Глава 7

Накопив немалую, по ее понятиям, сумму, Катя со всеми детьми поехала за обновками. Она давно присмотрела магазин детской одежды на Большом проспекте и часто заглядывалась на его витрины. Все, что в них было выставлено, ей нравилось. Она собиралась купить девочкам сразу несколько вещей, которые можно было бы сочетать друг с другом.

В магазине Саша отчего-то расплакался, Катя наклонилась к нему, девочки побежали к вешалкам, но вскоре вернулись.

– Кать, а ты на ценники смотрела? – жарко зашептали они.

Она подошла, посмотрела и ужаснулась. Платье, которым она любовалась в витрине, стоило шесть тысяч! Сначала она решила, что это чья-то злая шутка: ну не может детское платье стоить столько же, сколько кожаная куртка для Кати – ее так и не реализованная мечта. Но нет, ценники на остальных вещах были примерно такими же.

– Зачем платить такие бабки за дерьмо? – сказала Лена, и деморализованная Катя даже не одернула ее. – На рынок нужно ехать, в СКК. Давай, Кать, вы с Олькой поедете, а я с мелким посижу? – героически предложила она. – Мы же с Олькой одинаковые…

– Хорошо, едем в СКК, но все вместе, – решила Катя. – Заодно в парке Победы погуляем.

На рынке им удалось купить все задуманное и даже немножко больше. Потом гуляли в парке, ели мороженое, катались на каруселях. Когда Катя, пошатываясь от кислородного отравления, заходила домой с сыном на руках и развеселившимися девочками сзади, она подумала, что сегодня – самый счастливый день всей ее жизни.

– Сейчас переодену Санечку и приготовлю ужин, – сказала она девочкам. – Подождите немного.

Едва голова сына коснулась диванной подушки, он моментально заснул. Катя попеняла себе, что нарушила режим и теперь Саша будет спать неизвестно сколько, а к ночи проснется голодный.

Наскоро переодев, она оставила его спать на диване, а сама побежала на кухню разогревать еду. В этот момент позвонили в дверь.

– Кто там? – крикнула она из коридора.

– Сто грамм! – раздался из-за двери бодрый голос Колдунова. – Открывай давай!

Она открыла.

Колдунов переступил порог и сразу сунул ей в руки пакет.

– Вот, это вам с девочками. А это уже нам с тобой. – Он засмеялся и вынул из внутреннего кармана куртки бутылку перцовой водки.

Кате тут же нарисовалась ужасная перспектива напиться в компании Колдунова.

– Ох, Ян, я теперь не могу пить, – пробормотала она. – Я учусь на курсах вождения, и завтра с утра у меня занятие. Я и так-то плохо езжу, так представь, что будет со мной с похмелья.

Колдунов молча пожал плечами и достал из другого кармана конверт.

– Вот еще возьми для детей. Мне сегодня огромный гонорар заплатили.

Катя засмеялась:

– Ты как индийский факир! Знаешь, они все достают и достают из карманов то голубя, то платки. Проходи, пожалуйста, поужинаешь с нами.

Девочки поели очень быстро – им не терпелось начать примерять обновки. Когда они убежали к себе, Ян закурил.

– Знаешь, давай все-таки выпьем, – вдруг решилась Катя. – От одной рюмки ведь ничего не будет, правда?

– Конечно, не будет. Наоборот, ты взбодришься и покажешь превосходные результаты, – сказал Ян, отвинчивая пробку. – От выпивки стоит отказываться лишь когда на следующий день тебе предстоит визит к стоматологу или операция под местной анестезией. При похмелье новокаин не берет, это описано в литературе и проверено личным опытом.

– Ну давай, за твое здоровье!

Они выпили, Ян закусил маринованным огурцом и спросил:

– Как вы вообще живете?

– Нормально. Большое тебе спасибо за деньги. Мы бы без вас с Юрой пропали.

– Ну уж ладно. Не пропали бы. Вон ты как классно выглядишь.

Катя засмеялась:

– Прекрати!

– Девочки как, оправились немного?

– Не знаю. По-моему, от такого удара всю жизнь не оправишься…

Они помолчали. Колдунов встал и выбросил горящий окурок в форточку.

– А вдруг он упадет кому-нибудь на голову? – спросила Катя.

Ян неожиданно засмеялся.

– Что тут смешного? – возмутилась она.

– Извини… Я просто вспомнил, как недавно познакомился с твоей маман. После поминок мы были у Юры. Она вышла и попыталась меня проклясть.

Катя поморщилась. Отсутствие нормальных отношений с мамой, конечно же, беспокоило ее. Она иногда звонила маме, но та разговаривала с ней сквозь зубы. Ясно было, что она примет только полную и безоговорочную Катину капитуляцию: требовалось упасть ей в ноги, зарыдать и просить прощения за все вместе и по каждому пункту в отдельности. Наверное, Катя смогла бы сделать это, но ее удерживали в первую очередь чисто практические соображения: помирившись с дочерью, мать обязательно начнет ездить к ней и устраивать скандалы на ровном месте. А зачем это нужно Катиным детям?

– Как она выглядит?

– Вполне бодрая. Больной человек так не орет.

– Прошу тебя, давай не будем развивать эту тему.

– Я и не собирался. Ну что, еще по одной?

– Погоди, я хоть новую банку огурцов достану.

Тут дверь распахнулась, и в кухне, покачиваясь, как матрос, только что сошедший на берег, появился Саша. «Проснулся от голода», – сообразила Катя, краснея. Увидев ее, ребенок радостно крикнул: «Мама, мама!» – и затопал прямиком к ней.

– Кто это? – удивился Колдунов.

Стараясь, чтобы голос звучал как можно равнодушнее, она ответила:

– Это мой сын. Ты не мог бы подержать его на руках, пока я приготовлю сырники? Но предупреждаю, он может тебя описать, я его в памперсах не держу.

Оказавшись на руках у незнакомого человека, Катин сын не испугался. Он с интересом подергал Колдунова за свитер, но, обнаружив, что на шее у него нет цепочек, а в ушах – серег, интерес утратил и потянулся к банке с огурцами.

– Ой, не давай ему, – всполошилась Катя. – Пусть пока с лошадкой поиграет.

Маленькая игрушечная лошадка стояла на подоконнике. Ян взял ее и стал стучать ею по столу, будто она скачет. Ребенок смотрел зачарованно.

– А почему Светка не говорила мне, что ты родила? – спросил Ян и подумал: «А в самом деле, почему?»

– Ну, я не хотела, чтобы все узнали о моем новом социальном статусе. Я же стала матерью-одиночкой, – пробормотала Катя.

Ян похолодел: он внезапно вспомнил, что Катина мамаша назвала его не только взяточником, но и развратником. Неужели она прокляла его за то, что он испортил жизнь ее дочери?! И тем же объясняется и Светкино молчание?

Значит, этот ребенок – его сын?..

А Катя? Что за глупость, что за идиотизм – ничего ему не сказать!

Каким бы он ни был, он имел право знать, что Катя беременна! Господи, да разве он стал бы уговаривать ее делать аборт? «Еще как стал бы», – ответил его внутренний голос. А теперь он сидел с ребенком на руках и тупо смотрел, как Катя жарит сырники…

Когда они оказались в одной постели, он совсем не знал, что она за человек. Если бы она тогда пришла к нему и заявила о своей беременности, он решил бы, что она просто хочет женить его на себе… Но как же это вышло? Ведь он всегда был очень аккуратен и расслаблялся только с Верой, которая забеременеть не могла. Как же он с Катей-то оплошал?

Но у нее же были месячные! – вдруг вспомнил он. А во время месячных забеременеть невозможно, это медицинский факт.

Катя взяла у него ребенка, посадила на высокий стул и стала кормить.

– Катя, это мой сын? – наконец Колдунов решился задать свой вопрос.

Ложка в ее руке дрогнула.

– Какое это имеет значение? Я взрослый человек, и ты не несешь передо мной никаких обязательств.

Ян подошел к ней и прижал ее голову к своему животу.

– Нет, но это просто чудо! Забеременеть во время месячных – это все равно что непорочное зачатие.

– У меня не было тогда месячных, – пробормотала Катя.

– Что?!

– Перестань кричать! Здесь коммунальная квартира. И вообще, тебе пора домой.

Домой, ха! Ян отпустил Катю и забегал по кухне. Это что же он натворил! Взял девушку, сделал ей ребенка, а сам свалил в кусты. И не нужно теперь кивать на Катю, что она ничего ему не сказала. Если бы он хотел, то давно бы все о ней знал. Он мог бы догадаться, что она переехала в коммуналку неспроста. Впрочем, главная вина его была даже не в этом. Катя любила его, а он не хотел об этом знать. Она нуждалась в нем, а он делал вид, что этого не замечает. Ему же было плохо, так почему он не пошел к ней – человеку, которому он нужен? Зачем стоял перед запертой дверью, вымаливая себе жалкие крохи, когда был дом, где его ждали?

Почему он столько лет руководствовался постулатом, что счастье не в том, чтобы быть любимым, а в том, чтобы любить самому? Какой идиотизм!

– Где мы можем спокойно поговорить? – сипло спросил он.

– У меня. Я попрошу девочек, чтобы они поиграли с Саней.

Когда Катя уносила малыша в комнату девочек, он помахал Яну ручкой и посмотрел на него знакомыми синими глазами. «Как же он похож на меня!» – поразился Ян.

Когда они зашли в комнату, Катя запоздало вспомнила, что над изголовьем ее кровати висит портрет Колдунова. Сам Колдунов, естественно, тут же уставился на свое изображение. Чтобы скрыть волнение, Катя начала собирать по комнате Сашины игрушки. Наконец Колдунов обернулся к ней.

– Прости меня, – сказал он с тяжелым вздохом. – Я и не думал, что нравлюсь тебе.

– А что ты думал? Что я мазохистка и ложусь в постель только с теми людьми, которые мне отвратительны? – раздраженно спросила Катя. Она боялась признаться Яну в том, что любила его и любит до сих пор.

Он улыбнулся и шагнул к ней – совсем как тогда, в первый и единственный раз, когда они были вместе. Катя заметила, что даже свет он выключил тем же самым быстрым движением руки. Теперь все было, как тогда: зимний вечер, темный силуэт Колдунова на фоне окна… Только Катя была другой.

Она сделала шаг назад, включила свет и твердо сказала:

– Перестань, пожалуйста. Если хочешь поговорить, давай поговорим. Только без глупостей!

– Кать, ну чего говорить? У нас с тобой только один выход – пожениться, – мрачно сказал Ян и снова попытался притянуть ее к себе. – Раз у нас дети, то что нам остается?

Господи, два года назад Катя умерла бы от счастья, если бы услышала от него эти слова, пусть даже в такой форме! Но теперь подачки ей были не нужны. Разве затем она столько времени терпела и пыталась жить в мире с собой, чтобы теперь капитулировать по первому зову? Разве она будет счастлива, выпрашивая каждый его ласковый взгляд, как нищенка на паперти?

Он – хороший человек, Катя не только любила его, но и уважала. Она знала, что, если она выйдет за него замуж, Светины девочки не будут ничем обделены. Колдунов станет всем детям заботливым отцом, а ей – хорошим мужем, но он никогда не сможет дать то, что ей нужно.

Просто потому, что в его сердце нет любви. Каждый раз, когда он ласково посмотрит на нее или скажет ей что-нибудь приятное, она будет сомневаться: искренен ли он? А может, просто ведет себя так, чтобы она не почувствовала его равнодушия?

– Почему ты считаешь, что у нас нет другого выхода, кроме как пожениться? Я превосходно справлялась одна, справлюсь и дальше.

Ян устало сел на Катину кровать и растер лицо руками.

– Ты любила меня? – спросил он прямо. Наверное, слишком устал, чтобы изъясняться намеками.

Катя опасливо присела рядом с ним.

– Я и теперь люблю тебя, – вздохнула она. – Именно поэтому я не хочу, чтобы ты на мне женился. Ты же не любишь меня и не будешь со мной счастлив… А я желаю тебе счастья.

Помолчали. Катю почти не интересовало, что сейчас скажет или сделает Ян, ей просто хорошо было сидеть рядом с ним. Когда он обнял ее за плечи, она доверчиво прислонилась к его теплому жесткому боку.

– Почему ты решила, что я не люблю тебя? – тихо спросил он.

– Ты не хотел меня видеть.

– А если я сам не знал? Кать, если я не знал, что люблю тебя?

– Только не начинай! Не ври мне! Это недостойно тебя.

– Но нам же хорошо вместе, верно?

– Ну и что? Да с любой женщиной, если она сядет рядом и перестанет болтать, тебе будет так же хорошо, как со мной, и даже лучше!

– Нет, ты ошибаешься.

Катя отпрянула от него, встала и принялась ходить по комнате.

– Пойдем покурим? – жалобно попросила она. Ей вдруг стало очень грустно. «Уступи, – вопила ее истерзанная душа, – уступи ему! Поймай его на слове сейчас, когда он огорошен новостью о сыне! Оставь его у себя, положи в свою постель! Свяжи его цепями обязательств! Поверь его словам, пусть ты прекрасно знаешь, что он говорит их только ради того, чтобы исполнить свой долг, но ты поверь!»

«Нет, – строго сказала Катя своей душе, – это не принесет нам с тобой счастья».

Они вернулись в кухню, по пути Катя заглянула к детям. Все втроем валялись на диване и смотрели детский журнал. Девочки объясняли Саше, где собачка, где кошечка, а где овечка.

Соседи уже разошлись, в кухне было темно и немного таинственно, и Катя не стала зажигать свет. Она достала сигарету, но не успела прикурить, как Ян обнял ее.

– Катя, – сказал он и тяжело вздохнул, – давай будем вместе. Я буду любить тебя, обещаю.

Она высвободилась из его крепких рук.

– Прекрати. И не говори мне, что ты сразу полюбил Сашу, как только узнал, что он твой. Прости, но ты так ведешь себя потому, что у тебя раньше не было детей. Если бы у тебя была семья, ты бы и ухом не повел, узнав, что ребенок твой.

– Я не понимаю, почему ты отталкиваешь меня!

– Господи, да потому, что ты меня не любишь! Что тут непонятного? – в сердцах закричала Катя, не заботясь о том, что может потревожить соседей. – Как, ты думаешь, я буду жить с тобой, зная, что ты всего-навсего хочешь исполнить свой долг? Какой долг? Ты мне абсолютно ничего не должен. Мы с тобой просто один разик случайно переспали, и в том, что родился Саша, никакой твоей вины нет.

– Как же нет? Я не проконтролировал рождаемость, – попытался улыбнуться Колдунов.

– Иди домой, Ян. Уже поздно, и мне нужно укладывать детей. Хлопот полон рот. Не до страстей…

Колдунов налил прямо из-под крана воды в чайник, чиркнул спичкой, и в темноте кухни распустился голубой цветок.

– А у меня есть электрочайник, – похвастался он. – Страшно удобная штука. Вот будем жить вместе, и я привезу его сюда.

– А у меня есть привычка ставить электрочайник на газ. Так что не уживемся мы с тобой.

– Кать, что же мне делать? Хорошо, я не буду лгать, что люблю тебя, но в одном ты можешь быть совершенно уверена: мне было хорошо с тобой.

Катя достала пакетики с заваркой. Потом подумала и решила заварить настоящего чаю – с прошлого Восьмого марта у нее хранилась железная банка английского чая, подаренная одной из учениц, и Катя потчевала им самых дорогих гостей. Она ошпарила чайник, потом насыпала в него заварку, подождала, пока вода немного остынет… Она делала все очень медленно, оттягивая момент, когда Ян уйдет, и уйдет навсегда. Она так надеялась, что примирилась со своим одиночеством, что больше никогда Ян не сможет причинить ей боль, но он, спокойно сказав, что не любит ее, будто повернул в ее сердце нож.

– Что же ты молчишь?

– Я сказала тебе все, что хотела. Правда, Ян, иди. Я всегда буду с благодарностью и любовью вспоминать тебя. Вот, пей чай и уходи.

Колдунов схватил ее за руки и встряхнул.

– Как ты не поймешь, балда, что я хочу остаться с тобой! Хочу с тобой спать, держать на руках своего ребенка, хочу, понимаешь? Катя, неужели ты думаешь, что я не сумею быть благодарным за твою любовь? Я просто не могу теперь уйти, ведь еще Сент-Экзюпери сказал, что ты в ответе за тех, кого приручил.

Катя фыркнула. Когда-то она процитировала эти слова Светке. «Да иди ты вместе со своим Экзюпери! – воскликнула та. – Эта фраза, может быть, имеет смысл, если речь идет о животных, или о детях, или о дебилах, но никак не о равных тебе людях. Я вообще кто, чтобы меня приручать? Щенок, что ли?»

– Литература тут ни при чем, – устало сказала Катя Колдунову. И повторила: – Пей чай и уходи.

Он стал яростно размешивать сахар в стакане. Звук, казалось Кате, разносится по всей квартире, но Ян никак не мог остановиться.

– А как же дети? – наконец глухо спросил он. – Тебе с ними тяжело одной. Я уж не говорю о том, что хотел бы видеть, как растет мой сын.

– Ах, теперь ты думаешь о сыне? – взвилась Катя. – Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой в том, что лишаю его отца? Разве это честно, Ян? Я же не воспользовалась своей беременностью, чтобы добиться от тебя того, чего хотела.

– Но ты же молчала, как партизанка! – Катя впервые услышала, как он повышает голос, и ей стало страшно и весело одновременно. – Если бы я сегодня не зашел к тебе, то мог бы умереть, не зная о том, что у меня есть сын! И разве ты, скрывая от меня правду, считала меня человеком? Нет, ты думала, что я бесчувственный и развратный самец, и упивалась этой мыслью! Но ты просто обязана была предупредить меня о том, что ты девушка…

– Не ори. Ничего я не обязана!

– Нет, обязана!!! – Колдунов уже набрал полную грудь воздуха, чтобы высказаться от души, но Катя перебила его:

– Ну и что бы ты сделал, если бы я тебя предупредила? – спросила она и засмеялась. Ян замолчал.

– Я бы офигел, – наконец честно сказал он. – И конечно, у нас бы ничего не вышло. Знаешь, я никогда в жизни не имел дела с девушками, поэтому ничего и не понял. Катя, ну зачем ты столько врала?

– Это я-то врала? – возмутилась она. – Я просто молчала о том, чего ты не хотел знать!

– Мало ли чего я не хотел! Ну откуда в тебе столько высокомерия?

Катя вырвала у него из рук стакан с недопитым чаем и с грохотом поставила на стол.

– Знаешь, большей ахинеи я еще в жизни не слышала! Уходи немедленно. Чем скорее мы с тобой расстанемся навсегда, тем лучше будет для нас обоих.

Колдунов хищно улыбнулся и пошел прямо на нее. Видимо, он решил, что время разговоров кончилось. Катя пыталась убежать от него, но была грубо схвачена за руку и затиснута в угол. Она пыталась вырваться, но Колдунов был, кажется, сделан из железа. Он запустил пальцы ей в волосы и припал к ее губам. Вторую руку он засунул ей под юбку. Понимая, что сопротивление бесполезно, Катя все же крепко сжала ноги. Она не чувствовала возбуждения, и главной ее мыслью было: а что, если сейчас в кухню войдет кто-то из соседей?..

– Ну, все? – спросила она, когда Ян, тяжело дыша, оторвался от нее. – А теперь убирайся отсюда.

Он кинул на нее ужасный взгляд и пошел к выходу. Не проронив ни единого слова, надел ботинки и куртку. У двери он остановился, надеясь, видимо, что у Кати не выдержат нервы и она попросит его остаться. Но она распахнула дверь и, стараясь, чтобы ее усмешка выглядела как можно более издевательской, произнесла: «Прошу!»

Выходя, Колдунов больно дернул ее за ухо.

– Ты гонишь меня, потому что думаешь, что я вернусь, – зло сказал он. – И я, конечно, вернусь.

Довольная собой, она вошла в комнату девочек и потребовала, чтобы они немедленно ложились спать. В ответ раздались протестующие вопли.

– Хорошо, – сказала она. – Переоденьтесь в ночные рубашки, расстелите кровати, и я буду считать свою миссию выполненной. Дальше можете делать что хотите, но учтите, что завтра вставать в семь часов. – С этими словами она подхватила разомлевшего Саню и ушла.

Наскоро умывая сына и переодевая его в пижамку, она сокрушалась о том, что поездка за покупками и неожиданный визит Колдунова совершенно сбили детский режим. «Наверное, я плохая мать», – терзалась она, укачивая Саню.

«А ведь Ян мог бы сейчас сидеть рядом и смотреть, как засыпает его ребенок», – кольнула ее внезапная мысль.

Ну почему, почему она решила, что сын ему не нужен?

Черт, что же она наделала?!

Положив ребенка в кроватку, она выбежала на кухню и трясущимися руками выхватила сигарету из пачки.

А ведь она поступила, как ее собственная мамаша, которой всегда была нужна только полная и безоговорочная капитуляция! Она прогнала Яна, потому что поняла: теперь он никуда от нее не денется. Она говорила, что он не будет счастлив с ней, но разве он счастлив сейчас? Одинокий разочарованный мужик…

Светка говорила: «Если тебе плохо, иди к людям, которые в тебе нуждаются». Вот он и пришел!

Господи, Ян сделал всем столько хорошего! Благодаря ему у нее есть прекрасный сын. Он простил ее подлость, когда она подписала донос. А когда по ее, Катиной, милости отделение развалилось, он нашел Светке хорошую работу… Когда Светка заболела, он готов был платить за ее лечение, потом помогал на похоронах…

Да, он не любил Катю, однако заботился о ней и детях, передавал деньги… А что сделала она, любя его? Выгнала вон!

«Вот где гены-то проявляются», – зло подумала Катя и заметалась по кухне.

Ей не хватало воздуха, она задыхалась, но вместо того чтобы потушить сигарету и налить валерьянки, она снова жадно затянулась. Ей невыносимо было думать, что эту ночь она проведет одна, как сотни ночей раньше, как тысячи потом! Что она натворила! Отдавая всю себя детям, она решила, что теперь имеет право считать себя почти святой. Она стала считать себя лучше других, вот в чем ужас!

Катя снова полезла в карман, но нашла там только пустую пачку. Она смяла ее, швырнула в ведро и забегала в поисках заначек. Увы, поиски не дали никаких результатов. Но если она сейчас не закурит, то просто умрет!

Она сорвала с вешалки куртку, надела сапоги и выбежала из квартиры.

«Вот сейчас треснут меня по дурной голове, и с кем дети останутся?» – мрачно думала она, сбегая по лестнице. Впрочем, вряд ли ее потертый пуховик соблазнит грабителя, и сомнительно, что найдется до такой степени неразборчивый сексуальный маньяк, чтобы напасть на нее.

Возле ларька она решила, что лучше всего ее нервы успокоят сигареты «Парламент». Тридцати рублей было жаль, но Катя мысленно поклялась, что теперь долго не позволит себе ничего лишнего.

Зайдя во двор, она посмотрела на свои окна. В комнате девочек предательски светил телевизор. Не обращая внимания на холод, Катя уселась на скамейку и стала вспоминать прочитанную утром телепрограмму: что же это такое они смотрят в двенадцатом часу ночи? Наиболее вероятным представлялся несанкционированный просмотр фильма «Скала» с Николасом Кейджем и Шоном Коннери. В нем было полно жестокости, но было и чувство: Катя сама с замиранием сердца переживала, спасут ли хорошие парни мир.

Она заплакала. Да, она вырастит детей, стараясь не очень мешать им жить, потом они станут взрослыми, и она останется совсем одна. Да, у нее будет работа, но разве это главное в жизни? До тридцати с лишним лет она прожила как в коконе, уверенная, что ее окружают пошлые недалекие люди, а когда вылезла из этого кокона, оказалось – уже поздно. Она всегда страдала оттого, что одинока, но не понимала причин своего одиночества. Она думала, что ее недооценивают, а на самом деле все было гораздо проще: она ничего не хотела дать людям просто так. Помогая Маргарите Матвеевне, требовала немедленной оплаты за эту помощь в виде восхищения собой, самоотверженной и умелой сиделкой. Ну а полюбив Колдунова, потребовала от него такой же любви…

Как жаль, что она поняла это так поздно! Господи, ей так хотелось быть счастливой! Но как много она думала о счастье для себя и как мало о счастье для других! Что ж, так ей и надо. Теперь уже плачь не плачь, ничего не изменишь. Чуда не будет, а она всю свою жизнь провела в ожидании чуда. Есть ли еще на свете такие дуры?

Она взяла со скамейки немного снега и, стараясь не думать о том, какой он грязный, протерла лицо. Нужно идти домой, где с утра дожидается глажки огромная кипа белья. Хоть расшибись, а погладить нужно сегодня – завтра с утра у нее занятия по вождению, а потом сразу пойдут ученики. Можно, конечно, запихать неглаженое белье в диван в Светкиной комнате, но Катя боялась создать прецедент. Стоит один раз дать себе поблажку – и все. Сначала она перестанет гладить, потом – готовить… Страшно подумать, во что все это выльется.

Пожалуй, сейчас она выкурит спокойно еще одну сигарету, а потом сразу встанет и пойдет гладить.

В этот момент кто-то обхватил ее сзади за талию. От испуга Катя чуть не проглотила сигарету, а ее крик наверняка был слышен во всех соседних дворах.

– Это я, не кричи, – сказал Колдунов, усаживаясь рядом и бесцеремонно вытаскивая из Катиной пачки сигарету, – я же обещал, что вернусь.

Катя замерла на мгновение… потом бросилась ему на шею и заплакала в голос.

Кряхтя, Колдунов посадил ее к себе на колени и крепко прижал к груди.

– Ох, Ян, прости меня… – бормотала она сквозь слезы.

– За что? Ну успокойся, Рыжик…

Но она продолжала горько рыдать, будто задалась целью излить наконец все слезы, накопившиеся в ней за последнее время.

– Да ты совсем замерзла, милая! Руки холодные, и без шапки… Пойдем домой.