29
В тот вечер мы рано сели ужинать. Все были подавлены случившимся.
— Я рад, что вы целы и невредимы, — в пятый раз повторил папа. — Это главное.
— Ага, — сказала Николь, жуя свою пиццу.
— Угу, — тихо добавил я. Обычно я ем по три куска. Но сегодня едва осилил один. И оставил корочку на тарелке.
Бедный папа. Он так старался не показать, что расстроен из-за потери ужасного снежного человека. Но мы с Николь видели, как ему плохо.
Папа уронил недоеденный кусок пиццы на тарелку.
— В музее естественной истории я скажу, что отдам им все фотографии.
— Фотографии лучше, чем ничего, — сказал я.
— Что ты говоришь? — воскликнула Николь. — Да этим фотографиям цены нет! Они потрясут весь мир!
Папа оживился.
— Это верно. Я говорил о них кое с кем на телевидении. Там пришли в дикий восторг.
Он встал и понес свою тарелку к раковине.
— Думаю, мне нужно пойти в лабораторию и проявить пленки прямо сейчас. Работа поднимет мне настроение. Разумеется, эти фотографии будут иметь исторические значение. Историческое!
Я был рад, что папа воспрял духом. Нам с Ни-коль тоже не терпелось увидеть фото, и мы по-шли за ним.
Пока папа проявлял негативы, мы тихо сидели под красным фонарем. Наконец он стал вытаскивать из ванночки с раствором первую партию отпечатанных снимков.
Мы с Николь наклонились вперед, чтобы лучше разглядеть фотографии.
— Ничего не понимаю! — удивленно воскликнул папа.
Снег. Снег, и больше ничего. Десять снимков со снегом.
— Странно, — пробормотал папа. — Не помню, когда я это снимал.
Николь сверкнула на меня злобным взглядом. Я понял, о чем она думает.
Я поднял руки вверх, как бы показывая, что невиновен.
— Я тут ни при чем. Клянусь!
— Лучше бы ты этого не делал, Джордан. У меня нет желания участвовать в розыгрышах.
Папа повернулся к ванночкам с растворами и проявил еще одну партию фотографий. Мы с нетерпением наблюдали, как он их вытаскивал и стряхивал с них воду.
Снова снег. Один только снег.
— Этого не может быть! — вскричал папа. — Ужасный снежный человек должен стоять вот здесь. — Он показал пальцем.
Его руки тряслись, когда он взял остальные негативы и начал рассматривать их на свет.
— Снимки тундры вышли отлично, — объявил он. — Собаки, сани, стадо оленей — всё есть. Превосходные кадры. Все до одного. Кроме снимков в пещере чудовища…
Его голос дрожал. Он печально покачал головой:
— Не понимаю. Просто в толк не возьму. Как такое могло случиться? Ни одного снимка этого существа. Ни одного.
Я вздохнул. Мне было так жаль папу. Жаль всех нас.
Нет ужасного снежного человека. Нет его фотографий.
Как будто его никогда и не было. Как будто вообще ничего не было.
Мы с Николь вышли из лаборатории, чтобы дать папе закончить работу.
Нога за ногу мы поплелись к воротам. Вдруг Николь схватила меня за локоть и взволнованно воскликнула:
— Смотри!
Я увидел, как на другой стороне улицы, на пустыре близнецы Миллеры, встав на колени, раскапывают песок.
— Они выкапывают снежки! — судорожно вздохнул я.
— Вот мерзавцы! — буркнула Николь. — Они, наверно, шпионили за нами.
— Нужно их остановить! — закричал я.
Мы сломя голову бросились через дорогу.
Я увидел, как Кайл разрезал узел и открыл мешок. И вытащил один снежок.
Он размахнулся и прицелился в Кару.
— Не надо, Кайл! Стой! — во все горло за-кричал я. — Не бросай! Не бросай, Кайл!
Ч-ЧМОК.