Глава 2
На следующий день Кате пришлось признать очевидный факт: она до смерти влюбилась в Яна Александровича, и с этим уже ничего нельзя сделать. Ей было больно смотреть на него – как на солнце, но когда солнца не было рядом, все погружалось во мрак. Колдунов заходил в палату – и Катя сразу отворачивалась, чтобы он не заметил, как она краснеет и как у нее дрожат руки…
С утра она полчаса протосковала перед перевязочным кабинетом, оттягивая минуту, когда он посмотрит на нее своими ласковыми – как она могла считать их похотливыми?! – глазами и скажет: «Не бойся, детка». Ей казалось, что она разрыдается от счастья, услышав эти слова.
Пока она собиралась с духом, заведующий ушел оперировать, и Кате сделала перевязку Клавдия Ивановна. Действуя быстро и аккуратно, она вытащила из Катиной ноги какие-то штуки, заново забинтовала и сказала, что, если у Кати не будет сильных болей и температуры, до понедельника можно ногу не трогать.
Ранение не отразилось на Катиных возможностях сиделки, она по-прежнему обслуживала всю палату. Около часа дня пришли Светины дочки, она позанималась с ними и нашла способности вполне удовлетворительными.
– Вообще, Светлана Эдуардовна, отсутствие слуха – это аргумент родителей, которые не хотят заниматься своим ребенком, – говорила она, королевой рассевшись в ординаторской и вытянув раненую ногу на диване. Докторша смотрела на нее с обожанием и каждую минуту подливала кофе. – Детей, которые по своим природным данным не могут заниматься музыкой, крайне мало. Значительно меньше, чем гениев и вундеркиндов. Занятия музыкой очень полезны, они развивают ум и память гораздо лучше, чем, скажем, математика или литература. Больше скажу, музыкальные занятия повышают математические способности. Кроме того, они воспитывают трудолюбие, упорство и терпение, то есть формируют личность. Ваши девочки, конечно, не Моцарты, но, думаю, учеба в той школе, о которой я говорила, будет им по силам. Если вы разрешите мне воспользоваться телефоном, я сейчас позвоню своему начальнику, и он все устроит.
– Сколько я должна?
– Разумеется, нисколько!
Катя позвонила Петру Петровичу, сообщила ему последние новости о состоянии Маргариты Матвеевны и попросила определить девочек в спецшколу.
– Как вы там, Катенька? Наверное, хотите отдохнуть? Прислать вам замену на ночь?
– Нет, спасибо. – Катя с удивлением сообразила, что и не подумала о возможности на какое-то время уйти домой.
Она ни на секунду не хотела отлучаться из больницы, не хотела лишать себя даже мимолетной встречи с Колдуновым. Видеть его уже было счастьем.
Ян Александрович приветливо улыбался ей при встрече. Каждое утро, зайдя в палату с обходом, он осведомлялся о Катином самочувствии и температуре. Потом нагибался и щупал ее голень, как хозяйки щупают фрукты, прежде чем купить.
– Кажется, все идет неплохо, – говорил он и Кате, и Маргарите Матвеевне.
Старушка действительно поправлялась. Через три дня после операции она уже ходила по палате, а на пятый день отважилась выглянуть в коридор.
Конечно, Катя радовалась, что Маргарита в порядке. С другой стороны, это значило, что ее скоро выпишут. Еще какие-нибудь десять дней – и все. И Катя больше никогда не увидит Яна Александровича. Между тем она чувствовала, что расстаться с ним навсегда – все равно что умереть. Не нужно ей взаимности, но видеть его, восхищаться им, просто разговаривать ей так же необходимо, как дышать!
Катя пыталась погасить свои бурные чувства, ревностно исполняя обязанности санитарки и сиделки. Кроме всего прочего, она надеялась, что Ян Александрович увидит, какая она старательная, и хоть немного полюбит ее за это.
За эту неделю Катя пережила, кажется, все страсти и кошмары женской души, которые она старательно давила в себе всю жизнь. Она то замирала от счастья, когда Ян Александрович улыбался ей, то млела от восторга, когда видела его за работой и понимала, какой он великолепный хирург и самоотверженный врач. Через секунду она падала с этих высот в черную дыру отчаяния, думая, что еще несколько дней – и Колдунов уйдет из ее жизни навсегда.
День у Яна Александровича не задался с самого утра. Во-первых, накануне он безобразно напился с однокурсником. Однокурсник был давно и счастливо женат, его жена носила под сердцем третьего ребенка, и с чего вдруг Яна понесло лицезреть эту идиллию, было неясно ему самому. Он с завистью смотрел на играющих детей, на округлившийся Надькин живот, на то, как муж с женой обмениваются нежными взглядами. Однокурсник звезд с неба не хватал, работал обычным преподавателем на кафедре терапии, и третий ребенок был для него в общем-то непозволительной роскошью.
Выйдя из гостей, он с мобильника позвонил Вере, но, услышав холодное: «Да, Ян Александрович. Не волнуйтесь, все в порядке» – отключился.
Фигушки там все в порядке! Он купил бутылку дешевого коньяка и выпил, сидя перед телевизором. Чем больше он пил, тем хуже ему становилось, хотя по идее должно было быть наоборот. Мысль о том, что, не будь он таким идиотом, был бы сейчас так же счастлив, как сокурсник, никак не покидала его головы, несмотря на мощную алкогольную атаку.
Ничего удивительного, что утром он чувствовал себя плохо. Преодолев соблазн обмотать голову скотчем, чтобы не развалилась на кусочки, Колдунов постоял под холодным душем, попил водички и собрался на работу. В принципе он мог позвонить той же Светке и сказать, что придет позже, но, зная, что двухчасовые опоздания в коллективе всегда объясняются похмельным синдромом, потащился, перемогаясь, в больницу.
Однако Светка была человеком опытным.
Может, она не сумела бы с лету определить перфорацию желудка или отличить острый холецистит от аппендицита, но колдуновский диагноз установила сразу.
– Ой, блин! – заголосила она, когда Ян возник на пороге ординаторской. – Ян Саныч, нельзя ж так над собой издеваться! Вы ж зеленый весь с похмелья, как гоблин!
– Молчи, женщина, – прошептал он. Светкин голос раздавался у него в голове, как эхо под сводами старинного подземелья.
– Где это вы вчера оттопыривались?
Яну стыдно было признаться, что он твердо ступил на последнюю ступень алкоголизма и пьет дома в одиночестве, поэтому он только неопределенно помахал рукой перед носом коллеги.
– Ну и рожа у вас!
– Ты вообще не забывай, с кем разговариваешь, – посоветовал Ян. – Будешь хамить начальнику, останешься без премии.
– Напугали ежа… Но вам нельзя сейчас перед больными отсвечивать. Такой доктор Зло! – И Светка радостно захохотала: наверное, муки похмелья были ей знакомы только понаслышке. – А выхлоп-то, господи! Авария на коньячном заводе!
– Хватит критиковать начальство! Распустились тут! Начальство уже и напиться спокойно не может. Ладно, я посплю пока здесь на диванчике. Цырлин где?
– Поехал в какое-то село консультировать. За ним в восемь утра машина пришла.
– Значит, остаешься за старшего. Операций у нас с тобой сегодня, слава Богу, нет, так что сделаешь обход. И, Света, в виде личного одолжения, зная твою честность, прошу: когда будут спрашивать, где я, не говори: «Да вот, на диване пьяный валяется».
– Будьте спок! Я иду на отделение, а ординаторскую запру, будто никого нет.
– Делай что хочешь, а мне жизнь не мила, – пробормотал Ян, устраиваясь поудобнее. Уже засыпая, он почувствовал, как его укрывают чем-то теплым, успел удивиться, откуда у Светки одеяло, и провалился в сон.
Проснулся он достаточно бодрым. Светка не только укутала его своей шалью, но и предусмотрительно открыла в ординаторской форточку, так что голова не болела. Ян зевнул, в сотый раз дал себе зарок не пить и отправился в душ. К сожалению, водные процедуры отменялись: в душевой стояли носилки с покойником. Колдунов отогнул укутывающую тело простыню. Кого же он проспал? Покойником был бомж, который давно пропил и мозги, и печенку, и все остальные органы, необходимые для жизни. Кончина его ожидалась давно и была, в общем, приятным событием для отделения.
Ян прикрыл труп и решил все-таки помыться. Кряхтя, он отодвинул носилки подальше от душевой кабинки, разделся и встал под едва теплую воду. Только он намылил голову, как в дверь начали ломиться.
– Что за дьявольщина? – услышал он Верин голос. – Покойник, что ли, заперся?
– Господи, что происходит? – вторили ей дежурные сестры.
– Да я это, я, – прокричал Ян, – успокойтесь.
– Что это вы там делаете с трупом? Да еще закрылись?
– Соображай, что говоришь. Больные услышат, – одернула Вера.
– Я принимаю душ. И оставьте меня в покое, девки. Вам-то что занадобилось?
– Нужно покойника в морг отвезти.
– Терпение! Выйду из душа, и отвезете.
– Сейчас нужно! Через пять минут там санитары все закроют. Мы звонили туда, а они сказали, что если мы сию секунду труп не подгоним, то пусть он до завтра у нас стоит.
– Блин! Ладно, открываю.
Беззвучно матерясь, Колдунов прикрыл чресла полотенцем и распахнул дверь.
– Хватайте носилки и бегом. Мухой! Нечего тут на голого заведующего пялиться.
Светка отпросилась пораньше, но уйти ей не удалось. В приемный покой привезли какую-то личность в тяжелом состоянии, извлеченную из-под грузовика, и Колдунову со Светкой пришлось оперировать.
– Да, скрутило не по-детски, – вздохнула Светка, только увидев пострадавшую, и, второй раз за день, в диагнозе не ошиблась.
Работали они больше четырех часов, потом Ян ругался с врачами, ответственными за переливание крови. Больной нужно было не меньше литра донорской крови, а перелили ей только четыреста граммов. Остальную кровь нужно было приобретать за деньги, а пострадавшая, несмотря на успешно выполненную операцию, платить пока что была не способна. Ее родных на горизонте не появилось. То ли они не знали о том, что произошло, то ли пострадавшая вообще была одинока… «Как я, – подумал Ян. – Интересно, если я попаду в аварию, кто-нибудь будет меня разыскивать?»
– Послушайте, но переливание крови необходимо, – горячился он, – иначе больная может просто не дожить до утра. В лучшем случае, если она даже переживет невосполненную кровопотерю, разовьются гнойные осложнения, сепсис и так далее. Да вы лучше меня должны это знать.
– Ничем не могу помочь. Это приказ – переливается только одна доза. Крови нет, поймите вы. Доноры просто так не ходят, им платить надо.
Колдунов плюнул и пошел к себе.
Больную не стали класть в реанимацию, где не было мест, а сразу подняли к нему на отделение. Светка уже стояла на посту и перелистывала историю.
– Ни паспорта, ни полиса, ясен пень, – констатировала она, – опять ни фига не оплатят.
– Светочка, дорогая, ты здесь будешь корячиться за голую зарплату, осознай, пожалуйста, этот прискорбный факт. Ни на копейку больше ты не получишь, но зато и меньше тебе заплатить не могут.
– Куда уж меньше?
Колдунов вздохнул, соглашаясь, что меньше, пожалуй, действительно некуда, и они пошли посмотреть больную. Та начала приxoдить в сознание, но была очень бледной, а пульс оставался частым. Признаки невосполненной кровопотери налицо. Светка померила давление – низкое. Можно было заказать срочное исследование гемоглобина, но Ян и так знал, что там будет не больше половины от нормы.
– Не дали крови, упыри? – спросила Светка.
– Вторую дозу только за деньги. Начали мне грузить, что у них доноров нет, что всю кровь выбрали уже на три месяца вперед.
– Делать-то что? Обидно будет, если такая молодая тетка откинется.
– Сегодня она продержится на обычной инфузионной терапии, а вот завтра… За счет вливания растворов гемоглобин еще больше упадет. Хотя женщины более устойчивы к кровопотере… Ладно, Свет, пошли подумаем.
В коридоре их окликнула рыжая сиделка, Ян забыл ее имя.
– Простите, Ян Александрович. – Рыжая несколько дней назад поранила ногу и немного прихрамывала, поэтому он сам пошел ей навстречу. – Простите, – повторила она, – а я не могу помочь? У меня первая группа крови, кажется, она всем подходит.
– Гепатитом болела? – хищно спросила Светка.
– Нет.
– Ну и ладненько. Пойдем, я тоже сдам. Нам даже деньги заплатят, приподнимемся слегка.
– На торговле телом? – засмеялась рыжая.
– Я с вами.
– Да ну вас, Ян Саныч, какая у вас сегодня кровь, сивуха одна. Там наверняка трансаминазы такие, что анализатор в лаборатории задымится.
– Нет уж, девки, пойду с вами, я не привык за женские спины прятаться.
Катя была счастлива. Она сидела в ординаторской, пила чай в обществе Колдунова и Светланы Эдуардовны и чувствовала себя своей. Только что у каждого из них выкачали по четыреста граммов крови, и теперь они подкрепляли силы с помощью чая и изумительных пирожков, оставленных для докторов заботливой Верой Ивановной.
– Суки, всю кровь из врачей выпили не только в переносном, но и в прямом смысле, – откровенничала Светка. – Ох, Катька, не гони на нас волну! Думаешь, мы от хорошей жизни такие?
Катя с жаром заверила, что она так не думает. Что сначала она действительно была в шоке, но потом все поняла.
– Ты поняла, а другие? Таких душевных людей, как ты, мало. Вот и живешь, блин, как гвоздь, между молотом и наковальней. Снизу родственники подпирают, сверху начальство долбает.
– Кто тебя долбает? – возмутился Колдунов. – Живешь как хочешь. Но в принципе, Катенька, Светлана Эдуардовна права. Получается парадокс. Допустим, лично я согласен получать свою маленькую зарплату, я согласен, что мой труд стоит именно столько, пусть. Если общество считает, что человек, возвращающий людей к жизни, как ни высокопарно это звучит, должен жить на сто пятьдесят долларов в месяц, а человек, нагло людей напаривающий, – на пять тысяч долларов, так тому и быть. В конце концов, никто не скрывал от меня размер зарплаты, когда меня брали на работу. Я добровольно пошел на это, хотя мог бы избрать другой способ зарабатывать на хлеб и не копаться целыми днями в чужих ранах. Но дайте мне хотя бы за эти деньги работать нормально! Почему я должен оперировать не час, а три из-за того, что у меня нет хороших инструментов? Почему больной должен погибать оттого, что ему вовремя не назначены нормальные антибиотики? В больнице один пенициллин, который уже ни одного микроба удивить не может. Когда я думаю, сколько жизней на моей совести именно из-за отсутствия нормальных лекарств…
– Не преувеличивайте, Ян Саныч! Тут как Бог расположит. Если человеку суждено, так он умрет, а нет, так выживет, что ты с ним ни делай, – сказала Светка.
Катя засмеялась.
– Ой, Света, не нужно таких речей при посторонних. Если люди будут знать эту главную врачебную тайну, то докторам никто вообще платить не будет, – вздохнув, Ян поднялся с дивана, подошел к Кате и стал считать у нее пульс.
Он делал это периодически, после чего каждый раз сокрушенно качал головой. Катя сдала кровь через короткое время после травмы, в ажиотаже Колдунов совсем упустил это обстоятельство из виду. Когда Светка обиделась, почему Ян не проверяет ее пульс, то заботливый заведующий сказал: «Такой лошади, как ты, даже нападение Дракулы не опасно».
Вскоре Светка сказала, что ей пора ехать укладывать детей спать, Колдунов, узнав, что она за рулем, напросился к ней на борт, и Катя с сожалением простилась с обоими.
Ей было хорошо, как никогда в жизни. Только в третьем часу ночи, проснувшись для того, чтобы проверить состояние новой пациентки, Катя сообразила, что Ян Александрович мог бы и не уезжать вместе с докторшей. Если бы Катя понравилась ему хоть немного, он воспользовался бы случаем и остался. Ушел бы позже. А вдруг он специально ушел вместе с ней? Кажется, Света живет с детьми одна, так что ничто не помешает ей согрешить с Яном, после того как дети уснут. Нет, пожалуй, как это ни прискорбно, Кате следует с корнем вырвать из своего сердца хилые ростки надежды на взаимность, кои начали прорастать после сегодняшнего вечера.
Катя пригорюнилась. Чем эта Света так уж лучше ее? Она взяла сигарету и вышла на лестницу, напряженно размышляя. Да, лучше. Моложе и красивее, но не в этом даже дело. Света радостная. Она излучает оптимизм и готовность помочь. А Катя может противопоставить этому только облик неприступной добродетели. Кто соблазнится на ее законсервированные прелести?
Колдунов думал, что сначала обильные возлияния, а потом кровопускания отразятся на его здоровье, но, очевидно, минус на минус дал плюс. Может быть, сыграла роль нервная встряска, которую он пережил, находясь в Светкином автомобиле. Светка вела себя на дороге так, будто управляла не старой полуразвалившейся «восьмеркой», а истребителем среди вражеских бомбардировщиков. Уже через пять минут Яну очень захотелось попроситься вон из машины. Светка разогналась, вошла в поворот чуть ли не на ста километрах, и Ян уже приготовился молиться, как вдруг она вытащила из бардачка косметичку.
– Подкраситься нужно, – сообщила она о своих намерениях, – будьте другом, достаньте помаду. Красный такой тюбик, с золотым ободком.
Не снижая скорости, Светка принялась размашисто мазать губы, глядя в зеркало заднего вида.
– Ты что это делаешь? – завопил Ян.
– Что, боитесь?
– Нет, просто тебе цвет не идет, – мстительно сказал он и тут же пожалел об этом, потому что Света надолго вперилась в зеркало.
– Вы находите? – протянула она.
– За дорогой смотри!
– Да не волнуйтесь вы. Доедете, как в аптеке.
Светка обогнала шикарный джип, и Колдунов обреченно закрыл глаза. «Или эта дурища жить не хочет? Но я-то хочу! Хочу? Глупый вопрос, конечно, хочу. Без любви, без детей, без семьи, с окаменевшей душой – и все равно хочу? Или просто не думал об этом? Вот и не думай дальше!» – посоветовал себе Ян, осторожно открывая глаза. Дело между тем принимало совсем скверный оборот. Они выехали на оживленный проспект, и теперь Светка рискованно лавировала между машинами.
– Может, ты хоть краем глаза посмотришь на дорогу? Тут поворот налево запрещен, или это тебя не волнует?
– Очень волнует. Я всегда здесь поворачиваю страшно взволнованная.
– Свет, давай аккуратнее.
– Во-первых, не говорите под руку. И не бойтесь, я знаю, что делаю. А будете ныть, я вас другой раз не возьму. Или заставлю укол от страха сделать.
В конце концов ему надоело.
– Света, я тебя прекрасно понимаю. Ты просто неудовлетворенная женщина, ищешь разрядки в сильных ощущениях. Вот и вся твоя удаль. Дело известное, ты лихачишь, другие на скандалы нарываются, так что все нормально.
– Раскусили меня? И дальше что? Думаете, я сейчас разрыдаюсь, закричу: да, я неудовлетворенная женщина, брошусь вам на грудь и стану требовать утешения? Да идите вы… пешком!
Ян положил руку ей на бедро. Светка с ненавистью ее сбросила.
– Если хотите дружить, – заявила она грозно, – то, во-первых, не бойтесь со мной ездить, у меня за десять лет ни одной аварии, а во-вторых, забудьте про секс. В любом виде.
– С такой красоткой забудешь, пожалуй, – вздохнул Ян. – Но в принципе, Светка, у нас с тобой никаких отношений быть не может. Когда я женился, ты еще в детский сад ходила.
Казалось бы, они со Светкой превосходно разобрались в своих взаимоотношениях, но неожиданно эту тему затронула Вера. Они втроем пили чай после рабочего дня, и Светка рассказывала старшей медсестре об их вчерашних приключениях. А заодно и о позавчерашних художествах Яна. Когда на повестке дня закономерно встал вопрос «а не хотим ли мы выпить?», молодая докторша с материнской заботой сказала, что Колдунову сегодня стоит устроить себе разгрузочный день. И возмещать утраченный объем крови другими жидкостями.
– Ты не знаешь его возможностей, – ревниво сказала Вера.
Чтобы сгладить неловкость, Ян под столом просунул свою ногу между Вериными коленками. Нужно было как-то мягко объяснить Светке, что не стоит вести себя с начальником так, будто он ей если не законный муж, то младший брат, за которым следует присматривать.
– Жениться тебе надо, Ян, – заявила Вера, – а то действительно, и спиться недолго. Сам не заметишь, как станешь хронью гидролизной.
Колдунов напрягся и устремил на коварную возлюбленную взгляд, который должен был испепелить ее на месте. Увы, Вера даже бровью не повела. Видимо, убойная сила взгляда на килограмм веса оказалась недостаточной.
– Вот попомни мои слова, лет через пять тебя привезут в это самое отделение в виде страшного бомжа. Достанут из какого-нибудь подвала и притащат к нам со Светкой.
– А вы ко мне близко не подойдете, побрезгуете. Будете издалека любоваться, как низко пал ваш заведующий, и визжать от восторга, – огрызнулся Колдунов.
– Мы хотим тебе добра, – заявила Вера, подливая ему чаю. – Ты еще молодой мужчина, в самом, можно сказать, соку. Тебе просто необходимо жениться.
Ян нашарил под столом Верину ляжку и больно ее ущипнул. Эта зараза постоянно сыплет соль ему на раны! Она ведь прекрасно знает, что он не женится потому, что любит ее!
– Правда, Ян Саныч!
– У меня идея, – сказала Вера. – Женись-ка ты на Светке. Я смотрю, вы с ней спелись уже. Я с удовольствием отдам тебя в ее надежные руки. Поверь, это будет благое дело. У Светы двое детей, ей одной тоже тяжело.
Колдунов нахмурился. Вот как! Вера-то, похоже, плевать хотела на его высокие душевные порывы!
Колдунов закурил, демонстративно не спрашивая у Веры разрешения. Пепел он злостно стряхивал в чайное блюдце, зная, что Вера ненавидит эту манеру.
– Так что? Женишься на Светлане Эдуардовне?
– Ну, не вредно бы еще Светлану Эдуардовну спросить, – мрачно сказала Светка. – Я за вас, Ян Саныч, по-любому не пойду.
– Почему это? – обиделся он. Кажется, эти две мымры сговорились и специально заманили его пить чай, чтобы обижать и мучить. – Чем я так уж плох?
– Да не, вы клевый парень! Клянусь, Ян Саныч, если бы я хотела выйти замуж, то на вас первого положила бы глаз. Но я не хочу, – сказала она, просветлев лицом. – Я рано осталась одна, муж умер, но я была так счастлива с ним! Я до сих пор счастлива, и проживи я хоть сто лет, все останется со мной, как было.
Ян с Верой переглянулись и в изумлении уставились на Светку. Она нежно улыбалась в пространство.
Это было так, будто после долгих блужданий перед кораблем вдруг показалась земля. Или кто-то зажег фонарь в совершенно темной комнате.
Все обиды разом показались глупыми и не важными. Колдунов взял Веру за руку, уже не стесняясь Светкиного присутствия.
– Ладно, пойду домой, – сказала Светка, – посмотрю, что там мои детки отмочили.
Вера встала проводить ее. Ян тоже поднялся.
Светка обернулась в дверях:
– Кстати, я на колесах, могу подвезти. Вам, Ян Александрович, особое приглашение.
– А куда ты едешь? – оживилась Вера. – Мне нужно в «Максидом». Тебе, случайно, не по дороге?
Колдунов многозначительно кашлянул. Он надеялся, что Вера зайдет к нему.
– Не вопрос. А вы, Ян Саныч, куда?
– А я, Светик, больше к тебе в автомобиль не сяду. Мне жизнь дорога.
Светка засмеялась и отправилась разогревать машину.
– Вера, ты куда? Поехали ко мне!
– Нет, Ян, у меня ремонт в разгаре. Срочно надо кафель купить.
– Потом купишь! Вечером. Я тебя провожу.
– А жить когда? У меня дома дел знаешь сколько? О-го-го! Извини, друг, но сегодня никак. Тем более такая прекрасная оказия образовалась. Если бы не Светочка, пришлось бы на двух маршрутках пилить.
Ян махнул рукой.
– Ну и ладненько. Только перед тем как садиться в тачку, помолиться не забудь, – злобно сказал он. – Учти, если ты живой доедешь до своего «Максидома», можешь считать это большой жизненной удачей.
Вера сплюнула через плечо и три раза стукнула по Яновой голове.
– Что ты каркаешь!
Очарование минуты давно исчезло.
На остановке Колдунов заметил рыжую сиделку. «Катя, кажется, ее зовут», – припомнил он.
Катю отпустили поспать и помыться. Ей на смену приехала лично завуч Елена Станиславовна, строгая и рафинированная дама, и Катя минут двадцать рассказывала ей, что отделение вовсе не так ужасно, как кажется на первый взгляд. Нужно было как-то аккуратно объяснить Елене Станиславовне, что здесь не стоит никого воспитывать, особенно в ночное время.
– Не волнуйтесь, Екатерина Николаевна, я разберусь, что к чему, – зловеще пообещала завуч, и Катя отбыла, решив вернуться как можно раньше утром.
На остановке она увидела хвост своей маршрутки, попыталась догнать ее, но не смогла: нога еще побаливала. Катя огорчилась: маршрутки ходили редко, а автобус по расписанию должен был приехать только через сорок минут. Она поглазела на газетный киоск, хотела купить себе журнальчик, но передумала. Читать его на остановке было холодно и мокро. Не поймать ли такси? – мысль казалась заманчивой, но, во-первых, было жаль денег, а во-вторых, Катя опасалась, что она, со своим везением, напорется на злодея.
Пошарив по карманам, Катя обнаружила, что в спешке забыла варежки. Руки и так в последние дни огрубели от постоянного мытья и переноски тяжестей, так что до полной утраты пианизма им не хватало только легкой заморозки.
Пальцы занемели. Катя стала растирать их. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась.
В неверном свете фонаря, среди кружащихся снежинок, как среди звезд, стоял доктор Колдунов и протягивал ей перчатки:
– Возьми, погрейся.
– Нет, что вы! Вам руки нужно беречь гораздо больше, чем мне, – пробормотала Катя.
Ян Александрович почти насильно сунул ей перчатки.
– Мы, Катя, работаем не руками, а головой, – важно сказал он.
– А сами без шапки. – Катя покорно надела перчатки.
– Тебе в какую сторону?
Катя назвала номер маршрутки, втайне надеясь, что Колдунову по пути. На улице Ян Александрович казался ей более близким, более доступным. Тем более что он сам подошел к ней…
– Я живу недалеко. Пара остановок. В принципе, если не лениться, минут за двадцать можно дойти, – сказал Колдунов.
– Это большое преимущество – жить рядом с работой.
– Большое. Послушай, Кать, а ты не хочешь зайти ко мне? Посмотришь, как я живу, – внезапно сказал он, и Катя подумала, что ослышалась. Неужели это происходит с ней? Неужели такое возможно в ее жизни: мужчина, которого она полюбила, приглашает ее к себе? Неужели она понравилась ему? – Пожалуйста, Катя. – Ян Александрович неверно понял ее молчание. – Я напою тебя чаем.
– Хорошо, пойдемте. – Она старалась, чтобы голос звучал ровно и переполняющее ее ликование не прорывалось наружу.
Колдунов предложил ей руку в точности так, как это положено по этикету – согнул в локте, и Катя сверху положила кисть на его предплечье.
– Зайдем в магазин, – сказал он, – нужно купить что-нибудь к чаю.
И они отправились к яркой вывеске, мерцающей огнями сквозь питерскую мглу. «Господи, неужели мои мечты станут явью? – в восторге и в то же время с какой-то тоской думала Катя. – Неужели мы будем ходить рука об руку вечерами? А потом возвращаться домой и ужинать?» Она готова была упасть на колени прямо на улице, рухнуть в грязную снеговую кашу, лишь бы только вымолить себе счастье.
Оказалось, что понятие «к чаю» для Колдунова обозначает не пошлый тортик или конфеты. Он остановился перед стеллажом со спиртным.
– Я знаю, что женщины любят мартини или «Бейлис», – улыбнулся Ян Александрович. – Время более подходящее для «Бейлиса». Ты как считаешь?
Катя, которой за последние десять лет мужчина не купил даже ободранной мимозы на Восьмое марта, пунцово покраснела и стала с жаром уверять Колдунова, что ее любимым напитком является вино «Медвежья кровь» за восемьдесят рублей.
– Давай тогда уж и пятновыводитель купим, чего мелочиться. А утром на соседних койках в токсикологической реанимации проснемся.
В конце концов он купил коньяк и плитку хорошего шоколада. На цены Катя старалась не смотреть, а когда он расплачивался, отошла.
В однокомнатной квартире Колдунова она чувствовала себя неуютно: очень боялась неловким движением порвать ту ниточку, которая, казалось ей, протянулась между ними. А Яну Александровичу было вольготно. Не успела она снять пальто, как он втолкнул ее в совмещенный санузел, напутствуя словами: «Иди пописай с мороза». Катя страшно смутилась, тем более что совет был кстати.
Она боялась помочь ему накрывать на стол: вдруг он подумает, что она демонстрирует свою домовитость?! Поэтому, пока он нарезал в кухне лимон, кипятил чайник и снимал обертку с шоколада, Катя стояла посреди комнаты и озиралась.
Обстановка была небогатой и очень стандартной. Стенка с книгами и телевизором, диван, журнальный столик – и больше ничего. Катя подошла к окну. Никаких стеклопакетов не было и в помине, а окно не было даже заклеено на зиму. Наверное, Колдунов был принципиальным противником законопачивания окон не только на работе, но и дома. Потолок и обои выглядели, в общем, ничего, а вот пол явно покрывали лаком еще в пору колдуновской юности.
Кате очень хотелось подойти к книжному шкафу и посмотреть на книги, которые читает Ян Александрович, но она стеснялась. Может быть, он воспримет это как неуместное любопытство.
Ни видика, ни музыкального центра в комнате не наблюдалось, и Катя вздохнула с облегчением. Ей бы не хотелось слушать сейчас попсу.
В этот момент Колдунов появился в комнате с бутылкой в руках.
– Я открою, – сказал он, – а ты принеси пока лимончик из кухни.
«Чаю не будет», – поняла Катя.
Ее опыт употребления крепких напитков был очень ограниченным. Во время праздничных застолий Катя обычно выпивала бокал вина, которого ей вполне хватало для веселого настроения. Коньяк она пробовала один раз в жизни и более мерзкого вкусового ощущения не испытывала ни до ни после.
Но рассказывать Колдунову о том, какая она трезвенница, казалось ей дурным тоном. Подумает еще, что она манерная дамочка.
И Катя храбро сделала большой глоток.
– Закусывать надо, – сказал Ян Александрович и пересел к ней поближе.
Чувствуя, как к ней прижимается теплое и твердое мужское бедро, бедная Катя поняла, что даже ради спасения своей жизни не сможет проглотить ни кусочка. Она вскочила с дивана, как с адской сковородки, и встала возле окна, будто заинтересовавшись видом ночного города.
– Большое вам спасибо. За Маргариту Матвеевну. Теперь уже, наверное, можно сказать, что операция прошла успешно? – пробормотала она.
– С Маргаритой Матвеевной, – сказал он, поднимаясь с дивана и подходя к ней вплотную, – все будет хорошо. Давай поговорим о тебе.
Его рука обхватила ее талию. Катя не успела понять, что происходит, а он уже страстно целовал ее в губы.
«Боже, что случилось? Почему ты решил ответить на мои мольбы? Какой сбой произошел в твоей небесной канцелярии, что ты позволил мне стать счастливой? Чем я заслужила, что ты исполняешь мое самое заветное желание, единственное желание, которое для меня важно?»
Катя чуть не плакала от восторга, отвечая на ласки Яна. Какими нежными и любящими были его руки! Пусть он не сказал ей ни слова о любви, но разве могут быть такими ласковыми губы равнодушного человека? Любовные речи – это для подростков, взрослые люди понимают все без слов.
Она гладила Яна по голове, по плечам, наслаждаясь ощущением крепкого мужского тела.
В какой-то момент она поняла, что его рука расстегивает ей брюки, и нашла в себе силы отстраниться.
– Ты что, Рыжик?
Катя тяжело дышала и мрачно смотрела на Колдунова. Она не знала, что ему сказать.
– Да ты что? – Он улыбнулся. – Думаешь, я обижу? – И снова привлек ее к себе. – Не бойся, маленькая…
Катя не заметила, когда свет в комнате погас, но теперь она видела только темный силуэт на фоне окна. Это не Ян Александрович надвигался на нее, нет, что-то новое… неведомое… страшное… сопротивляться этому было невозможно…
– Рыжик, я сделаю тебе хорошо, – шептал он, – тебе понравится.
Катя, будто под гипнозом, позволила снять с себя джемпер. Руки Колдунова скользили по ее голым плечам, по груди, но ей не было стыдно. Ее ласкал любимый, предназначенный ей мужчина.
Всякие увертки опошлили бы священный момент их соединения, и Катя сама сняла брюки.
– Подожди секунду, я разберу диван, – сказал Ян, целуя ее.
Катя зажмурилась. Как во сне она слышала стук диванной спинки, шелест простыней, шуршание и потрескивание снимаемой рубашки, короткий свист молнии…
– Ну, иди ко мне, – раздался веселый голос, и все ее последние сомнения исчезли.
Она прижалась к любимому, стараясь в этом объятии выразить всю силу своей любви и соединиться с ним навечно.
Ей не было больно. От переполнявшего ее счастья Катя плохо понимала, что же она чувствует на самом деле.
От восторга перед Колдуновым, от изумления перед внезапно сбывшейся мечтой она даже не осознала, как стала женщиной.
– Тебе хорошо, – то ли спросил, то ли сообщил Ян, едва отдышавшись.
– Очень.
Он перевернулся на спину, потянулся.
– Ты чего, Рыжик, такая зажатая? – Пошарив рукой возле дивана, он подцепил брюки и достал из кармана пачку сигарет. – Будешь?
Катя машинально закурила. Кажется, он не понял, что был у нее первым. Ну ничего, сейчас увидит кровь… Почему-то Катя думала, что Ян будет безумно счастлив, узнав, что она сохранила себя для него.
– Хорошо с тобой, – вздохнул он, обнимая ее свободной от сигареты рукой.
– Можно мне в душ?
– Само собой. Полотенце в шкафу на верхней полке. Халат в ванной. Погоди-ка, тебе же еще швы не сняли…
– Ничего, я аккуратно.
– Ну давай.
В душе Катя равнодушно взирала на розовые струйки, стекающие по ее ногам. Слишком долго она хранила свою девственность, чтобы теперь сожалеть о ее утрате. Счастье от соединения с Яном было таким полным, что ничто не могло бы его омрачить. Что девственность! Катя дала бы отрезать себе руку или ногу, лишь бы только быть рядом с ним.
Он вошел в ванную. Отвернул занавеску и с удовольствием посмотрел, как она моется.
– Что же ты, балда, не сказала, что у тебя месячные, когда кровь сдавала? – раздраженно спросил он. – Тот еще донор! После травмы, с месячными… Хоть препараты железа попей.
Катя растерянно улыбнулась. Что, заявить ему: «Я была девственницей»? Глупо. «Мыльная опера» какая-то!
– Ян, я чувствую себя превосходно, ты же видишь.
– Вижу. – Он помог ей вылезти из ванны, а заодно полюбовался на свои швы. – Давай поедим чего-нибудь, я с обеда не жравши.
Нормальной еды даже при тщательной ревизии холодильника не нашлось, поэтому они попили чаю с бутербродами.
Кате хотелось прочитать ему лекцию о правильном питании, слова так и рвались с языка, но она сдержалась. Дайте срок, и она тут все наладит. В уме она уже поставила в холодильник кастрюлю с супом и гусятницу с голубцами, а морозильник набила собственноручно слепленными пельменями. В буфете перед ее мысленным взором выстроились ряды банок с вареньем, а над плитой повисли призраки ниток с сушеными грибами… Конечно, Ян женится на ней, как же иначе? Он же видит, что она порядочная женщина. А он – благородный человек и не стал бы соблазнять ее просто так. Вот если бы она вела себя, как Светка, тогда другое дело…
– О чем задумалась, Рыжая? – Ян усадил ее к себе на колени. – Такая серьезная…
Он развязал пояс ее халата и двумя быстрыми движениями скинул его на пол.
– Ты красивая. Как весенний денек.
– А ты как украинская ночь, – промурлыкала Катя, пряча лицо на его широкой, поросшей густыми черными волосами груди.
– Давай-ка устроим солнечное затмение.
Они не дошли до дивана. Ян делал с ней что-то немыслимое, Катя не предполагала никогда, что такое вообще может быть… На полу было холодно и немного больно, она то и дело ушибалась коленками о кухонный стол и плиту, но наступил миг, когда это перестало иметь значение. Своими прикосновениями, то нежными, а то и грубыми, Ян будто сорвал с нее телесную оболочку, и они почувствовали себя тем, чем были на самом деле, – двумя ревущими огненными потоками, сливающимися в огненный вихрь.
«Кто это так воет?» – подумала Катя пробуждающимся сознанием, и прошло порядочно времени, прежде чем она поняла, что это она и есть.
Колдунов лежал рядом с ней на полу кухни и смотрел бешеными синими глазами.
– Не знаю, как ты, а я облетел вселенную.
– На мне, как на помеле.
– Придется опять идти мыться, – вздохнул он, поднимаясь с пола и отряхиваясь. – Эх, Кать, если бы не так жестко, я бы от тебя до утра не оторвался.
Она проснулась около семи. Хотела разбудить Яна, но вспомнила, что сегодня суббота. Вчера, засыпая, Колдунов не оставил ей никаких инструкций, поэтому Катя аккуратно выползла из-под его руки и отправилась в ванную. Ей хотелось встретить его умытой и причесанной. Под душем она с ужасом подумала о том, что будет делать, если Ян проспит до полудня. Разбудить его у нее не хватило бы храбрости.
Однако, выйдя из ванной, она застала его вполне проснувшимся. Ян расхаживал по квартире в семейных трусах, зевал во весь рот и энергично потягивался. Возможно, это символизировало утреннюю гимнастику.
– Я не храпел? – галантно осведомился он.
– Нет, что ты.
– А ты спишь, как младенец. Тихо-тихо.
– Насколько я знакома с повадками младенцев, они не всегда спят тихо.
– У тебя есть дети, Рыжик?
– К сожалению, нет.
– Ну, это дело поправимое. – Ян потрепал ее по плечу и чмокнул в щеку.
Катя зарделась.
– Ты сейчас в больницу?
– Ну да. Нужно срочно сменить Елену Станиславовну, пока она всем не устроила педсовет! Ты со мной?
– Нет, сегодня очередь Цырлина дежурить. Если приду, он подумает, что я ему не доверяю, и до смерти обидится. А раз ты говоришь, что эта Елена Станиславовна всем пистоны вставляет… Позволь мне уклониться от столь приятной встречи. Но я, конечно, провожу тебя. Хочешь, Рыжик, я поймаю тебе такси?
– Не волнуйся, я превосходно доеду на автобусе.
– Брось! Хоть подремлешь в машине лишние десять минут. Пусть это прозвучит нескромно, но я же не дал тебе ночью выспаться как следует. Ты не сердишься на меня? Я тебя ничем не обидел?
– Господи, конечно, нет!
Он нежно привлек ее к себе и легко поцеловал в лоб:
– Спасибо тебе, Рыжик… Ну, пошли.
Именно эти слова благодарности вдруг грубым диссонансом вторглись в волшебную мелодию Катиной души. «3а что он благодарит меня? – думала она холодея. – Будто я ему девочка по вызову. Почему спасибо?! И почему он идет рядом со мной так отстраненно? Почему не обнимает за талию? Почему молчит? Почему не договаривается о следующей встрече?! Ладно, он знает, что я все время напролет занята с Маргаритой Матвеевной, но почему он не сказал что-нибудь типа «я загляну к тебе вечерком». Или хотя бы «до завтра». Почему не попросил номер мобильного, он же не знает, что у меня его нет!» Она ждала предложения руки и сердца, а не дождалась даже предложения сходить в кино.
Похоже, не так уж она счастлива, как казалось ночью!
Она пристально всматривалась в приветливое, но равнодушное лицо Колдунова, пытаясь прочесть там свой приговор. Но ясные синие глаза так ничего ей и не сказали.
И теперь кто-то неведомый сжимал ее сердце в каменном кулаке… Катя еле сдерживалась, чтобы не закричать, чтобы не схватить Колдунова за лацканы пальто и не трясти его, пока он не согласится жениться на ней…
С чувствами человека, уже положившего голову на плаху и наблюдающего, как палач плюет на ладони, прежде чем взять топор, Катя смотрела, как Ян отбросил сигарету, встал на обочине дороги и замахал рукой.
Откуда-то выскочила и, обдавая их грязными брызгами, на полном ходу затормозила потрепанная «восьмерка». Из окошка – о ужас! – высунулась Светкина физиономия.
– Салют, граждане! – сказала она. – А чего это вы делаете?
– Ловим такси.
– Отлично! К вашим услугам.
– Света!
– Что – Света? Я по выходным всегда бомблю. Куда ехать-то? Вам, Ян Саныч, скидочку сделаю.
– Света, я уже тебе сказал, что ни за какие бабки к тебе не сяду.
– А я, – сказала Катя мрачно, – сяду. Сколько будет стоить до больницы?
– Полтинничек устроит?
– Вполне.
Колдунов достал бумажник и дал Свете требуемую купюру. Катя хотела проявить самостоятельность, но решила в присутствии Светы не устраивать сцен. И так вся больница завтра будет знать о том, что она согрешила с заведующим.
Катя уселась на переднее сиденье.
Светка любовно разгладила полтинник и убрала его в кошелек, а потом тронулась с такой скоростью, будто за ней мчались все черти ада. «Ну и хорошо. Если мы разобьемся, это будет просто здорово», – подумала Катя.
– Сигаретку? Да бери, это входит в стоимость поездки. – Докторша щелкнула по пачке сигарет, лежавшей возле рычага переключения скоростей, и нажала на прикуриватель. – Музычку какую предпочитаешь? Вот приемник, настраивай, на борту нашего авиалайнера желание клиента – закон.
Катя пошарила по эфиру в поисках классики, но ничего не обнаружила и оставила первую звучащую без помех станцию.
Закурила, не чувствуя вкуса и аромата дыма.
– Ты действительно частным извозом занимаешься? – спросила, лишь бы не молчать.
– Ага, уже восемь лет. От мужа этот тазик остался.
– Ты была замужем? – удивилась Катя.
– А откуда у меня дети, как считаешь? Ай-ай, Катя, как плохо ты обо мне подумала. Я как осталась одна с полугодовалыми близнецами, так и села за руль. Знаешь, очень удобная работа, я даже не знаю, что мне больше нравится, бомбить или лечить. Поначалу, конечно, я офигела. Представь: дети мелкие, живем в коммуналке, и я с пособием. Ну, блин, думаю, звездец подкрался. Сначала хотела машину продать, а потом подумала: какого хрена, если я с нее кормиться могу? Ну и пошло. Вечером уложу детей – и вперед, пьяных развозить. Утром вернусь, посплю, детьми позанимаюсь, потом днем еще покатаюсь пару часиков… Ничего, на молоко набегало.
– Неужели не страшно было? – удивилась Катя. Она, боявшаяся возвращаться домой после десяти, не могла представить себе, как можно целую ночь проболтаться на улице.
– Не-а. Я тогда была в таком состоянии, что если бы меня кто пристукнул, я бы только спасибо сказала. Даже не думала, что дети совсем одни останутся. Я, Катя, тогда очень хотела умереть, так хотела, что каждое утро встречала с разочарованием. И веришь ли, никто меня не то что пальцем не тронул, даже ни копейки не отобрал! Вечно так: пока чего-то очень хочешь, фиг получишь. А когда перегорит все и уже чего-то другого захочется, тут тебе и нате, пожалуйста. Самый верный способ получить – перестать этого хотеть, я давно уже поняла. Сейчас, конечно, я работаю и по ночам не езжу. А по вечерам и в выходные – как штык!
Катя хмыкнула и затянулась. Ее собственный жизненный опыт подсказывал, что хоти не хоти, а все равно ничего тебе не перепадет.
– Перепихнулась с нашим боссом? – круто сменила Светка тему.
Отрицать очевидный факт было бессмысленно, и Катя промолчала.
– Ну и славно, – продолжала Светка. – Мы с Верой Ивановной как раз его собрались женить, а ты у нас девушка душевная, такую нашему долбодятлу и надо. А то он совсем озверел. Заедем на заправку, ты не возражаешь?
Катя не возражала. Хоть на Луну.
Светка, кажется, принадлежала к племени водителей, убежденных в том, что их святая обязанность не только доставить пассажира на место, но еще и прочесть ему лекцию на вольную тему.
– Если посмотреть со стороны, он вроде бы добрый и вообще нормальный, – рассуждала она, подъезжая к бензоколонке, – но реально там крышу перекосило конкретно. Когда его опустили по полной программе, то панамку ему сдуло, это я тебе как врач говорю. Так что ты с ним поласковее будь. Прости ему, если что. Короче, я пошла платить, а ты слушай и, если мобильник позвонит, ответь, а то мне неохота его из гнезда вынимать. Мне в это время только дети могут сигналить. Послушаешь, скажешь, что с мамашей все тип-топ, хорошо?
Катя кивнула. Подумав, взяла из пачки еще сигарету. Может, все образуется? Она будет нежной и ласковой, и Колдунов потянется к ней. Она поможет ему поправить, как Светка выражается, перекошенную крышу, и он поймет, что жить без Кати не сможет…
Размышления прервал звонок мобильника. Катя была не очень в ладах с техникой, но мысль о том, что звонят дети, которые, не услышав свою мать, могут испугаться, придала ей сил: она нажала на нужную кнопочку.
– Але, Света, – в трубке раздался голос Колдунова.
– Это я… – начала Катя, но ее грубо перебили:
– Ты отвезла Катю в больницу?
– Это…
– Короче, Светка, если ты кому-нибудь хоть слово скажешь! Хоть взглядом намекнешь!
– Но это…
– И не торгуйся со мной. Или ты молчишь как рыба, или узнаешь, на что способен твой начальник. Вплоть до увольнения, поняла? Язык отрежу! Без наркоза! – В трубке немного помолчали. – Свет, прошу тебя как человека, не рассказывай никому.
– Хорошо, – пискнула Катя и отключилась. Ясное дело, если бы Ян планировал продолжить с ней отношения, то не стал бы в таком ажиотаже звонить свидетелю и затыкать ему рот!
– Тебе звонил Колдунов, – проинформировала она Светку. – Сказал, что отрежет тебе язык, если ты растреплешь о том, что видела.
– Да уж, тогда будет поздняк метаться. Сейчас надо отрезать. Да ты что, Катюха! Не реви!
– Ох, Света! Я же… – Катя всхлипнула. – А он, значит… Мама мне говорила! Что он поиграет со мной и бросит! – выкрикивала Катя, не в силах прекратить истерику. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что если она не изольет душу Светке, то пойдет и повесится. – А я, идиотка, не верила. Главное, если бы он хоть не на одну ночь меня снял, Света! Если бы хоть поухаживал, а потом понял, что не любит, и бросил! А у него не было никаких намерений, никаких чувств. Он просто хотел со мной переспать одну ночь.
– Ну хватит, хватит. Что ты в таком нерве?
– А я согласилась! Как проститутка! А я люблю его!
– Любишь?! Не гони! Ты ревешь, как ребенок, у которого отобрали игрушку, а это не любовь.
Катя замолчала – скорее от удивления, что Светка так сурово разговаривает с ней, чем от обиды.
– Это оскорбленное самолюбие, досада, что все происходит не так, как ты хочешь, желание получить власть над Колдуновым, но никак не любовь.
– Много ты понимаешь, – огрызнулась Катя.
– Много, – спокойно сказала Светка. – Ну признайся сама себе, если бы сейчас Колдунов предложил тебе руку и сердце, а через пять минут после этого откинул коньки, ты не дергалась бы так? Правда, Кать!
Катя в изумлении уставилась на нее, одновременно пытаясь понять, права она или нет.
– Если любишь, то никаких обидок нет, даже на себя. Когда любишь, тебя ничто не может заколебать. Ты просто говоришь: «Спасибо тебе, мир!»
Всю субботу Катя посвятила решению сложнейшей проблемы: звонить ли Петру Петровичу и просить ли замену?
Надежд на благополучный исход ее романа почти не осталось. «Вообще не осталось», – каждый раз поправляла она себя. Дура, как она могла возомнить, что ее мечты могут стать реальностью? Почему она решила, что идиотские мысли о прекрасном принце, который оценит ее тонкую душевную натуру и уведет за собой в безграничное счастье, могут воплотиться в жизнь? За столько лет можно было уже понять, что провидение сбоев в своей работе не допускает, и если оно постановило Кате быть несчастной, то она и будет. Попыталась дернуться – вот и получи по голове.
И теперь, вместо того чтобы предаваться бесплодному отчаянию, нужно придумать, как выйти из этой ужасной истории с наименьшими потерями.
Главное, Маргарита Матвеевна привыкла к Кате, и еще неизвестно, как отнесется к своим обязанностям новая сиделка. А старушка не должна страдать оттого, что Кате вздумалось погулять с красивым доктором.
Если она малодушно свалит, как выражается Света, со своего поста, Колдунов поймет, что для нее эта ночь имела большое значение. Катя же предпочитала, чтобы он думал о ней как о раскрепощенной свободной женщине, а не как о свихнувшейся от любви к нему экзальтированной дурочке.
Ничего, досидит с Маргаритой до выписки, не развалится! Может быть, и Колдунова разлюбить удастся.
Наверное, мама опять права. Если она не ошиблась в том, что Колдунов – похотливый мачо, и в том, что он подействует на Катю, как валерьянка на кота, то скорее всего верна и вторая часть ее оценки.
Он действительно беспринципный, нечистый на руку тип. И только ее влюбленность помешала ей это увидеть.
Беспринципный тип объявился на службе только в понедельник. Катя уже извелась, так ей хотелось поскорее укрепиться в своих подозрениях о колдуновской черной душе.
Он зашел в палату как ни в чем не бывало, поздоровался с Катей, посмотрел живот Маргариты Матвеевны и сообщил, что после контрольных анализов можно будет выписываться. «Рассчитывайте на пятницу», – сказал он спокойно и перешел к другим больным.
Контингент палаты за последние дни поменялся. Вместо благообразной старушки соседкой Маргариты стала любительница алкоголя средних лет, избитая мужем. Вела она себя не всегда адекватно, то кричала, то плакала. «Для кунсткамеры себя уже замариновала, – отзывалась о ней Светка. – Кать, ты вполглаза присматривай, чтобы она в окно не вышла».
Еще в палате появились две работяги-лимитчицы, примерно Катиного возраста. Мама всегда предостерегала ее от общения с такими. «С ними не о чем говорить, эти люди не понимают очень многих вещей, не умны и по большей части распущенны, – часто повторяла она. – Нужно быть с ними вежливой, но сохранять дистанцию».
Однако Кате общество Вали и Амины даже нравилось. Почему-то она успокаивалась, слушая их пересыпанные сочными словечками рассказы о любовниках и пережитых абортах. У Вали был аппендицит, у Амины – почечная колика, обе чувствовали себя сносно и не нуждались в Катиной заботе. Наоборот, сами активно предлагали помощь: «Ехай домой, Кать, а мы тут за твоей бабуськой приглядим!»
Катя была благодарна девушкам и думала, что вещей, которых они не понимают, может быть, и понимать не надо…
Ян Александрович душевно пообщался с лимитчицами и перешел к проклятию палаты – алкоголичке. «Вот сейчас он пройдет мимо, – злорадно думала Катя. – Она почти бомжиха, с нее никакой поживы не предвидится, зачем ему ее смотреть?»
Но нет, Колдунов самым тщательным образом выслушал у пьяницы легкие и стал проверять симптомы сотрясения мозга.
– Что ж, все у вас прилично, – сказал он таким же доброжелательным тоном, каким говорил с Маргаритой Матвеевной. – Можно готовиться к выписке.
– А можно еще полежать?
Катя была уверена, что он откажет. Она уже знала, что родина не приветствует лежание своих граждан на больничной койке. Чем меньше койко-дней, тем меньше затраты на лечение, поэтому доктора всеми силами стремились выпихнуть пациента под наблюдение поликлиники. За перележивание больных Колдунов мог получить серьезный втык, поэтому иногда процесс выписки напоминал выпихивание новобранца-десантника из самолета для парашютного прыжка.
– Очень нужно? – спросил Колдунов.
– Да, муж из запоя выйдет… Сейчас он ничего не соображает, снова рожу начистить может.
– Ладно, на недельку оставим еще, – вздохнул Ян, – а то рецидив заболевания наступит. Только, дорогая, другим пациентам не мешайте, иначе сразу домой пойдете.
Та поклялась, что будет вести себя как мышь.
Нет, не получалось у Кати сделать из Колдунова бездушного человека… Пока не получалось…
– В рот компот, – сказала Светка, входя в ординаторскую с пакетом в руках, – орехов вот наварила. Сейчас затырю по углам, как белка! Глядишь, до весны продержимся.
– Какие орехи? – Вера, проверявшая по историям наличие у больных страхового полиса, поднялась и сунула нос в пакет: – Миндаль, отлично. Хочешь, отдай мне, сделаю печенье.
Светка энергично кивнула и сунула пакет Вере в руки.
– Вы, Светлана Эдуардовна, как деревенский доктор, натурой берете… – вступил в беседу Эрнст Михайлович.
– Слушайте, вы, Хемингуэй, – рявкнула Светка, – я бы с радостью как городской доктор работала! И вообще не сегодня!
– А что такое?
– Да за школу мне сегодня платить. Вы же знаете, что Катя рыжая, которая с бабкой сидит, устроила моих девок в музыкальную школу, там полупансион. В принципе не так уж и зарядно, но на двоих ведь! А они даже скидки за опт не сделали!
– Но мы, Светлана Эдуардовна, не обязаны нести на своих плечах груз ваших проблем. В служебное время извольте заниматься работой и вести себя соответственно.
– Что-о? – взревела Светка, которая любые замечания Цырлина воспринимала как желание сесть ей на голову.
Кровопролитие было предотвращено появлением Колдунова.
– Тихо, всем стоять смирно! Буду знакомить личный состав с приказом по больнице. Свежие новости от главврача. Короче, теперь мы имеем право только на один рентген-снимок и два УЗИ в день. Остальные исследования через кассу больницы.
– А там, случайно, нет пункта, что я имею право бесплатно осмотреть только двух больных в день? – спросила Светка.
– Я бы вас вообще к больным не подпускал. На месте больного я сам бы любые деньги в кассу заплатил, только бы вы ко мне не подходили, – буркнул Цырлин.
– А что, это мысль. Давайте, я сделаю макияжик поярче, татушку там, пирсинг, юбку надену покороче… Прикинусь дурой и пойду больных смотреть. Напугаю их как следует, а потом вы явитесь, как герои-избавители. Классный бизнес?
– Во-первых, в укорачивании юбок ты уже достигла абсолютного нуля, дальше двигаться некуда. А потом, наших аликов ничем не испугаешь. Все, хватит ругаться. Вы поняли, что это значит для нас? Девяносто процентов больных нашего отделения не могут позволить себе такую роскошь – исследоваться через кассу. А остальные десять, потратив все бабки на рентген и УЗИ, фиг нам что дадут. Теперь будем каждый день обсуждать кандидатуру на исследование, все вместе. Но главное, что вы должны запомнить, – этот лимит не оправдывает вас в случае врачебной ошибки. Если вы поставили неправильный диагноз, то на ЛКК аргумент об отсутствии денег у больного в расчет не берется. Поняли? Прошу говорить по существу, восторги в адрес нашего правительства можете оставить при себе.
Светка поправила свою пышную прическу.
– Но как же можно без рентгена? – спросил Эрнст Михайлович. – Как же ставить показания к операции? Как проводить дифференциальный диагноз между печеночной и почечной коликой?
– Вот так! Возьмите учебник пропедевтики и изучите его от корки до корки, – сказала Светка. – Пирогов как-то обходился без рентгена, а мы что, лохи? Глаза вам пока еще не выкололи и пальцы не отрубили, вот и работайте.
– Нет, главное, на рентген у них лимит есть, а на мою работу нет! – пылко возмутилась она.
– Пленка денег стоит, а ты за свою зарплату будешь вкалывать, пока не посинеешь, – сказала Вера.
– Боже мой, Боже мой! – Эрнст Михайлович даже забыл, что ссорился со Светкой. – Когда весь мир внедряет новые методики в медицину, когда везде хирургия – это в первую очередь технология, когда каждый год появляются новые разработки по лучевой диагностике, мы…
– А мы пойдем другим путем. Встречным. Когда весь ваш научно-технический прогресс накроется медным тазом, мы останемся единственными, кто умеет лечить. Ребята, это будет по кайфу! Поедем в Америку. Скажем их страховым компаниям: там, где вы за сто тысяч баксов лечите, мы за десять возьмемся, с тем же результатом. Рентгенов нам не надо, всяких там сшивающих аппаратов мы вообще в глаза не видели. Живот пропальпировали, легкие послушали – и на операцию. Пока скальпель не затупится! А как затупится, мы его поточим, и дальше…
– Пока ты еще не в Америке, Света, пойдем больного в приемнике посмотрим, – сказал Ян и поймал на себе тяжелый взгляд Цырлина. С появлением Светки Колдунов все реже стал приглашать его на консилиумы, да и на операции предпочитал брать ее. Светкин пофигизм и даже ее жадность почему-то устраивали его больше, чем порядочность и безупречная вежливость Цырлина.
– Ян Александрович, а что вы сказали главному врачу? – официальным тоном поинтересовалась Вера.
– Сказал: спасибо за информацию. А что я должен был сказать? Ну начал бы я распинаться о священном долге врача и пороть прочую мутотень, и что? От моих речей на нас золотой дождь не прольется.
– Но вы должны были выразить свое отношение к этому геноциду! – взревел Цырлин, воздевая руки к небесам.
– Думаете, Эрнст Михайлович, Алевтина Васильевна искренне считает свой приказ гуманным и способствующим улучшению качества медпомощи населению? Увы, она прекрасно понимает всю низость своего распоряжения, но иного выхода у нее, к большому сожалению, нет. Больше скажу, если бы я до сих пор занимал должность главного врача, то отдал бы аналогичный приказ. Может быть, я донес бы его до подчиненных в более деликатной форме, но суть от этого не поменялась бы. Сумма, которую больные должны отдать, не такая уж большая, для среднего, даже умеренно бедного человека она вполне подъемная. А для совсем бедных оставлен бесплатный лимит. В общем, этот приказ ударяет в основном по нашему отделению.
– Ваш любимый главный врач прекрасно знает, какой контингент лежит у нас, – сказала Вера набычившись. – Мы избавляем другие отделения от нежелательного элемента, позволяем им работать в почти человеческих условиях, так уж могла бы нам лимит побольше выписать.
Ян Александрович ласково похлопал ее по плечу.
– Главврачу тоже деньги с неба не падают. Ты знаешь, какой гигантский долг у страховых компаний перед нами? О-го-го! И большая часть этих должников уже объявила себя банкротами, так что получим мы от хрена ушки. Скажи спасибо, что тебе зарплату платят, и поклонись главврачу в пояс за это!
– Вот этого, – веско сказала старшая сестра, – ни вы, Ян Александрович, ни Алевтина Васильевна от меня не дождетесь.
– Хватит уже воду в ступе толочь, – вздохнула Светка, – коню понятно, что этот приказ – единственно возможный выход. Лучше так, чем больница вообще без пленки останется.
– Может быть, коню и понятно, – снова вступил Цырлин, – а мне нет. Я понимаю, Светлана Эдуардовна, что вы с вашей склонностью к стяжательству разделяете стремление нашей администрации обдирать больных как липку. Да, это я понимаю. А вот отношения к медицине как к коммерции, да еще у такого молодого специалиста, я понять не могу!
– Не можете потому, что сами без Яна Саныча ни фига не наварите! – огрызнулась Светка. – Только и знаете, что сидите и размышляете о вечном.
– Да как вы смеете? – холодно спросил Цырлин, поднимаясь. – Ян Александрович, я требую от вас как от заведующего, чтобы вы обуздали эту…
– Ну, товарищи, если вы мне тут, практически в военно-полевых условиях, будете еще и междоусобицу устраивать… – пробормотал Ян. – Я как заведующий как раз хотел призвать вас к дружному и качественному труду, обратить ваше внимание на то, что выжить в той заднице, в которую нас засунуло государство, мы можем, только добросовестно исполняя свои обязанности.
– Золотые слова. – В знак одобрения Светка похлопала Колдунова по спине. – Ну, пойдем в приемное отделение?
* * *
– Веруш, ты что, ревнуешь? – спросил он, входя к ней в кабинет.
Она кокетливо хмыкнула: «Вот еще не хватало!» Колдунов повернул ручку замка и, кося глазом и всхрапывая, как боевой конь, уставился на нее:
– Так ревнуешь? Скажи!
Вера поджала губы и закурила. Выпуская дым, она мечтательно глядела в окно, всем своим видом демонстрируя Яну, что не обращает на него ни малейшего внимания.
Он осторожно устроился на ручке ее кресла, обнял Веру, перенося центр тяжести на ее плечи.
– Ну скажи, что ревнуешь, Ананасик!
Вера вздохнула:
– Ни капельки. Мне просто обидно, что Алевтина в тысячу раз красивее меня.
– Да ты что, с ума сошла? – завопил он. – Да она тебе в подметки не годится! Ты у меня самая красивая. Я от тебя балдею, а не от нее.
Он не лукавил, поэтому Вера ему поверила.
– Так ты с ней не спишь? Только скажи мне честно.
– Чего мне врать? Я тебе всегда говорю правду. Если бы я тебе врал, то не сказал бы, что перепихнулся с ней по пьяному делу. А я сказал. Потому что доверяю тебе и хочу, чтобы ты мне тоже доверяла.
– Ты прямо как Геббельс. Тот тоже считал, что если смешать грамм правды с тонной лжи, то народ безоговорочно поверит.
– Знаешь, Вера, я тебя вообще-то не спрашиваю, как ты со своим мужем живешь! Я свободный человек, ты помнишь об этом? И могу спать, с кем захочу.
– Да хоть обспись! – огрызнулась она.
– Я тебя люблю. – Ян нежно засопел ей в ухо.
«А почему я не сказал Вере о том, что согрешил с этой рыжей Катей?» – неожиданно подумал он.
Катина жизнь летела под откос. Катя с ужасом осознавала, что ничто теперь не принесет ей радости и счастья, если она не будет с Колдуновым. Даже музыка, всегда позволявшая ей забывать свои горести, теперь не спасала. Даже в любимом Бетховене не находила она успокоения. Привезя Маргариту Матвеевну домой и обиходив, Катя по просьбе старушки уселась за ее прекрасный рояль. Раньше игра на этом старинном инструменте всегда приносила ей радость и душевный подъем, но сегодня исполнение бетховенских сонат казалось не праздником души, а нудной повинностью. Маргарита Матвеевна заметила плохую игру ученицы, но, подумав, что та просто устала, решила: как только Катя сходит в магазин, надо отправить ее отдохнуть.
Что ж, Катя не особенно возражала. В ближайшем супермаркете она, остановившись возле стеллажа с алкогольными напитками, вспомнила, как выбирала вино вместе с Яном, и чуть не задохнулась от горя. Господи, почему? Почему она не может быть счастливой? Почему именно ее все радости жизни обходят стороной?
Ян так равнодушно смотрел на нее в последние дни!.. Она видела его веселым и энергичным, видела очень уставшим после сложной операции, но всегда он был чужим. Катя осталась для него посторонней женщиной, видимо, их свидание для него ровным счетом ничего не значило.
А она-то при каждой встрече надеялась, что он подойдет к ней, посмотрит своими синими глазами, пригласит к себе… Но Ян, ограничившись любезным кивком, проходил мимо.
Рассчитываться с ним Катя отправила Петра Петровича. Еще одного вежливого прощания она бы не вынесла.
Самым ужасным было то, что Катя с каждым днем любила Колдунова все сильнее.
Она пристально наблюдала за ним все время, пока находилась в больнице, не теряя надежды обнаружить в нем нечто настолько мерзкое, что помогло бы ее любви умереть, но, увы, видела только самоотверженный труд и ничего больше. Один раз вечером, часов в десять, она увидела свет в ординаторской и заглянула туда. В низком кресле, некрасиво разбросав ноги, сидел Ян и курил. У него было очень мрачное лицо, мрачное и растерянное. Катя поняла, что он о чем-то переживает, и ей так захотелось помочь ему, обнять, да, в конце концов, просто напоить чаем. Она уже сделала шаг, но прочла в колдуновских глазах такую досаду, что попятилась, бормоча какие-то извинения. Больше она его не видела.
Прошел месяц. Катя вернулась в училище, успела даже на конкурс, где ее девчонки не показали ничего выдающегося. Естественно, родители связали неудачу своих чад с длительным отсутствием Кати на работе и высказали ей немало «теплых» слов по этому поводу. Но ей было так плохо, что речи родственников уже не могли тронуть ее.
Больше всего ей хотелось умереть. Дальнейшее существование не сулило ничего хорошего. Сколько лет Катя еще сможет проскрипеть, пятьдесят? И все эти пятьдесят лет в ее жизни не будет ничего, кроме уроков музыки и одиноких вечеров перед телевизором или с книгой! Свое будущее Катя могла предсказать ничуть не хуже Нострадамуса. Все дни этих будущих пятидесяти лет жизни пройдут одинаково, никогда ей не позвонит Колдунов, никогда не встретит ее возле дома, никогда не позовет к себе! Никогда больше она не почувствует на своем теле его ласковых рук! Катя всерьез задумалась о самоубийстве.
Главное, что удерживало от этого шага, – страх, что ее откачают. За время своей короткой карьеры сиделки Катя повидала немало несостоявшихся самоубийц и уяснила, что медперсонал относится к ним с плохо скрываемым презрением. Ей бы не хотелось валяться на больничной койке и слышать в свой адрес: «Ни в мать, ни в Красную армию! Что за люди пошли, даже рук на себя толком не могут наложить!»
Определенные надежды вселяло плохое самочувствие. Ее все время тошнило, кружилась и болела голова, поэтому Катя надеялась, что скоро сойдет в могилу естественным путем, не беря грех на душу.
Тем временем наступила весна.
Катя, убежденная в своей смертельной болезни, вдыхала теплый, пахнущий рыбой воздух с Невы, месила ногами снежную кашу и думала о том, успеет ли она увидеть новую листву, и о том, что новая листва ей в принципе совсем не нужна.
У Кати были дела в музыкальной школе, в той самой, куда она устроила Светкиных девочек. Там ее прекрасно знали, многие педагоги по классу фортепиано передавали ей детей, которые по каким-то причинам не могли получить полное среднее образование в школе, а поступали в училище. Катя для того и приезжала, чтобы посмотреть на своих будущих учеников.
Что ж, в этом году намечалось неплохое пополнение. Позанимавшись с детьми, она выпила кофе в учительской, с недоумением выслушала восторги по поводу своей внешности и собралась домой. В вестибюле Катя неожиданно столкнулась со Светланой Эдуардовной.
– О, привет! – сказала та как ни в чем не бывало.
– Здравствуй.
Катя не обрадовалась этой случайной встрече. Она не хотела ничего знать о Колдунове. А вдруг он женился? Этого она бы точно не пережила.
Света то ли не понимала, то ли не хотела понимать Катиного настроя и пылко радовалась встрече. Помогая своим девочкам надевать шапки и шарфики, она трещала, как здорово учиться в этой школе, как ей теперь удобно и как ее дети развиваются буквально на глазах.
– Я тебе так благодарна! – орала она на весь вестибюль, и Катя никак не могла прервать ее и уйти. Наконец Света скомандовала: – Поехали, подвезу тебя до дома. Бесплатно.
Катя попыталась отказаться, но Света схватила ее за рукав и решительно потянула за собой.
– Мама, – спросила одна из девочек в машине, – ты нам дашь сегодня свой паспорт? Учительница сказала, что нужно заполнить заявление, и тогда нам по почте будут присылать смешные деньги.
– Что?
– Ну, на школьное питание. Это такие, наверное, билетики…
– Какие билетики? – засмеялась Светка.
– Так, мам, не настоящие же деньги, а смешные.
Даже Катя улыбнулась.
– Ох, девчонки, весь смех в количестве! – сказала Света. – Учительница просто хотела сказать, что денег будет очень мало.
На заднем сиденье завозились, обсуждая полученную информацию. Понятно было, что девочки разочарованы, что они уже предвкушали получение забавных билетиков и игру с ними.
– А вы сами нарисуйте смешные деньги, – предложила Катя, оборачиваясь к ним, – придумайте и нарисуйте. Или вырежьте из журналов.
– А может, ко мне заглянем? – спросила Света.
Катя согласилась.
Пока Света парковала машину, Катя зашла в соседний гастрономчик и быстро купила сухой торт, бутылку сухого же вина и по шоколадному яйцу девочкам.
– Зря ты тратилась, – буркнула Света.
Она жила в центре, почти на Невском. В ее парадном, очевидно, не поселился ни один олигарх, потому что лестница была темная и донельзя обшарпанная. Ни домофона, ни даже кодового замка не было. Лифта не было тоже. «Сейчас уже около семи, – мрачно думала Катя, – пока попьем чаю, пока то да се, пойдет девятый час. Как я одна отправлюсь домой? Нападут ведь! Если не на лестнице или в парадном, так уж во дворе точно!» Потом она вспомнила, что жизнь ей не мила, и успокоилась. Значит, милосердный Господь решил положить конец ее страданиям, вот и направил в столь гиблое место.
Светкина коммунальная квартира, однако, производила приятное впечатление. Широкий коридор был оклеен свеженькими обоями, паркет, видимо старинный, отциклеван, покрыт лаком и чисто выметен. Что еще поразило Катю, это большое окно в коридоре. До сих пор ей не приходилось видеть такого архитектурного изыска. Комната Светы была просторной, с недавним, хотя и простеньким ремонтом. Никаких навесных потолков, панелей и ламинатов. Из мебели здесь стояли стандартная стенка, диван и два кресла. Катя сообразила, что вечером кресла трансформируются в кровати для близнецов. Телик был, как и все остальное, без затей, а другой бытовой техники не наблюдалось. Да уж, гнусная взяточница могла бы и покруче обставить свои апартаменты.
На стене Катя увидела большую фотографию молодого человека. Парень был невероятно лопоухим и напоминал молодого бычка. На следующем фото, размером поменьше, он же стоял в обществе симпатичной девушки, в которой Катя с большим трудом узнала Светку. У нежной и застенчиво улыбающейся нимфы не было почти ничего общего с нынешней врачихой, теткой типа «вырви глаз». На той же стене висела еще одна фотография, на которой Светка с мужем держали близнецов на фоне роддома.
Рассмотрев фотографии, Катя загрустила. Почему в ее жизни никогда не было такого молодого человека с оттопыренными ушами и азартным взглядом? Не было ни ласковых объятий, ни роддома, и теперь уже не будет… Она тяжело вздохнула, а Светка тем временем откупорила вино.
– Давай накати. – Она протянула Кате бокал, налитый до краев.
– А ты?
– Я пас. Мне же тебя еще везти.
– Что ты, Света! Я превосходно доеду на метро. Не нужно ради меня…
– Брось ты! Я все равно бомбить поеду. А ты выпей, расслабься немного. Не парься, что одна бухаешь, я с бомбежки вернусь и добью бутылку.
Катя улыбнулась через силу:
– Будем спиваться челночным методом? – И выпила бокал до дна.
Она плохо разбиралась в винах и боялась, что купила какую-нибудь гадость, но нет, вино оказалось приличным.
Света пошла на кухню, Катя налила себе еще и с бокалом в руках увязалась за ней. Девочки переоделись и принялись помогать матери: резали хлеб, доставали из холодильника масло и сметану, накрывали на стол. Кухня своими габаритами напоминала школьный спортивный зал, так что их маленькая компания соседям не мешала.
Катя не успела оглянуться, как картошка была почищена и нарезана, помидоры помыты, а в кастрюльке на плите забулькали сосиски. Обычно, находясь в обществе человека, занятого делом, Катя чувствовала себя неловко и сразу бросалась на помощь, но сегодня ситуация совершенно ее не напрягала. Светка управлялась с продуктами так весело, так ловко, что сразу становилось понятно, как ей приятно накормить детей и гостью.
Ужин удался на славу. Разговор за столом крутился вокруг учебы девочек, их впечатлений от новой школы. Обеим учиться нравилось, большие нагрузки их не испугали.
Закончив с едой, Оля и Лена помчались в комнату смотреть видик: Света взяла им в прокате какой-то, как она выразилась, «суперский мультик».
– Ну, как ты? – ласково спросила Света, когда они с Катей остались вдвоем.
Катя глотнула вина и тихо ответила:
– Чувствую себя мертвой.
– Знакомое дело. – Света положила свою теплую ладонь на ее руку. Катя удивилась: эта набрякшая, с выпирающими венами кисть никак не вязалась с общим обликом Светы. – Это вряд ли пройдет, Кать.
– Я знаю…
– Но потом, если не дашь себе раскиснуть, то превратишься в такого развеселого зомби, типа меня. Даже сможешь снова радоваться жизни, но это будет уже не то.
– Я знаю…
– И все-таки, Кать, не грусти. Счастье не в радости.
– А? – отреагировала Катя на абсурдную фразу.
– Мы рождены, чтобы, типа, страдать, – пояснила Света. – И счастье, я считаю, в том, чтобы, пройдя испытания, сохранить свою душу.
– Ну да, – согласилась Катя, – конечно…
Они закурили. Внезапно Катя поняла, что ее тошнит от каждой затяжки. Вялым движением она затушила едва начатую сигарету и жадно припала к форточке.
– Ты что, перепила? – спросила Светка. – И бледная ты какая…
– Да, я последнее время вообще неважно себя чувствую. Тошнит постоянно, и голова кружится.
Света присвистнула и в упор уставилась на нее.
– Так-так, – сказала она, – давай с этого места поподробнее. Когда это началось?
– Недели две назад, наверное, я точно не помню. Свет, а какое это имеет значение? Или ты думаешь, что я могла чем-то заразиться в больнице?
– Думаю, да. Ты заразилась от доктора Колдунова.
– Чем? – взвыла Катя, взлетая со стула. – СПИДом?
– Остынь, подруга! Ты в залете.
Катя шмякнулась обратно на стул и трясущимися руками попыталась вытянуть из пачки новую сигарету. Потом схватилась за чашку с чаем. Теперь у нее тряслись не только руки, но и челюсть, так что она чуть не откусила край кружки.
– Не может быть, – пробормотала она наконец.
– Почему не может? Ян мужчина хоть куда, да и вообще… Когда я вас тем утром встретила, видно было, что вы старались как могли.
И Катя поняла, что Светка абсолютно права. Теперь она уже недоумевала, почему сама не подумала о возможной беременности раньше. Месячных у нее не было уже давно, но она была так переполнена своими любовными переживаниями, что совсем упустила из виду: от того, чем они занимались с Колдуновым, бывают дети!
– Ну и рожа у тебя, – довольно сказала Светка. – Сделай, пожалуйста, лицо попроще, сил нет смотреть.
– Господи, ну и дела! – Катя истерически хихикнула. – Что же делать?
– Есть два варианта. Либо сделаешь аборт, либо родишь.
Нет, никаких абортов! Конечно, она родит, и, может быть, у ребенка будут такие же ясные синие глаза, как у Колдунова.
– Я буду рожать.
– Ну и молодец. А под это дело мы Яна быстренько в стойло загоним. Женится на тебе как миленький, «мяу» сказать не успеет.
– Что ты говоришь, Света? Какая пошлость! Ты что, думаешь, я приползу к нему и буду валяться в ногах, чтобы он женился на мне на том основании, что я беременна?
– А что такого? Многие так делают.
– Мало ли что делают многие! Света, дорогая, пойми ты одну вещь. Если бы я ему была интересна, если бы он пусть не любил меня, но хотя бы ему было приятно в моем обществе, то он бы продолжал встречаться со мной. Но для него это была мимолетная интрижка, случайная встреча, а то, что я этого не поняла, только моя проблема. Я была влюблена и видела не то, что есть, а то, что мне хотелось видеть. Он ничего мне не обещал и ничего от меня не хотел, кроме того, чтобы я один раз разделила с ним постель. Не знаю, что он подумал обо мне, посчитал меня шлюхой или нет, но в любом случае я не нужна ему. – Катя торопливо, в форме тезисов, излагала Светке соображения по поводу своего короткого романа. – А ты хочешь, чтобы я навязала ему себя на основании того, что беременна. Если на то пошло, то он имеет полное право усомниться в своем отцовстве, ведь если я с легкостью отдалась ему, то где гарантия, что я так же резво не гуляю с другими мужчинами?
– Кать, ты его не знаешь. Ян Саныч не жлоб какой.
– Не жлоб, – согласилась Катя и замолчала. Перспектива женить на себе Колдунова, пользуясь беременностью, выглядела очень заманчиво. Счастье было на расстоянии одной ночи, достаточно протянуть руку, чтобы коснуться его. Уже завтра с утра можно сбегать в консультацию и, вооружившись справкой, явиться пред светлые очи Колдунова. А дальше… И у нее на стене появится фотография на фоне роддома…
– Нет, Света, это невозможно, – сказала Катя каменным голосом, – я не готова унижаться. И прошу тебя, не проявляй инициативу. Не говори Яну Александровичу, что он скоро станет отцом. Это будет мой ребенок.
– Кать, но Ян Саныч, может, будет рад. Болтается, как цветок в проруби, а так ребеночек будет, жена…
– Думаю, если бы Ян Александрович хотел иметь детей, то он давно бы уже ими обзавелся. Что-то мне подсказывает, что он прекрасно знает, откуда они берутся, – ядовито сказала Катя.
Светка вздохнула:
– Да уж, методику этого дела он освоил лет двадцать назад, не меньше. Но бабки-то с него на киндера содрать надо по-любому!
– Не смеши меня. Какие там бабки? Света, я тебя прошу… Я люблю Яна Александровича, несмотря ни на что. Именно поэтому я не хочу, чтобы он знал. Я уверена, что он немедленно сделает предложение, когда узнает, но сделает его, повинуясь долгу, а не желанию. А я лучше никогда больше не увижу его, чем стану жить с ним, зная, что он женился на мне из-под палки.
– Н-да, дела… – басом протянула Света. – Ладно, не боись, я – могила! Знаешь, Кать, оставайся-ка ты у меня ночевать!
Катя для порядка поотнекивалась, но Светка продемонстрировала ей великолепную раскладушку, пуховое одеяло и комплект постельного белья жгучей тигровой расцветки. Показала даже автоматическую стиральную машину, чтобы Катя убедилась, что хозяйке не придется стоять над ванной, отстирывая белье после ее ухода.
Мама, которой Катя позвонила и сказала, что ночует у подруги, напряглась и выдала мощный заряд недовольства.
– Подруга носит брюки? – спросила она замогильным голосом.
– Иногда, – хмыкнула Катя, которой внезапно стало казаться, что мамина реакция на происходящие события – еще не самое важное в жизни.
– Я не настаиваю, чтобы ты ехала домой, потому что сейчас уже поздно. Но завтра мы с тобой побеседуем. – И мама повесила трубку.
Пока Катя говорила по телефону, Светка натянула сапоги и куртку и теперь стояла, приплясывая, перед входной дверью. Она собралась за вином.
– Зачем нам еще? Я больше пить не буду, мне теперь нельзя. А тебе еще полбутылки осталось.
– Да ну! Дети спят уже, так что давай прокатимся! Часик побомбим и домой. Как раз на бутылку заработаем и отметим твой залет.
– Бутылку, – сказала Катя, зашнуровывая ботинки, – я тебе и так куплю.
– Ну, это же не тот кайф.
И они поехали. Сначала Кате было страшно, особенно после того как Светка попросила ее пересесть на заднее сиденье. «А то бывают маньяки, которые садятся назад и набрасывают удавку на шею водителю, – бесхитростно пояснила докторша. – Ты будешь нас страховать». Собственно, о способе страхования подруга умолчала, в случае появления такого извращенца Кате пришлось бы проявить здоровую инициативу. Впрочем, у нее не было ни пистолета, ни ножа, ни просто удобного и тяжелого предмета, оставалось только воевать врукопашную.
Но им повезло, все пассажиры оказались вполне миролюбивыми и не только не покушались на их жизнь, но еще и исправно платили за проезд. За пару часов дамы честно заработали четыреста рублей – больше, чем Катя заработала бы левыми уроками.
– Тебе нужно срочно научиться ездить, – говорила Светка. – Машина при маленьком ребенке – совершенно незаменимая вещь!
– Свет, погоди! Может быть, я еще и не беременна.
– Сейчас выясним!
Они быстренько заехали в круглосуточную аптеку и купили там тест на беременность. Потом завернули в гастроном.
Тест научно подтвердил, что Света не ошиблась. На радостях она немедленно напилась и сказала, что теперь ей, видимо, придется стать при Кате и ее будущем ребенке «и. о. отца».
