Глава двадцатая
ВО ФЛОРИДУ С КНИГОЙ «ПО ЛЕНИНСКИМ МЕСТАМ В ШВЕЙЦАРИИ»
106. Тот же Атлантический океан
– Ты чего смеешься? – спросила меня Мальвина в самолете.
– Мы первые, кто летит во Флориду со справочником «По ленинским местам в Швейцарии».
Пересадка в Нью-Йорке. Нам зачем-то отдали багаж, и мы его тащили на тележке до терминала, откуда вылетают самолеты местных линий. Потом самолет до Орландо.
Аэропорт в Орландо так же похож на другие аэропорты, как современный супермаркет на сельпо. Эскалаторы, рекламы диснеевских парков и бесконечные магазины сувениров – мы попали в столицу туризма. Всё быстро и рядом. Быстро получили багаж, быстро, не выходя из аэропорта, взяли напрокат небольшой по местным понятиям ярко-красный «понтиак».
– Я начинаю понимать, за что не любят американцев, – задумчиво произнесла Мальвина, когда мы отъехали. – За то, что они все выглядят счастливыми. Для интеллигентного человека в Европе выглядеть счастливым просто неприлично.
Гостиницу в Сант-Августине я заказал из Эвиана по телефону. «Best Western on the Beach», что, естественно, должно было означать «Бест Вестерн на пляже», однако гостиница располагалась в двух кварталах от берега. Мальвина разозлилась, а я ее успокаивал:
– Ты что, на Атлантический океан в Бразилии не насмотрелась?! Здесь он такой же, как в Бразилии. Тот же Атлантический.
– Мне важен принцип, – твердила Мальвина.
Мы отправились в расположенный недалеко от отеля итальянский ресторан, в каталоге значащийся как «три звездочки», и убедились, что кулинария – не самое сильное место самой богатой страны в мире. У официанта узнали, что карту города можно купить на бензозаправочной станции. Объехали две станции, на третьей нашли подробную карту города и окрестностей, вернулись в отель и, вооружившись лупой, начали изучать.
Улиц с названием, каким-нибудь образом связанным с Цюрихом и Швейцарией, ни в Сант-Августине, ни в маленьком местечке, где мы остановились – в карте оно значилось как Сант-Августин Бич – не оказалось.
– Что будем делать? – спросила Мальвина.
– Мы допустили ошибку: в Швейцарии не купили немецко-русский словарь. Он нам очень бы сейчас пригодился. Собственно, не немецко-русский, а немецко-английский. Нам надо было бы перевести названия улиц, где жил Ленин, с немецкого на английский.
– Может быть, здесь есть библиотеки?
Библиотеку мы действительно нашли. Большое количество посетителей сначала нас удивило, потом испугало. Что-нибудь найти казалось невозможным. Но вдруг около нас возникла пожилая леди. Узнав, что нам нужно, она, предварительно усадив нас в кресла, выдала огромный немецко-английский словарь.
Для начала мы решили ограничиться переводом названий трех улиц, где Ленин жил в Цюрихе.
Гейгергассе оказалась «переулком скрипача», а по-английски или Violonist Lane или, памятуя о скрипаче на крыше (словарь услужливо подсказал нам «Fidler on the Roof»), что более вероятно, Fidler Lane. Кульманштрассе – улица, названная в честь какого-то Кульмана. Мальвина нашла на полке энциклопедию и узнала, что Карл Кульман – немецкий инженер XIX века.
– Я бы очень удивилась, если бы мне сказали, что его знают во Флориде, – сказала Мальвина.
Я с ней согласился.
И наконец Шпигельгассе – зеркальный переулок, по-английски Mirror Lane. Этот может подойти.
Там же, в библиотеке, мы открыли карту и начали искать.
Улиц, названных в честь скрипачей, не было ни в Сант-Августине, ни в рядом прилегающих городах. Не было улиц, названных в честь Кульмана. Оставался зеркальный переулок. Но и его в Сант-Августине не оказалось.
Мальвина подняла глаза. Ее и без того большие зрачки стали еще больше. Я понял: она нашла!
– Смотри!
В названиях улиц городка Сант-Августин Бич значился Mirror Lane. Более того, этот замечательный переулок располагался аккурат между 15 и 23-стрит. То есть дом номер 1982 может существовать.
Мы выскочили из библиотеки.
До моста, разделяющего Сант-Августин и Сант-Августин Бич, добрались мы за пару минут… и застряли на полчаса. Мост, через который мы намеревались переехать, оказался разводным, и как раз в это время его, не торопясь, поднимали, чтобы пропустить две маленькие яхты.
– Не поздно? – волновалась Мальвина. – Уже семь часов.
– Думаю, в самый раз. Если человек работает, то к этому часу должен вернуться домой. Хотя для нас самое главное узнать – живет ли в этом доме Лоренцо Иглезиас или какой-нибудь Абиер.
– Если этот дом существует.
107. О пользе игры в гольф
Дом существовал. Двухэтажный, как две капли воды похожий на все стоящие рядом, дверь на втором этаже. Мы поднялись и, прежде чем позвонить, переглянулись. Я не решался нажать кнопку звонка. Так и простояли с пару минут. И вдруг дверь открылась сама. На пороге стояла аккуратно подстриженная женщина лет шестидесяти.
– Я услышала, кто-то подъехал. Вы кого-то ищете?
– Господина Лоренцо Иглезиаса, – ответил я, ожидая услышать: «Вы ошиблись, такой здесь не живет».
И действительно:
– Этот человек здесь не живет.
Но… Дама продолжила:
– Он два месяца назад продал дом и уехал.
Мы переглянулись.
Дама в дверях улыбалась:
– Пожалуйста, заходите. Вы приехали издалека?
– Из Европы, – не обманула Мальвина. – Мы сегодня из Парижа и хотели бы видеть дядю Лоренцо.
– Я была в Париже три года назад, – обрадовалась дама. – Мне Париж очень понравился. Заходите, заходите.
– Дядя Лоренцо не оставил своего нового адреса? – спросила Мальвина.
– Нет, – сокрушенно вздохнула дама. – Но если вам нужно помочь… Где вы остановились?
– В гостинице «Бест Вестерн», – ответила Мальвина. С английским языком она чувствовала себя значительно увереннее.
– Кофе, чай, воду? – предложила дама.
Мы отказались.
– Господин Лоренцо долго жил в этом доме? – спросила Мальвина.
Хозяйка задумалась.
– Я спрошу у своего мужа. Он сейчас играет в гольф. Я ему позвоню. – Потом повернулась ко мне. – Вы играете в гольф?
– Давно уже не играл, – ответил я.
Я действительно давно не играл в гольф, так давно, что вообще не представляю себе, что это такое. Но признаться, что вообще никогда не играл в гольф, счел неприличным.
Вмешалась Мальвина:
– Мы с мужем целый год не играли в гольф.
Это звучало как «мы с коллегой приехали из Берлина».
– О, целый год! – ужаснулась дама.
– В Париже трудно с полями для гольфа, – поделилась с хозяйкой своей печалью Мальвина.
Дама посмотрела на стенные часы, скорее всего, очень старинные:
– Мой муж уже кончил играть и сейчас сидит с друзьями в баре.
Она набрала номер телефона и очень быстро заговорила в трубку. Потом положила трубку и начала извиняться:
– Я стала очень забывчива. Хорошо, что у Дика отличная память. Вы спрашивали, сколько лет здесь жил господин Лоренцо. Долго. Дому уже около тридцати лет, а он был его первым владельцем. Сначала он жил с отцом, потом отец его умер. А вот куда уехал господин Лоренцо, Дик не знает. Но он мне напомнил, что я должна была вам сказать с самого начала. А я забыла. У меня стала плохая память. Господин Лоренцо, когда уезжал, оставил нам с полдюжины открыток и попросил, если его будут спрашивать, давать открытку. Я вам сейчас ее принесу.
Вернулась она быстро. В руках держала почтовую открытку.
– Вот, – она протянула ее мне.
Я взял открытку. Летящие аисты или журавли, я не очень разбираюсь в орнитологии. Три аиста или три журавля – справа, три аиста или три журавля – слева. И ничего больше.
– Все открытки одинаковые? – спросил я.
– Да, абсолютно одинаковые.
Я поверил.
– Хотите кофе?
Мы отказались.
* * *
В гостинице рассматривали открытку. Открытка как открытка. Три птицы справа, три птицы слева.
– Ты обратил внимание, птицы справа – не точная копия птиц слева? – спросила Мальвина. Вот где пригодилось ее умение справляться с картинками «Найди семь ошибок».
– Нет. Но что это меняет? Может быть, это разные породы журавлей. Или аистов. Или цапель.
– Когда домой в Бразилию? – спросила Мальвина.
– Завтра, – ответил я.
– А аисты?
– Думаю, господин Лоренцо улетел куда-то вместе с ними. Но утешает, что мы были на правильном пути, хотя немного не успели.
– Опоздали на три месяца.
И потом глубокомысленно изрекла:
– Опоздание на один день ничем не отличается от опоздания на два года.
– Ты как всегда права, – согласился я, и мы отправились в ресторан, где я сразу заказал двойную порцию «Чивас Регал».
108. Поэтические вечера
Через день мы уже сидели в своей квартире в Сан Бартоломеу.
Встретили нас как старожилов. Приветствовали на улице, спрашивали про Европу.
– Нет, вы непременно придете к нам и расскажете, – требовал синьор Рамирес Порталью.
– Как жаль, что вы не были в Италии! – вздыхала его супруга Росалиа.
Синьор Алберту Перейра раскатывал на новом темно-синем «мерседесе-500». А падре Джованни весело улыбался:
– Правильно сделали, что поехали в Европу. Вам нужно было прийти в себя после этой чертовщины на кладбище!
Но самое удивительное – дела нашего салона шли просто блестяще. За мое отсутствие управляющий Эрнесту Мигел продал семь машин, отремонтировал двенадцать. При этом продавал он автомобили не только в Сан Бартоломеу, но и в соседние городишки. Перед самым нашим приездом он получил предложение от центрального офиса «БМВ» в Рио быть представителем этой фирмы в нашем городе.
Познакомившись с финансовым отчетом, я понял, что продажа машин и ремонт – занятие более перспективное, чем поиск сокровищ.
Посетили мы и нашего адвоката синьору Исидору. Как всегда серьезная, она со словами «если разрешите» ознакомила меня с какими-то нормативными документами по-португальски, после чтения каждого из которых разводила руками:
– Вас это в принципе не касается.
Как-то очень быстро жизнь наша вошла в привычное русло. Машины, гости, деловые встречи. Когда живешь в маленьком городе и принадлежишь к элите, то свободного времени бывает очень немного. Но птицы, изображенные на открытке, не давали нам покоя. По вечерам мы вертели открытку и рассуждали.
– Так аисты или журавли? – спрашивала Мальвина.
– Скорее всего, журавли.
– Почему?
– Аисты – это из фольклора Западной Европы. А журавли – любимая птица русских писателей, поэтов.
– «Летят журавли», – подсказала Мальвина.
– Верно. Надо подумать, что из этого фильма могло бы послужить отгадкой. Ты видела этот фильм?
– Давно.
– И я давно. Но помню хорошо. Давай вернемся к нему позже, посмотрим песни.
– «Мне кажется порою, что солдаты…» – снова подсказала Мальвина.
– Верно, песня на текст Гамзатова.
«…Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…»
– Ничего подходящего, – вздохнула Мальвина.
Я согласился.
– Человек, подбрасывающий нам загадки, из другого поколения, чем те, которые знают песню Гамзатова. Скорее всего, этот человек должен знать другую песню о журавлях.
«… О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..»
– Знаешь такую песню?
– Смутно.
Я рассказал историю, связанную с этой песней. Дело было лет двадцать пять назад, на целине в комсомольском отряде. Тогда я буквально спас одну свою знакомую.
– В то время эта песня считалась эмигрантской, оскорбляющей Советский Союз. Посуди сама:
«…Вот уж близко летят и все громче рыдая,
Словно скорбную весть мне они принесли…
Из какого же вы неприветного края
Прилетели сюда на ночлег, журавли?…
Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,
Где уж савана ждет, холодея, земля
И где в голых лесах воет ветер унылый,
То родимый мой край, то отчизна моя.
Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,
Вид угрюмый людей, вид печальный земли…
О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..»
Моя знакомая где-то у костра спела эту песню. Кто-то донес. Понимаешь: «бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы» – просто оскорбление любимой родины. Такое наплели. А песню тогда знали все, пели. Поставили вопрос на комсомольском собрании. Я выступил и авторитетно заявил, что, мол, песня замечательная и она справедливо критикует царскую Россию. Когда кто-то из начальства стал возражать, я пояснил, что песня написана в 1871 году Алексеем Жемчужниковым, другом и сподвижником Некрасова, одним из создателей Козьмы Пруткова, написана в Германии и что автор, естественно, имеет в виду царскую Россию, потому как другой тогда еще не было. А вот приписывать слова «бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы» Советской России – это как раз и означает распространять сознательную клевету на нашу любимую родину и с такими клеветниками следовало бы разобраться.
– Это очень интересно, – вздохнула Мальвина, – но нам никак не поможет в решении нашей загадки.
Мы много раз просматривали текст песни Жемчужникова. Ничего. Вспоминали, что могли, из фильма «Летят журавли» – ничего.
– Может быть, все-таки аисты? – говорила Мальвина.
– Или цапли, – отвечал я.
– Надо найти специалиста по орнитологии, – как-то изрек я.
– Можно попытаться. Синьорина Албертину, мой парикмахер, говорила, что есть в Сан Бартоломеу человек, который коллекционирует чучела птиц. Возможно, он нам посоветует, к кому обратиться. Завтра я к ней пойду. И не думай, что это повод для посещения салона.
На следующий день из окна своего офиса я увидал красный «мерседес-300», который еще до отъезда облюбовала Мальвина. По тому, как проворно она выскочила из машины, я понял: без новостей не останемся. Новости действительно были.
– Ты никогда не догадаешься, кто коллекционирует чучела!
И не дав мне ответить, пропела:
– Наш горячо любимый друг доктор Роберту Марронту. Ну, разве не совпадение!
– Совпадение.
И к этому совпадению я мог добавить еще одно:
– Этот самый любимый друг только что звонил мне и пригласил на ужин послезавтра в субботу двадцать второго мая в семь часов.
– Ну, конечно! – вспомнила Мальвина. – Помнишь, его жена говорила, что он любитель редких птиц.
– Птичек, – поправил я.
109. Специалист по орнитологии
Через два дня мы поднимались в квартиру уважаемого доктора.
Первым, кого мы увидели, был директор торговой палаты синьор Рамирес Порталью. Увидев Мальвину в ярко-красном платье, он всплеснул руками:
– Ради одного этого стоило летать во Францию!
Мальвина была польщена и не стала уточнять, что привезла это чудо из Москвы.
Гостей было много, почти со всеми я был знаком: счастливый владелец нового «мерседеса» синьор Алберту, директор банка, с супругой, жизнерадостный падре Джованни, директор лицея, он же вице-мэр, синьор Коста с супругой, директрисой библиотеки, два почтенных старца, с которыми меня уже знакомили пару раз. И, конечно, адвокат синьора Исидора с ее вечным:
– Если не возражаете, я вас завтра ознакомлю с некоторыми нормативными документами.
Главной темой разговора были победы бразильского гонщика Сенны. Меня спросили, что я думаю по поводу присоединения Англии к соглашению в Маастрихте. Я думал так же, как обозреватель популярной «У Глобу». Потом разговор перешел на последние события в Венесуэле: возможный арест президента Переса, обвиняемого в коррупции. Дружно смеялись по поводу часовой задержки самолета с президентом Клинтоном из-за того, что ему делали прическу. Словом, обыкновенный разговор людей, регулярно смотрящих по телевизору последние новости.
Когда все вышли на балкон, я подошел к хозяину и показал открытку с птицами:
– Доктор, знакомы ли вам эти птицы?
Доктор долго не думал:
– Да, конечно. Справа, это… вот только я не знаю, как их назвать по-французски… По-португальски – это «guindaste». Да, конечно, «guindaste». А слева это – «cegonha». Давайте пройдем ко мне в кабинет.
В кабинете он протянул мне португальско-французский словарь.
Я нашел слово «guindaste». Словарь подсказал французское слово – «grue», «журавль». Слово «cegonha» искать я не стал. Я все понял!
У меня был такой вид, что находившаяся в холле и смотревшая на меня через открытую дверь Мальвина сразу догадалась. Едва я остался один, она подскочила ко мне:
– Получил подсказку?
– Да. Все понятно.
– Мы куда-нибудь летим?
– Непременно.
– А куда?
– В Ниццу.
– Когда?
– Завтра. Боюсь, уже опоздали.
К нам подошла синьора Росалиа, и начался разговор об аресте второго лица итальянской мафии.
И только когда мы наконец сели в машину, я приступил к разъяснениям:
– Эти птицы по-португальски называются «guindaste» и «cegonha», что переводится как «журавль» и «аист». Соответственно, по-французски «grue» и «cigogne». Если ты повнимательнее посмотришь открытку, то увидишь, что улетают журавли, а прилетают аисты. Хозяин открытки хотел сказать: улетают журавли, а прилетают аисты.
– Если бы я что-нибудь понимала!
– Как ты помнишь, мы разбирали все, что связано с журавлями и, конечно, не забыли про фильм «Летят журавли». Он был показан на фестивале в Каннах и получил главный приз. Это первый и, обрати внимание, единственный случай, когда русский фильм получил пальму первенства.
– Ну и что?
Мы подъехали к дому, но из машины не выходили. Я продолжал:
– Была проблема с переводом названия фильма. По-французски прямой перевод звучит «Les grues volent», что совершенно невозможно: «grue» по-французски женского рода и кроме «журавль» означает еще «шлюха», а «volent» кроме «летят» означает «воруют». Таким образом дословный перевод названия для французов звучал бы «шлюхи воруют». В отношении «воруют» из положения вышли легко: «volent» заменили красивым «пролетают» – «passent». Труднее было с «журавлями». Их заменили на «аистов». И первое место завоевал фильм, название которого «Quand passent les cigognes» дословно переводится «Когда пролетают аисты».
– И какое это имеет отношение к нам?
– А то, что человек, которого мы ищем, хочет сказать, что улетели журавли, а прилетели аисты. Единственное место, где журавли превратились в аистов – это Канны. И то – лишь во время фестиваля.
– И когда бывает этот фестиваль?
– Раз в году, в мае.
– То есть сейчас?
– Да. Я вчера прочел, что деньги, собранные в Каннах во время банкета с Лиз Тейлор, переведены на счет благотворительной организации. Банкет этот состоялся, кажется, в среду. То есть фестиваль идет сейчас и может кончиться завтра.
– Мы не успели.
– Не все разъезжаются сразу после фестиваля.
– Значит, завтра утром – в Канны.
