Витя Сотников встречал в санатории уже второе лето.

Узнать в стройном, физически развитом юноше несчастного подростка, умиравшего от запущенного туберкулеза, было совсем непросто.

Витя закончил ежедневную пробежку по живописным окрестностям санатория, сделал несколько дыхательных упражнений, потом снял кроссовки и, зажмурившись от бившего в глаза яркого солнца, сел прямо на землю.

«Неужели это я? – думал он, разглядывая холмы, покрытые зелеными виноградниками. – Живой, здоровый, полный планов и надежд?» Да, очень сложно привыкнуть к мысли, что у тебя есть будущее, что впереди – много лет, много событий и встреч…

Но и сейчас бездельничать некогда! Кинув последний взгляд на яркие холмы, Витя подобрал кроссовки и босиком побежал по прогретой солнцем дорожке к жилому корпусу. Через несколько дней начинались выпускные экзамены в школе, и времени на подготовку оставалось уже в обрез.

Бродяжничая, потом лежа в больнице, он пропустил целый учебный год, да и прежде учился через пень-колоду, так что его знания при поступлении в санаторий оставляли желать лучшего. За год усердных занятий ему удалось почти все наверстать, но перед экзаменами Витя все равно очень волновался – для того чтобы осуществить свою мечту, ему был нужен хороший аттестат. Сотников решил поступить в медицинский институт и выучиться на фтизиатра. Сразу после получения аттестата он планировал уехать из санатория.

Вот только куда?

Несколько дней назад он, собравшись с духом, позвонил приемным родителям. Трубку взял Сергей Иванович. Витиному звонку он не обрадовался, разговаривал с пасынком холодно и отчужденно. Правда, сказал, что, поскольку Витя прописан у них, они с Маргаритой Семеновной не имеют права не пускать его в квартиру, но на теплый прием попросил не рассчитывать. На этом разговор закончился.

А на Витю навалилось уже подзабытое чувство черной тоски. Ему захотелось напиться. Ведь Сергей Иванович даже не поинтересовался, где Витя был и что делал все это время!

А может быть, они с Маргаритой все про него знали? В больницу его забрали с улицы, он был без сознания, но паспорт находился при нем… Наверное, о таких случаях сообщают в милицию? А менты должны были связаться с его родителями. Хотя… какая теперь разница? Ясно было одно – возвращаться ему некуда.

Подумав, Витя решил поступать в институт в каком-нибудь заштатном городке – там и конкурс меньше, и общежитие дадут.

А вот что делать, если он не поступит? Ведь такое вполне может случиться! Из-за перенесенной болезни у него есть отсрочка от армии, но где он будет жить? Неужели опять бомжевать?! Впрочем, можно устроиться дворником, им дают служебную жилплощадь.

В комнате никого не было – в этот час дети под присмотром воспитательницы обычно гуляли по территории. Ополоснув лицо, Витя уселся за письменный стол, разложил учебники.

«Интересно, а что сейчас Аня делает? – пришла в голову непрошеная мысль. – Вот бы хоть одним глазком поглядеть!..»

О девочке с русой косой он думал постоянно, но ничего о ней не знал. В каждом письме, адресованном Агриппине Максимовне, он просил передать Ане привет, и старушка отвечала, что Анна Валентиновна тоже шлет ему наилучшие пожелания. Но может быть, Агриппина просто не хочет его расстраивать, а сама Аня о нем и думать забыла, ведь столько времени прошло! Можно было вложить в письмо записку для Ани, наверное, Агриппина передала бы ее, но Витя никак не мог решиться на этот шаг.

– Сотников! – закричали за окном. – Спускайся, к тебе пришли!

«А вдруг это она?» – промелькнула в голове дикая мысль. Сердце отчаянно заколотилось. Витя подбежал к окну, выглянул. Высокий мужчина, стоявший у входа в корпус, поднял голову, снял темные очки… и Витя узнал в нем профессора Колдунова.

– Ян Александрович! – радостно закричал он. – Я сейчас к вам спущусь!

…Миновав виноградник, они вышли к морю. Обрывистый берег круто изгибался и вдавался в море острым клыком. День выдался жаркий, и горы вдалеке мерцали в знойном воздухе, но видна была и россыпь белых домиков с бурыми черепичными крышами, зеленые копья кипарисов между ними, а по склонам – бурные заросли можжевельника с серебристыми проплешинами скал.

Прежде чем спуститься к воде, Витя завернул в дикую абрикосовую рощицу.

– Хочу вашим детям набрать, – объяснил он и принялся азартно трясти деревца, покрытые уже успевшими созреть некрупными, но очень ароматными плодами.

Ян Александрович усмехнулся и протянул ему полиэтиленовый пакет, бог весть как оказавшийся в его кармане. Без военной формы, в футболке, легких слаксах и кроссовках, загорелый, профессор выглядел очень молодо, но Витя заметил, что за прошедший год он стал почти совсем седым.

Поймав Витин взгляд, Ян Александрович пригладил волосы и рассмеялся:

– Что, старый?

– Нет, просто вы поседели…

– А, ты думаешь, я испытал какое-нибудь потрясение? Разглядел свою зарплату и поседел от ужаса? Нет, Витенька, просто время пришло, наверное… Ну хватит собирать уже, пошли купаться.

– Это хорошие абрикосы! – возразил Витя и полез на дерево, чтобы сорвать самые аппетитные плоды. – Мы тут всем санаторием пасемся. Слива еще есть, но на нее уже никто смотреть не хочет.

– А я из здешних фруктов больше всего тутовник люблю.

– На обратном пути покажу, – пообещал Витя, осторожно, чтобы не поцарапаться, слезая с дерева.

По «козьей» тропке они спустились с обрыва на узкий галечный пляж.

Витя расстелил свистнутое с кровати покрывало в тени обрыва. Ян Александрович впервые вывез в Крым свою многочисленную семью, но выкроил день, чтобы проведать Витю в санатории, так что теперь тот не знал, как угодить ему.

Профессор растянулся на покрывале и с удовольствием наблюдал, как Витя снимает футболку и шорты.

– Что-то ты не сильно растолстел. Вон, позвонки торчат, как хребет у стегозавра. Ладно-ладно, не бери в голову! – спохватился профессор. – Вид у тебя вполне здоровый.

К Витиному изумлению, оказалось, что Колдунов не умеет плавать, и он пошел в воду один.

Сотников страстно любил море и мог проплыть несколько километров своим деревенским стилем. Вода под ним была совершенно прозрачной, даже на глубине нескольких метров хорошо было видно каменистое дно с бурыми кустами водорослей, иногда, присмотревшись, можно было заметить краба или большую рыбину. Витя любил нырять в маске, доставал красивые ракушки, и потом повариха, чертыхаясь, вываривала их в кухне, отчего по всему корпусу пахло йодом. Вначале врачи пытались запретить Вите нырять – от перепадов давления могли разорваться остаточные полости в легких, – но потом махнули рукой: чему быть, того не миновать. Да Витя их и не послушался бы.

Наплававшись, он вышел на берег и, склонив голову, азартно запрыгал на одной ноге, вытряхивая из ушей воду.

– Стоило тащиться через весь Крым, чтобы тебя повидать, – заметил Колдунов, устраивая из мелкой гальки захоронение для своего окурка.

– Ой, простите, я больше не пойду без вас плавать.

Профессор рассмеялся:

– Я говорю «стоило», значит, стоило. Так приятно смотреть на тебя здорового, сильного! Чувствую себя прямо как Микеланджело Буонаротти. Я вообще люблю человеческое тело – оно очень хорошо устроено. Если с ним случилось что-то неправильное, радостно видеть, как оно поправляется, восстанавливается. Взял больного, нашел недуг, удалил и снова сделал красиво – это моя работа. Только что была дыра в желудке, а ты зашил, брюшную полость отмыл, и снова лепота. Или аппендикс. Делаешь малюсенький разрез, аккуратненько раздвигаешь мышцы, находишь отросток тихенько, чтоб, не дай Боже, он у тебя не лопнул и гной в брюхо не полился, удаляешь эту пакость и зашиваешь, как было. Вообще оперировать нужно так, словно ты из чужого кармана кошелек крадешь в троллейбусе, – тихо и незаметно… А ты, Виктор, о своем будущем думал? Люди, в детстве перенесшие тяжелую болезнь, часто становятся хорошими врачами. В медицину не собираешься?

Витя поведал о своих планах.

– Вот что я тебе скажу. – Колдунов сел на покрывале и положил руку на Витино плечо. – Сдавай экзамены и возвращайся в Питер. Учиться тебе надо в Военно-медицинской академии, образование там отличное. А с поступлением я помогу, слава Богу, не последний человек в академии. Как приедешь, первое время поживешь у нас, а когда подашь документы, тебя сразу в академии поселят. Сначала в палаточный городок, потом в казарму.

– А как же туберкулез? С ним примут?

– Я говорил с твоим лечащим врачом. Получилось лучше, чем мы ожидали. У тебя нет даже фиброза, несколько кальцинатов, но они вообще-то у всех присутствуют.

Помолчали, слушая легкий плеск волн, и Витя решился.

– А вы, случайно, не знаете, как поживает Аня Сумарокова? – спросил он, стараясь не выдать голосом волнения.

Ян Александрович усмехнулся:

– Нет, Витенька, не знаю. Но позволь уж дать тебе совет: чем раньше ты поймешь, что эта девочка не для тебя, тем лучше.

Колдунов озвучил самые тягостные Витины мысли. Умом он понимал, что не может понравиться Ане, но его не покидала надежда, эта вечная спутница живых. Ведь он выжил вопреки всем законам медицины, значит, чудеса случаются.

– Только без обид, ладно? – продолжал Ян Александрович. – Лично я не возражал бы против такого зятя, как ты. Но мы с тобой люди одного социального слоя, а Сумароковы – элита общества. Где мы и где они? Милый мой, тебя Анин отец на пушечный выстрел к ней не подпустит. Пока ты был болен – ты был пациент, но сейчас кто ты для него? Уличный пацан.

– Вы специально приехали, чтобы мне это сказать? – сипло спросил Витя после долгой паузы.

– У, как все запущено, – протянул Колдунов. – Я должен был это предвидеть: отбирать у молодого человека его любовь так же опасно, как добычу у изголодавшегося льва. Но ведь ты, Витя, сам заговорил на эту тему.

– Извините.

– Подрастешь, найдешь себе хорошую девочку! И пережитое тобой сейчас поможет тебе ее полюбить.

Витя размахнулся и зашвырнул в море крупную гальку. Она с коротким всхлюпом ушла на дно.