Часть вторая. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ИЗ ЖИЗНИ КАПИТАНА ТАРАСОВА
НАШЕ ВРЕМЯ
Капитану Михаилу Валерьевичу Тарасову казалось, что перед ним разыгрывают многоактовый любительский спектакль с прологом, эпилогом, сложным сценарием и плохими актерами. Врали и не попадали в смысловую интерпретацию — все. От уборщицы до коммерческого директора.
И несоответствие усилий крайне раздражало Тарасова — ведь дело не стоило выеденного яйца! Просто курам на смех, что за дело.
Тарасов — половина оперативного состава звала его просто Валерыч — с удивлением выслушивал от свидетелей очередную байку, делал пометки в блокноте и крепко чесал в затылке. Мыслей от массажа волосяного покрова не добавлялось, однако руки бывали заняты.
В деле фигурировало девять свидетелей — трое мужчин и шесть женщин, — все служащие крупной фармацевтической фирмы «Гелиос». Первый акт трагикомедии фигуранты разыграли в головном офисе аптекарского хозяйства. Непосредственно на рабочем месте, так сказать.
Михаил Валерьевич пролистал блокнот с записями, наткнулся на рисунок кошачьей мордочки и пририсовал острым ушкам пушистые кисточки. Из лукавой киски получилась рысь. Хищная, хитрая и опытная — Марта Игоревна Гольдман — коммерческий директор «Гелиоса».
Михаил Валерьевич собрался было пририсовать еще пару отточенных клычков, но передумал и отложил ручку. Если в Марте Игоревне и была злоба, то не внешняя, а внутренняя, клыки уважаемая директриса хорошо скрывала. На первый взгляд Марта Игоревна была дама очаровательная и хорошо воспитанная, так что зубы, если уж руки чешутся и очень хочется, можно добавить на следующую страницу блокнота — лощеному волчаре в нарядном галстуке.
Хищник в нарядном галстуке, чушь несусветная, но суть заместителя директора по общим вопросам — Гудовина Владимира Александровича — передавалась шаржем замечательно верно.
Подобные шаржи были старой и не всегда безобидной страстишкой капитана Тарасова. Где бы ни находился Михаил Валерьевич, руки его вечно искали перо и листок бумаги. Штрихи и закорючки помогали сосредоточиться, из шаржа выплывал истинный характер модели, и несколько раз Михаил Валерьевич ловил себя на мысли — руки выполняют работу, невозможную для логически налаженного мозга опера. Голова еще и определиться не успела, а пальцы уже нацарапали характерный портретец.
Пару раз Валерыч откровенно горел со своими карикатурами. (Привычка превратилась в манию и начала мешать карьерному росту.) Первый пожар случился в курсантские годы. Сидел себе слушатель Высшей школы милиции на лекции, внимал речам доцента Куроедова и лениво водил шариковой ручкой по конспекту.
— Позвольте полюбопытствовать, товарищ курсант, — внезапно сказал доцент Куроедов, в один шаг достиг Мишиной парты и взял тетрадь. Законспектированной лекции он там не увидел. На половине листа сидел лис с курицей в зубах. В лисьей морде четко проступали черты самого доцента, из пасти свисала несушка — точь-в-точь единственная дама курса, коротконогая и прыщавая Вера Горицвет.
Пририсуй Миша Тарасов доценту в зубы Брижит Бардо, возможно, и обошлось бы без пулеметной очереди «неудов» по основному предмету. Но лис волок клушу Горицвет, и выглядел при этом крайне довольным.
Второй раз Валерыч горел уже при лейтенантских погонах. На совещании у начальства.
Сидел себе неоперившийся опер на камчатке — на противоположном от майора Володина конце длинного стола, — мечтал о прекрасной фельдшерице Марье Филипповне, в суть нагоняя не вникал и… как всегда лениво водил шариковой ручкой по листу бумаги.
Майор Володин подкрался незаметно. Только что орал где-то в районе Сочи, бац — и на камчатке: из-за Мишиного плеча залюбовался своим портретом — свиньей в фуражке.
Свинья получилась очень колоритная, и в сорок пять лет Михаил Валерьевич все еще оставался капитаном.
…Несколько кабинетов второго этажа головного офиса фирмы «Гелиос» Михаил Валерьевич назвал «филиалом Уголка Дурова». Редкий случай, каждый из девяти фигурантов дела четко вписывался в анималистический портрет.
Тарасов перелистнул странички с кошкорысью и волчарой в галстуке и остановил свой выбор на цапле. Именно со дня рождения офис-менеджера (в просторечии «секретарши») Юлии Антоновны Прискиной и начался отсчет сценарного времени.
3 сентября, в пятницу, Юлии Антоновне стукнуло двадцать пять. В этом возрасте женские юбилеи отмечаются весело, шумно, без слез печали над рюмкой водки. Юлечка принесла из дома кастрюльку салата оливье с докторской колбасой, банку корейской морковки маминого засола, маринованных огурцов того же производства, купила в ларьке две куры гриль, а в супермаркете приобрела торт-мороженое «Венеция» и баночку собачьего паштета.
Надо сказать, что присутствие мороженого на праздничном столе было обязательным. Оно всегда выставлялось на стол для владельца «Гелиоса» Бориса Аркадьевича Гольдмана. Паштет был не таким обязательным, так как выкладывался в мисочку тойтерьера Гольдмана — Тяпы. Борис Аркадьевич был принципиальным трезвенником и прочно сидел на пломбирно-мороженной диете; Тяпа обожал праздники, на которых подавались гусиные паштеты.
Главбух предприятия Ангелина Ивановна Троицкая принесла домашний пирог с косичками над яблочным повидлом. (Ангелина Ивановна предлагала запихнуть в пирог черничного варенья, но дамская часть коллектива, по вполне понятным причинам — о, ужас, фиолетовые зубы! — предложение отвергла.)
В половине четвертого четыре дамы — новорожденная Юлия, Ангелина Ивановна и два бухгалтера, Галина Федоровна и Ирина Владимировна, — накрыли стол в зале для совещаний. Уборщица тетя Маша в сервировке участия не принимала, так как уборщицу поставили на чистку картофеля.
В четыре часа в зал вошло начальство с цветами, шампанским и подарками. Четыре бутылки шампанского брют «Абрау-Дюрсо» — идея Марты Игоревны. Жена владельца «Гелиоса» пила только настоящий, проверенный брют, вина с добавлением сахара презрительно обзывала «компотами» и покупку шампанского третьим лицам не доверяла.
— А… Бориса Аркадьевича дожидаться не будем? — пискнула юбилярша.
— Он в отъезде, Юлечка, — сказал начальник охранных служб «Гелиоса» Васнецов Александр Николаевич.
Юбилярша вздохнула, однофамилец живописца открыл шампанское, первый акт спектакля проходил как мизансцена дружеского застолья. Мужчины целовали Юлю в розовые щечки, дамы приязненно улыбались и с завистью замечали — красота и свежесть новорожденной затмили пышные букеты.
В начале шестого тетя Маша внесла в зал блюдо с разварным картофелем, Ирочка Владимировна две тарелки с разогретыми в микроволновке курами, мужчины плавно перешли с шампанского на водку, с восхвалений секретарши к тихим деловым беседам.
Пятнадцать минут седьмого Марта Игоревна посмотрела на часы и дернула бровью, юбилярша поняла — пора закругляться десертом. И, прихватив с собой Ирочку, Юлечка отправилась на кухню.
Там под присмотром тети Маши давно вскипела вода и заварился чай, в пироге с повидлом стояли двадцать пять свечей, ждали огня и «хеппи бесдей». Ирочка чиркнула спичкой, тетя Маша достала из кухонной тумбы блюдца и чашки, Юлечка полезла в морозильный шкаф за «Венецией».
Через несколько секунд до зала совещаний донесся трехголосый дамский визг.
На поднятые кверху брови коммерческого директора Владимир Александрович Гудовин пожал плечами:
— Мышь увидели.
Но визг не прекращался. Он стал исполняться дуэтом и наполнился явно истерическими нотками. Плюнув на рюмку с водкой, Васнецов встал, одернул пиджак и отправился выяснять причину переполоха.
Мизансцена, встретившая его в декорациях кухни, очень не понравилась Александру Николаевичу. На полу, рядом с открытым морозильником, валялась в обмороке тетя Маша, вся в чашках и блюдцах; Ирочка и Юлечка (сопрано и альт) визжали и готовились проделать тот же номер, что и уборщица. Обогнув дуэт и обморок, Александр Николаевич заглянул в морозильный шкаф и тихо выругался. На коробке с тортом «Венеция» лежало заиндевевшее тельце собаки Тяпы — единственного друга хозяина фирмы Бориса Аркадьевича Гольдмана.
В понедельник утром Михаила Валерьевича Тарасова вызвал к себе начальник городского УВД полковник Николай Иванович Морозов. С полковником Морозовым Валерыч был знаком давно.
Лет десять назад они операми топтали землю на одном участке, полковник был старше капитана всего на восемь лет, но по карьерной лестнице шагал легко, так как не имел вредных художественных наклонностей.
— Как дела, как Марьюшка? — Полковник перебирал бумаги на столе и начинал беседу издалека. Морозовы и Тарасовы дружили семьями, их жены встречались регулярно, мужчины встречались реже, но при каждом удобном случае передавали друг другу приветы.
— Работает, астму лечит, Аленку воспитывает…
— Она у тебя на третьем? — Дочь Тарасовых училась в медицинском институте.
— Да. Отличница.
— Молодец, — похвалил Морозов. — Отпуск у тебя когда?
— Через неделю, — насторожился Тарасов.
— Куда поедешь? Или, Марья говорила, вы собираетесь грядками обзавестись?
— Какие грядки. — Валерыч махнул рукой. — Для дачи время нужно и машину.
— Понятно, — протянул полковник и наконец перешел к сути дела. — Просьба у меня к тебе, Миша. — Сказал и замолчал, гоняя по круглому лбу десяток морщин.
— Какая? — немного удивленно поторопил Тарасов.
— Ты о фирме «Гелиос» слышал?
— Ну. Аптеки?
— И не только, — кивнул Морозов. — Оптовый склад, оздоровительный женский центр «Волшебная заря» — тоже их. Сейчас собираются открывать центр семейного отдыха и клинику, специализирующуюся по пластической и реабилитационной хирургии. Под клинику выкуплен старый санаторий железнодорожников в сорока километрах от города. Место тихое, воздух свежий, от Москвы не так далеко… Собаку у них убили и в холодильник подкинули…
Окончание речи Николая Ивановича было странным и неожиданным. Михаил Валерьевич почувствовал себя неуютно и неловко заерзал на стуле. «Докатился, — мелькнуло в голове, — на убийство собак переводят».
— А может, и не убили, — сам себе сказал полковник, — может, сама померла.
«Час от часу не легче», — мысленно вздохнул Тарасов.
— Но в холодильник подкинули, — продолжил Морозов.
— «Гелиос» считает это фактом угрозы? — спросил капитан. — Просят вмешаться?
— В том-то и дело, что нет, — развел руками Николай Иванович. — Называют это глупой шуткой.
Теперь руками развел Тарасов:
— Тогда в чем дело? Потерпевшими они себя не считают…
— Погоди, Валерыч, — попросил полковник и нахохлился. — Тут, видишь ли, какое дело… Директор, вернее, владелец у них пропал.
— Когда?
— Последний раз его видели в четверг вечером. В пятницу он собирался прийти на работу, а ночным рейсом, — полковник взглянул на свои записи, — Гольдман Борис Аркадьевич собирался вылететь за границу. На курорт.
— Но не вылетел и на работу не явился? — догадался Тарасов.
— Да. Факт пересечения границы не зафиксирован, — подтвердил Морозов. — Кстати, везде и всюду Борис Аркадьевич путешествует со своим псом — тойтерьером Тяпой. В пятницу вечером труп Тяпы обнаружили в морозильном шкафу офиса.
— Н-да, — крякнул Тарасов, — может, он его того… похоронить не успел и заморозил?
— Нет. Труп лежал на коробке с тортом-мороженым. Коробку положили в морозильник в два часа дня, труп собаки Гольдмана обнаружили пятнадцать минут седьмого. Так что, понимаешь, сам Гольдман принести собаку в офис не мог.
— Может, попросил кого? Законсервировать…
— Исключено. Если бы дело касалось просьбы, скрывать никто бы не стал.
— Родственники заявили о пропаже Гольдмана?
— Нет. — Морозов покачал головой и принялся массировать виски. — Жена, Марта Игоревна Гольдман, сказала, что, возможно, Борис Аркадьевич изменил планы и отправился путешествовать по России. Где-нибудь по средней полосе, без жары.
— Тогда в чем дело? — удивился Тарасов.
— Как только обнаружили труп собаки, с Гольдманом попытались связаться…
— Подожди, — перебил Тарасов, — если он отсиживается где-то в глуши, сотовый может не брать сигнал!
— Может, — согласился полковник. — Но то, что Гольдман уехал, не похоронив любимую собаку, наводит на мысли. Пса Борис Аркадьевич обожал. В его манере было бы поступить так — надгробный памятник из гранита на лучшем кладбище. Они из одной тарелки ели…
— Из одной тарелки, говоришь? — задумчиво вставил Тарасов. — Вскрытие терьера производилось?
Морозов кивнул:
— Во второй половине дня получим официальный результат. По предварительной оценке — отравление ацетатом фтора.
— Это что за фигня?
— Эта фигня — сильнодействующий, запрещенный к производству крысиный яд. В жидком виде не имеет ни цвета, ни запаха — крайне токсичная дрянь.
— Слушай, может, пес крысу съел?
— Тогда бы в желудке были обнаружены останки этой крысы.
— А хозяин и собака из одной тарелки едят? — многозначительно повторил Тарасов.
— Ели, — поправил Морозов, — Тяпа нынче в собачьем раю обедает.
— И чего от нас хотят? Расследовать причину гибели собаки? Причину ее появления в морозильном шкафу? Или их волнует исчезновение Гольдмана?
Полковник дотянулся до кнопки селектора, нажал кнопку вызова секретаря и произнес:
— Глаша, сделай нам чаю, пожалуйста. И сушек каких-нибудь… что ли.
Пока Глафира Андреевна не внесла в кабинет поднос с чайным набором, Николай Иванович сидел с задумчивым видом и барабанил пальцами по столу. Морщины бороздили его лоб, и Тарасов подумал, что приятель с каждым годом все больше походит на заслуженного пожилого бульдога. Когда-то давно Валерыч подарил Николаю дружеский шарж — английский бульдог с мудрыми глазами и чертами тогда еще майора Морозова. Этот рисунок до сих пор висел в квартире приятеля на видном месте.
— Не так давно у фирмы «Гелиос» появились очень серьезные партнеры, — прихлебывая горячий чай, начал полковник. — И дело даже не в деньгах, — предупреждая возможный вопрос Тарасова, сразу объяснил Морозов, — а в интересе.
— Деньги моют, — буркнул капитан.
Полковник сделал вид, что не услышал. Но нахмурился.
— И вот эти партнеры всерьез обеспокоены происходящим в «Гелиосе». Центр пластической хирургии строится на паях. Последний транш в семьсот тысяч евро пошел в Швейцарию, как предоплата за медицинское оборудование. В конце сентября Гольдман должен был отправиться в Женеву подписывать окончательный контракт на поставки…
— Деньги пропали? — перебил Тарасов.
— Нет. — Полковник произнес это так, словно сам удивлялся, почему семьсот тысяч иностранных денег не пропали. — Вся сумма поступила на счета поставщиков.
— А Гольдман богат?
— Очень, — кивнул Морозов и поставил пустую чашку на поднос. — Он единственный наследник крупного состояния, которое перешло его дяде после женитьбы.
— Тогда зачем ему чья-то помощь? Ах да… дело в интересах…
— Вот именно. За просто так такой лакомый кусок, как профилакторий в экологически чистом месте на берегу реки, ему бы никто не уступил… Калибр у Бориса Аркадьевича не тот. Деньги не все решают.
Морозов с завистью посмотрел, как Валерыч прикуривает «Золотую Яву», и придвинул пепельницу ближе к нему. Самому полковнику врачи давно запретили дымить.
— Как партнеры узнали о происшествии с собакой? — спросил Тарасов.
— В точку, Валерыч. Кто-то стукнул. Начальство «Гелиоса» хотело ситуацию спустить на тормозах, не выносить сор из избы. Но не получилось, даже собаку похоронить не успели. Приехали парни из «Кредита» и забрали тело.
— Быстро партнеры сработали, — пробормотал Тарасов. По оговорке полковника Валерыч понял: в деле есть интерес крупного банка «Кредит доверия». А это серьезная фирма… и головная боль.
— Еще бы. Такие деньги в ход запущены. Семьсот тысяч — это мелочи. На строительстве клиники уже три миллиона чужих денег освоено. Не рублей, как понимаешь…
— Солидно, — протянул Тарасов. Хотя, несмотря на «солидность», заниматься делом, которого и в принципе не было, капитану не слишком хотелось. — Чего ты от меня-то хочешь, Николай Иваныч?
— Походи там на мягких лапах, Миша. Погляди, воздух понюхай…
— С какой стати? — Капитан затушил окурок в пепельнице и отнес ее на подоконник, дальше от вынужденно не курящего приятеля. — На каком основании? Насильственная смерть пса Тяпы?! Да со мной и разговаривать не станут! Дело не заведено, оснований никаких — деньги на месте, Гольдман отдыхает…
— Разговаривать с тобой, Михаил Валерьевич, будут, — жестко произнес полковник. — Никуда не денутся.
— Просьба партнеров? — с пониманием усмехнулся Тарасов.
— Да. Таким людям в просьбе не отказывают.
— Пошли своих орлов, — предложил капитан.
— Валерыч, нельзя орлов, — грустно и просительно произнес Морозов. — Там парить не надо, там надо тихонько по щелям проползти… извини. Мне ты нужен. Походишь, посмотришь, если кто чего и унюхает, то только ты. Кстати, отпуск у тебя через неделю? Управишься — поедешь с Марьей в санаторий МВД. Две путевки гарантирую.
— Взятку предлагаешь? — уколол Тарасов.
Полковник махнул рукой, откинулся в кресле и проговорил:
— Думаешь, мне самому это приятно? Но там, — Морозов ткнул пальцем в потолок, — приказы не обсуждают. Даже неофициальные. Меня уже в субботу утром на даче разыскали, попросили направить человека в «Гелиос» и ситуацию провентилировать.
— Может, все-таки орлов? — не сдавался Тарасов.
— Эх, капитан, никогда тебе не быть майором, — поморщился Николай Иванович, — нет в тебе карьеризма. Представление на тебя полгода лежит, а Володин зажимает звездочку. Разберешься с «Гелиосом», нажму на Володина как следует — получишь майора.
Карикатура со свиньей в фуражке дорого стоила Тарасову. Модель карикатуриста пошла в кадры управления и мстила званиями.
— Ну, по рукам?
— Черт с тобой. Давай по делу.
Полковник придвинул к себе исписанный блокнот и начал делиться информацией:
— Фирма «Гелиос» была основана в 1997 году. Владелец — Гольдман Борис Аркадьевич, гражданин России, племянник крупного бизнесмена из Швейцарии. Кстати, племянник единственный. Дядюшка сам из бывших — вторая волна эмиграции. Ну, о самой фирме вот здесь почитай. — Николай Иванович протянул Тарасову яркий буклет.
— Наркотой здесь не пахнет? — сразу насторожился капитан. — Как-никак фармацевты…
— Замечены не были, — скупо ответил Морозов. — Борис Аркадьевич женат, жену зовут Марта Игоревна. Дама крайне примечательная. — Полковник многозначительно поднял брови.
— Чем?
— В город ее привез Князь. Помнишь Князева Ивана Платоныча?
— Кто не помнит, — буркнул Тарасов.
— Так вот. Была у него подручной. А кое-кто и дочерью называл… Потом по наследству перешла Гольдману.
— Иди ты, — усмехнулся Валерыч.
— Иду дальше, — отшутился Морозов. — Марта Игоревна дама крутая. После дефолта 1998 года так дела повела, мужики вздрогнули. На деньги швейцарского родственника Гольдмана столько недвижимости накупила! Половину очередников расселить можно. Так что тетка с головой. И тылы у нее серьезные. Ты Вову Гудвина помнишь? Нет? Был такой парнишка из доверенных у Князя. — Тарасов наконец кивнул. — Так вот, Гудовин в «Гелиосе» заместитель директора по общим вопросам.
— Крышу держит?
— Работает, — уклонился от прямого ответа полковник.
— Может, им кого из налоговой заслать? — предложил Тарасов.
— Валерыч, ты майора хочешь?! — вспыхнул Николай Иваныч.
— Про санаторий МВД не забудь, — буркнул капитан.
— Вот именно. Сиди и вникай. Кстати, начальником охраны у них Саша Васнецов служит. Не сталкивался? Он у Крылова в отделе был…
— Нет, — коротко ответил Тарасов.
— Ну ладно. Хороший парнишка был…
— Был? — перебил Тарасов.
— Не придирайся к словам! Парень был хороший, правильный. Но зарплата у опера сам знаешь какая. Гудовин с Сашей в одном классе учился, пока на малолетку не загремел. Встретились, предложил работу в «Гелиосе». Кто откажется?
— Я бы точно не отказался, — вставил Тарасов и вернулся к делу: — Почему жена не может точно сказать, когда и куда уехал ее муж?
— Они живут врозь. Она на городской квартире, Гольдман за городом на даче.
— Всегда?
— Почти. Вернее, всегда.
— Почему?
— А вот ты сходи и узнай, — ядовито заметил Морозов. — Буклет раскрой. — Тарасов подчинился. — Фотографию Гольдмана видишь?
С глянцевой бумаги серьезно смотрел невероятный, обрюзгший толстяк. Килограммов сто пятьдесят, не меньше.
— Н-да, с таким в одной постели… тесновато…
— Солидный дядя, — согласился полковник. — Торт, мороженое для него покупали.
— Чем в разных местах жить, — буркнул Тарасов, — лучше б за мужиком следила, на диете держала…
— У богатых свои причуды. Вот распечатка последних звонков Гольдмана с сотового и телефона дачи. Потом ознакомишься.
— Где его и собаку видели в последний раз?
— Служащие в офисе около шести вечера в четверг. Приходящая домработница — она предпочитает называть себя «экономка» — на даче до половины седьмого. Она накрыла стол для ужина и сразу уехала. Гольдман любит кушать в одиночестве.
— Экономка не сказала, Гольдман собирал вещи для отъезда?
— Только начал, так как собирался отправиться на курорт ночным рейсом в пятницу, и время еще было.
— Почему он вылетал так поздно? Дневных рейсов не было?
— Марта Игоревна сказала, что Гольдман не любит прилетать в дневную жару. Он тяжело переносит акклиматизацию.
— Ты уже виделся с женой Гольдмана? — удивился Тарасов.
— Нет, вчера по телефону разговаривал, — поморщился от воспоминаний Морозов. — У меня возникли те же вопросы, что и у тебя. Тогда-то Марта Игоревна и сказала, что, возможно, Борис Аркадьевич отказался от идеи отдыха за рубежом и остался где-то в России.
Михаил Валерьевич посмотрел на фотографию серьезного толстяка и подумал: «Я бы на его месте тоже отказался». Если бы не астма Марьи Филипповны, капитан и сам попросил бы путевку в среднюю полосу поближе к водоему.
— Сейчас пара моих ребят обходит туристические агентства, выясняют, где Гольдман мог купить путевку. Думаю, к полудню управятся. Но, — полковник развел руками, — сам понимаешь, сейчас частных пансионатов развелось как комаров на болоте. Гольдман мог узнать адрес у кого-то из приятелей и отправился отдыхать по звонку. Кстати, машину Борис Аркадьевич не водит. Что-то с рефлексами не сложилось. Когда ребята закончат с агентствами, возьмутся за таксистов. Человек таких габаритов, как Гольдман, уйти пешком с чемоданом не мог. Частников ловить он тоже не будет. Так что остаются такси.
— А кто обычно его возит?
— Шофер. Но Гольдман отпустил его до утра пятницы.
Михаил Валерьевич поднял брови:
— На работу собирался?
— Да. Но когда шофер приехал в назначенный час, двери ему не открыли.
— А экономка?
— Она приходит, вернее, приезжает позже. Приводить себя в порядок и завтракать Борис Аркадьевич тоже любит в одиночестве.
«Многое Иваныч узнал за полтора дня. Видимо, сверху давят», — подумал Тарасов, потянулся за сигаретами, но доставать из кармана «Яву» не стал: беседа почти закончилась.
Головной офис фирмы «Гелиос» занимал половину старинного особняка в тихом центре города. Прежде чем идти представляться директору и жене владельца Марте Игоревне, Тарасов побродил вокруг дома. «Почему Гольдманы, богато скупившие недвижимость во время дефолта, не переехали в отдельное строение, а делят дом с нотариальной конторой и районным отделением пенсионного фонда?» — думал капитан. Потом огляделся как следует и понял — месторасположение офиса было исключительно удобным: в ста метрах от крыльца транспортная развязка, у самого крыльца обширная парковка в тихом дворике и вообще спокойно, прилично. Старые деревья окружали особняк, под ними не кричали, не бегали дети, только несколько пенсионеров грелись под осенним солнцем на уютных лавочках.
Толкнув массивную деревянную дверь, капитан вошел в вестибюль и сразу попал из XIX века старинного двора в век XXI: в воздух, очищенный кондиционерами, в качественный евроремонт, на покрытые коврами полы. Несколько современных (но приятных) картин висело на светлых стенах, за конторкой у входа сидел молодой мужчина в черном костюме, белой рубашке и темном галстуке. На посетителя в сером мешковатом пиджаке и успевших измяться брюках охранник взглянул исподлобья. Потом увидел под мышкой капитана толстую кожаную папку и несколько подобрался — визитеры из дойных инстанций не всегда выглядят как денди. Встречаются и толстяки в затрапезных костюмах. Но тем не менее «Добрый день, рады вас видеть в фирме «Гелиос» охранник не произнес. Приветствия и раздача слонов — прерогатива секретаря.
Подумав секунду, Валерыч достал из кармана удостоверение и протянул его охраннику:
— Капитан Тарасов к Марте Игоревне.
Визиты милиции негативно сказываются на служащих, но скрывать звание и место службы в этом случае не имело смысла. Офис небольшой, и через час каждый сотрудник будет в курсе — шухер, братцы, органы с проверкой нагрянули.
— Второй этаж, налево, — произнес парень, и капитану показалось, что в лице охранника что-то изменилось.
Сделав несколько шагов по направлению к лестнице, Михаил Валерьевич вдруг развернулся и спросил:
— Извините, не подскажете, кто дежурил вечером в пятницу?
— Я, — коротко ответил охранник.
Капитан потоптался на месте, оглядел вестибюль и произнес:
— Если позволите, позже я к вам спущусь. Поговорим?
— Поговорим, — вздохнул парень.
На первом этаже офиса располагались подразделения фирмы, занимающиеся поставками, маркетингом и рекламой. Тарасов поднимался на второй, так сказать, начальственный уровень.
Первая дверь налево оказалась заперта. «Юрисконсульт Семен Абрамович Фельдман», — говорила бордовая с золотом табличка, прибитая к бордовому же дерматину. «Мне дальше», — понял Тарасов и потопал вперед по неширокому, но светлому коридору.
Второй по счету двери слева не было. Обогнув выступ стены, капитан увидел то, что принято называть офисным предбанником: диван и кресла для посетителей, журнальный столик с рекламными проспектами, кадки с цветами и улыбающуюся остроносенькую красотку за секретарским столом.
— Добрый день. Вы к кому?
— Здравствуйте. Капитан Тарасов к Марте Игоревне, — доложил Валерыч. В его тоне было что-то от «Извините, но так уж получилось».
Секретарская улыбка слегка завяла, голубые глаза распахнулись до невероятных размеров, и красотка икнула:
— Минуточку.
За процессом поднимания офис-менеджера из-за стола было приятно наблюдать. Сначала, изгибаясь, взвилась верхняя часть корпуса, потом из-под заголившейся короткой юбки мелькнуло стройное бедро, но, когда подол отъехал вниз, попка, обтянутая какой-то искрящейся материей, подарила еще один дивный вид.
«Плейбой», — вздохнул Тарасов. Кусок искрящейся материи скрылся за бордовым дерматином, и Михаил Валерьевич без стеснения огляделся. От предбанника в разные стороны расходились две двери. На одной висела табличка: «Гольдман Борис Аркадьевич», на второй, за которой скрылась секретарша, висело объявление: «Гольдман Марта Игоревна. Коммерческий директор». Над секретарским столом прибили натюрморт с набором полезных для жизнедеятельности продуктов — виноградом, персиками и бутылкой красного вина. Рядом с нарисованной бутылкой стоял почему-то пустой хрустальный бокал.
— Проходите, пожалуйста, — возникло на пороге видение из «Плейбоя», мечта из снов озабоченного юнца. — Марта Игоревна вас ждет.
Тарасов одернул пиджак, сделал лицо более значительным и перешагнул порог.
Госпожа Гольдман могла дать своей секретарше сто очков форы. Аттракционов с подниманиями ей не требовалось. Холеная, зреющая (не зрелая, а именно зреющая) красота и обаяние ума поднимали женщину до высот далеких от видений юнцов, стареющих ловеласов и пожилых, толстых милиционеров. Марта Игоревна — миф, такие даже во снах не являются, так как им некогда, они мужчинами правят.
Тарасов невольно втянул живот и почти строевым шагом прошествовал к предложенному стулу.
— Капитан Тарасов Михаил Валерьевич, — на ходу представился он, — добрый день.
— Здравствуйте, Михаил Валерьевич. Я Марта Игоревна Гольдман, — улыбнулась женщина. — Извините, у меня очень мало свободного времени, поэтому без предисловий, сразу к делу.
Валерыч положил на стол перед собой папку, устроился поудобнее, достал из папки блокнот и дешевую пластмассовую ручку.
— К делу так к делу, — буркнул Тарасов немного смущенно. — Марта Игоревна, вас не насторожило внезапное исчезновение мужа?
— Нет.
Тарасов изобразил бровями недоумение:
— Но… ведь он исчез? На звонки не отвечает…
— В этом нет ничего необычного, — холодно произнесла хозяйка кабинета. — Когда Борис Аркадьевич отдыхает, на звонки он предпочитает не отвечать.
— Куда он собирался уезжать?
— Куда-то на острова с мягким климатом, — четко, но ничего не определяюще ответила женщина.
— Он вам не сказал? — искренне поразился Тарасов. Супруга Марьюшка требовала от капитана отчета обо всех передвижениях в нерабочее время.
— Говорил. Но я боюсь ошибиться. У меня географический кретинизм, и названия — Гаити, Таити, Карибы, Мальдивы — я путаю. Спросите у секретаря, обычно заказом билетов ведает Юлия. Или позвоните в турагентства.
— Хорошо, — вздохнул Тарасов. — Но все же, вас не удивило, что, собираясь уехать в пятницу, он отбыл в четверг?
— Нет.
Михаил Валерьевич повертел в руках бесполезную ручку и задумчиво надул губы.
— А-а-а… о каких-нибудь пансионатах в средней полосе России вы от мужа не слышали?
— Нет.
— Кто-нибудь, кроме вас, мог знать о планах Бориса Аркадьевича?
— Кто-нибудь мог, но мне об этом не известно.
Женщина категорически не шла на контакт, и
сердиться на нее за это капитан не мог. В каждой семье свои привычки…
— Марта Игоревна, что вы думаете о трупе собаки, появившемся в вашем офисе?
— Многое вообще, но ничего конкретно.
Тарасов двинул скулами:
— Поделитесь, пожалуйста, вашими соображениями.
Марта Игоревна откинулась на мягкую спинку кожаного кресла, легонько оттолкнулась от стола и села к капитану в полуанфас.
— Я не уверена, — глядя в окно, медленно начала она, — что в морозильный шкаф положили именно труп Тяпы. Тяпа не единственный тойтерьер в мире. Думаю, возникновение мертвой собаки на празднике — чья-то глупая, злая шутка. И кстати, — резко развернулась женщина, — если бы погиб именно Тяпа, Борис Аркадьевич никуда бы не уехал…
— Кто мог так подшутить?
— И над кем, — добавила Гольдман. — Над Юлей, чей день рождения мы праздновали? Надо мной, над Борисом Аркадьевичем? Как видите, вариантов множество. Но какой из них верен? Увы, Михаил Валерьевич, я ничем не могу вам помочь. — Гольдман посмотрела капитану прямо в глаза и проговорила со слабой усмешкой: — И умоляю вас, господин Тарасов, не спрашивайте меня, есть ли у Бориса Аркадьевича враги.
Капитан хотел спросить как раз об этом, но, удивленный прозорливостью коммерческого директора, лишь вытянул губы дудкой и покачал головой.
— У каждого есть враги, — четко произнесла Марта Игоревна. — У меня, у вас и у кошки моей соседки.
— Но соседских кошек не травят труднодоступным ядом, — парировал капитан.
Если бы Марта Игоревна на это возражение спросила: «Каким ядом?» — то Михаил Валерьевич тут же откланялся бы. Но госпожа Гольдман проявила редкое для женщин отсутствие любопытства:
— Повторяю, то, что мертвая собака — Тяпа, не есть факт.
Михаил Валерьевич почувствовал зуд интуиции в области желудка и послал очередной вопрос:
— Вы давно живете врозь?
Марта Игоревна посмотрела на визитера как на надоедливого хама, но сдержалась, сцепила в замок тонкие пальцы и отвела взгляд:
— Четыре с лишним года.
— Позвольте узнать почему?
— Борис Аркадьевич отшельник. Ему удобнее жить одному.
— А вам?
— И мне. У нас разный режим дня.
— А друзья?
— У Бориса Аркадьевича нет друзей.
— Совсем?
— Абсолютно. Я вам уже говорила, мой муж из породы отшельников.
— Марта Игоревна, а вас совершенно не беспокоит его странное отсутствие?
Гольдман нажала на селекторе кнопку и вызвала секретаршу:
— Юленька, сделайте нам, пожалуйста, кофе. Или вам лучше чай? — обратилась она к Тарасову.
Капитан изобразил бровями «без разницы», и красотка с разворота «Плейбоя» принесла ему чаю. Быстро, словно поднос стоял за дверью.
Отпив горячего, с парком, кофе, Марта Игоревна стала любезней.
— Михаил Валерьевич, хочу вам признаться. В четверг, за обедом в ресторане, мы с Борисом Аркадьевичем слегка повздорили.
— Из-за чего? — Тарасов с удовольствием пил крепкий чай с хорошим ароматом и косился на бутерброды с икрой.
— За последнее время мой муж сильно поправился. И никакие просьбы и уговоры сесть на диету на него не действовали. Вам, наверное, жена тоже на лишний вес пеняет?
Тарасов отвел глаза от бутербродов с икрой и кивнул.
— В четверг я сказала Борису, что, чем на острова ехать, лучше б в концлагерь на хлеб и воду отправился. — Марта Игоревна увидела мучения капитана и подвинула ближе тарелочку с бутербродами. — Попробуйте, пожалуйста, икра в этот раз невероятно удачная. — Пока Тарасов деликатно скушал два бутербродика подряд, хозяйка продолжала: — Могу предположить, что этот разговор стал последней каплей. Во вторник, завтра, мы открываем новый центр семейного отдыха — бассейны, водные аттракционы, шейпинг, тренажерные залы… Как вы думаете, Михаил Валерьевич, хорошо бы смотрелся разжиревший владелец подобного заведения на фоне спортивных снарядов? — Марта Игоревна грустно улыбнулась. — Плохо. Борис Аркадьевич и так не большой любитель официальных мероприятий, а тут… такое мощно-спортивное представление. Возможно, вместо курорта он лег в клинику.
— Какую?
— В любую. И не исключено, что инкогнито.
— Так-так-так, — пробормотал Тарасов, — а почему инкогнито?
— Мужчины не легко идут на пластику… А Борису Аркадьевичу требуется хирургическое вмешательство.
— Жир отсосать? — неловко снимая с пиджака упавшую икринку, брякнул капитан.
Марта Игоревна поморщилась:
— Да.
— И где нам его искать?
— Где угодно, только не у шарлатанов. Борис осторожный человек, к шарлатану под нож не ляжет. Так что… самые дорогие, лучшие клиники.
— Их много? Может быть, посоветуете, куда обратиться в первую очередь? Как я понимаю, пластическая хирургия — это ваш профиль…
— Не совсем, — не согласилась Гольдман. — Через год будет нашим, а пока нет.
— Ну все же, посоветуйте…
— Я не понимаю, к чему такая настойчивость?! — перебила женщина. — Дайте человеку спокойно сделать свои дела! Или отдохнуть, в конце концов.
Михаил Валерьевич решил показать, чьи уши торчат из-за его спины, и уныло произнес:
— Я, Марта Игоревна, человек подневольный. Мне приказали, я действую.
Симпатии это признание не вызвало. Гольдман хлопнула ладонью о стол, фыркнула разозленно и встала. Пока она шла к окну, Тарасов с удовольствием смотрел на стройные женские ноги и думал: «Не сто очков форы, а двести».
— Михаил Валерьевич, мне тоже неприятна эта ситуация, — разглядывая зелень за стеклом, проговорила Марта. — Она меня тревожит. Но не пугает. Вы чувствуете разницу?
— Разницу-то я чувствую. Но все же, Марта Игоревна, вы уж постарайтесь нам помочь…
— Хорошо, — хозяйка кабинета вернулась к столу, взяла ежедневник и какое-то время его листала, тихо бормоча по нос, — где-то он у меня был… где-то я записывала. Нет, не нашла. — Гольдман положила, почти швырнула тетрадь на место и объяснила: — Я искала телефон ветеринара, наблюдающего Тяпу. Михаил Валерьевич, если тело собаки еще не кремировано, советую показать его врачу. Думаю, ветеринар точно ответит, что за собака оказалась в морозильном шкафу. Пока мы не будем знать точно, все разговоры бесполезны.
— На собаке был ошейник?
— Да. Но купить такой же ничего не стоит. Ошейник обычный, заказать медальон с гравировкой тоже возможно. Так что… выясняйте, капитан. Мне тоже интересно, что за свинью нам подложили.
— Этим и занимаюсь, Марта Игоревна, — улыбнулся Тарасов.
Ответной улыбки он не получил. Женщина смотрела холодно и мимо. Как ледяная вода, обтекала капитана и устремлялась дальше.
— И еще, Марта Игоревна. Извините, но эти вопросы я буду задавать всем.
— Говорите, — поторопила деловая леди.
— Раньше вы не замечали каких-нибудь странных или угрожающих происшествий?
— Нет.
— Финансовых махинаций? Иных пропаж?
— Нет.
— Вам угрожали?
— Нет.
— А Борису Аркадьевичу?
— Насколько мне известно, тоже нет.
— Конкуренты не беспокоят?
— Ничуть.
«Печень в порядке?» — чуть не спросил Тарасов. Гольдман отфутболивала его с завидным, здоровым упорством.
— Марта Игоревна, вы совсем не хотите расследования этого происшествия?
Гольдман задумалась на секунду и ответила:
— Хочу. Но сейчас это не ко времени. Как я вам уже говорила, завтра мы открываем новый центр, дел невпроворот. И мне бы не хотелось отвлекаться на недоразумения. Во всяком случае, до тех пор, пока не будет точно установлено, что собака в морозильнике принадлежала моему мужу. Такой ответ вас устраивает?
— Почти. Я могу поговорить со служащими фирмы?
Гольдман нажала на кнопку вызова секретарши.
— Юлия, — сказала она вошедшей девушке, — окажите Михаилу Валерьевичу все возможное содействие.
— Конечно, Марта Игоревна, — пробормотала секретарша и подошла к столу за подносом.
Тарасов встал.
— Всего хорошего и успехов, Михаил Валерьевич, — хмуро кивнула Гольдман.
Капитан достал из кармана визитную карточку и протянул ее женщине:
— Марта Игоревна, если муж с вами свяжется, прошу вас, сообщите мне об этом по любому из этих телефонов в любое время.
— Обязательно. А вы, Михаил Валерьевич, будьте добры, оповестите меня о результатах беседы с ветеринаром.
— Оповещу, — мотнул подбородком Валерыч и без церемоний откланялся.
Выйдя из кабинета, он увидел, что Юлия стоит с подносом в руках и ждет.
— Пойдемте со мной, — сказала девушка, — на кухню.
Капитан кивнул и послушно потопал вслед за секретаршей.
— До сих пор без дрожи не могу туда ходить, — на ходу жаловалась девушка. — Как вспомню… бр-р-р-р, жуть берет! Тетя Маша вообще в обморок хлопнулась…
— Это вы обнаружили собаку в холодильнике? — спросил капитан.
Девушка запнулась, поднос дрогнул в ее руках, и чашки клацнули по блюдцам, как зубы.
— Ага. Я. Больше никогда мороженого есть не буду.
Проходя до кухни, Тарасов насчитал еще четыре двери. Кому принадлежат кабинеты, он быстро прочитал на табличках, но так и не решил, куда наведается в первую очередь, после визита на место происшествия.
…Газовой плиты на кухне не было. Только электроплитка, микроволновая печь, электрические чайник и кофейный аппарат. Приличных размеров холодильник радовал глаз, небольшой, квадратный морозильный шкаф стоял под навесной посудной полкой, вместо стола использовали верхнюю площадь кухонной тумбы.
Юлия поставила поднос в мойку и развернулась к Тарасову.
— Вот здесь, — она ткнула пальцем в низенький морозильник, — нашли Тяпу.
Капитан поднял крышку и увидел, что, кроме нескольких брикетов и ведерок с мороженым, никаких продуктов в нем не было.
— Этот морозильник поставили специально для Бориса Аркадьевича, — пояснила секретарша. — Раньше он свои пломбиры в общий морозильник холодильника складывал, но пару лет назад прежняя секретарша купила рыбу своему коту и положила подтаявший минтай рядом с мороженым. Борис Аркадьевич чуть не скончался от запаха.
— Вы питаетесь в офисе? — поинтересовался Тарасов.
— Нет. В кафе на углу.
— Мороженое в таком количестве принадлежит только Гольдману?
— Ага. Просто жить без него не может…
Валерыч захлопнул крышку морозильника и посмотрел на девушку:
— Все дни рождения сотрудников отмечают в офисе фирмы?
— Нет, — красотка хлопнула пушистыми ресницами, — мало кто в офисе отмечает. В основном заказывают рестораны. Но, — Юля покраснела и опустила глаза, — у меня на рестораны денег не хватит…
Тарасову очень хотелось задать еще один вопрос, но он не стал смущать девушку и лишь подумал: «Не в каждой фирме вице-директора придут поздравлять простую секретаршу».
— Юленька, а вообще у вас какая обстановка? Дружно живете?
Девушка пожала плечами:
— Нормально.
— Демократия?
— В смысле? — хлопнули пушистые ресницы.
Тарасов вильнул и задал вопрос иначе:
— Борис Аркадьевич — хороший начальник?
— Очень! — совершенно искренне воскликнула Юлечка. — Добрый, чуткий, внимательный! Никогда не пройдет мимо, не поздоровавшись. — Девушка обернулась к мойке и начала споласкивать чашки и ставить их в кухонный шкаф.
— А кто не здоровается?
— Мне повезло, я работаю с воспитанными людьми, — сказала Юленька в стену.
«Могу себе представить, — разглядывая тонкую девичью спину, подумал Тарасов, — хорошо воспитанного Вову Гудвина. Государство его воспитанию лет пять за колючей проволокой посвятило».
— А кто самый строгий начальник, Юленька?
— Самая требовательная Марта Игоревна, — ответила секретарша и развернулась к капитану. — А к чему эти вопросы?
— Ну… я же должен знать, с кем разговаривать придется…
— Так вы уже разговаривали с Мартой Игоревной.
— А остальные? Не в счет?
«Воспитанная секретарша, работающая у воспитанных людей, никогда не сплетничает», — прочел Валерыч на лице девушки и пошел другим путем. Прямым, по существу, прямо к делу.
— Расскажите, пожалуйста, кто был на вашем дне рождения в пятницу?
Юлечка быстро отрапортовала, перечисленных лиц Тарасов занес в блокнот, и секретарша повела его на выход.
— Юлия, как показала распечатка телефонных звонков, в конце рабочего дня, без пяти шесть, Борис Аркадьевич звонил в офис из машины по сотовому телефону. С кем он разговаривал?
— А он точно звонил сюда?
— Да. И разговор длился тридцать секунд.
— Не знаю, я трубку не брала. Без пяти шесть начальства в офисе уже не было… кажется, я в тот момент отходила на перекур…
Продолжая отвечать, девушка провела Тарасова по коридору и остановилась у двери с табличкой «Бухгалтерия».
— Хотите сюда зайти? — спросила она. — Ира вместе со мной Тяпу нашла.
— Позже зайду обязательно, — пообещал Тарасов и, кивнув Юлии, поспешил на первый этаж.
Охранник сидел за конторкой, листал какой-то справочник и на появление перед собой капитана никак не отреагировал.
— Кирилл, — прочитал табличку на его груди Михаил Валерьевич, — вы ведете учет посетителей?
Парень кивнул и раскрыл книгу регистрации:
— Сюда заносятся только посетители второго этажа.
— Почему?
— На первом этаже проходной двор, — серьезно ответил охранник. — Рекламные агенты, поставщики, перекупщики. Много народу ходит. Солидные клиенты поднимаются наверх.
Тарасов нашел в книге прошлую пятницу и убедился, что после 13.00 не было ни одной записи.
— После обеда на второй этаж никто не поднимался? — уточнил он.
— Нет.
— А свои? С первого этажа…
Парень задумался.
— Кто-то ходил… Да, Савушкин и Малькова.
— К кому?
— А я откуда знаю? Спросите у Юлии.
— Обязательно, — пробормотал Тарасов. — А кроме этих двоих, вы никого не запомнили?
Кирилл усмехнулся и ответил без обиняков:
— Товарищ капитан, в половине второго, во время обеденного перерыва, Юля пришла из магазинов и занесла на первый этаж три пакета с вином и закуской. Менеджеры начали отмечать и поздравлять сразу. Пятница — короткий день. Но как вы думаете, после пары рюмок кто-нибудь захочет на глаза начальству попадаться? Рабочий день, в принципе, еще не был закончен… Сидели тихо, как мыши.
— А Савушкин и Малькова?
— У Савушкина язва, Малькова беременна.
— Значит, кроме них, никто наверх не поднимался?
— Нет. А посетителей в пятницу после обеда всегда мало. Конец недели…
«Получается, что, кроме беременной и язвенника, собаку могли подкинуть только сотрудники второго этажа. Так сказать, свои, — подумал капитан. — Тойтерьер собачка маленькая, и тельце легко спрятать в «дипломат» или сумку. Жаль, нельзя изъять на экспертизу все портфели офиса».
Впрочем, шерсть Тяпы может оказаться в нескольких сумках. Судя по всему, Гольдман часто привозил собаку на работу, и шерстинки могли залететь в сумки случайно.
— Кирилл, вы давно работаете здесь?
— Два года.
— А раньше чем занимались?
— Тоже охранником был. Только в другом месте…
— В каком конкретно?
— В банке «Кредит доверия», — неохотно ответил парень.
«Интересно, — подумал капитан, — не ты ли, любезный, прежним хозяевам о происшествии с собакой стукнул?» Смущенный вид Кирилла показывал, что догадка Тарасова недалека от истины.
На листке блокнота с именем Кирилл Валерыч не оставил никакого шаржа. Только большой и жирный знак вопроса.
…Прежде чем дойти до бухгалтерии, Тарасов повернул к секретарскому столу и задал Юлечке несколько вопросов.
— Скажите, пожалуйста, Юлия, кто поднимался на второй этаж после двух часов дня в пятницу?
— Посетителей не было точно, — быстро ответила девушка. — А кто еще… ах да. Менеджеры присылали Савушкина и Малькову узнать, не будет ли каких поручений.
— Они всегда так делают? Не звонят, а наверх ходят?
— Нет, — смутилась секретарша.
— Говорите, говорите, Юля, я знаю, что коллеги начали вас поздравлять еще днем.
Юлечка оглянулась на дверь начальницы, склонилась над столом и прошептала:
— Да. На разведку присылали.
— А Савушкин или Малькова проходили мимо вас на кухню?
— Зачем? — удивленно распрямилась девушка. — Только до меня и обратно.
…Вечером Михаил Валерьевич сидел на диване перед телевизором и листал свой потрепанный заслуженный блокнот. Марьюшка, уютно свернувшись калачиком, устроилась рядом и внимала некоему латиноамериканскому сериалу про страстную любовь. Знойная белозубая героиня на экране распекала за что-то усатого кавалера, и Марья Филипповна, стиснув руку в кулачок, ударила по подушке и буркнула: «Так ему и надо, негоднику!»
В юности Марья рыдала в кинотеатрах под песни индийских мелодрам, позже перенесла эти слезы на «Рабыню Изауру». Михаила Валерьевича умиляла наивная реакция жены. Он считал, что женщина не должна стесняться интереса к чужим романам, и, если дочь начинала подшучивать над матерью, всегда упрекал Алену: «Как не совестно. Маме хватает крови и страданий на работе. — Марья Филипповна работала фельдшером в травматологическом пункте, куда каждый день машины скорой помощи свозили всех переломанных, порезанных и избитых, не требующих срочной госпитализации. — Пусть хоть дома на красивую жизнь посмотрит». Скептически настроенный подросток Алена Михайловна ухмылялась и шла в свою комнату ставить в видеомагнитофон фильмы, сути коих капитан не понимал до конца, поскольку подросток с уважением относился к малобюджетному европейскому кинематографу.
Но Михаил Валерьевич настроения дочери все же не поддерживал. Он знал, что у его супруги четкий ум хорошего логика и крепкая рука отличного медработника. А сериалы… это так, слезами душу промыть. Ни один раз беседы с женой помогали Валерычу вытянуть из мешанины ощущений суть. Капитан никогда не посвящал Марьюшку в действительный ход служебных мероприятий, свои беседы он начинал иносказательно: «Представь, Марьюшка. Жила-была женщина. И были у нее муж, сын и две близкие подруги. А у мужа, помимо жены, были любовница и хорошая коллекция древних монет. И вот… коллекция пропадает…»
Марья Филипповна готовила или мыла посуду, капитан сидел на кухонной табуретке и в рассказе приводил свои мысли в порядок. Марьюшка переворачивала котлетки, слушала про «жили-были» и иногда, проявляя внимание, задавала вопросы: «Говоришь, дочь одной из подруг в таком-то училище учится? Недавно оттуда наркомана с порезом привезли. Проверь, не продавала ли недавно подруга потихоньку вещи из дома…»
Капитан, поставивший в расследовании на приятелей сына коллекционера, проверял и узнавал, что действительно недавно подруга отправила дочь в дорогую наркологическую лечебницу. То, что дочь прочно сидит на игле, мать скрывала.
Дальнейшее — дело техники. Небольшое давление на несчастную мать — и подруга жены коллекционера признается в краже.
… В понедельник вечером Михаилу Валерьевичу нечего было поведать жене в манере «жили-были». Если только начать так: «Жила-была одна собака. И то, что звали ее Тяпа, сегодня подтвердил ветеринар…»
— Марьюшка, если бы тебе предложили выбрать союзника, кого бы предпочла? Кошку, собаку, волка, сову, бобра, ворону, мышь или цаплю? Есть еще хомяк и зверь неопределенной породы, но они не в счет…
— Я бы сову выбрала, — не отрываясь от экрана, ответила жена.
— Почему? — удивился Тарасов. — Почему не собаку?
Марья Филипповна повернула лицо к мужу и спросила:
— Тебе друг нужен или союзник?
— Союзник, — с запинкой подтвердил Валерыч.
— Тогда сову. Собаки бывают преданны до
глупости, — сказала Марьюшка и уставилась в экран, по которому бегали два темпераментных героя.
Капитан почесал, помассировал затылок и пошел на кухню пить чай и думать.
В полулитровую чашку, почти на треть, налил крепкой заварки, добавил кипятку и вспомнил, как во всех кабинетах его сегодня приглашали чаевничать. Где с сушками, где с печеньем, а где и с бутербродами с икрой.
Итак, сова. Главный бухгалтер фирмы «Гелиос» Ангелина Ивановна Троицкая. Дама глубоко пенсионного возраста.
Возраст и внешность главбуха, надо добавить, более чем сильно удивили Михаила Валерьевича. Попадая иногда по рабочим вопросам на предприятия размаха «Гелиоса», на подобных должностях Тарасов находил людей более молодых, более шустрых и самоуверенных до крайности. «Я вам тут не бумажки перебираю, — говорили манеры главбухов, — а обеспечиваю предприятию львиную долю прибыли».
Подобную заносчивость капитан находил хоть и оправданной, но раздражающей. «Скромнее надо быть, скромнее», — мысленно вздыхал Валерыч и сводил разговоры с подобными типами до минимума.
Ангелина Ивановна данному типажу не соответствовала категорически.
— Михаил Валерьевич, голубчик, я столько лет провела в бухгалтерии, что порой мне кажется — пеленки в моей колыбели были из бумаги, — басисто ухала Ангелина Ивановна, разливая в чашечки зеленый чай с запахом жасмина, и потчевала посетителя. — Кушайте печенье, голубчик капитан, кушайте, это домашнее.
Только что закусивший икрой капитан-голубчик пробовал рассыпчатое печенье с изюмом и орехами и находил его замечательным.
— Вкусно. Сами пекли?
— Что вы, дорогуша! Мне некогда. Это дочь мастерица…
Более словоохотливого собеседника в фирме «Гелиос» у капитана не было. Через десять минут и две чашки чаю Тарасов знал, что у главбуха было три мужа. Первого звали Аристарх, второго Ираклий, третьего Самуил — качественный набор покойных мужей дважды вдовы. Почему дважды, так это потому, что от первого мужа Ангелина ушла в возрасте первой свежести.
Рассказы вдовы о житье-бытье капитан слушал вполуха. Чертил в положенном на колено блокноте карикатуры и пересчитывал чужих мужей, стараясь не сбиться. Скоро рядом с головой совы появилась фигура толстой обезьяны в милицейской фуражке и кителе. Карманы кителя раздувались, из одного торчал рыбий хвост, из второго горлышко винной бутылки — первый муж Ангелины Ивановны разводил аквариумных рыбок, второй кутил шумно, как грузинский князь, — Троицкая распихивала по карманам Тарасова ненужную информацию и вспоминала свою молодость. «С таким багажом по щелям не проползти. Карманы застрянут», — решил капитан и оборвал монолог главбуха. Контакт налажен, пора переходить к делу.
— Ангелина Ивановна, что вы думаете о скандальном происшествии в пятницу?
Круглые совиные глазки за круглыми очочками налились слезками, главбух достала из сумочки тонкий дамский платочек и промокнула им острый клювик, — все, что касалось Ангелины Ивановны, стремилось получить уменьшительно-ласкательный суффикс.
— Ах, какая трагедия. Бедный Тяпа.
Тогда еще капитан не был уверен, что мертвая собака принадлежала Гольдману, и спросил:
— Почему вы думаете, что это именно Тяпа?
— А кто же еще? Других собак в офисе не бывало…
— И все же, Ангелина Ивановна, как вы думаете, кому и зачем понадобилось подбрасывать труп собаки в морозильный шкаф?
Бухгалтер сняла очки, протерла их кружевным платком и, слепо таращась на капитана, произнесла:
— Я думаю, это угроза или предупреждение.
— Кому?
— Всем.
— А конкретнее?
— Михаил Валерьевич, когда мой первый муж был ко мне невнимателен, я мечтала отравить его рыбок. — Увидев недоумение в глазах капитана, Троицкая махнула птичьей лапкой с розовыми коготками. — Что вы, что вы, голубчик! Я бы ни за что не тронула живые существа! Это так… пустые угрозы. Были.
— Но были? — отвлекся Тарасов на трудности семейной жизни главбуха.
Ангелина Ивановна грустно мотнула кудряшками.
— Так вы считаете, что демарш был направлен против Гольдмана? — спросил капитан. — Но его не было в тот день в офисе.
— Ну и что? Все, что касается собаки, так или иначе касается ее хозяина. Кстати, от чего умер Тяпа, уже известно?
— Да. Его отравили.
— Бог мой, как жестоко, — вздохнула Троицкая и вернула очочки на клювик.
«Все, что касается собаки, так или иначе касается ее хозяина», — занес Тарасов в блокнот.
— Ангелина Ивановна, как вы думаете, у Гольдманов был счастливый брак?
Когда бухгалтерша сказала: «Мой первый муж, Аристарх Львович», Валерыч чуть не взвыл. Но потом прислушался и начал мотать на ус.
— Мой первый муж, Аристарх Львович, не был ревнивым человеком. Жену ему заменяли аквариумные рыбки… А я в юности была такой ветреницей! — Ангелина Ивановна кокетливо взмахнула платочком. — Представьте. Пожилой, солидный муж, дом — полная чаша, а я… теряю голову и влюбляюсь в красавца и кутилу. Это был фантастический роман, — серьезно произнесла Троицкая и задумалась, вспоминая. Тарасов кашлянул. — Ах да, извините, голубчик. Так вот, в один прекрасный день я говорю: «Аристарх, прости, я полюбила». Бросаю в чемодан какие-то мелочи, выхожу в ночь, а когда через неделю возвращаюсь за остальными вещами, вижу — на месте двуспального супружеского ложа стоит узкая кушетка, остальное пространство спальни занимает огромный аквариум, и мой муж счастлив такой заменой. Представьте! Юная жена и стая холодных рыб! Но он счастлив.
«Меняем Тяпу на вуалехвостов — и аллегория ясна. Гольдман лучше относился к собственной собаке, чем к жене. Но намек ли это на обиженную Марту Игоревну?»
Тарасов спросил:
— А вы, Ангелина Ивановна, были счастливы во втором браке?
— Увы, мой второй муж, Ираклий Самвелович, был бешеным, неудержимым ревнивцем. Он даже поднял на меня руку!
Тарасов сделал пометку в блокноте.
— И вы ушли?
— Ах, если бы. — Ангелина Ивановна горестно вздохнула. — Я была молоденькой и не знала, что иногда мужчин следует наказывать. — Троицкая погрозила пальцем миролюбивому супругу Тарасову. — Я прощала, прощала и прощала.
— Вы сказали, у вас есть дочь?
— Да. Ее отчество Аристарховна. Еще есть внучка Катенька. Ради них я и работаю, — совиные глазки грустно блеснули, — они обе не совсем здоровы…
Тарасов пожалел, что неловкими расспросами расстроил хорошую женщину, и вернулся к теме «Гелиоса»:
— Как давно вы работаете на фирме?
— В головном офисе или вообще? — уточнила Троицкая.
— А вы раньше работали в другом подразделении?
— Да. Есть такой оздоровительный центр «Волшебная заря». Хотя, впрочем, скорее это напоминает дамский клуб с косметическими салонами, массажными и процедурными кабинетами и так далее. Там я проработала три года. В головной офис меня попросили перейти два года назад.
— Не жалеете, что ушли от салонов красоты? — пошутил Тарасов.
— Конечно! Такое милое общество! — воскликнула главбух и поперхнулась словами. — Я имею в виду… работать в уютном дамском клубе всегда приятнее…
— А здесь? Не так приятно?
— Почему. Здесь тоже милое общество. Взять хотя бы моих девочек или Семена Абрамовича. Вы еще не видели Семена Абрамовича? Ах нет! Ну что вы! Очаровательный мужчина, умница. — И, склонившись к капитану, лукаво прошептала: — Он напоминает мне третьего мужа, Самуила Яковлевича. Такой же душка!
«Бедный Семен Абрамович, — подумал капитан. — Надеюсь, он обратит внимание на определенную тенденцию — Ангелина Ивановна переживает своих супругов». Просмотрев свои записи, Тарасов спросил:
— Семена Абрамовича не было на дне рождения Юлии. Почему?
— Милейший Семен Абрамович только сегодня вышел из отпуска, — развела лапками Ангелина Ивановна.
— В фирме такое событие — открытие нового центра, — а юрисконсульт в отпуске? — удивился Тарасов.
— Ему пошли навстречу, — объяснила Троицкая. — Он ездил с женой на воды лечить ревматизм. Совсем скрутило беднягу, — вздохнула главбух, и Тарасову показалось, что от этого вздоха над головой дамы взметнулись и разлетелись в разные стороны пушистые серые перья.
Ангелина Ивановна продолжала басисто чирикать о талантливом и достойном адвокате Фельдмане, который совмещает работу в фирме и вполне приличную практику, а Тарасов сделал в блокноте пометку: «Найти прежнего главбуха». Спрашивать об этом Троицкую капитан не стал. Женщины существа удивительные, пожилые удивительны вдвойне и на простой, невинный вопрос могут обидеться-с. Углядеть недоверие там, где его быть не может.
На письменном столе Ангелины Ивановны зазвонил внутренний телефон, бухгалтер цапнула трубку и по-совиному ухнула:
— Да. — Выслушала собеседника и произнесла: — Сию минуту, Марта Игоревна. Все готово. — Потом вернула трубку на рычаг и улыбнулась Тарасову: — Надо нести отчет для Марты Игоревны.
Тарасов, как показалось, понял намек, положил блокнот в папку, сунул ручку в нагрудный карман и приготовился вставать.
— Сидите, сидите, Михаил Валерьевич, голубчик! — неожиданно всплеснула руками Ангелина Ивановна. — Вам ведь надо где-то с моими девочками поговорить? Разговаривайте здесь. Я уйду надолго.
Тарасов нашел предложение разумным. Соседний кабинет делили две подчиненные Троицкой, а разговаривать со свидетелями всегда лучше тет-а-тет.
— Спасибо, Ангелина Ивановна. С кого предложите начать?
— Конечно, с Галочки. Она и на фирме дольше работает, и Тяпу вместе с Юлей первая увидела. И кстати, — уже стоя у двери, обернулась Троицкая, — по-моему, Галину Федоровну и Марту Игоревну связывают какие-то личные отношения…
— Какие? — слегка оживился капитан. — Дружеские?
— Не пойму, — честно ответила главбух. — Но то, что личные, не как у начальника и подчиненного, это точно.
— Тогда пригласите, пожалуйста, вначале Галину Федоровну.
Ангелина Ивановна смущенно взглянула на капитана, отпустила ручку двери и, подойдя ближе, произнесла шепотом:
— Хочу попросить вас, любезнейший Михаил Валерьевич. Будьте, пожалуйста, добрее к Галине Федоровне. Она такая несчастная дама…
— Почему?
Полукружия бровей поднялись над очками, и Ангелина Ивановна сказала совершенно серьезно:
— С таким выражением лица, как у нашей Галочки, нельзя носить серое пальто и зеленую шляпку.
— ???
— Не понимаете? При такой цветовой гамме из просто печального облика выплывает живое воплощение уныния. Галя совсем махнула на себя рукой. Счастливые женщины так не одеваются.
«Как все сложно, — вздохнул Тарасов. — Серое пальто, зеленая шляпка… Впрочем, между печалью и унынием есть разница величиною в смертный грех…»
Но когда бухгалтер Галина Федоровна Вяткина вошла в кабинет, капитана неприятно удивило абсолютное, неоправданно высокомерное равнодушие женщины. Весь ее вид говорил о неприятии самого Тарасова, его должности и всей организации в целом.
— Здравствуйте, — поздоровалась Вяткина и не села, а практически упала на стул (Тарасов занял место Ангелины Ивановны за рабочим столом) и, положив ногу на ногу, сцепила пальцы на колене.
— Добрый день. Меня зовут Михаил Валерьевич. — Тарасов был сама любезность с «несчастной дамой».
Женщина кивнула, и пряди черных, довольно сальных волос погладили щеки.
— Сколько лет вы работаете в фирме?
— Почти девять.
— С самого основания?
Волосы опять погладили щеки.
— Тогда подскажите, пожалуйста, кто был главным бухгалтером «Гелиоса» до прихода Ангелины Ивановны? — спросил Тарасов и приготовился записывать. Прежде чем подойти к сути беседы, капитан хотел немного растормошить свидетеля вопросами о прошлом.
— Он перед вами.
— Кто? — не понял Валерыч.
— Бывший главный бухгалтер фирмы «Гелиос». Других бывших пока не было.
Тарасов отложил ручку, пошевелил губами, но вопроса к бывшему главбуху так и не придумал. Слишком неожиданно все получилось. Неопрятная, скорчившаяся на стуле женщина никак не тянула на должность главбуха солидного предприятия.
И вынужденную паузу он заполнил традиционным для этого дня вопросом:
— Что вы думаете о появлении трупа собаки в морозильном шкафу?
— Мерзость.
— В смысле?
— Мерзость, — повторила Вяткина. — Испортили девушке праздник…
— Кто испортил?
Галина усмехнулась:
— А вот это ваша задача, капитан. Выяснить, кто и зачем устроил эту пакость.
«Я капитаном не представлялся, — подумал Тарасов. — Выходит, сарафанное радио в «Гелиосе» работает».
— Может быть, как один из, извините, старейших работников фирмы, вы поможете мне это выяснить?
— Вряд ли это в моих силах.
— И все же.
Галина расцепила замок из пальцев, поставила локти на стол и приблизила свое лицо к капитану:
— Если сосуд недостаточно чист, скиснет все, что бы в него ни влили…
«И здесь аллегории. — Капитан отшатнулся от женщины и прижал спину к спинке кресла. Отстранился он не только от чужого лица, сколько от запаха только что выпитого коньяка, забивающего перегар. — По-моему, мы пьем-с, — подумал Тарасов. — На рабочем месте, с утра. Порядочки в организации».
Женщина вернулась в прежнюю позу и опять погрузилась в равнодушное спокойствие, словно показывая: последней фразой она сказала все.
— Что вы подразумеваете под сосудом? — спросил капитан. — Фирму?
— Возможно, — усмехнулась Галина. — А возможно, и нет. Люди тоже грязными бывают…
«Ого!» — напрягся Тарасов.
— Вы имеете в виду кого-то конкретно?
— Нет, просто так… фантазии. Спрашивайте по делу, капитан. У меня работы много.
— Еще один личный вопрос, можно?
— Валяйте. — Женщина пожала плечами.
— Какие отношения вас связывают с Мартой Игоревной?
— Никакие, — отрезала Вяткина, — только производственные.
— Ой ли, Галина Федоровна? Как я понял, два года назад вас не уволили, а всего лишь понизили в должности…
— Я не брала тех денег, — равнодушно произнесла бывший главбух.
«Так-так-так». Капитан почувствовал привычный зуд в области желудка. Вопрос по поводу увольнения-понижения он задал наугад, точнее, интуитивно. Ведь Троицкую не просто так пригласили занять место главбуха два года назад, ее взяли на должность в чем-то провинившегося бухгалтера, как оказалось пьющего. А таких работников в приличных местах не держат, безработных бухгалтеров-трезвенников гораздо больше, чем приличных рабочих мест.
Тогда почему Вяткину оставили в бухгалтерии?! Ведь помимо алкоголизма на ней еще и обвинение в пропаже каких-то денег!
И получалось, что капитан невольно ухватил какую-то нить. Боясь спугнуть удачу неловким вопросом, Тарасов дернул за кончик этой ниточки и принялся осторожно ее разматывать.
— А кто их взял? — спросил с пониманием сути дела.
— А у того, кто взял, и спрашивайте.
— Напомните, пожалуйста, сумму украденных денег. — Тарасов сделал вид, что роется в записях.
— Пятьдесят восемь тысяч.
— Рублей? — автоматически уточнил капитан. Иного ответа, кроме утвердительного, он не ожидал и чуть не выругался, когда Галина удивленно переспросила:
— Рублей? Долларов, конечно.
Пятьдесят восемь тысяч долларов. Для милицейского работника, живущего на зарплату без шальных инъекций, сумма практически запредельная. На эти деньги можно воплотить все мечты мента с четырьмя маленькими звездочками на погонах. Купить машину, грядки и еще на шубу Марьюшке останется… наверное.
— А почему руководство фирмы не стало заявлять о пропаже денег? — Забыв о грядках, капитан бил наугад. Боялся промаха, но пока ему везло.
— Решили не выносить сор из избы… — равнодушно объяснила Вяткина.
— Но кого-то наказали? Кроме вас.
— Уволили всех моих бухгалтеров.
«А вас, мадам, оставили?! — чуть не выкрикнул Валерыч. — Продолжать пить на рабочем месте!» Но сдержался и спросил почти безразлично:
— Значит, получается, что основными подозреваемыми были работники бухгалтерии?
— А кто же еще, — ядовито усмехнулась Вяткина. — Деньги были переведены с моего компьютера. Из этого кабинета.
— Но вы утверждаете, что этого не делали?
— Нет.
Капитан встал, обошел стол, запихнув руки в карманы брюк, покачался на носках у полки с документами и, размявшись, вернулся в кресло главбуха.
— Галина Федоровна, объясните, пожалуйста, мне, сиволапому. Компьютер, через который можно осуществить перевод денег фирмы, защищен неким кодом?
— Да. Но дело не только в этом. Нюансов много. Надо знать номера счетов, схему переводов…
— И кто это знал?
— Я. И Гольдманы.
— Но все же заявлять о пропаже денег они не стали… — пробормотал Тарасов.
— А кому это нужно? — усмехнулась Вяткина. — Для «Гелиоса» пятьдесят восемь тысяч не деньги… спокойствие дороже.
«Действительно, — согласился капитан. — При расследовании наверняка могли всплыть какие-то финансовые тайны предприятия. Каждая фирма химичит не с налогами, так с документацией».
