Книга: Рефлекс убийцы
Назад: Часть третья СТРАСТИ-МОРДАСТИ
Дальше: Часть пятая ВСЕМ СЕСТРАМ ПО СЕРЬГАМ

Часть четвертая
ЖИЗНЬ ПРОЖИТА…

Во дворе, возле мусорных бачков, мальчишки подожгли большую, почти не полысевшую новогоднюю елку. Дворник Талгат махал на них снятыми рукавицами, мальчишки смеялись, бухали хлопушками и осыпали дворника разноцветными конфетти.
Талгат грозил им уже веником.
Поземка тащила по сугробам длинную блестящую ленту «дождя». Серебряные нити сверкали под солнцем совсем живым потоком…
Мороз.
К замершей у кухонного окна Надежде Прохоровне сзади подошел Алеша, шепнул: «Пора». И начал налаживать под воротник ее жакета крошечную горошину микрофона.
Надежда Прохоровна поежилась. Уже привычно поискала глазами мобильный телефон, не нашла — в комнате остался, шепнула:
— Она здесь?
— Да, — почти беззвучно подтвердил Алеша. — Пора, Надежда Прохоровна, все готово.
После разговора в кабинете главврача во взгляде старшего лейтенанта на хорошо знакомую бабушку появилось нечто новое. Немного даже не родное, не привычное. Из кабинета Алеша вышел странно молчаливый, уважительно косился на бабу Надю, а дома, вечером, без просьбы перемыл посуду. Даже Настеньку с работы дожидаться не стал, надел смешной фартук с матрешкой на пузе и тщательно оттер все, включая кастрюли и сковородки.
— …Вы только по сторонам, когда пойдете, не оглядывайтесь, пожалуйста, ладно? Ребята вас «плотно поведут», неожиданностей никаких не будет.
Надежда Прохоровна кивнула. Судя по тону обожаемого воспитанника, она должна была чувствовать себя героиней. Разведчицей, отправившейся в тыл врага, оставившей награды, документы и личное оружие в полковом сейфе…
Но не чувствовала.
Что-то почудилось из военной поры, когда Алеша стоял в дверях квартиры, смотрел, как медленно, придерживаясь за перила, спускается бабушка по полутемной лестнице подъезда… Одна, не поворачивая головы, как и вправду на фронт собралась, боялась прощальным взглядом за порог зацепиться…
Алеша стыдливо оглянулся — не видит никто — и быстро перекрестил бабы-Надину спину.

 

В булочную по соседству Надежда Прохоровна не пошла. Так было оговорено. Потопала к универсаму на проспекте.
Вокруг носились шумные, все еще «новогодние» дети — воскресный день, в снежки играют. Мамаши тащат за собой санки с детишками, старушки, домохозяйки по делам спешат…
Все как обычно. Привычная московская суета, машины по проспекту как очумелые несутся… Гаишник в перепоясанном ярком тулупе на перекрестке стоит, полосатая палка к рукавице примерзла… На шапке-ушанке, на бровях и воротнике — кучерявые сугробцы инея.
Надежда Прохоровна покосилась на дорожного инспектора и на «зеленый» пошла по «зебре».
В универсаме тепло. Длиннющие очереди к кассам. Надежда Прохоровна остановилась возле «шлагбаума» у торгового зала, сняла варежки, достала из сумки кошелек — всегда его в руках крепко держала, ворон в магазинах не считала на радость карманникам.
В широких стеклянных дверях универсама мелькнула знакомая куртка с меховыми рукавами… Метнулся пышный хвост волос…
Сердце заколотилось, о выпитой загодя успокоительной таблеточке и не вспомнилось! Горло сжалось… Надежда Прохоровна прочистила его тихим покашливанием, приготовилась на всякий случай. Руки, что удивительно, почти не трясутся…
«Подходить к вам в универсаме она не будет, — вспомнились слова подполковника Суворина. — Там камеры видеонаблюдения, потом, когда „бабушка не вернется из магазина, куда отправилась“, их могут проверить в первую очередь. Если Лукреция и решится на встречу в универмаге, то дождется вас на выходе».
Странно, что вообще не утерпела, из машины вышла…
Торопится, значит. Беспокоится, проверяет.
Куртка мелькнула в толпе и исчезла.
Надежда Прохоровна купила пакет молока, кусочек сыра, «Вискас» для котика…
Выйдя на высокое крыльцо супермаркета, спустилась по боковым ступеням, свернула к аптеке.
Так тоже было оговорено. Встреча с Лукрецией должна была произойти не в тихом переулке возле булочной, где оперативникам и машины-то негде приткнуть, не рядом с универсамом, где толчея и на соседей можно наткнуться, а у аптеки. Где тоже тихо, но простора много.
«Ни в коем случае не переходите улицу в неположенных местах, — напутствовал вчера Суворин. — Машину для Махлаковой взял в прокат Баранки, Лукреция может рискнуть — „наехать“ на вас при удобном случае». Не слишком привычный для спокойного, не перегруженного автотранспортом воскресного дня регулировщик в тулупе тоже, видать, из той же оперы был…
Надежда Прохоровна купила в аптеке российского аспирина — привыкла только ему доверять, только он настоящий пот при температуре вышибал. Вышла на крыльцо, ослепла малость от ярчайшего солнца, от снежных бликов… Пошла потихоньку к дому.
— Надежда Прохоровна! — из лихо припарковавшейся у обочины белой машины резво выскочила… убийца. — А я еду, смотрю — вы не вы?.. Какая встреча! Я — Аня Махлакова! Помните, в «Мельниково» познакомились?!
Анна напирала на бабушку ураганом. Уже придерживала за ручку не тяжелую хозяйственную сумку, уже тихонько пятилась к машине.
— Как хорошо, что я вас встретила! Генриетта Константиновна, наша дорогая Бяка, так часто вас вспоминает!
Надежда Прохоровна «подслеповато» щурилась и позволяла себя «сминать» урагану в короткой куртке с меховыми рукавами, невысоких мягких сапожках…
— Поедемте ко мне! Поедемте! — смеясь, тащила бабушку к машине Лукреция. — Бяка будет так рада, если встретит вас у меня! Просто счастлива! Она так часто вас вспоминает, давайте сделаем ей сюрприз!
Лукреция не обращала ни малейшего внимания, что бабушка даже толком с ней не поздоровалась, что не успела сказать — узнала тебя, Анечка, здравствуй…
Она тащила бабушку за сумку к машине. Смеялась, резво перебирала ножками.
Со стороны это, наверное, смотрелось вполне обыкновенно, мирно. Встретила богатенькая взбалмошная девчушка старую соседку, домой зовет чайку попить. Бабушка слегка опешила от такого напора, тихонько упирается…
Эх, знала бы Аня Махлакова, как опасно на строптивую бабушку Губкину давить! Та все решает только сама и в полном соответствии с законами физики на давление отвечает равным по силе противодействием!
Но не тот момент.
Надежда Прохоровна отвечала неадекватно, поддавалась:
— Да куда ж ты, Анечка, меня тащишь?! — упиралась легонечко со смущенной улыбкой.
— Дак к себе! — веселилась застоявшаяся в засаде убийца. — Я тут неподалеку живу. Поедемте! Чаю попьем, поболтаем, Бяка будет так счастлива… Она Арнольду новый костюмчик на заказ сшила, будет рада похвастаться…
Лукреция убалтывала жертву с ловкостью привокзальной цыганки. Заглядывала в глаза, обволакивала жизнерадостными словами — счастье во все стороны так и брызгало!
Артистка…
Такую отпускать нельзя. Мною дел натворить на свободе сможет.
Ловкая.
Анна действовала с таким ошеломляющим напором, что у Надежды Прохоровны, произойди эта встреча совсем «случайно», не возникло бы и мысли отказаться или позвонить домашним по телефону, предупредить, что после магазина решила к новой знакомой в гости наведаться! Послушной овцой баба Надя уселась в машину…
И мысль о телефонном звонке возникла, только когда автомобиль уже свернул во двор большого сталинского дома в тихом квартале.
И Надежда Прохоровна вдруг поняла, что ей интересно — вот Бог свидетель! — просто интересно поглядеть, как вывернется эта девчонка, когда бабушка скажет: «Мне надо соседке позвонить, предупредить кое о чем».
Надежда Прохоровна молча повозилась на сиденье, неловко достала мобильный телефон из кармана пальто…
Лукреция даже ухом не повела. Заруливала на стоянку перед подъездом, улыбалась во весь рот…
Странно. И интересно. Надежда Прохоровна любила достойных соперниц еще со времен Васиного жениховства…
Она поставила мобильный телефон перед подслеповато сощуренными глазами… Серийная убийца — ноль внимания. И, мысленно пробормотав «Прости, Суворин», произвела набор.
Приложила мобильник к уху…
Телефон молчал. Только далекая-далекая мелодия сквозь трескучее потрескивание помех пробивалась.
Надежда Прохоровна отняла телефон от уха, недоуменно посмотрела на дисплей…
— Что-то случилось? — Анна отстегнула ремень безопасности, развернулась к пассажирке…
— Да вот… — пробормотала баба Надя. — Не работает…
— Бывает, — добросердечно усмехнулась отравительница. — «Глючит». Но мы ведь ненадолго — только чаю выпьем, с Бякой встретимся… Вас дома ждут?
— Ждут, конечно, — рассеянно пробормотала бабушка.
Сказать по совести, устраивать полномасштабную проверку Надежда Прохоровна и не собиралась. Хотела просто на реакцию девушки взглянуть, набрать старый номер Софы — та на нового оператора перешла, подешевле, — но разговаривать ни с кем не собиралась. Суворин строго-настрого приказывал: никакой самодеятельности! все в рамках установленного сценария!
Но вот не удержалась.
И зря.
Ноги сделались вдруг такими ватными и непослушными, что Лукреции пришлось помогать бабушке из автомобиля выбираться.
Страх накатил. Мысли заполошно забегали: «Почему же телефон-то не работает?! Аня мне какой-то вирус на него отправила?! Еще сюрпризы приготовила?!»
Выбралась из машины, задрала голову вверх, на окна глянула — может быть, тряхнется ободряюще занавесочка на соседском окне…
Нет, бдят оперативники тихонько. За тюль упрятались, в щелки подглядывают, поскольку никакой машины с народом в салоне поблизости от подъезда не наблюдается. Обычный двор, только детишек нет. Никто не катается с низенькой горки, по дорожкам не гуляют, притопывая валенками по морозцу, бабушки…
«А если она мне не вирус в телефон отправила… а лежит у нее в сумочке прибор, как у Разольской был — все эти… импульсы и волны глушит?! В радиусе пятнадцати метров…
Ой, мамочки родные!!! Так как же я… Так как же меня оперативники в квартире расслышат, если Анька все ихние приборы-камеры заглушит?!»
Страх накатил совсем не шуточной, жаркой волной, Надежда Прохоровна очумело дернула на себя руку, за которую Анна подтаскивала ее к подъезду…
Какие еще сюрпризы приготовила хитрющая девчонка?!
Матерь Божья, сделай так, чтобы Суворин и Дулин хотя бы наполовину такими умными оказались, как эта вот бестия! Две милицейские половинки — как раз одна Лукреция и получится!
По счастью, Анна поняла резкий рывок бабушки по-своему. Глянула пристально, прищурилась:
— Переживаете за что-то? Вам нужно позвонить, кого-то предупредить, что задержитесь?
— Да, — нервно сглотнув, пришла в себя бабушка. — Предупредить…
А вот это уже совсем отходило от сценария. Суворин сейчас, поди, и сам от страха взмок — чудит старушка, всю «игру» ломает…
Но Лукреция, которую не фигли-мигли — МУР! — ловил уже четыре года, оказалась готова к любому повороту.
— Не переживайте, Надежда Прохоровна, — сказала добродушно, — сейчас поднимемся ко мне, позвоните с домашнего телефона… У вас ведь есть домашний телефон?
— Конечно, — отупело кивнула баба Надя.
— Пойдемте.
* * *
В просторном чистеньком подъезде гулко грохотала электродрель за чьей-то дверью. Анна, болтая без умолку, тащила бабушку вперед, на второй этаж…
— Называть Генриетту Бякой стали после того, как маленький Миша Богров говорил: «Тетя бяка, тетя курит», — рассмеялась немного нервно. — Его мама Инна никогда не курила, а вот Генриетта раньше баловалась…
…Звук работающей дрели исчез, как только Аня захлопнула за бабой Надей толстую глухую дверь — железо, обитое дерматином. Надежда Прохоровна оглянулась назад: под дверным замком зловеще притаился толщенный засов.
Аня потянула за ручку, задвинула тугую щеколду…
— Раздевайтесь, Надежда Прохоровна. Сейчас чай пить будем.
Настаивать на телефонном звонке Надежда Прохоровна больше не стала: ловушка захлопнулась. Анна не только заперла замок, но и, вынув большой золотистый ключ из замочной скважины, положила его в задний карман тесных джинсов.
Теперь, если бабушка-гостья начнет ерепениться, огреет чем-нибудь по голове без всяческих отравительных прикрас — и баста. На тумбе возле двери как раз очень удобная металлическая ваза стоит. Очень подходящая под руку — с длинным узким горлышком. (Почему-то на ум пришла граната-бутыль с «коктейлем Молотова»…)
Надежда Прохоровна обтерла сапожки о половичок, семеня, прошла по узкой прихожей до зеркала…
В нем отразилась бабка с очумевшими глазами, в съехавшей набекрень шапке, с полыхающими щеками. Из-под шапки выбивались седенькие кудельки.
«Так не годится. Или операцию завалю, или и вправду железной вазой заработаю без всяческих затей», — подумала Надежда Прохоровна.
Стащила шапку — опасливо косясь на Аню и на вазу, сняла пальто (руки еле с пуговицами справились), предусмотрительно прижав зад к стенке, стащила сапоги…
Еще несколько часов назад Надежда Прохоровна представляла себе все совсем иначе. С самого утра накатило на нее какое-то безразличие — на правое дело иду, молодых людей от отравительницы избавлять. Тут уж нечего о старой шкуре беспокоиться, решила — действуй. Хотя бы на автопилоте.
И действовала. Алеше страха не показала, собрала нервы в кулачок, отстранилась как бы…
Сейчас, после неудачи с телефонным звонком, зубастый страх схватил за горло. Непривычно молчаливой сделал.
Оказывается, дорога тебе твоя старая шкура, Надежда Прохоровна! Не хочется за просто так под удар подставляться, о милицейских наставлениях — «нам важно взять ее после того, как она попытается использовать яд» — чуть не забыла!
А вот Анна Махлакова не забывала ни о чем.
— Телефон на тумбе, звоните, — сказала, указывая пальцем на вполне приличный, даже вычурный, под старину, аппарат.
Сама ушла в комнату (Надежда Прохоровна встала у зеркала так, чтобы гостиная как на ладошке была), достала из кармана мобильный телефон и набрала номер:
— Алло, Генриетта, дорогая! У меня для вас сюрприз!.. Приезжайте скорей, мы вас ждем!.. Когда? Через пятнадцать минут?.. Отлично! Не прощаюсь.
Говоря это, Анна возвращалась обратно в прихожую, недоуменно смотрела на Надежду Прохоровну, мотала подбородком в сторону домашнего телефона, мол, что скромничаете? звоните, звоните!
Положила телефон в сумочку и спросила:
— Передумали?
Надежда Прохоровна быстро шила «старинную» трубку — отступать нельзя, насторожится…
Телефонная трубка не издавала ни звука.
— Не работает, Анечка, — сказала растерянно.
— Не может быть, — нахмурилась девушка. Взяла трубку из бабы-Надиных рук, послушала. — Действительно не работает. Странно… Наверное, опять поломка на линии… — «Подумала» секундочку, треснула себя ладонью в лоб. — Какая же я балда! — Достала из сумочки свой мобильник и протянула его Надежде Прохоровне. — Звоните!
Через десять секунд, уже по этому телефону, мелодичный женский голос сообщил о недостатке средств на счете.
Анна «стыдливо» закусила нижнюю губу:
— Ой… Я деньги положить забыла… Простите… — и тут же вновь заулыбалась. — Но ничего. Через пятнадцать минут приедет Генриетта, позвоните с ее телефона. Годится?
— Годится, Анечка, — улыбнулась баба Надя. — Я подожду.
Становилось ясно, что Лукреция продемонстрировала весь свой арсенал. Все домашние заготовки.
И это почему-то неожиданно успокоило старую сыщицу. «Игра» идет как надо. Ни в чем она ребят не подвела, «сценарий» не запутала, и по голове вазой, вместо яда, не умудрилась заработать.
Когда только что Лукреция выходила в прихожую, продолжая с кем-то беседу по сотовому телефону, Надежда Прохоровна совершенно точно слышала: убийца не изображает разговор, она действительно кому-то сообщает: «Мы на месте, жду».
Потом она положила телефон в сумочку… Надежда Прохоровна еще подумала: «Странно. Зачем убирать телефон в сумку, лежащую в прихожей, если собираешься сидеть в гостиной?.. Не логичнее ли взять его с собой?..»
Но йогом увидела: Айна достала из сумки другой телефон. Взяла его из соседнего отделения. Похожий, но не тот. С недостаточной суммой на счете.
Ай да Лукреция, ой хитра…
Надежда Прохоровна незаметно помотала головой — мол, надеюсь, две милицейские половинки объединятся с довеском — и прошла в большую светлую гостиную.
Страх понемногу отступил: Лукреция действительно разговаривала по телефону, значит, «глушилки» в комнате нет, она только что продемонстрировала это наиболее эффективным способом.
Так что ребята-оперативники продолжают видеть и слышать все, что происходит в квартире.
А разговор, судя по всему, велся с Сашей Баранкиным!
Именно он прибудет вскорости в квартиру, только для соучастника-помощника важен сигнал «мы на месте, жду».
Серийные убийцы, как говорил подполковник, одиночки. Навряд ли у Лукреции есть еще хотя бы один подручный. И этого-то за глаза… Пока, скорее всего.
Эх, знал бы Саша, с кем связался! Такие свидетелей за спиной не оставляют! Следочки подтирают.
Ну ничего, даст Бог, Сергей Михалыч объяснит… Втолкует парню, что чудом еще на белом свете гуляет, не убрала его Лукреция только потому, что пока полезен. Бабушкин труп, например, из квартиры до багажника машины дотащить…
Надежда Прохоровна понадеялась, что эти мысли не отпечатались на лице слишком явственно, спокойно села в предложенное кресло — удобное, кожаное, с деревянными подлокотниками… Огляделась — уютно.
Небось специально такую квартирку подбирали — богатую. На стенах картины, несколько фотографий Анны и родных, хорошая посуда в мебельной стенке из натурального резного дерева. Шторы приятные. Подушечки на диване и креслах.
— Вам удобно, Надежда Прохоровна? — Махлакова продолжала болтать не умолкая. Расслабляла бабушку какими-то историями. — Эта квартирка мое холостяцкое жилье. — Хихикнула. — Никогда не думала, что так рано замуж выйду. Почти не пригодилась.
Врала уверенно. «Смущенно» прибрала с трубы отопления какое-то, «недосушенное» кружевное бельишко, в выдвижной ящик засунула…
Изображала — я тут живу, здесь все мое. Вон поглядите — белье выстиранное сушится, фотографии на каждой тумбе, на стене…
— Давайте-ка я напою вас чаем, Надежда Прохоровна. Не будем дожидаться Бяку, застрянет еще в пробке…
Надежда Прохоровна, разумеется, кивнула — за этим «чаем», по сути, и пришла. Сама же думала над тем, как незаметно дать сигнал оперативникам, что вскорости приедет Александр — не попадитесь ему на глаза! не торопитесь!
Может быть, Анна пойдет на кухню заваривать свой «чай», и тогда момент представится?.. Ведь достаточно просто громко сказать: «Ждите Сашу, ребята», — микрофоны все передадут.
Или сходить в ванную, руки помыть?..
А если там нет никаких микрофонов… Да и, скорее всего, нет…
Ох, догадались бы ребята, кому Лукреция звонила!!
— Надежда Прохоровна, пойдемте со мной на кухню? — воткнулся в мысли голос Анны.
— Зачем? — уходить из-под обзора камер было страшновато.
— Пойдемте, пойдемте…
Лукреция почему-то не захотела оставлять гостью одну в комнате. Потащила за собой к плите…
«Может быть, переживает, что я по-простому в шкаф залезу, а там полки пустые, не жилые? — шагая за девушкой на кухню, гадала Надежда Прохоровна. — Или что-то еще придумала девчонка?..»
Анна «колдовала» над чаем. Привередливо выбирая, показала бабе Наде несколько коробочек и баночек с сухой заваркой — предложила составить сбор по своему вкусу, о запахах рассказала…
Надежда Прохоровна понюхала одну раскрытую коробочку, другую… Пахнет замечательно, незнакомо… И неожиданно поняла. Замерла с раскрытой жестяной банкой в руках.
Лукреция позвала ее на кухню, потому что наслаждается своей «игрой»! Ей доставляет удовольствие собственное хитроумие: она сейчас, на глазах жертвы, по ее выбору, приготовит ядовитое зелье. Со смаком впитывает каждую минуту: заглядывает приговоренной бабушке в глаза, ищет в них что-то особенное…
Может быть, отражение ангела смерти? Намек предчувствия?.. Знак судьбы?
Она окатывала гостю таким вниманием, как будто ждала ее в этой квартире два года и наконец-то дождалась…
От этого жадного, ищущего внимания Надежду Прохоровну аж озноб пробрал. Ноги задрожали.
Как можно вырасти такой… откуда они берутся?!
Ведь в школу, как все, ходила. И есть друзья, подруги. Мама хоть ненормальная, но не убийца, дом — полная чаша.
Откуда?!
Это — болезнь? Извращенная психика садиста?
…Лукреция плавно водила руками над посудой, воды в чайник наливала — священнодействовала. Принюхивалась к иноземным ароматам крошечных чаинок, растирала между пальцами какие-то высохшие лепестки цветов. Надежде Прохоровне показалось — удовольствие на ее лице проступило сродни эротическому…
Жуть какая. Убийца общается со своим орудием. Полуприкрыв глаза, нюхает пальцы, губы подрагивают, наливаются цветом…
Кот Марк Аврелий вот так же над валерианкой балдеет.
Лукреции осталось только упасть на паркет и начать тереться об него ушами!
Тьфу!
Воспоминая о рыжем котике немного согнали с бабы Нади брезгливый ужас. Как будто из тьмы, льющейся из глаз убийцы, на свет вернули.
— Сегодня я приготовлю особенно замечательный чай, — сомнамбулически пророчествовала Лукреция. — Сегодня у меня исключительное настроение… Почти праздничное… — Опомнилась немного, посмотрела на жертву, усмехнулась. — Вы горячий предпочитаете, Надежда Прохоровна? Или чуть-чуть остывший?..
Она уже была совсем Лукрецией. Добродушная резвушка Аня Махлакова куда-то спряталась и появлялась только по мере надобности: улыбнуться бабушке, узнать предпочитаемую температуру чая…
«Наверное, психиатрическое освидетельствование может дать двоякий результат, — с почти незаметным вздохом подумала Надежда Прохоровна. — Жаль. Суворин надеется ее накрепко за жабры взять. Не вывернулась бы…»
— Спасибо, Анечка, я подожду, пока немножечко остынет, — сказала громко. Авось муровские ребята уже скумекали: время терпит, ждет. Не упустите Сашу, парни, не дайте ему сигнал подать!
Анна составила на поднос посуду, поманила бабушку за собой…
До комнаты шла, как гейша на чайной церемонии: каждое движение значительно, в глазах ожидание удовольствия.
Жуткая картина. Палач и жертва. Паучиха с ядовитым жалом и опрометчивая муха. Барахтаться и не пытается…
Гостья безропотно уселась в кресло, заторможенно глядела, как бережно и медленно льется из заварочного чайника зеленовато-желтая жидкость…
Мелькнула мысль: а наверное, этот изящный белоснежный чайник с золотистой каймой из собственного дома привезла. И надеется с собой забрать — на память.
Надежда Прохоровна как воочию увидела Анечку, пьющую вечерами чай из этого чайника: глаза полузакрыты, раздутые ноздри впитывают аромат, которого давно и нет в помине, но нервы продолжает щекотать…
— Попробуйте чай, Надежда Прохоровна, — с пробирающей до костей настойчивостью проговорила убийца. — Попробуйте.
Терпение у Лукреции закончилось.
Крылья носа, лоб заблестели от невидимой испарины, она провела по вспухшим губам кончиком острого розового языка…
Вот так же Толя Субботин — алкоголик матерущий — из тридцать четвертой квартиры на дне рождения у бабы Нади сидел… Пришел незваным, сел напротив и смотрел. То на именинницу, то на стакан, то на именинницу, то на стакан. Руки трясущиеся между колен зажал — ждал, пока приглашенные гости чинно тарелочки закуской наполнят… Потом не выдержал, схватил стакан — будь здрава, Надежда Прохоровна! — и одним глотком опустошил.
Отпустило мужика…
Лукреция сейчас напоминала запойного Субботина. Ее отпустит только после того, как гостья выпьет чаю и замертво под кресло свалится. Девчонку как от жесточайшего похмелья корежило…
Надежда Прохоровна посмотрела на стол: вазочка с вареньем, россыпь конфет в пиале… Может, карамельку надкусить пока?.. Вроде бы обертка магазинная, не раскрученная…
Но Суворин крепко-накрепко предупреждал: «Не вздумайте ничего попробовать в этой квартире, Надежда Прохоровна! Даже если Лукреция на ваших глазах разрежет яблоко напополам и одну часть съест — не пробуйте даже кусочка! Если она выпьет чаю вместе с вами и даже из вашей же чашки — не прикасайтесь! Она способна приготовить два состава — яд и противоядие. Вы выпьете и к праотцам отправитесь, а у нее даже поноса не случится! Если она предложит вам „свежее“ полотенце — не вытирайте руки после мытья…»
Много чего говорил подполковник, отправляя бабу Надю «на задание». Готовил.
Он только не предусмотрел, что время тянуть придется. Пятнадцать минут уже прошли, и, может быть, сейчас возле подъезда скручивают крепкие парни в бронежилетах руки Саше Баранкину… рот рукавицей зажимают, чтоб не крикнул, сигнала не подал…
А может быть, и нет.
— Пейте чай, Надежда Прохоровна, он аромат совсем теряет…
Лукреция схватила чашку со стола, принюхалась, глотнула, блаженно закатила глаза…
— Попробуйте…
Надежда Прохоровна медленно дотянулась до чашки. Взяла ее в руки…
В глазах Лукреции застыло жадное, томительное ожидание!
…Жизнь прожита. Хорошая. Наполненная.
Деток не родила и не вырастила… На могилку к Васе так и не собралась… На детишек Насти и Алеши не успела порадоваться…
Весна скоро… птички прилетят… цветочки распустятся… Интересно, купят ли Алеша и Настя ту дачу возле речки?..
Надежда Прохоровна медленно поднесла чашку к губам…
Что старой бабке о шкуре собственной тревожиться? Эта мерзавка молодых ребят в могилы укладывает! Такую дрянь надо накрепко останавливать!
За прожитую жизнь не цепляться…
Но почему-то больше всего было жальче, что не испытает еще раз того невероятного ощущения, что дают первые теплые дни весны — дождалась… Еще раз весна, еще одно лето, посиделки с подружками на прогретой лавочке под тополиным пухом, разговоры до самого вечера — тепло…
Надежда Прохоровна уже дотронулась верхней губой до радужной пленки остывшего чая…
И в этот момент по квартире пронесся громовой раскат входного звонка.
А может быть, и не громовой.
Но эффект получился как в грозу, когда над самой головой полыхнет и сразу грохнет!
Лицо Лукреции поначалу гневно вытянулось — как кто-то посмел мешать! как кто-то осмелился — в такой момент! — нажать на кнопку перед дверью!
Она вскочила на ноги, повелительно провела ладонью над столом, приказывая жертве не торопиться, оставить удовольствие до ее возвращения, и быстро вышла из комнаты.
Бережно держа чашку помертвелыми пальцами — не расплескать бы! — Надежда Прохоровна суматошно засновала глазами по комнате: «Куда? Куда эту дрянь перелить?!» Ведь как оно повернется — бабушка надвое сказала, Лукреция дверь не торопится открывать…
— Вам кого? — доносился голос Анны из прихожей.
Не Баранкин. И не спецназ.
Надежда Прохоровна стремительно поднялась из кресла, подскочила к широкой керамической вазе на тумбочке и быстро выплеснула туда содержимое чашки.
В два шага вернулась к столику — туда, наверное, были направлены микрофоны и камеры, на место действия, — и быстро зашептала:
— Ждите! Ждите! Сейчас приедет Баранкин, не упустите Сашу! — Повернулась к креслу, посмотрела на него. — А я пока бабушку при смерти поизображаю. Пусть думает, неудачный составчик нынче получился… Не крепкий.
— А мне наплевать, что вы сантехник! — неслось от входной двери. — Я вас не вызывала! У меня все сухо!
Из-за двери, видимо, что-то ответили…
— Да пошли вы к черту вместе с вашим управляющим! Все!
Надежда Прохоровна как подкошенная рухнула в кресло, схватила опустошенную чашку…
Разозленная Лукреция вернулась в комнату — оторвали в такой момент! на самом интересном! — посмотрела на бабушку Надю с пустой чашкой в руках…
— Вы уже выпили?! — Чистейшей воды детская обида отразилась на лице убийцы. Досада, злость на идиота сантехника уступили место такому искреннему разочарованию, что показалось, вот-вот отравительница расплачется!
Но длилось это недолго. Лукреция взяла себя в руки. Почему-то оглянулась на полупустую книжную полку, вскинула брови, о чем-то раздумывая, и села напротив Надежды Прохоровны.
Расслабилась.
Мягкая, добрая улыбка заскользила по губам… Ноздри чуть выгнулись…
Надежда Прохоровна подумала, что отравительница ждет от нее какой-то реакции на изготовленное снадобье.
Вздохнула тяжко:
— Что-то… шибко… топят у тебя, Анечка…
— Жарко? — сердобольно, наклоняясь вперед, исследуя лицо жертвы, спросила ненормальная девчонка.
— Да…
— А руки вялые и ледяные?..
— Вя…
Надежда Прохоровна получила от убийцы подсказку. Оборвала, не договорила слово… Покряхтела, словно в горле запершило… Руки плетями вдоль тела опустила…
Лукреция смотрела на нее во все глаза. Совсем как алкоголик Субботин зажала руки между колен, просила взглядом продолжения.
— А… А… А-ня… — выговорила Надежда Прохоровна.
— Наступает паралич лицевых мышц и мышц гортани, — спокойно констатировала убийца. — Дышите еще нормально?
Надежде Прохоровне совершенно не пришлось изображать ужас, появившийся в глазах. Девчонка вызывала его непритворно: сидела и, не отрывая убийственно заинтересованных глаз, разглядывала гостью.
Так злые дети смотрят на искалеченную муху с оторванными крылышками и ждут: что будет? как долго продолжит муха трепыхаться, барахтаться, не понимать?.Глаза — пустые. Жадные. Не наполненные настоящей жизнью.
Жуть.
— Вообще-то, по моим расчетам, агония должна продолжаться не менее пятнадцати минул, — пробормотала Аня, взглянув на изящные наручные часики… Посмотрела на бабу Надю и улыбнулась. — А знаете… Я вам, честное слово, немного завидую. — Облизала губы. — Жаль, что вы не можете рассказать, что сейчас чувствуете. Вам больно? — напряженно всмотрелась в зрачки жертвы. — Странно. Если вам больно, попробуйте мигнуть верхними веками, они еще способны двигаться…
Под заинтересованным взглядом убийцы на бабу Надю напала настоящая оторопь. Она чуть-чуть вдавилась в кресло, как будто бы пытаясь совершить последнее движение, отпрянула…
— Очень интересно, — пробормотала Анна. Схватила руку бабушки, пощупала пульс. — Очень странно… Жаль, Надежда Прохоровна, что вы ничего не можете мне ответить… Я бы не хотела, чтобы вам было больно… — Уловила интерес в «мертвеющих» глазах, усмехнулась, села прямо, закинув нога на ногу… — Не верите? — Усмехнулась. — Когда-нибудь, Надежда Прохоровна, я тоже уйду. Не дряхлой, не рыхлой, не вонючей… Я придумаю для себя нечто особенное, эксклюзивное… и испытаю все-все-все, что сейчас испытываете вы, — медленный, сознательный уход. Красиво, правда? Нет? Вы так не думаете?.. Зря. Я окружу себя цветами, надену лучшие одежды…. — Лукреция разговаривала сама с собой. Взгляд ее отпустил бабушку, заскользил по шторам. — Я проведу лучшую ночь в своей жизни! И уйду под утро… В цветах и ароматах… — Девушка вернула взгляд на Надежду Прохоровну, нахмурилась. — Не хотелось бы ошибиться, не хотелось бы испытывать боли…
Надежда Прохоровна поняла, что Суворин, говоря «злодейка превратила Москву в один огромный полигон по испытанию отравляющих веществ», был прав. Сегодня Махлакова проверяла на старенькой бабушке яд, которым, возможно, хотела воспользоваться сама…
Не скоро. Не завтра, не послезавтра, а долгие, долгие годы спустя.
И обязательно — без боли. С чистым сознанием, впитывая каждую минуту агонии…
Чудовище.
— …Ничего личного, Надежда Прохоровна, — болтала меж тем убийца. — Встретите на небесах Мишку Богрова, отвесьте ему затрещину. Если бы не он, кормили бы сейчас подвальных кошек минтаем и в ус не дули. Это он — остолоп! — сломал такой сценарий. — Лукреция снова села на край дивана, приблизила к Надежде Прохоровне сумасшедше посверкивающие глаза. — Представьте. «Мельниково». Одно убийство и одно самоубийство одним и тем же медицинским препаратом… — Отодвинулась немного. — Никто бы и в голову не взял подозревать меня — Мишка отравил Бяку и сам к праотцам отправился! В эту версию поверили бы все! Бяка его достала! «Ах, Мишенька, садись со мной, — засюсюкала противно, изображая Разольскую, — поговорим об Инночке, повспоминаем…» Два года Мишку знать не хотела, потом — простила!.. — Фыркнула. — Нужно ему такое прощение… Старая дура ни минуты покоя ему не давала, заставляла вину ощущать…
Надежда Прохоровна на самом деле представила картину, описываемую Лукрецией. Если бы в тот день, утром, в номерах отеля «Мельниково» нашли два трупа, никто бы не стал сомневаться в версии: Богров, которого Генриетта и вправду достала, устал терпеть ее разговоры, ее назойливость, и как только та снова заставила сеть рядом с собой — отравил Разольскую, потом покончил с жизнью. (Уж Анна бы придумала, как напоить пьяного соучастника порцией лекарства для сердечников!) Дело закрыли бы за смертью подозреваемого, о Лукреции не вспомнил бы никто, включая подполковника Суворина: не ее почерк, не ее обычный препарат.
— Такой план из-за этого остолопа рухнул! — продолжала негодовать отравительница. — Блеск! Интрига! Холдинг еще не продан, все акции Бяки делятся между совладельцами. — Посмотрела на бабушку, догадалась, что та не в силах оценить всю грандиозность рухнувшего плана, и взялась объяснять: — Вот представьте. Вы с друзьями испекли пирог. Разделили его на дольки, одну решили продать и, разумеется, не по совокупной цене масла, муки, яиц, начинки, как для себя. Цена вынесенного на торги куска пирога возрастает многократно в зависимости от рынка. Понимаете? Съесть кусок в дружеском коллективе — дешево, вынести его на торги — жалко. Все еще не наелись. Самим хочется. Оставшийся кусок нельзя выносить из дома, Надежда Прохоровна, его надо съедать на месте между своими. Как только пирог вынесен из дома, то есть холдинг продан, чужой кусок достижим. У него появляются другие хозяева.
Анна накрутила на палец длинный светлый локон, подергала:
— Как жаль… У Бяки остался ее кусок… Так и сдохнет не проглотив… не поделившись… Ну да ничего. — Улыбнулась лучезарно. — Этой стерве Аделаиде он тоже не достанется. Генриетта передумала оставлять все Богдану… — Посмотрела на Надежду Прохоровну, нахмурилась слегка. — А как вы думаете, Мишка случайно кофейные чашки с ядом перепутал… или в последний момент греха испугался?.. — Усмехнулась чуть жестко, чуть брезгливо, жалостливо. — Остолоп. Мужчины вообще все остолопы… Вы не находите?.. Гордятся, пыжатся… Да стоит пару слов сказать — «милый, ты лучше всех» да афродизиака в кока-колу добавить… — орел! Крыльями машет, башкой крутит… — Фыркнула. — Этот тоже пыжился. А как до дела дошло — «прости, Шакира»…
Махлакова лукаво прищурилась, закусила губу:
— А знаете, Надежда Прохоровна, оказывается — приятно. Найти такого собеседника, поговорить обо всем без утайки, без прикрас — как есть. Наизнанку вывернуться. Вы ведь не расскажете никому, правда?.. — Умоляюще, ерничая, сложила ладони лодочкой перед грудью. — Вы ведь сохраните мою тайну?.. Не предадите Аню?..
Засмеялась самодовольно:
— Не предадите! Нет. Все унесете с собой. — Снова села близко-близко к «умирающей» бабушке, заглянула в глаза. — А хотите, я расскажу вам, как все начиналось?.. Хотите? Может быть, вы думаете, я порочная такая? Мерзавка, да?..
Лицо Шакиры исказила горестная гримаса.
— Я их всех ненавижу. Знаете, какая у меня в школе кличка была?.. Плоскодонка. Анька Плоскодонка! Они все уже вымя третьего размера отрастили, а я — Плоскодонка!..
Старое прозвище нынешняя Лукреция буквально выплевывала, с капельками слюны, с шипением, с брезгливостью… Несколько минут пыхтела, вспоминая школьные обиды. Надежда Прохоровна очень хорошо представила издевательства неумных одноклассников…
Не повезло девчонке со школой. Поди, не самая простая девочка была, и школа наверняка престижная…
А вон как вышло. Плоскодонка. С уроков физкультуры сбегала, компоты в портфели пышногрудых одноклассниц выплескивала…
— …А знаете, чем все закончилось? Встретила я мужа Таньки Грушиной, уложила в койку, тот о буферах родимой супруги и не вспомнил! Мои ноги целовал, о свиданиях молил… Грушина к тому времени растолстела, как племенная корова, Гайский к ней неделями не прикасался!
Фамилия Гайский всколыхнула память Надежды Прохоровны. Оказывается, второй жертвой Лукреции был муж бывшей одноклассницы.
Может быть, и остальные жертвы глубоко привязаны к ней скрытыми ниточками?..
Хорошо бы подольше поболтала. Глядишь, во всех остальных убийствах перед камерами как на духу признается…
Интересно только, почему она, ненавидя женщин с пышными формами, мужиков-то убивала?..
Лукреция резко встала на ноги, прошла к серванту, где за дверцей прятались коньяки и виски, плеснула себе немного из бутылки с пятью звездами…
Повращала коньяк по стенкам пузатого бокала, принюхалась, все так же не отрывая глаз от «умирающей» старушки…
— Я не более порочна, чем они все, — сказала уверенно. — Я просто более храбрая. Все вообще как шутка начиналось…
Анна села теперь в противоположное кресло, перекинула ноги через подлокотник и, продолжая наслаждаться ароматом коньяка, продолжила рассказ:
— Приехал Федька из Лондона. Богатый, важный, женатый… Смешно. Кисель любил. Я вспомнила, как один кент говорил, что им в армии в кисель бром добавляли, чтобы по девкам не бегали… — Прыснула. Прямо в бокал с коньяком. — Вы не представляете, как было весело! Федька жену из Англии ждет, неделю грамотно питается — готов наследника делать… — Снова прыснула. — А у самого — «на полшестого». Вы не представляете, Надежда Прохоровна, какая умора была! Вайолет с зеленым лицом, Федька бледный, перед иконой клянется, что по девкам не шастал…
Анна повернулась в кресле, так потянувшись всем телом к Надежде Прохоровне, что той показалось, сейчас не удержится — на пол свалится.
Но физическая форма у девочки приличная была, висела долго, пока, хихикая, докладывала о первых экспериментах с химическими веществами:
— А тут я под боком! — мотнула бокалом. — Молодая, красивая, всегда с афродизиаком наготове. — Словно умирая от смеха, закатила глаза. — Вы не представляете, что было! Жена приезжает, у Федьки «полшестого», Анечка по дому в маечке гуляет — мужика прет, как дикого бизона! Он чуть не чокнулся — что происходит?! На Вайолет никакой реакции, на меня реакции — в полный рост! А все почему? — Анна, выпрямившись, значительно подняла вверх указательный палец. — А потому, что вся наша жизнь — это химия, биохимия и рефлексы. И большие титьки тоже вызывают сексуальное желание совершенно рефлекторно — эта женщина способна вскормить потомство.
В глазах убийцы мелькнула настоящая грусть.
Как в школе девочку-то затуркали! До сих пор на населении отыгрывается!
Но жалеть ее было не за что. Всяких женщин повидала Надежда Прохоровна: колченогих бедняжек, горбатеньких… И никто из них за глупые насмешки не мстил. Самой доброй на памяти Нади Губкиной была тетя Зина, которой еще на войне половину лица осколком мины снесло…
А эта? «Нашутившись» с бромом и африканскими снадобьями, отправилась людей убивать.
Лукреция печально оглядела когда-то могучую грудь Надежды Прохоровны, вздохнула:
— И все-таки противно. Несмотря на все рефлексы. Стоит только вымя нацепить, кобели в очередь становятся…
Понятно. Надежда Прохоровна вспомнила, как Суворин рассказывал об отравительнице — скорее всего, она использует «жировые костюмы» и накладную грудь, представила озлобленность этой фурии: на титьки клюнули, а раздеться нельзя! И поняла, почему та травила все-таки мужиков.
Она неправильно оценивала прежде всего себя и потому мстила. За собственную, как ей казалось, несостоятельность. За сальные взгляды на прилепленную грудь.
Глупость какая-то… Все дело только в нулевом размере лифчика?!
Глупость. И мужиков жалко. Не давала им Анька возможности разубедить себя в эдакой вздорности, мужа и то африканскими травами в постель заманила…
Вон у Клавдии, сводной сестры Сонечки, тоже не было причин лифчик надевать, но два раза в ЗАГС сбегала! И от мужского невнимания никогда не страдала!
Неужели так бывает? От такой-то ерунды девчонкам головы сносит?!
Чепуха какая-то. И пусть этим врачи-мозгоправы занимаются. Ведь случается — собственную порочность да гадость кто-то совершеннейшими пустяками оправдывает, если ничего существенного, настоящего за душой нет.
— …Я могла бы, конечно, «пластику» сделать… Но… — Лукреция неопределенно потрясла рукой.
Конечно «но»! Сделаешь себе вожделенную грудь, и пропадает причина весь мужской род ненавидеть! Не получится и дальше «развлекаться».
У серийных убийц, видать, мозги своеобразно устроены, им оправдание жестокости подавай. Хотя бы перед самим собой.
Ловко устроилась девочка… Совесть комплексами то услаждает, то будоражит. Испоганилась уже. Привыкла чужую жизнь в руках держать.
— Вам меня не понять.
Еще скажи — пожалейте меня, бедняжечку!
Оттаскать бы тебя, мерзавку, за космы! Стольких мужиков со свету сжила!
Надежда Прохоровна никогда не считала, что нынешняя молодежь, даже та, что по ночным дискотекам тусуется, чем-то шибко хуже прежних комсомольцев. «Ничего не изменилось в мире, Софочка, — любила говорить она. — Все так же: девки — пляшут, парни — смотрят. Только музыка другая стала да мы состарились…» И на дискотеках этих нормальные ребята собираются. Как раньше, те, что понеугомонней, что все дела днем сделать успевают. И поработать, и поучиться, и поразвлечься. Не поддерживала баба Надя тех кумушек, что нынешнюю молодежь чернят: «Одни уроды на тех дискотеках выкаблучиваются». Рты таким бабкам затыкала: «Себя вспомните, старые перечницы!»
Все в жизни неизменно — девки пляшут, парни смотрят. А если у кого сил или желания не хватает, так то, как нынче говорят, их проблемы.
А молодежь нечего винить.
Разозлившись на сумасшедшую девчонку, Надежда Прохоровна вдруг вообразила, как восстает из кресла «умирающая бабушка», тянет руки к космам ненормальной убийцы…
Чуть не прыснула. То-то, поди, дрянная страху-то натерпится! «Мертвец» ожил!
Отогнала от себя неурочные мысли, сделала лицо «умирающе постным»…
Но Лукреция метнувшийся взгляд на космы уловила. Насторожилась.
Дотянулась рукой до запястья Надежды Прохоровны, в зрачки уставилась…
— Странно, — произнесла с недоумением. — Как странно…
Подняла бабы-Надину руку вверх, резко отпустила — кисть бабушки безвольно шлепнулась на подлокотник.
Немного успокоилась. Поднялась на ноги, подошла к книжной полке и вынула из-за выдвинутой вперед стопки книг миниатюрную кинокамеру!
Посмотрела на бабушку, на камеру, пробормотала — сейчас посмотреть?..
Надежда Прохоровна забыла, что умирает не по правде! Чуть в самом деле не скончалась.
Девчонка все это время проводила съемку «последних» минут жертвы! (Наверное, готовила презент на будущее, собиралась еще раз насладиться творением рук своих!) Прямо сейчас она может увидеть, что баба Надя никакой отравы не пила!
Лукреция крутила в руках камеру, раздумчиво оглядывала «гостью»…
Что она сделает, когда увидит, что вся порция отравленного чая выплеснута в непрозрачную керамическую вазу?!
Побежит в унитаз выливать?! По голове старушку гой же вазой огреет?!
Ох, спаси и сохрани…
Надежда Прохоровна незаметно напружинила окостеневшие от неподвижности икры, приготовилась метнуться вперед, на убийцу!..
В квартире, как и двадцать минут назад, раздался громобойный звонок в дверь!
Но не однократный, как раньше, а условный — дзынь-дзынь-дзы-ы-ынь.
— Саша, — проговорила ненормальная девчонка. — Наконец-то. — Вернула видеокамеру на полку и отправилась в прихожую.
Надежда Прохоровна перевела дух. Неужели все закончилось?! Неужели сейчас в квартиру ворвется тот самый спецназ, спеленает сумасшедшую девчонку и бабушку избавит!
Спецназ ворвался.
Но девочку не спеленал.
Лукреция, опередив бронированных парней, стремительно ворвалась обратно в гостиную и тут…
Наткнулась на «ожившую» бабушку.
Судя по траектории прыжков, неслась она к кинокамере. Небось в окошко метнуть или об стенку разбить мечтала…
Но встретила в комнате спокойненько стоящую Надежду Прохоровну и словно лбом о стекло ударилась. Выпучила глаза, разинула рот и…
В таком вот ошарашенном виде и была спелената. Жалко, что одними наручниками, но зато — мордой в ковер.
Но и оттуда, с полу, таращилась на бабу Надю и никак не могла в толк взять…
А когда взяла-а-а-а… Таким утробным, звериным воем разродилась!!
Уши в трубочку у всего спецназа свернулись!
Пока девчонка рычала и колотилась об пол, Сергей Михайлович невозмутимо ее перешагнул, подошел к бабе Наде, за руку взял…
— Как вы, Надежда Прохоровна?! — Не дождался ответа — бабушка на своих двоих стоит, и так понятно. Покрутил восторженно головой. — Ну вы даете! Когда «сантехник» с Махлаковой разговаривал, за дверью готовый к штурму спецназ стоял! Вы в последний момент сигнал подали, что контролируете ситуацию, и я успел захват отменить! Только-только успел!
Суворин раскраснелся, круглые щеки, лысина алели и блистали. Он восторженно крутил головой, тряс руку Надежды Прохоровны, оглядывался на входящего Володю Дулина…
«Отпускало» мужика. Оно и понятно: столько лет за убийцей охотился, глаза от матерей прятал… поймал.
— Надежда Прохоровна, мы Баранкина взяли, — солидно, как начальству, доложил майор. — Вы нам время дали его расколоть…
Последние слова, не исключено, были сказаны для валяющейся на полу Лукреции. Но бабе Наде тоже было важно их услышать. Не зря старалась. Не зря лицедействовала. Все правильно ребята сделали, и бабушка не подвела.
— Нет, Дулин, ты, конечно, говорил, — все никак не мог успокоиться Суворин, — но такого я не ожидал!
Надежда Прохоровна скромно вытащила свою руку из влажных милицейских ладоней, потупилась…
Майор же смотрел на бабу Надю так, словно гордился «лично выращенным кадром». Улыбался горделиво, принимал от муровца восторженные похвалы…
Не подкачала баба Надя! На уровне операцию провела!
И впрочем, как всегда…
Надежда Прохоровна тихонько опустилась на краешек дивана, посмотрела снизу вверх на разгоряченных удачно проведенным мероприятием молодцев, спросила:
— Я смогу сейчас уйти, ребята?
— Конечно! — воскликнул подполковник. — Поляков, обеспечь машиной нашу героиню!
«Героиня» едва встала на подламывающиеся ноги. Как ни крути, но на восьмом десятке геройствовать — не сахар.
Назад: Часть третья СТРАСТИ-МОРДАСТИ
Дальше: Часть пятая ВСЕМ СЕСТРАМ ПО СЕРЬГАМ