Глава вторая
Бюро
1
Настя выбралась из машины и огляделась. Несмотря на сгущающиеся сумерки, народу на ВДНХ было много. Молодняк катался на роликовых коньках. В барах люди пили пиво. Откуда-то доносилась негромкая приятная музыка. Неподалеку высилась красавица ракета, давно превращенная в аттракцион.
– Идем, – скомандовал Владимир Иванович и, постукивая по асфальту старенькой тростью, зашагал к павильону «Космос».
Настя двинулась за ним. В павильоне «Космос» она бывала и раньше. В детстве – с сестрой Анной, которая много рассказывала ей о космических полетах. А как стала постарше – с подружками. И даже один раз с парнем, в которого (как Насте казалось) она в ту пору была страшно влюблена.
Внутри павильона царила странная деловитая суета. Ходили люди в милицейской форме, ездила по рельсам платформа с кинокамерой и оператором. Какой-то человек с мегафоном в руке отдавал невнятные приказания.
– Кино, что ли, снимают? – спросила Настя у Владимира Ивановича.
Тот кивнул:
– Угу. Про ментов и бандитов.
Проходя мимо съемочной площадки, девушка всматривалась в лица актеров.
– Что-то знакомое, – проговорила она.
– Привет, Макс! – поздоровался с кем-то Жгут.
– Здравствуйте, Владимир Иванович!
Лысый актер, лицо которого последние полгода не сходило с экранов телевизоров, подмигнул Насте и лучезарно улыбнулся. Девушка открыла от удивления рот, но Жгут схватил ее за плечи и мягко направил в маленький темный коридорчик.
– Нам сюда, – сказал он.
Пройдя несколько шагов, они остановились у стены. Жгут быстро огляделся, достал из кармана мобильник и нажал на кнопку. Прямо в стене появилась неприметная дверь, на ней имелась табличка с надписью:
«Московское отделение ОБКДГЭС»
– Как это расшифровывается? – спросила Настя.
– ОБКДГЭС? – Жгут усмехнулся. – Длинно. «Оперативное бюро по контролю деятельности граждан с экстрасенсорными способностями».
Владимир Иванович распахнул дверь и ввел Настю в небольшое помещение, похожее на холл с ресепшн. За столом сидела скучающая тридцатилетняя шатенка с замысловатой прической и объемистой грудью, туго обтянутой зеленым платьем, накрашенная так ярко, словно собиралась на вечеринку.
– Первой красавице Московского Бюро – мое почтение! – поприветствовал женщину Владимир Иванович. – Зинуль, Платон у себя?
Женщина скользнула любопытным взглядом по лицу Насти и кивнула:
– Да. Два часа назад приехал. Я о вас сообщу.
Она протянула руку к коммутатору и нажала на кнопку.
– Да, – отозвался из динамика властный, богатый модуляциями баритон.
– Платон Багратович, Жгут приехал. И с ним девушка.
– У меня сейчас посетитель, – отозвался голос из динамика. – Освобожусь минут через десять. Пусть подождут.
– Хорошо, Платон Багратович.
Шатенка убрала руку с кнопки коммутатора.
– Слышали? – осведомилась она у Жгута.
– Слышал, – ответил тот. – Зинуль, мы пока прогуляемся по офису. Как только шеф освободится – просигналь. О’кей?
– Нет проблем, – ответила шатенка и меланхолично зевнула.
Жгут протянул руку к небольшой серой панели на стене и легонько нажал на нее. Одна из стен, казавшаяся до сих пор монолитной и гладкой, бесшумно отползла в сторону, открыв проход в широкий светлый коридор.
Жгут двинулся к проходу. Настя, справившись с удивлением, заспешила за ним. Дверь за их спинами так же бесшумно закрылась.
– Уверен, у тебя есть потенциал, – говорил Владимир Иванович, шагая по коридору мимо одинаковых серых дверей. – Может быть, я неправ, но обычно я не ошибаюсь.
Они остановились у двери с табличкой «Комната отдыха».
– Сначала сюда, – сказал Владимир Иванович, берясь за дверную ручку. – Нужно кое-что положить.
Он открыл дверь и первым шагнул внутрь. Настя с колотящимся от волнения сердцем вошла за ним. Комната, в которую они попали, была небольшой – метров пять на пять. На стенах были развешены железные шкафчики, а посреди комнаты стоял круглый стол. За столом сидели три человека – двое мужчин и одна женщина. Женщина была высокая, худощавая, с гладко зачесанными назад черными волосами. Ближе всех к двери сидел грузный мужчина с широченными плечами и бесстрастным лицом, густо покрытым шрамами.
Вторым был молодой щеголеватый брюнет, одетый в серый, с иголочки, костюм и белую шелковую рубашку. Завидев Настю, он игриво подмигнул ей. Настя вспомнила, что уже видела его раньше, это был водитель Игорь.
Все трое пили кофе с пирожными.
Верзила кивнул Жгуту и Насте, а затем продолжил прерванный их приходом рассказ:
– …В общем, тут он мне в мозги и влез. Я прямо почувствовал, как из меня высасывают энергию. Не успей я вовремя выставить защиту, мне бы точно пришел конец. Он еще попытался вызвать у меня галлюцинации, но я просто двинул ему кулаком по физиономии, и делу конец.
Жгут показал Насте на кожаное кресло, стоявшее в углу, а сам прошел к крайнему шкафчику, набрал код и открыл дверцу. Настя присела в кресло, а верзила-толстяк посмотрел на Владимира Ивановича и весело сказал:
– Володь, я тут рассказываю, как взял того мощного экса из Марьиной Рощи. Хочешь, повторю для тебя?
– Не хочу, – ответил Владимир Иванович, роясь в шкафчике. – Молодым по ушам катайся, а мои не казенные.
Верзила вздохнул:
– Грубый ты, Жгут. За это тебя и начальство не любит.
– Зато эксы боятся.
Девушка посмотрела на Настю и улыбнулась:
– Привет! Хочешь пирожное?
– Спасибо, нет, – вяло отозвалась Настя.
– Зря отказываешься, – сказал ей верзила. – Она сама их испекла. Вкуснее, чем в кондитерских. Даже я ем, хотя сладкое не выношу.
Настя скользнула взглядом по его мощной фигуре и заметила:
– По вам не скажешь.
Водитель Игорь улыбнулся, а верзила хмыкнул и спросил у Владимира Ивановича, который разбирал в шкафчике какие-то бумаги:
– Где ты нашел эту острословку, Жгут?
– Где нашел, там уже нет, – ответил, не оглядываясь, Владимир Иванович. Он закрыл дверцу шкафа и повернулся к Насте: – Идем!
Они снова оказались в коридоре. Прошли еще метров пять и остановились возле широкой железной двери с никелированной ручкой. Жгут распахнул дверь и сказал:
– Заходи!
Помещение, в которое они вошли, оказалось просторным офисом. Стены здесь были светлые, пол – темный. Ни окон, ни ламп Настя не увидела, но зал был залит ярким равномерным светом.
Вдоль стен стояли черные деревянные шкафы, забитые пластиковыми папками и всякой офисной дребеденью. За матовыми перегородками стояли столы с оргтехникой. За одним из них сидел парень (на экране его компьютера Настя успела увидеть зеленое поле с игральными картами). В дальнем конце офиса, на двух сдвинутых кожаных диванчиках расположились пожилой мужчина и девушка. Эти в отличие от парня за компьютером не создавали видимости работы, а курили, пили кофе и беззаботно о чем-то трепались.
– Нам сюда! – позвал Жгут и свернул налево.
Над письменным столом склонилась стройная светловолосая девушка в накинутом поверх розовой кофточки белом халате.
– Привет, Валь! – поприветствовал ее Жгут.
Девушка выпрямилась и обернулась. У нее было красивое строгое лицо и необычайной глубины синие глаза.
– Здравствуйте, Владимир Иванович. – Она перевела взгляд на Настю. – Новенькая?
– Не совсем. Надо проверить ее потенциал.
– К какому времени нужно? – уточнила Валя.
– Чем быстрей, тем лучше, – ответил Жгут.
– Вообще-то я сейчас готовлю полугодовой отчет…
– Я в долгу не останусь, – с улыбкой перебил он.
Девушка улыбнулась и неуверенно проговорила:
– Владимир Иванович, вы же знаете, что я не пью. После того жуткого случая с сумасшедшим стригоем…
– А кто говорил про выпивку? – вскинул брови Жгут. Он широким жестом достал из кармана плаща большую шоколадку и протянул девушке. – Подарок из Швейцарии!
Лицо Вали посветлело.
– Ох, Владимир Иванович, умеете вы уговорить девушку. Ладно, давайте.
Она взяла шоколадку и положила в карман белого халата. Затем подошла к пластиковой ширме, из-за которой торчал странный агрегат, похожий на старенький советский рентген-аппарат. Жгут подмигнул Насте и тихо сообщил:
– Шоколад у нас любят все. Погрызешь продрагол, и после него во рту так, будто кошки насра… – он сбился. И добавил с легким смущением: – В общем, сразу хочется сладенького.
– А что такое подра… продрагол? – спросила Настя.
Владимир Иванович достал из кармана алюминиевый портсигар, щелкнул кнопкой и вынул один леденец. Протянул его Насте.
– Попробуй.
Настя взяла леденец, осмотрела его, понюхала, затем осторожно лизнула. Язык дернуло, как током, и девушка испуганно швырнула леденец на пол.
– Что? Не понравилось? – Жгут тихо засмеялся, поднял леденец с пола и сунул себе в рот. – Это не просто леденец, это наша защита.
– Лекарство?
– Не совсем. Эта штука стимулирует определенные участки мозга и помогает противостоять эксам, когда они пытаются копаться у тебя в мозгу. Блокирует их сигнал.
Настя все еще чувствовала во рту кисло-сладкий привкус леденца, а в голове у нее странно посвежело, словно она умылась ледяной водой.
Валя вышла из-за ширмы, причем кончики ее губ были испачканы шоколадом, и пробежалась пальцами по клавиатуре лэптопа, стоящего на специальной подставке и присоединенного к «рентген-аппарату».
– Дефинитор сделали в московском НИИ… восемь лет назад, – пояснила девушка. – Его действие основано на митогенетическом ультрафиолетовом излучении. Вы наверняка о таком слышали.
– Да, нам рассказывали на курсе физики, – непонятно зачем соврала Настя, так как в физике смыслила мало.
Блондинка щелкнула клавишей, и передняя, прозрачная панель аппарата отъехала в сторону.
– Входите и становитесь в голубой круг, – распорядилась Валя.
Настя подошла к аппарату, на секунду остановилась, а затем решительно шагнула в его недра. Заметив под ногами голубой круг, она встала ровно в его центр.
– Повернитесь лицом ко мне, – скомандовала Валентина.
Лаврова повернулась. Валя кивнула:
– Так, хорошо. А теперь поднимите руки и вставьте их в голубые пазы.
Настя подняла голову и поискала наверху пазы. Нашла и вставила в них кисти рук. Раздался мягкий щелчок, и никелированные зажимы мягко захватили руки и скрепили запястья. Насте это не понравилось, но делать было нечего.
Передняя панель закрылась, и Настя почувствовала себя зверьком, пойманным в ловушку.
– Так, – сказала Валя, колдуя над клавиатурой. – Теперь стойте и не шевелитесь.
Монитор компьютера, повернутый к Насте боком и видимый лишь отчасти, осветился голубоватым сиянием, и на нем запрыгала красная шкала. Два деления… Три… Четыре… Снова два…
Лица Владимира Ивановича и Вали вытянулись от удивления.
– Ничего не понимаю, – проговорил Жгут. – Может, дефинитор глючит?
Валя, не сводя удивленного взгляда со шкалы, отрицательно покрутила головой:
– Исключено. Я час назад тестировала его на себе. Где вы взяли эту девочку, Владимир Иванович?
Жгут не ответил. Настя кашлянула, привлекая внимание, и сказала:
– Не очень-то это прилично – обсуждать меня при мне.
Однако ее слова, кажется, остались неуслышанными.
– У нее необычный маркер, – отметила Валя, продолжая разглядывать дисплей прибора. – И шкала без ярко выраженной поляризации. Никогда такого не видела. Пожалуй, можно выходить.
Она нажала на кнопку, и прозрачная панель, отделяющая Настю от внешнего мира, отъехала в сторону. Зажимы, держащие руки, разомкнулись.
– Выходи, дочка! – позвал Жгут.
Настя вышла.
– Присядь на стул, – сказал ей Владимир Иванович. – Надо поговорить.
Настя села на стул. Вид у нее был хмурый.
Владимир Иванович и Валя встали напротив нее. Разговор начал Жгут.
– Скажи-ка, девочка, с тобой случалось что-нибудь необычное?
Настя хмыкнула.
– Кроме того, что вчера вечером я убегала от бешеной миллионерши? – Она покачала головой. – Нет, больше ничего.
– Вы уверены? – вмешалась в разговор Валя. – Подумайте, пожалуйста, получше.
– А почему со мной должно было что-то случаться? – сухо спросила Настя.
Ее собеседники переглянулись.
– Способности, даже в такой свернутой и скрытой форме, как у вас, должны были проявить себя, – объяснила Валя. – Хотя бы косвенно.
Настя недоверчиво посмотрела на нее.
– Хотите сказать, что я экстрасенс?
– В каком-то смысле да, – ответила Валя. – Но очень необычный. Или в вас сочетается множество одаренностей, как полезных, так и никчемных. Или…
Валя остановилась, не закончив фразу.
– Или что? – спросила Настя с тревогой в голосе.
Валя хотела ответить, но Жгут ее перебил:
– Слушай, дочка, а может, ты просто хорошая спортсменка? Спортом занимаешься?
Настя перевела взгляд на него:
– Вообще-то занимаюсь.
– Каким?
– Кендо.
– Кендо? – Владимир Иванович непонимающе приподнял брови. – Это что? Типа карате?
– Бой на бамбуковых мечах, – пояснила Валя. – Тренирует тело, закаляет волю и дисциплинирует разум. Я права?
Настя слегка смутилась.
– В общем, да.
– И как успехи в кендо? – живо поинтересовался Владимир Иванович.
– Успехи пока средние, – призналась Настя. – Сэнсэй говорит, что я не чувствую противника. И не умею выкладываться в бою на полную. Я не умею «сгорать дотла».
Жгут чуть прищурил холодные, блекло-голубые глаза.
– Зачем же тогда занимаешься? – спросил он.
Настя пожал плечами:
– Не знаю. Просто нравится. А может, привыкла.
– Значит, спорт здесь ни при чем, – задумчиво проговорил Владимир Иванович. Он потер пальцами колючую щеку, посмотрел на Валю и добавил так же задумчиво: – Потенциал остался неопределенным.
– Ничего, – успокоила его Валя. – Платон Багратович определит.
У Насти неприятно засосало под ложечкой.
– Послушайте, – заговорила она, – а может, вы сами как-нибудь справитесь? Судя по всему, ваш шеф – очень занятой человек. Зачем тревожить его понапрасну?
Валя посмотрела на Настю своими небесно-голубыми глазами, улыбнулась и вежливо объяснила:
– Мы должны выявить ваш дар, чтобы раскрыть его. А раскрыть в человеке его дар, особенно такой свернутый, как у вас, сложнее, чем диагностировать язву желудка по фотографии в паспорте.
2
Кабинет Платона Багратовича Хамдаева был просторным и светлым. Посередине располагался замысловатой формы широкий стол, а вокруг него – несколько небольших кожаных кресел.
Сам Платон Багратович Хамдаев стоял спиной к окну, засунув руки в карманы. Одет он был в белый кашемировый свитер и темные брюки. Седые волосы коротко острижены, а лицо – гладко выбритое, загорелое – похоже на лицо отставного военного или врача. Азиатское происхождение в нем выдавали лишь глаза – темные и чуть раскосые.
Платон Багратович пристально смотрел на долговязого человека, сидящего в кресле. Тот был очень худ, скверно одет, а в иссиня-черных волосах у него серебрилась седая прядь.
– Как ты себя чувствуешь, Мигель? – спросил Платон Багратович по-испански.
– Нормально, – сипловатым голосом ответил долговязый. – Ты же знаешь, на мне все зарастает, как на собаке.
Хамдаев еще внимательнее вгляделся в худое, смуглое лицо своего гостя.
– Ты больше сорока лет не покидал Вальдемосский монастырь, – негромко проговорил он после паузы. – За исключением того случая – пятнадцать лет назад. Да и тогда ты не вышел дальше ближайшей деревни. За это время мир здорово изменился. Да и ты не помолодел.
Мигель сдвинул черные брови:
– Я медленно старею, Платон, ты же знаешь. Мой биологический возраст отличается от реального, – в его прищуренных глазах промелькнула ирония. – Когда мы виделись в прошлый раз, ты был почти подростком. А теперь мы с тобой ровесники.
– Ну, не такие уж и ровесники, – нахмурившись, возразил Платон Багратович.
Было видно, что разговор о возрасте ему не очень-то по душе (как и многим мужчинам, недавно разменявшим пятый десяток).
– Значит, Кулон Чивера был украден из хранилища на Майорке почти месяц назад, – подвел черту Платон. – Напрашивается вопрос: почему вы сообщили мне об этом только сегодня?
– Падре Стациавелли опасался навлечь на себя гнев Центрального Бюро. Он даже в СЕСИД не сообщил. Думал, что мы сможем сами расследовать это дело и вернуть кулон в монастырь.
– Вернули?
– Как видишь, нет. Я шел по следу похитителей, и след этот привел в Советский Союз…
– В Россию, – поправил Платон Багратович. – Советского Союза уже давно нет.
– Прости, я забыл, – извиняющимся тоном сказал испанец. – Я отследил кулон до магазинчика «Лавка древностей», который находится на Тверском бульваре. Наведался в лавку, но опоздал. Хозяин сообщил, что вещицу у него уже купили. Я вышел на след покупательницы, но снова опоздал. Птицын и Литовцева убили ее и завладели кулоном.
Платон некоторое время обдумывал его слова, затем открыл ящик стола, достал белую пластиковую карточку с электронной полоской и протянул Мигелю.
– Это пропуск в частную гостиницу, которой владеют наши люди. Адрес указан на обороте. Отдохни один день, приведи себя в порядок. Выспись, наконец. А за кулон не беспокойся. Он нашелся. Сейчас он в надежном месте.
Брови Мигеля удивленно взлетели, лицо просветлело.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил он.
– Да. Я передам его тебе после согласования с Центральным Бюро. Но, возможно, они решат сменить хранилище. – Платон Багратович развел руками. – Тогда уж не обессудь.
Мигель на секунду нахмурился, но потом вздохнул и сказал:
– Да. Это будет справедливо. Прости, что не рассказал тебе обо всем раньше.
Платон Багратович хмыкнул:
– Проехали.
Мигель поднялся с кресла.
– Hasta luego, – сказал он с легким старомодным поклоном.
– Nos vemos al rato, – отозвался Платон Багратович и тоже слегка склонил голову.
Мигель повернулся и вышел из кабинета. Когда дверь за ним закрылась, Платон Багратович с досадой проговорил:
– Ну, испанцы, ну, разгильдяи! А еще Европа.
Он откинулся на спинку стула и напряженно сдвинул брови. Задумался о кулоне, о Келлере, вспомнил тот роковой день у московских баррикад, после которого жизнь его изменилась раз и навсегда, – и тяжело вздохнул. Двадцать лет назад он и представить себе не мог, что привычный реальный мир имеет столь страшную и неправдоподобную изнанку. И как хорошо, что нормальные люди не видят и не знают всего этого!
Платон Багратович посмотрел на фотографию в рамке, стоящую у него на столе. Юная девушка, весело глядя на Платона Багратовича, улыбалась счастливой улыбкой, ветер развевал ее длинные рыжие волосы.
Платон Багратович протянул руку к фотографии, нежно провел кончиками пальцев по лицу девушки и пробормотал:
– Ника…
3
– Далеко еще? – спросила Настя.
Жгут качнул головой:
– Нет. Здесь рядом.
Он остановился посреди коридора и полез в карман за своим портсигаром.
– А кто такой этот шеф? – спросила Настя, глядя, как Владимир Иванович вынимает из портсигара леденец.
– Начальник Московского Бюро.
– И что в нем такого особенного?
– Кроме того, что он гений, ничего. Я знал много хороших контролеров, дочка. И всему, что они умели, они научились у Платона. Благодаря ему мы можем противостоять эксам.
Сунув леденец в рот, Жгут убрал портсигар в карман плаща.
– Может, не будем его тревожить? – осторожно сказала Настя. – У него наверняка много дел.
Владимир Иванович усмехнулся:
– Не волнуйся. Платон может размазать нас по стене одним взглядом, но он человек добрый, и если размажет, то сделает это безболезненно и мгновенно.
– Спасибо, утешили, – усмехнулась Настя. – Значит, это Платон научил вас махать тростью? Что ж, трость – это сила.
– Иронизируешь?
– Угу. А если честно… Удивительно, как это эксы до сих пор вас не перебили. Должно быть, они не так сильны, как кажутся. Или вы тут все тоже эксы?
Владимир Иванович сдвинул брови:
– Среди наших оперов примерно половина – эксы и полуэксы. А вторая половина – обычные люди. Только хорошо тренированные. Нагрузка, конечно, большая, но Платон привлекает на службу только самых сильных и выносливых. Давай скорее! Думаю, шеф нас уже ждет.
Настя думала, что идти придется далеко, но Жгут остановился уже возле следующей двери. Он снял кепку и пригладил ладонями волосы. Затем кашлянул в кулак и хотел постучать. Но дверь открылась сама.
В коридор вышел очень высокий, худой, черноволосый мужчина в сером свитере и темной ветровке. С левой стороны в волосах у него белела седая прядь.
Окинув Жгута и Настю беглым взглядом, он отвернулся и быстро зашагал по коридору. Настя посмотрела ему вслед и спросила у Владимира Ивановича:
– А это кто?
– Понятия не имею, – ответил Жгут.
Он поднял руку и трижды коротко стукнул в дверь.
– Войдите! – отозвался приятный мужской голос.
Владимир Иванович распахнул дверь, положил руку Насте на плечо и слегка подтолкнул ее вперед:
– Входи, дочка!
Волнуясь, как школьница перед экзаменом, Настя переступила порог кабинета шефа «Бюро по отлову экстрасенсов» (как мысленно его окрестила).
Она увидела широкий стол и несколько небольших кресел. Возле стола, сунув руки в карманы брюк, стоял высокий мужчина. Он сурово смотрел на лежащую на столешнице телефонную трубку.
Жгут хотел что-то сказать, но Платон Багратович жестом остановил его и указал им с Настей на кресла. После чего сухо произнес, глядя на телефон:
– Товарищ генерал-майор, я все же настаиваю…
– Оставь этот официоз, Платон Багратович, – перебил его голос из динамика телефона. – Я тебя уважаю и верю тебе. Но решаю не я один. Пойми, твое подразделение давно собираются закрыть. И то, что вас до сих пор не разогнали, а твои сотрудники получают зарплату, – это просто результат инертности нашей системы.
Настя, только что усевшаяся в кресло, покосилась на Жгута – ей было неловко слушать чужой разговор, но Владимир Иванович не выглядел смущенным, и девушка решила, что, вероятно, в этом офисе ни у кого друг от друга тайн нет.
– Когда я работал в конторе, недоверчивых тоже было много, – сказал Платон Багратович, хмуро глядя на телефон. – Но если ты посмотришь на мой послужной список…
– Платон, я же не на тебя наезжаю, – перебил голос из динамика. – Ты был отличным опером, а потом отличным начотдела. Под тебя создали целое подразделение, но сейчас… Сейчас просто другие времена. Поликарпов ушел в отставку. А без поддержки замминистра…
– Ладно, – сказал Платон Багратович. – Я тебя понял. Только если какой-нибудь экс снова беспрепятственно пройдет в инфоцентр и скопирует документы из секретного хранилища – меня на помощь не зови. Договорились?
Голос из динамика не ответил. Несколько секунд висела пауза, после чего собеседник Платона Багратовича недовольно проговорил:
– Платон, я попробую повлиять. Но обещать ничего не могу. Бывай.
Раздались короткие гудки – связь прервалась.
Платон Багратович протянул руку и выключил телефон, затем перевел взгляд на Настю и Жгута.
– Добрый день, шеф! – поприветствовал своего начальника Владимир Иванович.
– Здравствуй, Володя! Здравствуйте, Настя!
Настя с интересом разглядывала шефа. Он был гладко выбрит, чуть скуласт. Смуглое лицо выглядело моложавым, и если бы не тронутые сединой волосы, то с первого взгляда Платону Багратовичу вполне можно было бы дать лет тридцать пять или даже меньше. Но чем дольше Настя смотрела в его лицо, тем старше он ей казался.
Жгут положил кепку на колени, посмотрел на Платона Багратовича и спросил:
– Кто это был, шеф?
– Ты о ком? – не понял тот.
– О долговязом парне, с которым мы столкнулись. С седой прядью на темени.
– А, этот. Коллега из Испании. Мигель Ортега Херардос. Наверняка ты о нем слышал.
– Херардос? – удивился Жгут. – «Долгожитель Херардос»?
– Он самый.
– Говорили, что он никогда не выбирается из своего глухого монастыря на Майорке.
– Иногда выбирается, как видишь, – сказал шеф Бюро. И посмотрел на Настю. – Если вы еще не в курсе, меня зовут Платон Багратович Хамдаев, – представился он.
– А меня – Анастасия Лаврова.
Шеф Бюро вежливо улыбнулся:
– Очень приятно познакомиться, Анастасия.
– Зовите меня просто Настя, – сказала она. – Мне так привычнее. И на «ты».
– Хорошо, Настя.
– А вы правда шаман? – спросила она.
Он кивнул:
– Правда.
И улыбнулся, и от этой улыбки все его суровое лицо осветилось, ожило, заиграло, и Настя подумала, что он довольно красивый мужчина. Хоть и старый, конечно. Лет сорок пять, наверное, а то и больше.
Настя улыбнулась в ответ.
– Я думала, шаманы живут в лесу, одеты в шкуры, прыгают вокруг костра и бьют в бубен, – призналась она.
– Когда-то так и было, – согласился Платон Багратович. – Но время не стоит на месте. Можешь считать меня представителем новой генерации шаманов. Мы живем в городах, носим городскую одежду, оканчиваем университеты, занимаемся бизнесом и ездим на машинах. Ну, или на метро – это кому как больше нравится.
На столе у шефа Бюро стояла фотография в рамке. С цветного снимка на Настю смотрела молодая девушка с лучистыми глазами и такой же лучистой улыбкой.
– Это ваша дочка? – спросила Настя.
– Нет, – ответил Платон Багратович, как показалось Насте, немного смутившись. – Это моя… хорошая знакомая. Сейчас она старше.
– Ясно, – сказала Настя. – Она красивая.
– Да. Очень. – Насте показалось, что по лицу начальника Бюро пробежала тень. Платон Багратович перевел взгляд на Жгута. – Володь, так что там у вас случилось в ломбарде? Расскажи со всеми подробностями.
– Шеф, а может, сами считаете? – сказал в ответ Жгут.
Платон посмотрел на него иронично и чуть удивленно.
– Я думал, ты не любишь, когда я роюсь у тебя в голове.
– Не люблю, – признался Жгут. – Но происшествие неординарное. Боюсь что-нибудь упустить.
– Хорошо. – Платон Багратович подошел к Владимиру Ивановичу. – Наклони голову.
Жгут наклонил голову, и шеф, вытянув руки, прижал указательные пальцы к его вискам.
– Теперь вспоминай, – сказал он.
Некоторое время Жгут и Платон молча смотрели друг на друга, и взгляды их были разными: у Платона – спокойный взгляд уверенного в себе человека, применяющего свои навыки на благое дело, у Жгута – что-то вроде неясного испуга перед силами, которые он не мог себе как следует представить.
Через несколько секунд Платон Багратович убрал руки от головы своего подчиненного и проговорил:
– Да, все это действительно настораживает.
Он вновь взглянул на Настю и спросил:
– Ты правда не понимаешь, как сумела сбежать от трех полуэксов?
– Истинная правда, – ответила Настя. – Скажу больше: я даже не знаю, кто такие полуэксы.
– Полуэксы – это мелкокалиберные экстрасенсы, – пояснил Жгут. – У этих проходимцев много способностей, но все пребывают как бы в зачаточном состоянии. Настоящие сильные эксы используют их в качестве… даже не знаю, как сказать… Пешек, что ли.
– Скорей уж бойцовых псов, – поправил Платон Багратович. – Настя, в темном переулке ты столкнулась с тремя такими «псами». И сумела от них уйти, а это для обычного человека очень сложно.
– Почти невозможно, – вставил свое веское слово Жгут.
– Ясно… – Настя нахмурилась. – А теперь расскажите мне про кулон, который я подобрала. Владимир Иванович назвал его «Кулоном Чивера». Кто такой этот Чивер? И что такого важного в этом кулоне, что из-за него люди готовы убить друг друга?
– Не люди, – поправил Платон Багратович, – а эксы.
– А вы их за людей не считаете? – поинтересовалась Настя.
– Они сами себя не считают, – сказал Жгут.
– А кем считают?
– Суперлюдьми, богами, новой ступенью эволюции. И все в таком же духе.
Настя обратилась к шефу Бюро:
– Владимир Иванович говорил мне про Кулон Чивера. Но я хочу знать больше.
– Собственно, это не кулон, а головоломка, – сказал Платон. – Сделанная в виде кулона. В шестнадцатом веке в Испании жил гениальный механик и изобретатель по имени Хуан Чивер. Он проектировал мельницы, дамбы, акведуки, делал попытки создать механического человека… В общем, был типичным представителем своего времени. Но помимо прочего Чивер очень сильно увлекался сатанизмом. Он много раз пытался вызвать дьявола, но, как гласит миф, безуспешно.
– Зачем он хотел вызвать дьявола?
– Он считал Люцифера кем-то вроде Прометея. Тем, кто может обогатить наш мир новыми знаниями и новыми способностями. Книги по демонологии не помогли Хуану Чиверу. Открыть врата, ведущие в ад, ему не удалось. И тогда он решил создать эти «врата» сам. Будучи не обычным чернокнижником, а механиком и изобретателем, он подошел к этому вопросу с чисто технической, инженерной стороны. То есть делал головоломку, заряжая ее заклинаниями. Так он, по крайней мере, думал.
– И она правда заряжена? – с любопытством спросила Настя.
– Возможно. Но заклинания тут ни при чем. Чивер был первоклассным эксом. Из тех, что умеют не только потреблять энергию, как стригои, но еще и аккумулировать ее. В этом заключался его мощнейший дар.
– Значит, этот кулон… что-то вроде батарейки? – уточнила Настя.
– Да, – кивнул Платон Багратович. И добавил с усмешкой: – Что-то вроде.
– И что стало с Чивером потом?
– Горожане узнали, что он собирается открыть «заповедные врата ада» и впустить демонов. Ну и по обычной средневековой привычке решили его сжечь. Они заперли Чивера в мастерской и подожгли ее. Мастерская выгорела дотла. На пепелище люди нашли кулон-головоломку. Огонь пощадил его. Кулон привезли в Вальдемосский монастырь на острове Майорка. Монахи-бесоборцы пытались уничтожить кулон, жгли его огнем, били по нему молотом, растворяли в кислоте. Но все было бесполезно. Тогда его решили спрятать. И спрятали. На много-много веков.
– Зачем он нужен Келлеру? – спросила Настя.
– Он хочет использовать энергию, аккумулированную в этом артефакте.
– И у него получится?
Платон Багратович пожал плечами:
– Кто знает. Если кулон действительно «заряжен», то последствия могут быть самыми неприятными.
– А конкретней?
Шеф едва заметно усмехнулся.
– Будь я ученым, я бы сказал, что мощный выброс энергии может привести… Ну, скажем, к страшному взрыву. А будь я магом, я бы торжественно изрек: «Головоломка Чивера откроет заповедные врата и выпустит зло, которое дремало несколько тысяч лет!» Согласись, и то и другое звучит достаточно зловеще.
– Да уж, – не стала спорить Настя.
– Келлер надеется стать богом, – сказал Жгут, криво ухмыльнувшись. – Однако это тоже на воде вилами писано. Высвободившаяся энергия может не только наполнить его силой, но и прикончить.
– Келлер это понимает? – спросила Настя.
– Думаю, да, – сказал Платон Багратович. – Но он готов рискнуть. И, кстати, он торопится. Время уже поджимает.
– В каком смысле? – не поняла Настя. – Почему?
– Головоломку нужно сложить в строго определенный момент, – ответил Жгут. – И, согласно средневековому «календарю Грегориуса Брокаса», этот момент наступит через три дня. Планеты встанут в нужном порядке, и все такое.
– Точнее, через семьдесят три часа, сорок минут и шесть секунд, – поправил Платон, бросив взгляд на свой серебристый хронометр.
– Что будет, если Келлер опоздает?
– Тогда ему придется ждать еще сто лет, – с холодной иронией проговорил Платон Багратович. – А я сомневаюсь, что он столько проживет. Даже учитывая его великолепные способности.
– Значит, надо поймать этого Келлера, пока он не натворил дел, – сказала Настя. – Напрячь ФСБ, МВД, другие спецслужбы.
Платон и Жгут снова переглянулись, лица их слегка помрачнели.
– Видишь ли, – снова заговорил Платон, – наше Бюро имеет довольно зыбкий статус. Многие облеченные властью люди «наверху» считают наше существование… – Платон Багратович запнулся, подыскивая подходящее слово.
– Малообоснованным, – подсказал Жгут.
– Именно, – кивнул Платон Багратович. – И это еще мягко сказано. Нам постоянно урезают финансирование, не дают расширять штат, ну и все в таком же духе.
– А почему? – вскинула брови Настя.
– Многие не верят в существование эксов, считают их шарлатанами, фокусниками, аферистами. А если нет противника, то и войну объявлять некому. Так что на поддержку «кавалерии» мы особо не рассчитываем. В основном действуем своими силами.
– Это правда, что ваши оперативники пользуются специальными пулями? С выпиленными крестиками.
– Правда.
– Это как-то связано… с верой в Бога?
– Отчасти, – ответил Платон Багратович. – Среди наших оперативников есть по-настоящему верующие люди. Для них крест – это символ, значение которого ты знаешь сама. А если обойтись без мистики, то крестообразный распил превращает обычную пулю в разрывную. – Платон Багратович посмотрел на часы. – Ну, а теперь откинься на спинку кресла и попытайся расслабиться. Понимаю, что в данных условиях сделать это будет непросто…
– Может, включить ей расслабляющую музыку? – предложил Жгут.
– Думаю, обойдемся и так. – Платон Багратович положил ладонь Насте на лоб. – Закрой глаза.
Она послушно закрыла глаза.
Ладонь у шефа Бюро была теплая, сухая и твердая. Настя поймала себя на том, что его прикосновение ей приятно.
– Расслабьтесь, – услышала она ровный, властный голос Платона. – Думайте о чем-нибудь приятном.
«Расслабишься тут», – подумала Настя. Однако вопреки ожиданию расслабиться получилось сразу же. Она представила себе лицо Платона, его темно-карие, мерцающие теплым светом глаза… Сейчас он смотрит этими глазами на нее.
«Интересно, я ему нравлюсь? – яркой искоркой пронеслась в ее расслабляющемся сознании мысль. – Я бы хотела».
Настя улыбнулась.
Не прошло и нескольких секунд, как ее охватила легкая, приятная дрема. Где-то в отдалении зазвучала тихая музыка, и сквозь эту музыку пробивались негромкие голоса.
– Странная аура.
– И я о том же, шеф.
– Но потенциал действительно высок. И он очень неровный. То поднимается до пика, а то опускается до среднего уровня и даже ниже.
– Да, необычно. Как думаете, что у нее за способность?
Пауза. А затем приглушенное:
– Что-то, связанное с психомоторикой. Но все очень неотчетливо…
Потом Настя нырнула в сон, но усилием воли снова выбралась на его поверхность. И услышала тихие отдаленные слова, которые заставили ее сквозь полудрему улыбнуться.
– Она вам нравится. Верно, шеф?
– Что ты имеешь в виду?
– Я вижу, как вы на нее смотрите.
– И как же?
– Как одинокий мужчина смотрит на красивую девушку.
– Глупости. Я гожусь ей в отцы.
– И все же была какая-то «искра», верно? Я в этих делах наблюдательный.
– Володя, закрыл бы ты рот.
– Молчу, шеф, молчу, – посмеиваясь, отозвался Жгут.
«Интересно, это сон или я слышу эти слова на самом деле?» – подумала Настя.
Потом что-то тихо заиграло, какая-то музыка, приятная, монотонная, успокаивающая. Голос Платона Багратовича превратился в негромкий гул, а дальше Настя снова разобрала слова.
– Володя, нам срочно нужно ехать. В парке на Вернадского два экса заставили отдыхающих наброситься друг на друга. Кажется, там поножовщина.
– А что с девочкой?
– Она просто поспит до нашего возвращения. Укрой ее пледом.
– Да, шеф. Нужно взять с собой…
Окончания фразы Настя не расслышала. Голоса Жгута и шефа стали уплывать, делаться невнятными и тихими, как далекий плеск волн. Потом они умолкли совсем.
Теплая река подхватила Настю и понесла по своим волнам, и девушка погрузилась в черный, глубокий сон без сновидений.
4
Проснулась она внезапно. И тут же почувствовала непонятную тревогу. Потерла пальцами глаза, огляделась. В кабинете, кроме нее, никого не было. Ноги были накрыты пледом. Потянуло сквозняком, и Настя поежилась.
Она откинула плед, собираясь встать, и тут откуда-то из-за стены донесся женский крик. Настя замерла. По спине у нее пробежал холодок. Новая волна сквозняка заставила передернуть плечами, и на этот раз холодное дыхание, коснувшееся ее кожи, проникло глубже и пробрало до самых костей.
Крик повторился, но на этот раз прозвучал глухо и сдавленно, словно кто-то пытался заткнуть кричащей рот.
Настя почему-то сразу подумала о полногрудой Зиночке из приемной. Не зная, что предпринять, она встала с кресла и на цыпочках подошла к двери. До ее ушей донесся какой-то шум. Настя осторожно выглянула в коридор. Там было пусто, но как-то странно пусто. Мелькали бледные, едва заметные тени. Блики света попеременно падали на ровно освещенные стены, словно под потолком раскачивался невидимый фонарь. К ее горлу подкатил комок тошноты. Грудь сжал страх.
И снова послышался приглушенный шум. Настя вышла в коридор и направилась на этот шум. Метров через пять остановилась. Шум был совсем рядом. Настя потянулась было к ближайшей двери, но вдруг неведомая сила подхватила ее и швырнула на пол.
Настя открыла глаза, приподнялась и с изумлением поняла, что находится уже не в коридоре, а в том самом офисе, где стоит дефинитор. Но теперь тут творилось черт знает что. Пластиковые перегородки были смяты и повалены. Столы, компьютеры и офисные шкафы валялись на полу. В воздухе летали бумаги и папки.
Она увидела секретаршу Зину. Та сидела на полу у стены с бледным лицом и размазанной по щекам тушью.
– Зина! – дрогнувшим голосом позвала Настя.
Секретарша Зина вздрогнула и посмотрела куда-то сквозь нее. А потом что-то тихо и торопливо пробормотала. Настя поняла, что женщина не в себе от ужаса, протянула руку к ее плечу.
– Зина, успокойся. Скажи, что произошло?
От прикосновения секретарша вздрогнула, как от удара, оно явно вывело ее из транса.
Зина направила взгляд мимо Насти, и в ее голубых глазах плеснулся страх, заставив их потемнеть. Настя обернулась и увидела Валю. Та тоже сидела на полу, но под прикрытием перевернутого стола, в руках она сжимала пистолет.
– Что происходит? – растерянно спросила Настя.
Валя всхлипнула:
– Платона и Жгута нет. В парке на Вернадского был всего лишь отвлекающий маневр. Они нас… Они нас перехитрили.
Справа от Насти что-то шевельнулось, она услышала шорох и увидела, как Валя вскинула пистолет. Прежде чем обернуться, Настя отчетливо ощутила чужое враждебное вторжение в свой разум.
ПОДЧИНИСЬ!
Она повернула голову и увидела перед собой невысокого человека с непроницаемо-черными глазами. Он смотрел на Валю, но каким-то образом Настя чувствовала его взгляд и на себе.
– Брось пистолет, девочка, – спокойно и негромко произнес мужчина.
– Убирайся… – тихо, с усилием сказала Валя. – Я… буду стрелять.
– Брось пистолет, – повторил мужчина.
Боковым зрением Настя увидела, как пистолет дрогнул в руках Вали, а потом стал опускаться. В голове у Насти сильно зашумело, в глазах помутилось, и она почувствовала, как что-то теплое и влажное коснулось ее верхней губы.
«Это кровь, – поняла Настя. – Моя собственная кровь… Течет из носа».
– Настя, беги! – крикнула вдруг Валя, вскинула пистолет и выпустила в чудовище две пули.
Настя зажмурилась. Что-то мягко стукнуло у нее в голове. В ушах засвистел ветер. На миг сознание помутилось, и девушка поняла, что падает, но каким-то чудом удержала равновесие. Открыла глаза и снова покачнулась – на этот раз от изумления и ужаса.
Она обнаружила, что стоит на площади, неподалеку от станции метро, и вокруг ходят люди. Еще не успев осознать всего, что случилось, Настя бросилась к метро, словно там, среди множества людей, было единственное место на земле, где ей не угрожает опасность.
5
Сказать, что Настя была потрясена, – это ничего не сказать. Реальность пошатнулась в ее глазах, привычный мир если и не рухнул, то с нарастающей скоростью рушился. Она никогда не считала себя наивной девушкой, витающей в облаках, но как современный, в меру образованный и привыкший к комфорту человек редко думала о невообразимой сложности мира. А если и думала, то лишь тогда, когда на пути появлялось какое-то препятствие, мешающее ее желанию прожить очередной день с привычным душевным (и бытовым) комфортом.
Настя принимала на веру множество современных мифов, даже не задумываясь о том, что это мифы. Среди них был и миф о том, что ничего страшного с миром не произойдет, законы физики всегда будут помогать человеку, и человек, разгадывая эти законы, будет продолжать привычно идти по пути дальнейшего прогресса. А если что-то и случится, то правительство, спецслужбы, ученые всегда вмешаются и решат проблему еще до того, как она станет катастрофической.
И вот выяснилось, что мир устроен совсем не так, как Настя предполагала, что правительство и органы власти не всесильны, а жизнь не поддается четкой и ясной регламентации, о которой настойчиво твердят ученые.
Подходя к дому, она неожиданно увидела Илью. Он сидел на скамейке, уставившись в экран мобильника.
– Илья? – удивленно окликнула Настя.
Он поднял голову.
– Настя!
Улыбнулся и вскочил со скамейки. Она посмотрела на него с опаской.
– Что ты тут делаешь?
– Хотел увидеться, – ответил Илья. – Пришел к тебе домой, звонил, но никто не открыл. Тогда я решил подождать во дворе.
Он стоял перед Настей, улыбчивый, открытый, приветливый, красивый, и в любой другой ситуации она была бы страшно рада увидеть его. Но не сейчас.
– Слушай, Илья… – с трудом подбирая слова, начала она. – Я сегодня… В общем, я не совсем в форме.
Улыбка исчезла с губ Ильи.
– Ты заболела? – встревоженно спросил он.
– Я…
– Хочешь, я сбегаю в аптеку и куплю лекарства? Что у тебя болит? Можешь мне сказать – я ведь будущий врач!
От такого напора Настя слегка опешила.
– Илья, я не болею, – сказала она. – Я просто устала.
– Не беда, – тут же сказал Илья. – Я могу сделать тебе массаж, и усталость как рукой снимет. Я заканчивал курсы массажа и практиковался в спортивном центре.
Настя хмыкнула.
– Ты очень навязчив, – заметила она, – ты понимаешь это?
Илья слегка покраснел.
– Прости, – сказал он. – Я ждал здесь два часа и… – он сбился, не зная, как продолжить.
– Два часа? – не поверила своим ушам Настя. – Ты серьезно?
Илья неуверенно улыбнулся.
– Да. Даже цветы успели завянуть.
– Какие цветы?
Он обернулся и поднял со скамейки букет белых роз. Смущенно протянул его Насте. Цветы и впрямь подвяли. Настя взяла их, понюхала. Они почти не пахли.
– Ладно, – сказала она после некоторой душевной борьбы. – Пошли, напою тебя чаем. Но ненадолго. Я правда устала.
– Как скажешь, – послушно кивнул Илья.
Едва переступив порог квартиры, Настя тут же заподозрила неладное. Что-то было не так. То ли фотографии на стене висели немного не как обычно, то ли коврик у двери был как-то не так сдвинут, но ее сердце учащенно забилось.
Не разуваясь, Настя быстро прошла в свою комнату. И замерла у входа. В комнате царил настоящий хаос. Содержимое шкафа – блузки, джинсы, свитера, туфли, платья – кучами громоздилось на полу. Постельное белье и порванные подушки были сброшены с кровати. Повсюду валялись перья. Настольная лампа была разбита вдребезги. Картина, сорванная со стены, превратилась в лохмотья. Из двух стульев один был перевернут, а второй разломан.
Настя почувствовала, как руки ее покрылись мурашками.
– Вот это да! – воскликнул остановившийся рядом Илья. И тихонько присвистнул. – Взлом, проникновение в дом и вандализм, – подвел он итог. – Мне позвонить в полицию или ты сама?
– Нет, – хрипло проговорила Настя. – Никому звонить не надо.
Илья посмотрел на нее с удивлением.
– Не надо? Ты уверена?
– Да, – кивнула Настя. – Давай просто наведем здесь порядок, пока сестра не пришла. Если ты, конечно, согласен мне помочь.
– Э-э… Я не против, – сказал все еще сбитый с толку парень. А потом осторожно спросил: – Ты что, знаешь, кто это сделал?
– Догадываюсь, – тихо ответила Настя.
– Понял. – Илья вздохнул. – Ну, тогда давай…
За их спинами что-то негромко щелкнуло. Настя и Илья одновременно обернулись и увидели невысокого коренастого мужчину с уродливым лицом, испещренным шрамами.
– Сюрприз, – произнес он с усмешкой.
В руке незнакомец держал пистолет «макаров», и держал со знанием дела: крепко сжимая его правой рукой, рука слегка вытянута, локоть зафиксирован, ствол направлен четко между Настей и Ильей. Оставалось только сдвинуть его на пару сантиметров влево или вправо, чтобы покончить с одним или обоими сразу.
– Вы кто? – испуганно выпалила Настя. – Чего вам от нас надо?
Бандит чуть прищурился.
– Отдай то, что тебе не принадлежит, – сухо произнес он. – Иначе тебе будет плохо. И твоему приятелю тоже.
Взгляд холодных, жестоких глаз бандита переместился с Насти на Илью. Девушка почувствовала, как ее охватывает ужас.
И тут Илья прыгнул на бандита. Из ствола «макарова» вылетел язычок пламени, Илья явственно ощутил, что пуля едва не задела его, услышал за грохотом выстрела, как она просвистела над головой – вззззззз… А в следующий миг сбил бандита с ног, и они оба повалились на пол.
Громыхнул второй выстрел. Пуля бешеной пчелой впилась в потолок. Илья изо всех сил ударил противника коленом в пах. Бандит вскрикнул от боли. И тогда Илья еще разок без всякого милосердия засадил ему коленом в пах, а потом с размаху ударил ребром ладони по горлу. И еще кулаком по виску. Тело бандита обмякло, пистолет упал из разжавшихся пальцев на пол.
Илья протянул руку, взял пистолет и сунул за пояс. Потом по-медицински быстро и уверенно осмотрел тело. Поднял пальцем веки, сперва одно, потом другое, проверяя, равномерно ли сужены зрачки, и убеждаясь, что сильной мозговой травмы у бандита нет. Потом осмотрел висок своего противника, пощупал ему шею.
– Дышит, – сказал он. Взял пальцами запястье бандита и проверил пульс, после чего заключил: – Жить будет.
Потерявшая дар речи Настя изумленно смотрела на Илью. Тем временем он подтащил валяющуюся на полу подушку и подложил ее под голову бандита. Потом повернулся к Насте, внимательно посмотрел ей в глаза и спросил:
– Ты поняла, о чем он говорил?
Девушка сдвинула брови и вместо того, чтобы ответить, тоже спросила:
– Где ты научился так хорошо драться, Илья?
– У меня первый юношеский по боксу, – ответил он. – К тому же я будущий врач и хорошо знаю все уязвимые места человека. Теперь-то мы можем вызвать полицию?
– Да, – буркнула Настя. – Только говорить буду я, и…
В эту секунда грабитель вдруг резко вскочил с пола, одним прыжком достиг окна, запрыгнул на подоконник и, выбив стекло плечом, исчез.
Первым опомнился Илья – он подбежал к окну и глянул вниз. В его глазах читалось изумление.
– Он уже внизу! – воскликнул он. – А здесь третий этаж! Убегает!
Настя тоже выглянула в окно. Грабитель как раз свернул за угол и исчез из вида. Илья повернул голову и посмотрел на Настю.
– Как он…
– Его накачали, – сказала Настя. – Энергией.
И тут она не выдержала, сорвалась.
– Господи… – она тяжело вздохнула и, не сдержавшись, всхлипнула. – Я с ума сойду от всех этих эксов.
Илья поднял руку и неловко, утешающим жестом, приобнял ее.
На мгновение Настя судорожно прижалась к нему, и в ответ он тоже сжал ее в объятиях. Девушка даже почувствовала, как бьется его сердце.
– С тобой все в порядке? – тихо спросил он.
– Да, – ответила она дрожащим голосом. – Я сейчас… Дай мне пару секунд.
Настя вдруг отстранилась и быстро осмотрела лицо Ильи. На подбородке у него багровела ссадина, а на левой скуле темнел синяк.
– Ты ранен! – сказала она. – Идем в ванную. Я промою тебе царапину и заклею пластырем.
– Да чепуха. – Илья улыбнулся. – Это всего лишь…
Не слушая, она схватила его за руку и повела за собой.
6
Спустя десять минут Настя и Илья (с заклеенной пластырем ссадиной) наводили в разгромленной комнате порядок. Илья работал молча и хмуро, нарочито стараясь не смотреть на Настю. Она видела это. И понимала, что Илью обидел ее отказ поделиться с ним своими тайнами. Настя и рада была бы ему все рассказать, но не могла. Пока не могла. Она боялась, что и так слишком уж глубоко втянула его в свои проблемы, и немного злилась на себя за это.
Наконец все вещи были разложены по местам, а разбитый торшер и сломанный стул отправились на балкон. Илья распрямился, повел плечами и с улыбкой сказал:
– Перекусить бы. С утра ничего не ел.
– Пошли на кухню, – ответила Настя. – Посмотрим, что у нас есть в холодильнике.
Уставшие, напряженные, они отправились на кухню.
В холодильнике оказалась только плитка белого шоколада. Настя сняла обертку, отломила кусочек шоколада и протянула Илье. Он мотнул головой:
– Нет. Я не ем шоколад.
– Прости. Больше ничего нет.
Она сунула кусочек белого шоколада в рот. Виновато улыбнулась Илье. Он тоже улыбнулся. А потом неожиданно обнял ее одной рукой за талию. Настя посмотрела на него растерянно и удивленно, но… руку отстранять не стала. Тогда, глядя Насте в глаза, Илья наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
Она не сопротивлялась. Илья ей нравился, она была рада, что он рядом. Настя слегка отстранилась от него, посмотрела ему в глаза и сказала:
– Все дело в кулоне.
– В кулоне? – удивленно переспросил Илья.
Она кивнула.
– Да. Дело было так…
За пару минут она как могла рассказала ему все, что было связано с Кулоном Чивера. Об эксах, о Литовцевой, о Платоне и Жгуте, о нападении на Московское Бюро.
Илья слушал внимательно, иногда в его взгляде появлялось недоверие, словно он пытался понять – не розыгрыш ли все это.
– Ну вот, – подытожила Настя. – Теперь ты скажешь, что я сумасшедшая.
Илья пару секунд помолчал, обдумывая ее слова, потом покачал головой и негромко произнес:
– Не скажу. В моей жизни тоже было много всяких странностей. Я верю в то, что мир не совсем таков, каким мы его видим.
– Значит, ты мне веришь? – глядя на него чуть удивленно и в то же время благодарно, спросила Настя.
– Верю, – ответил Илья. – Быть может, и не во все, но… я верю, что с тобой случилось нечто экстраординарное. И что ты в опасности. И что все это связано со старинным кулоном.
– Что ж, пусть лучше так, чем совсем никак. – Настя облегченно перевела дух. Потом поежилась и проговорила: – Мне страшно. Если честно – я ужасно боюсь. Хотя всегда думала, что я «крутая».
– Бояться не стыдно, – заметил Илья. – Страха не чувствуют только сумасшедшие. – Вдруг взгляд его слегка посветлел, как у человека, которому в голову пришла идея. – Послушай… – снова заговорил он. – Если хочешь, я возьму этот кулон и отвезу в Барнаул. У меня дома железный сейф для охотничьего ружья. Я запру его там.
Илья выжидательно смотрел на Настю. Она чуть помедлила, а затем сказала:
– Знаешь… Кажется, это и впрямь хорошая идея. – Теперь, после всего кошмара, который ей пришлось пережить, Настя была рада избавиться от опасного предмета и была бы еще больше рада забыть о нем навсегда. Она сунула руку в карман джинсов, достала кулон и протянула Илье: – Держи. Спрячь подальше. Но только никому о нем не рассказывай.
Илья взял кулон, осмотрел и, видимо, не найдя в нем ничего интересного, сунул в карман. Настя проследила за его рукой, о чем-то задумалась, а потом с досадой проговорила:
– Черт, получается, что теперь я подвергла опасности тебя!
– Ерунда, – махнул рукой Илья. – Я умею быть осторожным. Кроме того, я мужчина и способен за себя постоять.
– Да уж. – Настя улыбнулась. – Это я видела.
– Ну, вот. – Он наклонился и поцеловал ее в губы. – Ни о чем не волнуйся, хорошо?
Настя вздохнула.
– Хорошо.
Илья посмотрел на часы.
– Тебе уже пора? – спросила Настя.
– Да, – нехотя признался он. – Во сколько возвращается с работы твоя сестра?
– Когда как, – ответила Настя.
– Запри за мной дверь. Не только на замок, но и на цепочку с щеколдой, – распорядился Илья. – Не подходи к окнам и держи мобильник при себе. Договорились?
– Договорились.
Он еще раз нежно ее поцеловал. А затем поднял правую руку, быстро прижал ко лбу девушки ладонь и что-то тихо прошептал.
…Несколько минут спустя Илья вышел из подъезда на улицу. Оглядевшись по сторонам, он направился не к станции метро, а к ближайшему скверику, который находился метрах в трехстах от Настиного дома.
Шагая по тротуару, Илья достал из кармана мобильник, набрал номер и прижал трубку к уху. Подождал, пока на том конце отзовутся, а затем коротко проговорил:
– Игорь Михайлович, это Илья. Кулон у меня… Да… Да… Хорошо.
7
Илье Клюеву не было и двадцати, но он давно уже ощущал себя зрелым многоопытным мужчиной. Мама его умерла от инфаркта почти три года назад. Для Ильи это было огромным ударом, но он сумел после него оправиться. А вот отец Ильи, зубной хирург Игорь Петрович Клюев, не сумел. Прежде сильный, уверенный в себе и жизнерадостный, за один день он превратился в пожилого, потерянного, замученного жизнью человека. И Илье пришлось взять на себя заботу не только о доме, но и о преждевременно постаревшем отце.
И все было бы еще ничего (не так, как прежде, но нормально), если бы отец не стал все чаще и чаще прикладываться к бутылке. Сначала перед сном («Средство от бессонницы, сынок, просто средство от бессонницы»), потом сразу после работы («Устал я сегодня; если не расслаблюсь, наживу себе невроз»), а потом и с утра, перед тем как отправиться в клинику.
Занятый домашними делами, Илья не успел заметить, как отец превратился в настоящего алкоголика, и осознал это лишь тогда, когда тот перестал ходить на работу. Тут Илья и понял, что жизнь его отца, а заодно и его собственная катится в тартарары.
Однако Илья не собирался сдаваться без боя. Обладая прямой и деятельной натурой, он и здесь попытался взять судьбу в свои руки и серьезно поговорить с отцом.
Тот лежал на диване в грязной рубашке и помятых брюках. На табурете перед ним стояла початая бутылка водки, а рядом – тарелочка с толсто нарезанной (скорее – нарубленной) докторской колбасой.
Илья сел в кресло, посмотрел на отца и спросил:
– Пап, зачем ты это делаешь?
Отец улыбнулся своей всегдашней виноватой улыбкой и ответил:
– Мне так легче, сынок.
– Тебе легче?.. А мне? Обо мне ты подумал?
– Прости, сынок, но… ты уже большой и можешь сам о себе позаботиться.
– Пап, тебе нужно остановиться. Мамы больше нет, но у тебя еще остался я. Или тебе легче будет, если я тоже умру?
Отец нахмурился и покачал головой:
– Не говори так, сынок!
– Но ты убиваешь меня. Разве ты этого не понимаешь?
Отец нахмурился еще больше.
– Я не заслужил таких слов, – возразил он и потянулся за бутылкой.
Когда он наполнял рюмку водкой, руки у него тряслись. Илья посмотрел на дрожащие пальцы отца, и сердце его сжалось от страха и тоски.
– Значит, тебе легче от водки? – спросил он, задумавшись о чем-то.
Отец, уже поднесший рюмку ко рту, поднял на него взгляд и тихо ответил:
– Да, сынок. Легче.
– Тогда, может быть, и мне станет легче?
Илья быстро взял бутылку, поднес к губам и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков. Водка обожгла горло, и он закашлялся.
– Ты с ума сошел! – вскрикнул отец.
Он отшвырнул рюмку, выхватил у Ильи бутылку и кинул ее в угол. Потом, перегнувшись через табурет, взял Илью за плечи, повернул к себе, пристально посмотрел ему в глаза и проговорил:
– Никогда больше так не делай!
С того дня отец не прикасался к алкоголю, и жизнь стала потихоньку налаживаться.
Два последних года Илья, как и его двоюродная сестра Маша, учился в медицинском институте. Днем он грыз гранит науки, а по вечерам занимался домашним хозяйством – готовил, прибирался в квартире, стирал, гладил и делал еще десятки дел, которые помогают поддерживать дом в порядке.
Илья сознавал, что взял на себя гораздо больше, чем полагалось парню его возраста. Но это нисколько его не тяготило. Тяготило и мучило другое. После смерти матери с Ильей что-то произошло. Он стал постоянно испытывать чувство голода. Голод преследовал его и днем и ночью. По утрам он съедал свой завтрак и не чувствовал насыщения. Шел на учебу голодным. В обед съедал в институтской столовой по две тарелки супа и по два «вторых», но не насыщался и этим.
Поняв, что это, скорее, психологическая проблема, Илья стал ограничивать себя в еде, поскольку от количества съеденного ничего не зависело. Он увлекся аутотренингом, записался в секцию йоги, но чувство голода не проходило.
Пару месяцев назад жизнь Ильи снова резко переменилась. Однажды вечером, вернувшись с работы, отец ввел в квартиру ярко накрашенную женщину и сказал:
– Илюш, познакомься, это Наталья Сергеевна. Она будет жить с нами.
– Жить с нами? – не поверил своим ушам Илья.
Отец кивнул:
– Да. Мы решили пожениться. Через неделю свадьба, и я прошу тебя быть моим свидетелем.
А спустя еще несколько дней мачеха, которая была всего на восемь лет старше Ильи, остановила его на кухне и тихо сказала, глядя ему в глаза:
– Илья, у твоего папы теперь есть я. Ты хороший сын, но он больше не нуждается в твоей опеке. Только без обид, ладно?
Несколько секунд Илья молчал, а потом тихо проговорил:
– Ладно. Без обид. Но знаешь, что…
Он осекся. Что-то всколыхнулось у него внутри, а затем голод, мучивший его последние три года, стал таким невыносимым, что, казалось, все его внутренности свела судорога. Сам не понимая, что делает, Илья уставился мачехе в глаза и представил, что пожирает ее, высасывает ее заносчивость, злобу, ненависть к нему – все то, из чего состоит ее мелкая, алчная душа.
– Ты что? – испуганно воскликнула мачеха. – Ты что делаешь… звереныш?
Ноги ее подкосились, и она тяжело опустилась на стул. А потом вдруг стала меняться: кожа ее побелела, щеки втянулись, глаза запали в глазницы, а под ними пролегли глубокие тени. К своему изумлению, Илья явственно ощутил, как жизненная энергия мачехи перетекает к нему, словно он надкусил ей артерию и присосался к ней губами.
– Наташа! – крикнул у него за спиной отец.
Илья вздрогнул и – пришел в себя. Он отшатнулся от мачехи и испуганно посмотрел на отца.
– Что с ней? – крикнул тот, подбегая к мачехе. – Наташа, ты в порядке?
– Я ничего не сделал, – испуганно проговорил Илья. – Я просто стоял. Я ничего не сделал.
Он повернулся и выскочил из кухни.
Мачеха провалялась в больнице дней десять с расплывчатым диагнозом «крайняя степень нервного и психического истощения». А когда вышла из больницы, уже не была прежней. Илью она обходила стороной, никогда с ним не спорила и старалась не смотреть ему в глаза.
А он… Он чувствовал себя дегенератом и выродком. Уродом среди людей. Но уродом, наконец, сытым!
Это продолжалось недели три, а потом голод стал возвращаться.
Боясь самого себя и силясь заглушить голод острыми ощущениями, Илья пустился во все тяжкие. Он стал ходить по барам, пить – больше и чаще, чем его ровесники, нарываться на драки, связывался с девицами легкого поведения. Адреналин помогал забыть о голоде. Но лишь на время.
В погоне за острыми ощущениями Илья сделался постоянным посетителем подпольного игрового «катрана». Здесь играли в покер и «двадцать одно». Он просиживал за картами часами и чаще всего покидал игровой стол, ничего особо не проиграв, но и не выиграв, довольный тем, что голод на время притупился, а значит – можно дотянуть до завтрашнего дня.
Но однажды все изменилось.
Он был очень толстым, этот тип. Толстым и лысым. Разложил перед Ильей четыре туза, посмотрел на него своими насмешливыми глазами и сказал:
– Каре из тузов. Сегодня вам не повезло, молодой человек.
А потом, пока Илья, обливаясь потом, таращился на тузов и пытался прийти в себя, сгреб его фишки и сложил перед собой аккуратными столбиками.
В какой-то миг Илье показалось, что он забыл, как дышать. Он поднялся из-за игрального стола с его отвратительным зеленым сукном, повернулся и на негнущихся ногах двинулся к выходу.
На улице перед клубом Илья выбил из пачки «Кемела» сигарету. На душе было погано. Он умудрился спустить за один вечер сумму, на которую его родители могли бы жить полгода. Но самое страшное, что деньги эти были чужие, взятые в долг, и Илья совершенно не представлял, как теперь будет расплачиваться с кредитором.
А все этот чертов толстяк! И откуда он только взялся?
Илья тяжело вздохнул и с остервенением проговорил:
– Черт!
Дверь за его спиной скрипнула. Он обернулся. Во дворик перед клубом вышел тот самый толстяк, который ободрал его, как липку. Остановившись рядом, толстяк засунул в рот сигарету и похлопал себя по карманам.
– У вас не будет огонька? – спокойно осведомился он.
Илья достал зажигалку. Язычок пламени осветил жирное лицо, и Илья ощутил острое желание подпалить толстяку пухлые слюнявые губы. Прикурив, незнакомец выпустил облачко дыма и, глянув на парня своими полупрозрачными выпуклыми глазами, поинтересовался:
– Переживаете из-за проигрыша?
– Вам-то какое дело?
– Никакого, – незнакомец стряхнул пепел и вновь остро и холодно взглянул на Илью. – Можно вопрос?
Илья не ответил. Вероятно, расценив его молчание как согласие, мужчина сказал:
– Удача вам явно не сопутствует. Стоит ли садиться за карточный стол – с вашим-то везением?
Илья раздраженно посмотрел на толстяка и негромко, но резко ответил:
– Мое дело, хочу – сажусь, хочу – нет.
– Не спорю. Но вам не кажется, что высшие силы не хотят, чтобы вы это делали?
Илья подозрительно сощурился:
– Какие еще высшие силы?
– Те, которые крутят колесо фортуны, – невозмутимо ответил толстяк. – Ну, а теперь представьте себе на мгновение, что в мире есть не только невидимые силы, отвечающие за везение или невезение, но и те, кто умеет этими силами управлять.
– Как это?
Незнакомец затянулся, выдохнул облачко дыма и ответил:
– Примерно как шаманы. Когда долго нет дождя, племя обращается за помощью к шаману. Тот берет свой волшебный бубен и начинает бить в него, призывая богов, отвечающих за дождь. Те слетаются на шум – и пожалуйста. На поля обрушивается ливень. Так же и с картами. Что, если кто-то умеет призывать удачу и ставить ее себе на службу? Причем без всякого бубна.
Илья стряхнул с сигареты пепел и усмехнулся:
– И где же взять такого шамана? Где его найти?
Лысый толстяк улыбнулся ему радушной улыбкой, от которой по спине у Ильи почему-то пробежали мурашки, и весело проговорил:
– Этот шаман перед вами!
Несколько секунд Клюев таращился на незнакомца, затем кивнул:
– Ясно. Приятно было познакомиться. – Он швырнул окурок в лужу и повернулся, чтоб уйти.
– Я не сумасшедший, – спокойно проговорил толстяк. – И могу вам это доказать.
Илья ухмыльнулся:
– Интересно знать – как?
Толстяк переложил сигарету из правой руки в левую, а затем достал из внутреннего кармана стодолларовую купюру и протянул ее Илье:
– Держите.
– Что это? – удивился тот.
– Шаманский бубен, – с улыбкой ответил толстяк. – Эта купюра приносит удачу. Если вы поставите ее на кон, то сумеете отыграть все, что спустили за вечер.
Губы Ильи изогнулись в недоверчивой ухмылке, однако его глаза, глаза игрока и прожигателя жизни, засветились азартным огоньком. Глядя на купюру, парень с волнением уточнил:
– А если я проиграю?
– Не проиграете.
– Но все-таки?
– Тогда я дам вам еще одну сотню в качестве компенсации за причиненный моральный ущерб, и на этом разойдемся.
Илья медлил, не в силах поверить в странный альтруизм толстяка.
– Ну? – улыбнулся тот. – Договорились или нет?
Еще секунду Илья стоял неподвижно, потом, не в силах противостоять азарту и алчности, выпалил:
– Договорились! – и сгреб деньги с ладони незнакомца.
…Ждать пришлось недолго. Спустя полчаса толстяк с глазами филина и Илья Клюев встретились снова. Парень смотрел на толстяка во все глаза. На его щеках играл румянец, волосы были взъерошены, глаза блестели от радости.
– Вижу, у вас получилось, – усмехнулся толстяк. – Отыграли свои деньги, да еще и сверху кое-чего получили. Не хотите вернуть мне мои сто баксов?
Илья вынул из кармана пачку денег, вытащил из нее стодолларовую бумажку и протянул благодетелю. Тот хотел взять купюру, но остановился и с упреком посмотрел на Илью:
– Молодой человек, нехорошо начинать новую жизнь с обмана.
Илья покраснел, а толстяк легонько щелкнул пальцами, и в тот же миг из пачки, которую парень сжимал в руке, выскользнула купюра и, перелетев по воздуху, опустилась на ладонь своего хозяина.
Тот взял стодолларовую бумажку, аккуратно сложил и хотел убрать в карман. Но заметив, каким алчным взглядом смотрит на нее Илья, остановился.
– Вижу, вам не хочется расставаться с ней, – с легкой усмешкой произнес он.
Илья облизнул губы, поднял взгляд на толстяка и сказал:
– Продайте ее мне.
– Продать? Какой же в этом смысл? Счастливая купюра выиграет мне столько денег, сколько я пожелаю.
– Продайте, – упрямо повторил Илья. – Я за нее все… Все, что захотите!
Толстяк покачал лысой головой:
– Исключено. – А потом посмотрел ему в глаза своими выпученными глазами филина и добавил с наглой усмешкой: – Ты так и останешься неудачником, студент. Маленьким, голодным, никому не нужным неудачником.
Илья опешил. А потом что-то щелкнуло у него внутри, и он почувствовал, как гнев захлестывает его удушливой волной. А вслед за тем проснулся и ГОЛОД.
Илья уставился на толстяка, представляя, как выпивает его жизненную силу, его энергию, его витальность.
Толстяк покачнулся и стал испуганно пятиться от Ильи. Стодолларовая купюра выпала из его разжавшихся пальцев и спланировала на асфальт. Илья начал так же медленно наступать, усиливая нажим. Но вдруг невидимый канал, по которому жизнь перетекала от толстяка к нему, резко оборвался.
Толстяк остановился и облегченно перевел дух.
– Слава богу, – сказал он, вытирая рукою вспотевший от страха лоб. – Игорь Михайлович, вы чуть не дали ему меня «выпить»!
– Все нормально, Птичник, – проговорил за спиной у Ильи спокойный властный голос.
Илья обернулся и увидел перед собой мужчину со светло-голубыми, почти прозрачными глазами. Мужчина усмехнулся и сказал, обращаясь к толстяку:
– Ты был прав, Птичник, этот парень – очень сильный стригой.
– О чем вы? – хрипло спросил Илья, переводя затравленный взгляд с толстяка на импозантного незнакомца и обратно.
И вдруг напряжение ушло. Илья почувствовал, понял, что может доверять этому прозрачноглазому человеку, что этот человек знает не только его тайну, но и ответы на все мучающие его вопросы. И отныне он, Илья Клюев, больше не одинок. И словно в подтверждение этих мыслей, незнакомец улыбнулся ему и произнес:
– Твой голод, Илья, – это не наказание. Это – награда. И мы здесь для того, чтобы тебе помочь.
Илья растерянно моргнул и глупо спросил:
– А как же счастливая купюра?
– Счастливая купюра? – не сразу понял прозрачноглазый. – Ах, ты об этом.
Он вытянул правую руку и перевернул ее ладонью вверх. Счастливая купюра, лежащая на асфальте, шевельнулась и превратилась в большую бабочку. Взмахнув крыльями, бабочка вспорхнула и перелетела на ладонь прозрачноглазого.
Мужчина осторожно погладил бабочку двумя пальцами. На одном из крылышек у нее угадывался выпученный глаз Бенджамина Франклина, а на другом – надпись: «In God We Trust». Прозрачноглазый легонько провел над бабочкой ладонью, и она снова превратилась в купюру. Затем он сложил купюру пополам и сунул во внутренний карман плаща.
– Что это значит? – пробормотал Илья.
– Это иллюзия, – ответил прозрачноглазый. – Я заставил тебя в нее поверить.
– Но… зачем?
– Затем, чтобы ты знал, какими возможностями я обладаю. – Он улыбнулся и добавил: – С сегодняшнего дня ты больше никогда не будешь голоден. Я об этом позабочусь.
…Илья убрал телефон в карман, дошел до скверика и направился к чугунной скамье, на которой сидел, ожидая его, толстый мужчина с круглыми, как у филина, глазами.
Маг Птицын (а это был именно он) поднялся Илье навстречу.
– Ну? Как? – с любопытством спросил он.
– Все в порядке, – ответил Илья.
Птицын протянул пухлую руку:
– Давай!
Илья посмотрел на руку толстяка, потом – ему в глаза, качнул головой и сказал:
– Нет.
– Нет? – удивленно и недовольно поднял брови Птицын.
– Нет, – повторил Илья. – Я отдам ее Игорю Михайловичу. Хватит уже просчетов и ошибок.
Птицын чуть побледнел.
– Ты мне не доверяешь, стригой? – с недовольством в голосе проговорил он.
– Келлер велел никому не доверять, – сказал Илья. – А никому – значит никому. – Он глянул в сторону дороги и уточнил: – У тебя машина где припаркована?
– Тебе она не понадобится, – вдруг холодно и отчетливо произнес Птицын.
Илья посмотрел на него с удивлением. Птицын что-то негромко прошептал. В тот же миг лицо Ильи побагровело, он схватился руками за горло, словно ему недоставало воздуха, и надрывно закашлялся. Изо рта у него вылетел комок перьев.
– Ого! – насмешливо проговорил Птицын. – Кажется, ты проглотил на завтрак курицу, забыв ее ощипать?
Птицын засмеялся. Илья хотел что-то сказать, но снова закашлялся. Продолжая кашлять, с выпученными от боли глазами он ринулся на Птицына, намереваясь схватить его за горло, но тут две вороны, до сих пор мирно сидевшие на ветках дерева, спикировали Илье на голову и вцепились ему в волосы. Вороны, громко каркая, захлопали крыльями, Илья завертелся на месте, потеряв ориентир.
Птицын достал из кармана нож, выщелкнул лезвие. Быстро огляделся – нет ли свидетелей, затем шагнул к Илье и ударил его ножом в левый бок.
8
Свет флуоресцентных ламп, отражающийся от зеленого и белого кафеля, был достаточно ярок, чтобы выделить каждую черточку лица Ники. Двадцать лет не изменили ее. Она по-прежнему была юна и прекрасна.
Сидя у белой кровати и продолжая вглядываться в лицо девушки, Игорь Келлер осторожно взял ее за руку.
Прошло двадцать лет с того момента, когда он отправился в страшное путешествие, надеясь вернуть ее. Прошел через все свои земные воплощения, много раз умер и много раз воскрес, пока не открыл глаза и не посмотрел на Нику, которая сидела на асфальте, привалившись к железной арматуре баррикады. В тот момент он окончательно перестал быть человеком – в обычном понимании этого слова.
Путешествие на тот свет что-то выжгло в нем, но в то же время сделало его сильнее. С той поры он ни разу не простуживался, не болел гриппом, не страдал от язв во рту или от головных болей, не испытывал даже слабого желудочного расстройства. Он никогда не болел… И все же он старел. Медленно, но верно. И время его истекало год за годом, а значит, истекало и время Ники. Ибо на кого еще она могла рассчитывать, если не на него, Игоря Келлера?
Врачи, которым Игорь платил огромные деньги, время от времени смущенно напоминали ему, что Ника, вероятно, никогда не выйдет из комы. Но Келлеру было плевать на их мнение.
…Сейчас, сидя у кровати любимой женщины, он с ненавистью вспоминал долгие годы, прожитые в страхе. Двадцать лет назад он стеснялся своих способностей, скрывал их, даже пытался забыть о них.
В то время будущее представлялось Келлеру жутким. Его могли схватить и отправить в какую-нибудь научную лабораторию. Он явственно представлял себе, как любознательные очкастые ученые примутся ставить над ним опыты, придумают кучу экспериментов, которые покажутся им «весьма любопытными и перспективными» и которые станут для него адской пыткой.
Конечно, можно было уехать в какую-нибудь глушь и жить там тихо и скромно, изредка давая пищу для мифов о новом таинственном чудовище, пока однажды какой-нибудь особо пытливый охотник за чудесами не пристрелит тебя или не сдаст в лабораторию, получив щедрые наградные.
Игорь был уверен в одном: какой бы путь он ни избрал, в его жизни всегда будут присутствовать два мрачных компонента: бесконечный страх (страх перед тем, что могут сделать с ним люди, и перед тем, что сделает с ним его собственный дар) и полное, безысходное одиночество, какого не испытывал, да и не сможет испытать ни один человек.
(Если не брать в расчет Платона Хамдаева, конечно. Но о Платоне Игорь старался не думать.)
Он ощущал себя чем-то вроде порождения ада, почти дьяволом. Но даже дьяволу не нравится одиночество. И Келлер стал искать таких же одаренных, как он сам. И нашел. И сумел собрать их вместе, подчинить одной общей цели – выживанию. Он называл их партнерами, но они считали его своим начальником, боссом, первым среди первых. По сути, это так и было. Он умел и знал больше, чем они все, вместе взятые. Он был не только самым одаренным из них, но и самым умным. Он научил их, как можно подчинять людей, оставаясь в тени. Пользоваться их деньгами, благами, жизненной энергией.
Люди, которых они выбирали, часто оставались калеками, а то и просто умирали. Но Келлеру не было их жалко. Разве может лев жалеть антилопу? Антилопа создана лишь для того, чтобы насыщать льва.
Но создание организации не было его главной целью. Все эти годы он думал о том, как вернуть Нику. Он перепробовал множество способов и рецептур, которые почерпнул из старинных волюмов и книг современных «духовных учителей и целителей». И все это оказалось бесполезным. В конце концов Игорь понял, что «духовные учителя и целители» (даже когда они не шарлатаны) обладают способностями несоизмеримо меньшими, чем его собственные. Так что если он и может на кого-нибудь рассчитывать, то лишь на самого себя.
И теперь у него появился шанс. Игорь не до конца верил в чудодейственную эффективность головоломки Чивера – старинные книги часто врали, вернее – врали их авторы.
И все же он не сомневался в том, что подобный артефакт вполне может существовать. Головоломка Чивера или еще что-нибудь… Он знал, что своей необычностью, своими способностями обязан каким-то таинственным силам, которые действуют в этом мире – подспудно и скрыто. Время от времени эти таинственные силы воплощаются в людях, которых принято называть экстрасенсами, а в былые времена называли магами. Так гегелевский Абсолютный Дух воплощается в этносах и народах.
В кармане у Игоря зазвонил мобильник. Он быстро достал трубку и ответил на звонок.
– Слушаю… Что? Птичник?.. Я скоро буду.
Келлер убрал трубку в карман и посмотрел на бледное, худое, почти прозрачное лицо Ники.
– Прости, моя любимая, – с нежностью проговорил он. – Я должен отлучиться по делам. Но я скоро вернусь. Вернусь с кулоном и тогда…
Не закончив фразу, Келлер наклонился и поцеловал Нику в губы. Затем поднялся со стула и быстро вышел из палаты.
В коридоре он наткнулся на главврача. При виде Келлера грузный властный доктор стушевался и робко проговорил:
– Игорь Михайлович, плата за следующий месяц пришла, все в порядке. Если что-нибудь понадобится…
– На подоконнике в палате пыль, – холодно перебил Келлер. – И одеяло было не поправлено.
Главврач слегка побледнел.
– Простите, – дрогнувшим от страха голосом пробормотал он. – Это наш недочет. Мы все исправим.
Келлер отвернулся и зашагал к выходу. Когда он скрылся за углом, главврач облегченно перевел дух, достал из кармана белого халата платок и вытер вспотевший лоб.
9
Игорь Келлер припарковал машину возле сквера. Вышел из салона, быстро огляделся, затем стремительно зашагал в конец аллеи, туда, где за кустом сирени лежал, зажав рукою кровоточащую рану в боку, Илья.
Келлер нашел его сразу же. Присел рядом, отвел окровавленную руку парня в сторону и оглядел рану.
– Рана глубокая, – констатировал он. – Ты потерял много крови, Илья.
Парень сжал зубы, чтобы не застонать от боли, а потом пробормотал хриплым шепотом:
– Вы сказали, что я не должен светиться… Я… Я не вызвал «Скорую».
– Правильно сделал, – одобрил Келлер.
Илья попытался схватить Келлера за руку, но сил у него уже не было.
– Игорь Михайлович… – пробормотал он. – Я не хочу умирать.
Келлер посмотрел на него спокойным холодноватым взглядом и медленно произнес:
– Смерти не избежать, Илья. Через минуту твое сердце остановится.
На бледном, обескровленном лице умирающего отобразился ужас.
– Вы меня… спасете? – прошептал он. – Пожалуйста… Вы… Вы обещали…
Келлер чуть склонился над парнем, посмотрел ему в глаза и четко проговорил:
– Ты хочешь жить?
– Да, – беззвучно, одними губами отозвался Илья. Сил говорить у него уже не было.
– Вернуться с того света – это все равно, что родиться заново, – сказал Келлер. – Или переродиться. Ты к этому готов?
На этот раз губы Ильи даже не шевельнулись, но Келлер уловил его мысленный ответ.
ДА!
– Любой ценой?
ДА…
Последний легкий выдох сорвался с губ Ильи, и сердце его остановилось. Келлер, не мешкая, накрыл лицо парня ладонью. Потом закрыл глаза и сосредоточился. Он не раз проделывал подобную процедуру. Возвращал души умерших людей обратно в тело, говоря шаманским языком. Ему действительно казалось, что душа его отделяется от тела и отправляется в мир, отличный от нашего. Но он подозревал, что все это может быть чем-то вроде сна или наркотической иллюзии. Слишком много ферментов выбрасывалось в кровь под влиянием самовнушения. Адреналин, серотонин… и масса других нейромедиаторов. В видении ему и впрямь казалось, что он выхватывает некую бестелесную субстанцию из цепких лап холодной тьмы. Но что в этот момент происходило на самом деле – Келлер не знал. Знал он другое – реанимированные им люди никогда не возвращались прежними.
Прошло минуты три, прежде чем он убрал руку с лица Ильи и хрипло произнес:
– Живи.
Парень открыл глаза.
