Глава восьмая
ФРАНЦИЯ ПРЕКРАСНАЯ И НЕ ОЧЕНЬ
35. Ночной визит червонной двойки
Я немного постоял, соображая, входить или нет, потом осторожно, озираясь, вошел, осмотрелся. Никого. На столе – пустая бутылка воды, кровать смята, на полу фантик от конфеты… Человек, включивший свет, не счел нужным скрывать свое пребывание.
Я прислушался. Мне показалось, что в душе льется вода. Я на цыпочках подошел к ванной, приложил ухо к двери. Там действительно лилась вода.
Я поразмышлял с минуту, открывать дверь или нет. Но тут вода перестала литься. Стало тихо. Я ждал.
Наконец дверь начала медленно открываться. Я замер.
Дверь открылась. Передо мной стояла совершенно голая Лида.
– Здравствуй, мой дорогой.
Она жеманно чмокнула меня в щеку и, шлепая мокрыми ступнями по ковру, чинно прошествовала к холодильнику.
– Зд… здравствуй, дорогая, – от удивления я начал заикаться.
Лида открыла холодильник, вынула маленькую бутылку шампанского, такую же бутылку виски, банку минеральной воды. Вылила шампанское в бокал, поставила бокал на прикроватную тумбочку. В другой бокал налила виски, минеральную воду, протянула мне. Потом вытащила из холодильника две большие конфеты в красной фольге в виде сердечка, приложила одну между грудей, другую ниже.
– Я похожа на двойку червей?
– Ты похожа на голую червонную даму.
Особой привлекательности отсутствие исподнего Лиде не придавало, хотя, оценив ее взглядом, я не мог не признать, что, переквалифицируйся она из террористки в жрицу горизонтальной профессии, с голоду не померла бы.
Двойка червей тем временем провихляла к ночному столику, небрежно отхлебнула шампанского, вытащила из тумбочки блокнот с вензелем отеля, карандаш, написала что-то, вырвала лист и передала мне. Я прочел:
«Зачем ты ходил в «Ливан»?»
«Ага, мы играем в конспирацию, – сообразил я. – Хотя, может быть, это не так уж глупо».
Лида кокетливо потрясла плечами:
– Ты явно не торопишься обнять свою крошку.
Я огрызнулся:
– Получаю удовольствие от созерцания.
И написал:
«Люблю восточную кухню».
Она тут же ответила: «О чем ты договорился с Рикошетом?»
Я ответил:
«Он обещал мне встречу с Плеко».
На этот раз, прочитав записку, Лида ответила вслух:
– Зачем?
– Мне нужна статуэтка.
И снова записка:
«Если ищешь статуэтку, то тебе нужен Вальтер».
Я ответил;
«Выведи меня на него».
Снова записка:
«Зачем тебе статуэтка?»
Я взял назад свою предыдущую записку и к словам «Выведи меня на Вальтера» дописал: «Это я расскажу ему».
Она захохотала:
– Вот ты и проболтался! Значит, ты знаешь, что это за статуэтка. Поэтому и волнуешься. И ведешь себя со мной, как бойскаут с учительницей пения. В твоем-то возрасте!
Она собрала все записки, положила в стеклянную пепельницу. Подожгла. Записки вспыхнули, а она, взяв бокал, уселась в кресло и принялась болтать ногами:
– Люблю смотреть на огонь.
– Когда я увижу Вальтера?
– Ты читал про французскую царицу Фридегонду?
– Я – сторонник республиканского строя.
– Когда Фридегонда принимала парады, она раздевалась и приказывала раздеть солдат. Если какой-нибудь солдат не реагировал на ее тело, она тут же собственноручно лишала его мужского признака. Тебе понравилась эта история?
– Ты мне не ответила.
Она оторвала новый листок и написала:
«Вальтер сам решит, встречаться с тобой или нет. Все, что я могу сделать, это передать твою просьбу. И учти, если Вальтер узнает, что ты пытаешься связаться с Плеко, то твои начальники останутся и без статуэтки, и без тебя».
Она протянула мне бокал с моим виски:
– А теперь пора перейти к параду. Я, как видишь, готова.
– Всему свое время. Как он меня найдет?
– А как я тебя нашла?
Она снова взяла гостиничный блокнот и написала:
«Если тебя найдет Плеко, то советую не упоминать имени Вальтера. В целях личной безопасности».
Она встала и подошла к мне так близко, что ее маленькие груди уткнулись в мою рубашку:
– Правда, я похожа на Барби?
Она действительно была похожа на Барби: худая, с длинными белыми волосами.
– Больно уж ты худа! – я вспомнил, как она в прошлый раз с аппетитом ела сандвич. – Есть хочешь?
Лида испугалась:
– Что ты! Я никогда не ем в это время. Это вредно. Можно потолстеть.
– Тебе это вряд ли угрожает.
– Могу потерять гибкость.
Лида снова собрала все записки, снова сожгла, потом вырвала новый листок и написала большими буквами:
«Всё».
Я понял, что деловая часть встречи подходит к концу. Она расстегнула мне рубашку и изогнулась, откинув голову и плечи.
– Ты похожа на вопросительный знак.
– Жалко, ты не похож на восклицательный. Ты в прошлый раз сказал, что я в сортир с револьвером хожу. Не боишься меня?
– А ты злопамятная!
Дальнейшее произошло очень быстро. Прямо перед моим лицом оказался огромный пистолет.
Лида взвела курок. А я замер: голый, с распростертыми руками.
– Постарайся не двигаться, – она ткнула пистолет дулом мне под нос. – Теперь ты будешь делать то, что я тебе прикажу.
– И что ты прикажешь?
«Возьмет и в таком виде поведет по коридору, – думал я. – И сама такая же сзади с пистолетом. Вот будет дело! Хотя… только бы палить не начала».
– Сейчас я буду учить тебя правилам хорошего поведения. Ложись.
Я лег на бок.
– На спину.
Я лег на спину.
Не садистка ли она, случаем? Зачем она мне про эту царицу рассказывала?
– А теперь назови имя человека, о котором ты спрашивал. И назови громко.
Ну, это – шутка для маленьких.
– Лида. Меня интересуешь только ты.
– Верно. Ты не глупый. Не скажешь. Пока не скажешь.
Она левой рукой взяла с тумбочки спички, повертела ими около моего носа.
– Не боишься?
– Нет.
– Почему?
– Потому что знаю, что ты умная и глупостей делать не будешь.
– Точно.
Она положила спички на тумбочку и принялась рассматривать меня с головы до ног.
– Сколько тебе лет?
– Много.
– А ты не толстый.
Она провела дулом по груди, животу, ниже…
– Тебе не надо есть по вечерам.
– Не надо.
– Ты занимаешься гимнастикой?
– Иногда.
– Надо чаще.
– Нет времени.
– А Достоевского ты любишь?
– Люблю.
– А я тебе нравлюсь?
– Да.
– Тогда скажи: «Дорогая и любимая Барби»…
Ну, это уже легче.
– Дорогая и любимая Барби…
– «Я не сразу тебя оценил, в чем и раскаиваюсь».
«Что правда, то правда», – подумал я и повторил:
– Я не сразу тебя оценил, в чем и раскаиваюсь…
Лишь бы убрала пушку.
Лида села рядом:
– Подними правую руку.
Я поднял.
– Теперь левую.
Я поднял левую.
Она снова провела дулом по груди, животу и ниже.
– На, – она протянула мне пистолет. – Если что случится, ты с ним лучше управишься, чем я. И опусти руки.
Я опустил руки, осторожно взял пистолет.
– Если появится Плеко, стреляй не раздумывая, чтоб не опередил.
– А он может появиться?
– Я удивлюсь, если не появится. Ты хорошо стреляешь?
– Да.
В последний раз я стрелял из пистолета лет десять назад на курсах переподготовки.
Тем временем Лида снова принялась кокетничать:
– Ты не хочешь обнять свою Барби.
– Хороша Барби! Со спичками для пыток.
– Какая есть.
– А гранаты у тебя, случаем, нет?
– Не взяла.
Нешуточное это дело, любовь с террористками.
36. Погоня
Когда я проснулся, Лиды уже не было. Часы показывали без десяти десять. Я поспешил вниз.
После завтрака я поднялся в номер и позвонил Типографу. Никто не ответил.
Я снова спустился и зашагал вдоль пляжа. Гулял долго, почти полтора часа. Пообедал в ресторанчике на набережной, потом вернулся в номер и снова позвонил Типографу. Снова никто не снял трубку. Это мне не понравилось.
Через час позвонил снова. Никого. Тогда я набрал номер Кики. Юная художница ответила сразу:
– Салон Дюме.
– Здравствуй, Кики. Это отель «Баррьер». Базиль сегодня у вас не появлялся?
– Нет. Но я знаю, где его можно найти.
Что бы я без нее делал!
– Сегодня в семь презентация картин Лешама, и он будет в галерее Боню.
– Ты сможешь за мной заехать?
– Увы, нет. Доберитесь сами. Но назад отвезу.
И на том спасибо.
Через час я еще раз позвонил Типографу и снова безрезультатно.
В шесть я спустился в холл, вышел из гостиницы и направился в сторону центральной площади. На углу около рынка я разбудил мирно спавшего в серой «Мегане» таксиста и попросил отвезти меня в Онфлер. Упоминание о поездке длинной, а, следовательно, хорошо оплачиваемой, мигом привело его в абсолютно бодрое состояние.
Машин на улицах было мало, типичное неторопливое движение провинциального города. Привычным взглядом я посматривал, кто едет сзади, сбоку. В какой-то момент мне показалось, будто маленький серый «Остин» все время едет за нами. Мы въехали в Трувиль, и на узких улицах центра города таксист сбросил скорость. «Остин» тоже замедлил и теперь ехал за нами бампер в бампер. Потом мы вырулили на шоссе, «Остин» по-прежнему тянулся за нами почти вплотную, явно показывая, что не хочет нас упускать. Таксист это заметил и взглянул на меня, как бы спрашивая, что делать. Я изобразил человека, который ничего не понимает.
Вдруг «Остин» обогнал нас и резко затормозил перед самым бампером. Таксист ударил по тормозам, такси остановилось.
Человек, сидевший за рулем «Остина», резко, почти прыжком выскочил из машины, осмотрелся, открыл дверь рядом с мною:
– Вы хотели со мной говорить?
– Кто вы такой?
– Меня зовут Вальтер.
– Да, я действительно хотел с вами встретиться.
– Садитесь ко мне в машину.
Расплатившись с таксистом, не выразившим ни малейшего сожаления при расставании со столь опасным пассажиром, я сел в «Остин».
Вальтеру было на вид лет тридцать-тридцать пять. Невзрачная темная куртка, такой же темный картуз. «Удивительно неприметная личность, – подумал я. – Закроешь глаза и не вспомнишь».
– Вы хотели со мной встретиться? Зачем?
– Мне нужна статуэтка, которую привезли из Африки.
– Лида сказала, что вы из КГБ.
– Какая разница…
– Вы хотите купить статуэтку?
– Да.
– И сколько денег вам выделило начальство для покупки?
– Велено торговаться.
– Начинайте.
Он замолчал. Потом в центре пустынной улицы как профессиональный гонщик раскрутил машину на 180 градусов и поехал обратно.
– Начинайте, начинайте.
– Сначала я хочу узнать вашу политическую ориентацию.
– Зачем? – удивился он.
– Если вы правый, один разговор. Вы будете требовать много. Если левый…
– То по-божески, – весело подсказал Вальтер. – А если я ультра левый? Тогда бесплатно?
Он неожиданно закашлялся. Кашлял долго. Я ждал. Лицо его стало красным.
– Откуда вы узнали, что статуэтка у нас?
– Рассказала Лида.
– Она рассказала только про нее?
– Да.
– Не верю. Впрочем, это не важно. Вы хотите только статуэтку?
– Пока Лида мне не сказала, что внутри статуэтки алмаз, я про него не знал. И, естественно, хотел статуэтку со всем содержимым. Но теперь, когда я в курсе, что внутри алмаз, я понял, что его вы мне не вернете.
– Она вам сказала, что внутри алмаз?
Он снова закашлялся. Я пытался понять, куда мы заехали: на какую-то минуту я отвлекся и сейчас не мог сориентироваться. Мелькали улицы и уже освещенные витрины магазинов, Довиль или Трувиль, не разобрать… Скорее всего, еще Трувиль, вроде бы на мост мы не въезжали. Вальтер прокомментировал мои взгляды вперед и назад:
– Да нет, хвоста вроде бы нет.
– Вроде бы нет, – согласился я.
– Значит, она сказала, что внутри алмаз?
– Да.
– Знаете, почему я с вами встретился?
– Нет.
– Лида попросила. Она сказала, что вы странный и вас надо расколоть.
– А вы по этому делу специалист?
– Обычно у меня получается.
Ну, Червонная двойка, уважила! Отправила прямехонько в лапы к заплечных дел мастеру.
– Ну, а статуэтка, зачем она вам?
Если бы я знал!
И в это время раздались выстрелы.
Собственно говоря, их я не услышал. Только звон разбитых задних стекол.
– Нагнитесь! – заорал Вальтер.
Я пригнулся. Машина рванула вперед. Следующая очередь прошлась по правому боку. Стреляли из автомата. «Остин» отбросило в сторону. Вальтер выправил машину, потом, не тормозя, повернул направо и нырнул в переулок. Через пару минут снова вырулил на широкую улицу. Повернулся к мне:
– Не царапнуло?
– Нет.
– Можете подниматься. Они проехали.
– Кто это?
– Либо за мной, либо за вами. А я хвоста не привел. Не так?
– И я тоже.
– И вы тоже, – согласился Вальтер.
– Из какой машины стреляли?
– Из «Мерседеса». Синего «Мерседеса».
– Что это за люди? Знаете?
– Догадываюсь. Люди Плеко. Слышали про такого?
– Нет, не слышал.
– А странно. Фамилия русская.
– Русская? – я даже удивился. – Нет, не русская.
– Ну, похожа на какую-то русскую. Он когда-то у вас учился. У него кличка от вашего философа. Плеко. Не так?
Не иначе как Плеханов.
– Вниз! – снова закричал Вальтер.
Теперь я увидел человека с коротким автоматом. Тот стоял на углу. На нем был длинный плащ. Он шел навстречу. Вальтер рванул машину налево, потом резко направо прямо на человека с автоматом. Тот отскочил в сторону. «Остин» влетел на тротуар, стукнулся о фонарь, срикошетил на мостовую. Автоматная очередь прошила багажник. Вальтер нажал на акселератор, машину рвануло вперед. Ушли.
«Скаты вроде бы целы», – подумал я.
– У вас есть оружие? – Вальтер толкнул меня в бок.
– Нет.
– Возьмите в бардачке.
Я открыл бардачок. Там лежал «Макаров». Я немного засомневался, потом взял и положил на колени. Если еще будет отмашка, сгодится.
– Так это Плеко?
– Да.
– И что он хочет?
– Отправить мою машину на металлолом. А заодно шлепнуть кого-то из нас. Скорее всего, меня. А вы уж так, за компанию. Хотите выйти из машины? Но учтите: статуэтка у меня на заднем сиденье. Если вы уйдете, то никогда ее не увидите.
Статуэтка в этот момент меня интересовала значительно меньше, чем час назад. Но я понимал: если выйду из машины, меня моментально отловят люди Плеко. А это похуже, чем пуля.
– Что хочет этот Плеко?
– То же, что и вы. Статуэтку.
– Она ему так нравится?
– Перестаньте говорить глупости. Вы отлично знаете, что там внутри. Только не говорите, что алмаз.
Не алмаз… А что?!
На «Остин» надвигался синий «Мерседес». Вальтер резко свернул налево и оказался на маленькой узкой улочке. «Мерседес» проскочил мимо. Снова ушли.
Вальтер гнал машину по переулкам делового квартала, теперь уже наверняка Трувиля, ловко поворачивая с одного переулка на другой, при поворотах заскакивая на тротуар. Народу на улицах почти не было.
– Черт!
Впереди большая дорожная машина преграждала путь.
Вальтер резко повернул налево и врезался в витрину магазина. Посыпалось стекло, загудела сирена.
Вальтер выскочил из машины, прихватив с заднего сиденья сверток, и через разбитую витрину нырнул в магазин. Я за ним. Я понял его маневр. Нападавшие должны испугаться сирены: через пять-десять минут приедут полицейские.
– Как услышим полицейскую машину, надо быстро уходить! – крикнул он.
Я пробежал в глубь магазина и залег за прилавком.
Магазинная сирена продолжала гудеть. Я огляделся. Магазин, куда мы влетели, оказался лавкой ювелира. Вокруг отблескивали кольца, браслеты, ожерелья. Светящаяся реклама магазина напротив отражалась от зеркал, развешанных по стенам, и разноцветные огоньки освещали полки. В разбитой витрине торчал бампер «Остина».
«Завтра у хозяина выдастся нескучный день», – подумал я.
– Вы здесь? – окликнул меня Вальтер.
– Да.
– Пока пронесло.
– Пронесло.
– Знаете, что я подумал… Мы с вами больше не увидимся. Статуэтку я захватил с собой. Я ее вам отдам. Но потом, не сейчас.
– А когда?
– Возьмете ее завтра у Базиля. Но только статуэтку. То, что внутри – наше.
В этот момент в проеме окна появилась фигура в плаще с автоматом. Я пригнулся. Длинная очередь прошлась по полкам слева направо. Потом другая, сверху вниз. Битое стекло фонтаном рассыпалось по сторонам. Я прижался к прилавку.
«Если я не вижу автомата, значит, я не в поле поражения», – подумал я.
Где-то вдали послышался гул полицейской сирены. Еще одна очередь. И снова фонтан битого стекла.
Главное теперь – успеть выскочить до полиции.
Сирена полицейской машины завыла совсем близко, справа, откуда мы приехали.
Пора уходить.
Я приподнялся. В проеме окна никого не было видно.
– Эй! – окликнул я Вальтера.
Тот не отвечал.
Я поднялся и увидел его. Он лежал на животе, упершись в прилавок головой, широко расставив руки.
– Пошли.
Он не двигался. Я нагнулся. Вокруг валялись кольца, часы, стекляшки. Я повернул его на спину и увидел лицо, безжизненное, в крови. Рядом валялся сверток, который он вытащил из машины.
Нужно уходить, Вальтеру я уже не помогу. Прямое попадание в голову.
Где-то совсем рядом заскрипели тормоза. Я схватил сверток и, проскользнув через отверстие в витрине, выскочил на улицу. В какую сторону бежать? Слева дорожная машина загородила путь, оттуда полицейские приехать не могут, бежать надо туда. И я побежал, прижимаясь к домам.
На мое счастье, сразу же налево начинался переулок, я прочел название: «Улица дождя». Улица – хорошо, главное, чтобы не тупик. Налево. Потом сразу направо. Узкие безлюдные улочки, тротуар в выбоинах, окурки, оберточная бумага, на одном пакете я чуть не споткнулся.
Я больше не слышал сирены полицейской машины – либо ювелирный магазин остался уже далеко, либо они ее выключили. Я продолжал бежать, хотя уже не так быстро. Потом остановился и осмотрелся. Косматый мужчина спал на тротуаре, растянув ноги до проезжей части. Из бара вышла неопределенных лет женщина и засеменила в противоположную сторону. Меня так и подмывало посмотреть, что в свертке. Но я понимал, останавливаться и открывать – не время.
Свернув еще раз налево, я оказался на каком-то бульваре и сразу попал в толпу, выходящую из кинотеатра. Люди обменивались впечатлениями, галдели, торопились к машинам. Я перешел на шаг торопящегося домой пешехода. Теперь самое время сообразить, в каком я городе.
В голове все еще гудела сирена, слышались выстрелы. Я старался идти медленнее, но без конца обгонял обнимающиеся парочки. Наконец я вышел на площадь и тотчас узнал памятник у набережной. Флобер. Это Трувиль.
Я сел на скамейку. Теперь можно отдышаться и посмотреть, что в свертке.
Там действительно оказалась статуэтка.
37. Гоголь на родине Флобера
Я вертел статуэтку в руках и размышлял, что делать дальше. Как бы мне ни хотелось ее рассмотреть, как бы ни терпелось узнать, что там внутри, я понимал: сидеть на скамейке под фонарем не так далеко от ювелирного магазина небезопасно. Да и надежд на то, что внутри остался злополучный алмаз, было мало. Возвращаться в гостиницу в Довиле нельзя. Лида говорила вчера, что Плеко может появиться в моем номере в любое время. Да и идти туда далеко. Надо уезжать. Я посмотрел на часы. Половина десятого. Сегодня уже не удастся. Придется искать гостиницу в Трувиле. Переночую – и утром на поезд в Париж. Оттуда в Женеву.
В Трувиле тоже есть гостиница «Баррьер». Это рядом. На этой же площади, напротив памятника автору «Мадам Бовари». Конечно, это не роскошный «Баррьер» в Довиле, но все-таки «Баррьер». Я спрятал статуэтку в сверток и направился в гостиницу.
– Номер на одну ночь.
– Тысяча триста франков.
Я начал заполнять регистрационный талон.
Зоркий глаз клерка определил отсутствие у меня багажа, но служащий продолжал невозмутимо стучать на клавиатуре компьютера. Я решил его упредить.
– Мой багаж в «Баррьере» в Довиле. Могу я попросить завтра доставить его сюда?
– Конечно, месье. Ваш номер четыреста десять.
Через пару минут я входил в номер.
Такой же, как в Довиле, только поменьше, но тоже с видом на море.
Я сразу сел на диван. Теперь можно заняться Гоголем.
Статуэтка из светло-серого дерева, наверное, ценного, высотой в пятнадцать-двадцать сантиметров. Фигура по пояс. Гоголь – не один к одному, но похоже: нос, прическа под ранних Битлов.
Найти тайник оказалось нетрудно, надо просто отвинтить голову.
Я поднял голову и увидел…
Нет, никакой не алмаз! Никакой не алмаз, а три пакета c белым порошком. Вот тебе и «Вечера на хуторе близ Диканьки»! Героин.
Конечно, героин. Нужен им необработанный алмаз! Червонная двойка водила меня за нос. Теперь все понятно: Пичугин провез им героин, а они оплатили ему дорогу.
Три пакета, общим весом с полкило. Если это чистый героин, то цена пакетам триста-четыреста тысяч франков.
Ну, а мне что с ними делать? Первое интуитивное желание – выкинуть. Нет, нельзя. Если вдруг меня найдут люди Плеко – а этого нельзя исключать – они не поверят, что я уничтожил груз ценой с полмиллиона франков, и начнут меня с пристрастием допрашивать. Но и оставлять при себе тоже нельзя. Не хватало еще попасться с наркотой! Надо немедленно кому-то сплавить. Немедленно! Кандидатура одна – Типограф. Надо срочно ехать к нему. Отдать порошки, конфисковать у него машину и на ней в Женеву. Как добраться в Онфлер? Конечно, Кики. К счастью, записка с номером ее телефона оказалась в кармане.
К аппарату подошла Высокая табуретка.
– Мне нужна Кики. Извините, что звоню так поздно. Она еще не спит?
– Для нее это как раз время решать, где спать.
– Мне она нужна на несколько часов.
– Узнав это, она будет о вас хорошего мнения. Где вы?
– В Трувиле.
– Это лучше, чем в Катманду. Вы остановились, конечно, в «Баррьере»?
– Я не меняю привычек.
– Если вы можете поддерживать привычку останавливаться в таких гостиницах, у вас есть право на подобные привычки. Ждите ее в холле. Она будет через час. И не убивайтесь, если не вернете ее к утру.
Я спустился на ресепшн.
– Я собираюсь уехать завтра очень рано. Могу я сейчас заплатить за номер?
– Конечно, месье.
– А одновременно расплатиться за гостиницу в Довиле?
– Если это гостиница нашей группы.
– Это «Баррьер».
– Конечно, месье.
– У меня еще просьба. Не могли бы вы переслать мои личные вещи, оставшиеся в гостинице в Довиле, по адресу, который я укажу?
– Это во Франции?
– Да. И всего один портфель.
– Все будет сделано, месье.
– Я должен за это уплатить?
– Нет, месье. Ваш адрес?
Когда-то в Ницце на почте я случайно подсмотрел адрес у стоящей передо мной в очереди дамы и потом, когда мне нужно было избавляться от личных вещей, отправлял их по этому адресу.
– Сто двадцать три, улица Маршала Фоша, Ним.
Представляю реакцию хозяина, когда он в очередной раз получит зубную щетку, лосьон и пару грязных рубашек.
– Все будет сделано. Спокойной ночи, месье.
Я еще раз внимательно осмотрел статуэтку. На тыльной части заметил вырезанные цифры. Всего двенадцать. 261000 240491. Между шестой и седьмой цифрой небольшой промежуток. Я переписал цифры в записную книжку.
Теперь можно спуститься в бар. По дороге я заскочил в туалет, где сделал полезное открытие. Вторая дверь из туалета оказалась незапертой. Я отворил ее и вошел в маленький коридор, кончающийся открытым окном во двор. При случае можно смыться через окно, и портье не заметит.
В баре я сел в кожаное кресло в самом углу и принялся ждать Кики. Подошел бармен.
– Дубль Риккар.
– С Перрье или Бодуа?
– С Эвианом.
– Хорошо, месье.
Бармен улыбнулся. На севере всегда улыбаются, когда заказываешь Риккар. Для севера Франции Риккар настолько связан с Марселем и героями анекдотов из Марселя, что всякого, кто заказывает Риккар, принимают за марсельца и улыбаются, как улыбаются в Перми, встретив одессита.
Я привык к Риккару во время командировки в Алжир. Мы заказывали минеральную воду со льдом и добавляли туда Риккар. В африканскую жару этот напиток казался нектаром. Посольский доктор объяснил мне, что это – сочетание приятного с полезным: в жару пьешь ледяную воду, а чтобы не застудить горло, заодно анисовую настойку, которая, как известно, лекарство от всяких ларингитов. Как нашатырно-анисовые капли или как в моем далеком детстве «капли датского короля».
Однажды в Ницце у меня заболело горло. Я попросил принести теплого молока, а потом забыл про молоко и по привычке заказал двойной Риккар. Мне принесли Риккар, но вместо положенной воды со льдом – теплое молоко. Я решил все выпить. Гадость была ужасная, но горло болеть перестало.
Через пару лет я с друзьями снова оказался в том же баре.
– Вам как обычно? – спросил бармен.
– Да, – ответил я.
И он, обладавший замечательной профессиональной памятью, принес мне Риккар с теплым молоком.
– Ты будешь пить это? – изумились друзья.
– Да, – ответил я и выпил.
Сейчас я сидел и улыбался, вспоминая эту историю.
Бармен принес Риккар.
– Не притворяйся, что меня не замечаешь, – произнес кто-то рядом.
Я повернул голову. В соседнем кресле сидела Лида.
38. Обмен
С минуту мы молча смотрели друг на друга. Мне показалось, что за несколько часов она изменилась. Передо мной была усталая немолодая женщина в строгом сером костюме с маленьким кожаным бантиком.
– Здравствуй, Червонная двойка.
– Я пришла предложить тебе обмен. Ты мне отдаешь три пакета, а я тебе взамен… За первый пакет – статуэтку.
– Она и так у меня.
– Но теперь она будет твоей.
– Договорились. Что за второй пакет?
– За второй? Это.
Она вынула из сумочки пистолет, осторожно держа за дуло салфеткой.
– Ты забыл его в машине Вальтера. На нем твои пальцы. Как ты думаешь, полиция знает твои пальцы?
Это был бы большой подарок местной секьюрити!
– А я думала, ты профессионал. Ладно, бери, если он тебе нужен.
Я взял пистолет салфеткой и, держа на коленях, аккуратно вытер. Пока я вытирал, Лида молчала. Я вернул пистолет.
– Мне он ни к чему.
– Ладно, – Лида спрятала пистолет в сумку.
– Ну, а что за третий пакет?
– За третий? Жизнь. Они решили тебя убрать, а я их переубедила. Сказала: он глупый, неопытный, размазня. Ведь это верно, разве не так?
Что возразишь! Лида продолжала:
– А единственная положительная черта, которую я у тебя заметила… Этим я не стала делиться. Так что давай пакеты.
Я открыл сумку, развинтил голову Гоголя, вынул три пакета. Лида положила их к себе в сумку.
– Как вас нашел Пичугин? – спросил я.
Я чувствовал, что она сейчас уйдет, и я уже никогда не узнаю, зачем Пичугину нужна была статуэтка.
– Как нас нашел Пичугин? – повторила мой вопрос Лида. – Он ведь из вашего Центрального Комитета. А у нас есть Плеко, когда-то он был в компартии. Впрочем, как и мы все. Этот Плеко раньше был знаком с Пичугиным. Они случайно встретились в Виндхуке. Мы там добывали лекарство. Пичугин приезжал туда, чтобы встретиться с каким-то немцем.
– Немцем?
– Да, немцем. Тот живет в Виндхуке.
– Зачем?
– Тот передал Пичугину какие-то записки.
– Какие?
– Я не знаю. Там же Пичугин заказал статуэтку Гоголя. С тайником, куда он спрятал записки.
– Статуэтка нужна была только как тайник?
– Нет. Он сказал, что статуэтка предназначалась вашему дипломату в Женеве, тот должен был подарить ее какому-то американскому журналисту, любителю Гоголя.
– Записки тоже для американца?
– Я не в курсе.
– Они представляют ценность?
– Не знаю.
– Давай все по порядку. Пичугин достал какие-то записки и заказал статуэтку Гоголя с тайником. Эту статуэтку должен был получить наш дипломат и подарить американскому журналисту. Так?
– Похоже, что так.
– Значит, или Гоголь, или записки представляют какую-то ценность. Поэтому он не оставил статуэтку в посольстве, а взял во Францию.
– Нет. Он не хотел с ней связываться и собирался оставить ее в Конго, – прервала меня Лида. – Но мы его отговорили. Мы хотели воспользоваться ею для перевозки порошков.
– Но у него была дипломатическая неприкосновенность.
– Его в Париже встречали. Он не хотел, чтобы они узнали про наркотики…
– Кто встречал?
– Извини. Это уже политика, здесь я молчу.
– Ладно. Когда вы получили порошки?
– После таможенного контроля.
– Вместе с Гоголем?
– Да.
– И записки он вам тоже вернул?
– Они лежали в той же сумке, что и статуэтка. Он сказал, что это записки старого маразматика, которые никому не нужны.
– Где они сейчас?
– У Базиля. Я пыталась их прочесть, но по-немецки… Поэтому отдала Базилю.
Опять Типограф!
– А он читает по-немецки?
– Да. Он начал читать и сказал, что ерунда. Все-таки жалко, что мы с тобой в разных лагерях. Завтра ты уедешь?
– Да.
– Тебе нужна помощь?
– Нет.
– Подумай.
Я покачал головой.
– Тогда пойди рассчитайся с барменом.
Я все понял. Поднялся, подошел к бару, расплатился. Когда вернулся, Лиды уже не было.
39. Машина подана
Чертовщина какая-то. Пичугин знал, что перевозом статуэтки и записок в Женеву из Браззавиля занимается аппарат ЦК, то есть они представляют какой-то интерес. Но он их спокойно отдает, не пытаясь как-либо использовать. Что должно было произойти, если бы я привез статуэтку в Женеву? Я был обязан положить ее в банк. И не просто в банк, а в банк с сомнительной репутацией. Лиде Пичугин сказал, что весь груз предназначен для какого-то нашего дипломата в Женеве. Странно, но допустим. Когда Москва узнала, что статуэтка исчезла, мне приказали не жалеть денег и найти ее. Про записки ни слова. Значит ли это, что статуэтка – главное, а записки – просто наполнитель? Или они уверены, что бумаги по-прежнему внутри? Уж больно всё не складывается. Если статуэтка предназначается нашему дипломату, почему я должен был положить ее в банк? Скорее всего, из банка ее взял бы кто-то другой. Американский журналист? Маловероятно. Из русских писателей американцы знают только Достоевского, наиболее образованные еще Толстого. Но не Гоголя! Что-то не так. И записки… Что там в них? Типограф сказал, что ерунда. Когда я у него был, он мне ничего о них не говорил. Это понятно. Но теперь расскажет. И отдаст записки.
– Машина подана, месье «как вас там».
Передо мной стояла улыбающаяся Кики.
– Ты быстро.
– Куда прикажете доставить?
– Сначала к Базилю, потом к тебе домой.
– А может быть, по-другому? Сначала ко мне домой и никогда к Базилю?
Откровенно говоря, я тоже предпочел бы этот вариант. После сегодняшнего дня хотелось мирной и спокойной ночи. Но надо было закончить дело.
– И все-таки начнем с Базиля. Где твой «Мерседес»?
– У бара на площади.
– Пошли.
Я повел ее в сторону мужского туалета и галантно предложил зайти внутрь.
– Неожиданно и любопытно, – прокомментировала юная художница.
Я подвел ее к открытому окну.
– Сюда.
– Теперь поняла.
Мы выскочили на улицу, пересекли площадь и забрались в кикину антилопу.
Отъехав пару километров, Кики завернула на узкую улицу и подрулила к магазину со светящейся рекламой «Кондитерская».
– Надо купить что-нибудь к кофе.
Она выключила зажигание. Вокруг никого не было. Она придвинулась о мне:
– Здесь тихо.
И поцеловала меня в щеку:
– Ты похож на Кэри Гранта. Молодого.
– А ты похожа на себя саму, и это совсем неплохо.
Я обнял ее и правой рукой осторожно расстегнул две верхних пуговицы платья. Она не сопротивлялась. Убедившись, что бюстгальтером молодое дарование себя не обременяет, я нырнул ладонью внутрь, но на этот раз она среагировала, выудила мою руку и уложила на приборную доску.
– Потом.
«До чего у нее сильные руки», – подумал я и с удовлетворением заметил, что застегивать пуговицы она не стала.
– Ты сильная, с тобой не справишься!
– Я была чемпионкой по плаванию, в трех видах. Еще есть вопросы?
– Почему твою тетю зовут Высокой табуреткой?
– У нас в городе живет Франсуаза Саган. И к ней ездит в гости наш президент, Миттеран. А он большой специалист по дамской части. Ну, и мою тетю не обошел. Так она всем теперь рассказывает, что он ее… на высокой табуретке.
В это время дверь магазина открылась, оттуда вышли две дамы. Кики отодвинулась:
– Посиди здесь. Я быстро.
Вернулась она действительно быстро. В руках у нее была коробка.
– В этой кондитерской очень хорошие пирожные. Ты по-прежнему хочешь к Базилю?
– Сначала к Базилю.
40. Полковник на крыше
В доме, где располагался офис Типографа, на втором этаже слева горел свет. Я прикинул: в доме два подъезда, позавчера я входил в дальний. Свет горит именно у Типографа.
– Заезжай во двор. Останови здесь.
– Ты надолго?
– Пять минут, не больше.
Я вышел из машины, обогнул дом. Свет действительно горел в том окне, где должен быть офис Типографа.
Я вошел в подъезд, поднялся на второй этаж, хотел постучать, но по обитой искусственной кожей двери стучать бесполезно. Я толкнул ее. Она открылась.
Типограф сидел в кресле спиной к двери. Руки его были привязаны к подлокотникам тонкой белой веревкой.
– Эй!
Типограф не двигался. Голова его была опущена.
Я подошел ближе: закрытые глаза, бледное восковое лицо, ноги тоже привязаны к стулу, на обнаженных до локтей руках – запекшаяся кровь, ожоги. Перед смертью его пытали. На всякий случай я попробовал прощупать пульс – мертвое безжизненное запястье.
Ярко светила люстра, визитные карточки были по-прежнему аккуратно разложены на овальном столике, на полках порядок. Я подошел к стенному шкафу, вынул из кармана платок и, касаясь ручек платком, открыл несколько ящиков – бумаги, счета. Потом поискал глазами сейф. Нашел не сразу, за письменным столом, почти на уровне пола. Дверца сейфа оказалась открытой. Заглянул внутрь: пусто.
Я прошелся по комнате. На круглом столе в углу – кипа бумаг. И я сразу заметил рукопись. Десять-двенадцать страниц, исписанных аккуратным мелким почерком. По-немецки. Скорее всего, это то, что я ищу.
И в этот момент я услышал скрип тормозов. Внизу, рядом. Я подбежал к окну. Две полицейские машины остановились около подъезда. Похоже, я в ловушке.
Я сунул рукопись в карман и выскочил из комнаты, прислушался. Внизу заскрипела дверь, там уже полицейские.
Стараясь не шуметь, я начал осторожно подниматься на третий этаж. Свет от уличного фонаря проникал через треугольные окошки в пролетах лестницы, и я мог легко ориентироваться. Обе двери на третьем этаже, солидные, с металлическими табличками, как и можно было предположить, оказались запертыми. Я осмотрелся и увидел узкую лесенку типа пожарной, ведущую вверх, не достающую до пола. Я подпрыгнул, подтянулся, поднялся по ступеням и уперся головой в люк.
«Выход на крышу», – решил я.
Действительно это был выход на крышу.
На мое счастье, она оказалась плоской. Я прошел ее с одного конца до другого. Два люка. Один, через который я влез, другой, скорее всего, во второй подъезд.
«Воспользоваться другим подъездом нельзя, – сообразил я. – Выйду прямо на полицейских».
Я пытался найти пожарную лестницу. Опять обошел крышу и обнаружил лестницу на стороне, обращенной к пустырю. Она начиналась метра на два ниже карниза: нужно повиснуть на руках и попытаться попасть на узенькую ступеньку ногой. Я лег на крышу, посмотрел вниз. Был бы моложе – и то не рискнул. Альпинист я никудышный.
Я посмотрел вниз: со стороны дворика – одиноко стоящая кикина машина с потушенными огнями, с другой стороны – мигалки полицейских автомашин.
Дальше на крыше оставаться рискованно. Полицейские обязательно начнут обследовать дом – если уже не начали – и могут появиться здесь с минуты на минуту. Если они меня найдут, то объяснить, как находящийся в стране проездом советский дипломат оказался на крыше, будет очень трудно. Выход один: попытаться спрятаться в другом подъезде. Не ахти какой вариант, они пойдут и туда, но все-таки выигрыш времени.
Я открыл люк и по такой же лестнице, как в подъезде, откуда я пришел, спустился на площадку третьего этажа. Проверил, можно ли запереть люк так, чтобы его не открыли с крыши. Нет, невозможно. Я осмотрел двери третьего этажа. Заперты. Спустился на второй. Две двери и обе заперты.
Оставалось спуститься ниже. На первом этаже тоже две двери: одна на улицу – туда нельзя, но другая, к моему удивлению, оказалась открытой. Я проник в темный коридор. Свет зажигать не стал и на ощупь пошел вдоль коридора, пытаясь открывать двери. Первая же распахнулась, и я попал в комнату, освещаемую с улицы светом фонарей и мигалками полицейских машин.
Это было, скорее всего, кафе для работающих в этом здании. Столики, стулья, прилавок, на нем кофеварка, сахарница, поднос с бумажными стаканчиками и пластиковыми ложками. Сзади прилавка дверь, там, наверное, комната, где хранятся продукты. Я подергал дверь: заперто.
Я вернулся в коридор и в этот момент услышал шаги. Кто-то спускался…
Я бегом вернулся в кафе: если забаррикадировать дверь столами, они не смогут ее открыть и подумают, что она закрыта изнутри.
Схватив первый попавшийся стол, я потащил его к двери.
В этот момент дверь начала медленно открываться. Я замер.
На пороге стояла Кики:
– Быстрее.
Я застыл со столом в руках.
– Да быстрее же!
Я никак не мог прийти в себя, она схватила меня за руку:
– Поставь стол.
Я поставил его на пол.
– Идем. Только тихо.
Она была босиком и ступала совершенно бесшумно. Я засеменил следом.
Мы выскочили в коридор, поднялись на второй этаж. Одна из дверей на этаже теперь была открыта и держалась на туфлях Кики. Она вытащила туфли из дверного проема, дверь, закрывавшаяся изнутри английским замком, захлопнулась.
Теперь можно отдышаться. Сюда полицейские не попадут.
– Быстрее, быстрее, – торопила Кики.
Маленький коридор, несколько дверей и два туалета. Кики потянула в мужской. Я безропотно подчинился. Окна в туалете открыты. Я подошел к подоконнику и увидел внизу, совсем рядом, крышу кикиной машины. Вылезти – никакого труда. Я собирался встать на подоконник, но Кики остановила:
– Подожди.
И одним движением, держа туфли в руках, ловко выпрыгнула из окна. Я даже не услышал стука ног о крышу машины. Теперь моя очередь. Я опустил ноги и осторожно коснулся крыши. Кики уже спрыгнула на асфальт:
– Давай руку.
Наконец я в машине. Первым делом проверил: автор «Ревизора» мирно покоился на заднем сиденье. Мотор завелся быстро.
– Тихо работает, – с удовольствием отметил я.
Через пять минут мы были на шоссе.
* * *
– Я видела, как ты разгуливаешь по крыше, – захлебываясь от радости, рассказывала Кики. – Ну, думаю, попал он в переплет!
– А полицейских ты видела?
– Еще бы! Как заметила мигалки, сразу выключила свет в машине.
– Почему?
– На всякий случай. Не люблю я их.
– И дальше?
– Думаю, как помочь. И вижу открытое окно на втором этаже, невысоко. Тихонько подгоняю машину. Подтягиваюсь. Оказываюсь в туалете. Потом – в коридор, сунула туфли в дверь, чтобы не закрылась, и на крышу. Тебя нет. Значит, ты внизу, в какой-нибудь комнате. И я – вниз…
– Ты сильная, – я гладил ее по плечам, ногам. – Как ты смогла подтянуться? Там высоко.
– Я тебе говорила, что была чемпионкой по плаванию. В трех видах.
Теперь наступила моя очередь рассказывать. Я решил не усложнять:
– Я увидел свет в окне, ну, думаю, Базиль еще в бюро. Поднимаюсь, стучу. Никого. Собирался спускаться, вдруг слышу – внизу полицейские. Зачем, думаю, мне встречаться с ними…
Кики понимающе кивала головой.
– Остальное ты знаешь. Базиля я так и не нашел.
Я обнял ее, пытался поцеловать.
– Не надо. Ты грязный. И я тоже. Приедем ко мне, первым делом – в джакузи. Ты любишь мыть девочек в джакузи?
– Да, – «признался» я. – Это мое самое любимое занятие.
Я еще ни разу не мыл девочек в джакузи, но, посмотрев на Кики, понял, что это мне понравится.
Мы остановились около трехэтажного дома.
– Приехали, – Кики выключила мотор. – Обещай мне, что больше не будешь лазить по крышам!
– У тебя дома есть высокая табуретка?
– Нет. Есть только диваны. Диваны, диваны, диваны… Кстати… Тебе не кажется, что я сегодня зачастила в мужские туалеты? К чему бы это?
