толпе увидел невысокую девушку с тёмными волосами, подумал, что это ты и чуть не выскочил из машины, – коротких вздох, а затем новый поток болезненных слов, – Ты ничего после себя не оставила, кроме этой книги и фотографий. У меня ничего нет, ничего.

Я слышу, как его голос срывается, и прикрываю рот рукой, чтобы не вскрикнуть, чтобы не издать никакого звука, пока он говорит:

– Ты уехала, Кира. Зачем? Почему? Почему ты не осталась? Здесь, со мной. Почему ты бросила меня?

– Артур, я…

– Ты ушла, – сокрушённо сказал он, – Это больно. Это очень больно. Просто невыносимо.

– Ты не должен так говорить.

– Почему? Почему я не могу говорить то, что думаю? То, что чувствую? – его голос переходит на крик, и мне приходится отстранить трубку от уха, – Это ты привыкла молчать и закрываться, – обвинительным тоном сказал он, – А я так не могу. Мне больно, ты слышишь? Больно!

– Артур…

– Ты знаешь, мне никогда не делали больно.

– Знаю.

– Ты знаешь, от меня никогда никто не уходил.

– Знаю.

– Я ненавижу тебя за это. За то, что ты сделала меня таким.

Я сбросила вызов и прижала телефон к пылающим щекам, по которым потоками лились слёзы. Но не успела я разрыдаться в голос, как телефон снова зазвонил. Я не глядя сняла трубку, но не смогла выдавить из себя ни слова.

– Прости, – мягко прозвучал его голос, – Я люблю тебя. Прости. Скажи, что прощаешь.

– Я всегда тебя прощаю, – ответила я, перед тем, как снова положить трубку.

Я стала похожа на заключённую, отбывающую срок и живущую от звонка до звонка. Джексон замечал перемены, но я упорно молчала и не рассказывала ему о причинах своего шаткого состояния.

Снова появились кошмары. Эти сны, они состояли из воспоминаний; но в них не было больше Макса. В них был Артур. Мне снился каждый момент рядом с ним, а в конце я говорила ему: «Будь счастлив. Уходи», и он уходил. Растворялся в темноте, без следа, не оставив даже запаха. Я стала просыпаться с криками, Женька успокаивал меня, и я снова засыпала у него на руках. В одно субботнее утро он не выдержал:

– Кира, что происходит. Объясни мне.

И я объяснила. Захлёбываясь слезами, рассказала ему всё, что произошло в Москве. Рассказала о нём, о себе и своих чувствах; о том, что мужчина, которого я полюбила – не мой и не может мне принадлежать по праву.

Джексон спокойно слушал, протягивая мне бумажные салфетки и убирая влажные пряди с лица. Я чувствовала, как будто постарела лет на двадцать, как будто прожила целую жизнь: пустую, никчёмную и не нужную.

– Мне кажется, – сказал он вечером, когда мой словесный поток наконец—то иссяк, – Что у тебя комплекс детдомовца.

Мы лежали на кровати, глядя на балдахин, раскачивающийся из стороны в сторону от потоков воздуха, которые врывались в мою комнату из открытого окна.

– Комплекс кого? – сипло переспросила я.

– Детдомовца. Наташка что—то говорила мне об этом. Я дословно не вспомню, но вкратце, – он запнулся, вытащив из коробки, лежащей у него на животе ещё одну салфетку, – Ты ищешь одобрения, и от этого пытаешься поступить так, как правильно. Проблема в том, что твоё «правильно» зависит от мнения окружающих. Твоё «правильно» является болезненным для тебя, но зато другие не будут тебя осуждать.

– И что же делать? – я шмыгнула в тонкую бумагу, пахнущую ментолом, и поморщилась.

– Делай так, как ты хочешь, – серьёзно сказал Джей—Джей, просунув одну руку под мою спину и притягивая меня к себе, – Наплевать кто тебя осудит; наплевать, что о тебе будут думать. Даже если рядом с тобой не останется никого, кроме этого Артура – разве ты не будешь счастлива?

Вот так просто он говорил об этом, перебирая своими тонкими пальцами мои волосы и прижимая меня к своей груди.

– Не знаю, – ответила я.

– А я уверен, что будешь. Ты так говоришь о нём, как будто в мире больше никого не существует. Тебе больно без него, это видно.

– Без тебя мне тоже было больно, Джексон.

– Но не так, когда с тобой рядом был он, – задумчиво протянул он, – Не бойся осуждений, Кира. А судьи – кто? Все совершают ошибки.

– Да, все. Но я за свои двадцать три накосячила так, что всю жизнь разгребать придётся, – я потёрла нос и зажмурила глаза, чтобы унять жжение в веках.

– Ты о том случае в клубе?

– Да.

– Ну и что? Знаешь, зайди на любой сайт с порнушкой, и ты найдёшь десятки видео с ночных клубов с обдолбанными девчонками. Я не думаю, что их жизнь после этого рушится, – он вздохнул, – Вообще не понимаю, почему ты не написала заявление в полицию, чтобы этого урода посадили.

– Джексон, его никто бы не посадил. А от мысли, что это… – я брезгливо передёрнулась, – Увидел бы весь полицейский департамент Тарту, мне как—то совсем хреново.

– Вот об этом я и говорю. Ты боишься, что тебя осудили бы. Думаешь, я бы возненавидел тебя, если бы не стала встречаться с Максом? Нет. Думаешь, я возненавижу тебя за то, что ты попала в такую ситуацию с этой записью? Но за что тебя осуждать? За то, что тебя накачали каким—то наркотиком? Ты была не в себе. Это то же самое, что насилие, – злобно выплюнул он, сдавив меня чуть сильнее, – Дура ты. Бросила учёбу на последнем курсе, работу, меня; а всё из—за страха. И сейчас делаешь то же самое.

– Дело не только в страхе, Жень, – я отстранилась и села, обхватив колени руками, – Дело ещё в чувстве вины.

– Макс сам принял решение, Кира, – жёстко сказал он, сверкнув светлыми глазами, – Не ты дала ему лезвие в руки. Не ты заставила его уйти из жизни. Это был его выбор.

– Я не любила его достаточно. Не любила так, как он хотел.

– Это не повод вскрывать себе вены. Я тоже по нему тоскую; тоже иногда думаю, что где—то недоглядел и не разглядел; не долюбил, но винить себя в его смерти? Это глупо, – устало вздохнув, Женя поднялся и вышел из моей комнаты.

На кухне зашипел чайник, послышался звон посуды. Я снова рухнула на кровать и накрылась одеялом с головой, спрятавшись от мира, как маленькая девочка. Рядом послышались шаркающие шаги, а потом голос Джексона спокойно произнёс:

– Если следовать твоей логике, то ты тоже должна покончить жизнь самоубийством.

Я резко откинула одеяло и посмотрела на него снизу—вверх круглыми глазами:

– Это ещё почему?

– Ну, – он пожал плечами и поставил на прикроватный пуфик кружку чая, судя по запаху – успокаивающего, – Я тоже не люблю тебя достаточно.

Открывая и закрывая рот, как рыба, которой не хватает воздуха; я пыталась подобрать какие—то слова, но их не было. Чёрт возьми, ведь он прав.

– Но ты же живёшь дальше, – Женя присел на край кровати и положил локти на колени, переплетая пальцы в замок, – Я ведь никогда не относился к тебе, как к женщине; по известным нам причинам, – сделав выразительную паузу, он глубоко вздохнул и качнул головой. Дреды рассыпались по его спине, когда он опустил голову, и потёр ладони.

– Ты догадывался?

– Иногда, да. Да, мне казалось, что ты смотришь на меня как—то иначе. Но, Кира, ты всегда была для меня сестрой. А в своих сестёр не влюбляются, это… – он поморщился, я увидела это в его профиле, когда он повернул голову, – Пахнет не очень, знаешь. Так что, – Джексон выпрямился, медленно поднялся на ноги, а затем развернулся ко мне и грустно улыбнулся, – Перестань винить себя за чужой выбор. Лучше сделай свой собственный, и побудь в конце концов эгоисткой. Пусть будет что—то для тебя, а не для окружающих.

– Попробую, – пробормотала я, снова натянув на себя одеяло.

– У Фила сегодня мальчишник, я сваливаю на ночь. Выпей чай, и поешь обязательно.

– Хорошо.

Не знаю, сколько я лежала вот так; но к тому моменту, когда я выползла из своего кокона, чай уже остыл, а квартира опустела. Я проглотила половину ароматной жидкости, щедро приправленной заботливой рукой друга сахаром, и виновато посмотрела на свой мобильник. Было несколько пропущенных звонков от Артура, которые я упорно игнорировала весь день. Часы показывали девять вечера, значит в Москве уже десять. Недолго думая, я набрала его номер и начала слушать длинные гудки.

Он не ответил.

Положив телефон под подушку, я снова накрылась одеялом и провалилась в сон.

– Чёрт! – прохрипела я, распахнув глаза.

Подушка подо мной продолжала вибрировать, и я просунула руку, схватившись за мобильник.

– Алло, – сонно пробормотала я.

– Привет, – усталый голос Артура проник через динамик и ласково погладил мою кожу, – Прости, что так поздно.

– Да ничего, – посмотрела на часы, которые насчитывали четвёртый час ночи и нахмурилась, – Всё в порядке?

– Я в больнице, – ровным голосом произнёс Артур, и у меня внутри всё рухнуло.

– Что случилось? – я села на кровати и провела рукой по лицу, чтобы взбодриться.

– У Алёны начались преждевременные роды. Родила девочку час назад, – он старался говорить спокойно, но я слышала нотки напряжения и горечи в его голосе.

– Что с ней?

– Она жива, правда не дышит самостоятельно, – он глубоко вздохнул и в трубке что—то заскрипело, – Сижу напротив отделения реанимации недоношенных, или как тут это называется.

– Ты видел её? – я подобрала колени к груди и обхватила их свободной рукой, продолжая прижимать трубку к уху.

– Да. Она такая крошечная, Кира, – голос Артура дрогнул и сорвался на шёпот, – Она поместиться мне в ладонь. Я никогда не видел такого… Она такая маленькая и беззащитная, вся в этих трубках, – я услышала короткий всхлип, и зажала рот рукой, не в силах что—то сказать, – Врачи вентилируют её лёгкие и… Шансы пятьдесят на пятьдесят. Я ничего не могу сделать.

– А Алёна? – спросила я севшим голосом.

– Отошла от наркоза. Плачет постоянно. Врачи назначали ей постельный режим, но она не слушала. А я ни разу не сходил с ней… – он снова вздохнул, вызвав тихий треск в моём динамике, – Если бы я знал, я бы привязал её к кровати. Сейчас мне хочется её убить.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – вяло сказала я.

– Да, да. Поэтому я и позвонил. Хотелось услышать твой голос и… Мне так спокойнее.

– Всё будет хорошо.

– Ты знаешь?

– Да, я узнавала, – пошутила я, чуть улыбнувшись.

Из трубки послышался короткий смешок, а потом снова что—то скрипнуло.

– Ты знаешь, Кира… – начал Артур, – Ты была права.

– В чём?

– Чужих детей не бывает. Теперь я понимаю.

Настала моя очередь вздыхать:

– Я рада, что ты осознал это.

– Просто… Я думаю о том, что будет, если я уйду из её жизни. Алёна не будет бороться, она не такая, – он запнулся на секунду, – Она слишком ветреная и слабая.

– Я уверена, что она станет хорошей матерью, – отрезала я, – Не говори так.

– Она даже не зашла к ней.

– Дай ей время. Всё устаканится.

– Надеюсь.

В трубке воцарилась тишина, и я решила нарушить её первой, задав осторожный вопрос:

– Ты в порядке?

Глубокий вздох, потом какой—то шорох, очередной скрип – наверное стул, на котором он сидел, не выдерживал габаритов сильного тела.

– Да. В порядке. Спасибо тебе за всё.

– Будь счастлив, Артур, – сказала я, уставившись глазами в покачивающийся балдахин, когда снова легла на кровать, – Будь счастлив.

– Буду.

Я отключила звонок и погладила потухший экран кончиками пальцев. Подумав всего пару секунд, я написала ему сообщение с последней просьбой:

Той ночью он больше мне не снился.

Я не видела его во сне на следующую ночь. И через неделю тоже. Полностью погрузившись в продолжение своего романа, я перенесла все воспоминания об Артуре в Word файлы. Марина хвалила новые главы, добавляя небольшие комментарии; Джексон пропадал целыми днями на работе или у Натали, пока я писала. Жизнь не вошла в своё привычное русло, но стала спокойной. Немного серой и пресной, но я раскрашивала её в яркие краски с помощью слов и символов.

Так прошёл месяц; пустой и бессмысленный вне пределов моего монитора. Из Москвы пришла новость, что издательство начало работать над промо-роликом. Настенный календарь отмечал приближение даты выхода моей книги; а я могла только писать дальше. Почему-то это помогало не думать об Артуре, который не звонил и не писал мне по электронной почте с тех пор, как прислал фотографии. Он не стал тратить времени на пустые слова или объяснения, оставив после себя только короткую подпись с контактами; и несколько десятков фотографий, на которых практически не было моего лица, кроме тех, что были сняты на фоне достопримечательностей.

Если честно, поначалу я ждала от него хоть какую-то весточку и проверяла почту по двадцать раз на дню. Потом отпустило. Почту я по-прежнему проверяла, но уже не ощущала острого разочарования, когда не находила среди спама и переписки с Мариной его письма.

Я не забыла его, нет. Это невозможно – забыть человека, которого полюбил, пусть и за такое короткое время. Но воспоминания больше не причиняли боли, оставшись просто еще одним фактом моей биографии.

Радовало только, что на этот раз я не чувствовала стыда или чувства вины за свои поступки.

Наверное, я поступила правильно, отпустив его и оставив все, что у нас было, в Москве.