Книга: Паника, убийство и немного глупости
Назад: Часть первая. Знакомство
Дальше: Часть третья. Развязка

Часть вторая. Морозное утро в «сосновом бору»

 

Утром Надежда Прохоровна раздвинула на окне портьеры, глянула на улицу и обомлела: вчерашний снегопад усыпал «Сосновый бор», словно мука разделочную доску. Чистейшей белизны покрывало с редкими бугорками нарядно сверкало под только-только проклюнувшимся над речкой солнцем – сосульки на крышах вообще сверкали голубыми елочными игрушками! – дорожку, почти неразличимую под снегом, торопливо убирал большой лопатой высокий плечистый дворник. Старался успеть до того, как постояльцы двух отдаленных корпусов пойдут на завтрак.
С балкона открывался вид на реку, получившую по берегам неровную снеговую опушку. Хотелось гулять, хотелось встать на лыжи и уехать вдоль берега далеко-далеко, где по деревьям прыгают белки, а зайцы оставили под елками нервные росчерки лап…
Прелестные зимние пейзажи создали совершенно праздничное новогоднее настроение, Надежда Прохоровна даже начала мурлыкать «В лесу родилась елочка…». Стук в дверь поймал пенсионерку на выходе из ванной. Надежда Прохоровна протянула руку, отщелкнула замок: на пороге, белее выпавшего снега, стоял Виталик. Сине-серая полоска губ извивалась среди пухлых сугробов щек и пыталась выдуть звук.
– Что? – с интонацией рассерженной жены спросила баба Надя.
– Марина, – прошептал Виталик.
– Марина – что? – буркнула Надежда Прохоровна.
– Ее убили, – коротко выговорил Мусин и по косяку сполз на обувной пуфик.
Вчерашняя ситуация повторилась в точности наоборот.
– Ее убили. Я зашел за Мариной… вчера мы договорились немного поплавать в бассейне пе ред завтраком… Ждал. Потом пошел, постучал – дверь открылась сама. Вошел – Марина мертвая лежит.
Пока Виталий Викторович медленно шлепал сизыми губами, баба Надя торопливо надевала сапоги, пальто и берет. Схватила Маргадона за рукав, попыталась отодрать от пуфа, но тот судорожно замотал головой:
– Я туда не пойду… я туда не пойду!
Махнув рукой на обморочного павиана, Надежда Прохоровна заспешила на улицу. По лапке «ящерицы» добежала до противоположного корпуса, совершенно не по-пенсионерски взлетела на второй этаж и только там начала припоминать: в каком же номере живет Марина?!
Запуталась в дверях. Осторожно толкнула одну, вторую… Виталик говорил – не заперто… Дошла до крошечного, застекленного с одной стороны тамбура и сразу увидела приоткрытую дверь.
Отворила ее настежь: толстая дверь поехала в сторону медленно и беззвучно… Перешагнула через порог… Номер был двухкомнатным. Гостиную с камином и кожаными диванами отделяла от спальни большая арка, занавешенная прозрачным, собранным по бокам пологом. Надежда Прохоровна выглянула из-за занавешенного угла…
На огромной неразобранной кровати лежала Марина. Покрасневшие глаза девушки изумленно уставились в потолок, вокруг разинутого рта, по крыльям носа залегли синюшные пятна. Подушка под головой пропиталась подсохшей кровью. Вторая подушка с пятнами крови на наволочке валялась рядом с кроватью.
На Марине были надеты сапоги-ботфорты, обтягивающая юбка и почти прозрачная кофточка. Руки мертвой девушки безвольно лежали вдоль тела. Присмотревшись, Надежда Прохоровна заметила, что пальцы одной из них судорожно вцепились в покрывало.
Довольно ощутимый запах крови и вид неподвижного тела едва не вызвали у бабы Нади приступ рвоты. Зажимая ладонями рот и нос, она скатилась по лестнице, выбежала на улицу.
…Виталий Викторович Мусин с самым несчастным видом валялся на только что прибранной постели бабы Нади.
– Что?.. Видели? – плаксиво поинтересовался, едва приподнимаясь над подушками.
Хотя, по большому счету, вопрос был совершенно бессмысленным. Надежда Прохоровна выглядела так, словно встретила в коридоре смерть с косой и запиской, где начиркан временный адрес гражданки Губкиной.
Не отвечая, баба Надя подошла к графину, налила стакан воды и выпила его мощными глотками.
– Видела, – сказала только тогда.
– Я вошел… – запричитал Виталик, – она лежит. На голове подушка. Но в одежде. Я думал, шутка… розыгрыш… намек… Подошел, снял с лица подушку… – Его замутило от воспоминаний.
Надежда Прохоровна шагнула к тумбе с телефоном и вызвала подмогу.
На завтрак Надежда Прохоровна и Виталий Викторович так и не попали. (А в общем-то не очень и хотелось.) Вначале им пришлось общаться с истеричной администраторшей, явившейся на телефонный вызов, потом подъехал начальник службы безопасности – высокий, судя по выправке, отставник с седыми висками, его все уважительно звали либо Пал Палыч, либо по-просту Шеф, – потом нагрянула милиция, следователь из райцентра подтянулся… И хотя всех свидетелей попросили не распространяться о происшествии, часа через два весь санаторий был информирован – в корпусе А погибла девушка. Народ с пугливым любопытством прогуливался по дорожкам – погода прекрасная, никто в номерах сидеть не хотел, – все свободные от оздоровительных процедур отдыхающие постепенно и неуклонно стягивались к двум деревянным корпусам. Граждане таращились на окна номера люкс, на суету милицейского народа…
Надежда Прохоровна, сложа руки под объемной грудью, утянутой в коричневое пальто с норковым воротником, крепко стояла на дорожке, на линии между А и Б. Ждала. Прислушивалась. Думала. Приехавший первым оперативник капитан Анисьев ей не понравился. Уж больно с пристрастием опрашивал нашедших труп «родственничков»; подоспевший позже следователь Князев тоже ей не глянулся – сухарь, педант надменный, действовал в том же разрезе, что и капитан. Надежда Прохоровна ждала начальника охраны санатория.
Наконец Пал Палыч вышел на крыльцо корпуса А, закурил, перекинулся парой слов с милиционерами, сидящими на креслах веранды, и только тогда наткнулся на призывный взгляд бабушки в черном берете.
Кивнул – с Надеждой Прохоровной уже успел познакомиться по роду службы. Та красноречиво мотнула беретом, и Павел Павлович сбежал с крыльца.
– Вы хотите мне что-то сказать? – спросил догадливо.
– Хочу, – серьезно кивнула бабушка. – Спроси у дворника, – сразу беря деловой тон, обращаясь на «ты», вступила Надежда Прохоровна, – который утром дорожку от снега расчищал, – были ли людские следы на дорожке. – Шеф пытливо прищурился, и баба Надя пояснила: – Я, когда утром встала, в окно посмотрела: от главного корпуса до нас – ни единого следочка. Целина. А когда мой племянник с Мариной из бара возвращались, вовсю еще снег валил. Закончился только ночью.
Пал Палыч смотрел на тетеньку в берете уже совсем заинтересованно.
– А на веранде домика А, как я сегодня случайно подслушала, до двух часов ночи вон та гражданочка в беличьей шубке сидела. Сидела, пока снегопад не закончился, мимо нее никто не проходил. Понимаешь? Никто из главного корпуса пройти сюда не мог. Вернуться – тем более. Остались бы следы… А между нашими двумя корпусами труба горячая проложена. Вон, вровень с дорожкой идет. На ней следы не сохранятся – мокрый дерн.
– Но от главного корпуса, от котельной тоже трубы отопления и водоснабжения проложены…
– Так они под наш корпус ныряют. А выходят уже под крыльцом. Я проверяла, оттуда досюда не перебраться.
Пал Палыч зашвырнул окурок в урну рядом с беседкой и, не приглашая, зная, что Надежда Прохоровна и так отправится следом, пошел на угол корпуса Б.
Засыпанная ровным снегом полянка вокруг каменного основания под бревенчатыми стенами подтвердила слова пожилой сыщицы. От котельной главного корпуса до домика Б шла ровная зеленоватая полоска. Горячие трубы ныряли под задний угол и появлялись уже с другой стороны дома возле крыльца и шли вдоль плиточной дорожки до крыльца корпуса А.
Павел Павлович оглядел ровную заснеженную полянку, потер рукой подбородок: от одной подтаявшей тропинки до другой по скользкому бревенчатому углу мог перебраться только человек-паук. Да и то вряд ли. Гладкие бревна выглядели чуть ли не полированными.
Павел Павлович внимательно посмотрел на серьезную бабушку в берете и произнес:
– А зачем вы, Надежда Прохоровна, мне все это рассказали? Мы бы, конечно, и сами позже связались с бюро погоды, выяснили метеоусловия, узнали, когда закончился снегопад, и сопоставили все факты: Ангелину Игоревну, просидевшую на веранде до двух часов ночи, ровные дорожки… Почему вы решили обратить мое внимание на все это? Ваш племянник и без того под подозрением, а теперь уж точно все наше внимание сосредоточится на проживающих в корпусах А и Б.
– А… – махнула варежкой Надежда Прохо ровна. – Пока вы там сосредоточитесь, свяжетесь и сопоставите, два месяца пройдет! А нас попросили никуда не уезжать отсюда. – Баба Надя протяжно вздохнула. – Что ж нам, здесь до морковкина заговенья торчать? Нет уж, спаси бочки. Ищите своего дворника, пусть про следы подтвердит. Пал Палыч послушно развернулся, сделал два шага по направлению к корпусу А, но вдруг возвратился и со слабой улыбкой произнес:
– Дворник сегодня не вышел на работу. Запил. Снег от главного корпуса до шале расчищал один из моих ребят, охранник. И вот он, в отличие от вас, уважаемая Надежда Прохоровна, на отсутствие следов внимания не обратил.
– Так молодой еще, – заступилась за парня баба Надя. – Торопился очень.
Пал Палыч усмехнулся, – ну что ж, спасибо, – покачал головой и двинулся к следственной бригаде.
Бабушка Губкина смотрела в спину рослому подтянутому мужчине и думала о том, что благодарить ее вовсе не за что. Сегодня утром Виталий Викторович чуть ли не на коленях умолял ее ничего не говорить следователю, не связывать убийство девушки с делами его брата. Не привлекать внимания.
Посему получается: в тайне от следствия Надежда Прохоровна оставила гораздо больше, чем сказала. Она нутром чувствовала: Марина погибла от руки того же человека, что вчера приподнимал ее матрас. Или – тех же. Наверняка после того, как документы не удалось обнаружить в наиболее вероятных местах – у Мусина и Губкиной, – преступник решил наведаться в номер Марины. Ведь человеку со стороны в жизни не догадаться, что Виталик и Марина познакомились только в автобусе! Они приехали вместе. Поселились рядом. Обедали и ужинали за одним столом, потом павиан до ночи развлекал Марину в баре. Преступник обыскал два номера, ничего не нашел. Отправился в корпус А и там застрял.
Надежда Прохоровна ходила сегодня к Марине. Большей частью застекленная стена небольшого тамбура перед ее дверью четко выходила на крыльцо корпуса Б. А там сидела Кларисса. Скорее всего, преступник, обыскивающий номер при свете фонарика, отлично видел, как на крыльце противоположного корпуса тлеет в ночи сигаретка. Девушка могла увидеть его выходящим из чужого номера – коридоры и лестница ярко освещены, тамбур так вообще как на ладони. И поэтому он ждал.
В связи с чем можно судить – у преступника был сообщник. Ведь ждал он не просто так. Кто-то должен был следить за Мариной и павианом, кто-то должен был сигнал подать – они возвращаются! Такие дела в одиночку не проворачивают.
Но вот как узнать, кто из проживающих в двух деревянных корпусах приехал в последние четыре дня… Об этом, будучи полностью откровенной, можно было бы узнать у Пал Палыча… Если Марину убили из-за документов Петра, то приехать сюда убийца мог недавно. Максимум за день до появления здесь Ирины. Максимум. Раньше ему тут делать было нечего.
И еще одна примета, не имеющая отношения к срокам, – убийца должен быть физически очень сильным. Высокую, далеко не худенькую Марину, судя по неснятым сапогам, ударили по голове еще в прихожей. И только потом отнесли на кровать в спальне. Причем именно отнесли, а не дотащили. Девушка постель после дневного отдыха ровно застелила покрывалом, ее так поверх него и уложили, особенно не смяв. Не взгромоздили кое-как…
Надежда Прохоровна как воочию видела события прошлой ночи. Вот Марина приходит из бара… (Где преступник прятался в этот момент? В ванной комнате, дверь которой выходит в небольшую прихожую? Или за выступом стены спальни?.. Скорее всего, в ванной. Марина успела снять в прихожей куртку, но не освободилась от сапог. А ковер в ее гостиной – густой, светлый. Вряд ли девушка, судя по ухоженным ногтям, волосам и начищенным ботфортам, большая чистюля, протопала бы в сапожищах прямо в спальню.) Преступник почему-то не дождался, пока девушка снимет сапоги и пройдет в комнаты, давая ему возможность незаметно выскользнуть из номера. Он сразу ударил ее по голове.
Может быть, Марина почему-то включила свет в ванной?..
Нет. Девушка не входила в ванную. Ее ударили не в лицо, а по голове сзади.
Может, убийца просто перетрусил и не стал дожидаться, пока хозяйка номера встретится с ним лицом к лицу и узнает? Ударил на опережение?..
Возможно. Так как задушил он ее уже позже.
И из всех этих умозаключений, как утка из густых камышей, выплывает интересный вопрос: а хотел ли преступник вообще убивать Марину? Тех, кого одним решительным ударом отправляют в покойники, оставляют валяться на полу, на кровать бережно не переносят… И в связи с этим Надежда Прохоровна все более и более укоренялась в мысли, что преступник человек неопытный, случайный и в чем-то даже совестливый. Он провел длительное время в номере рядом с убитой девушкой и так и не смог снять с ее лица подушку. Не мог видеть мертвого лица. Окровавленное орудие убийства с головы Марины снял уже Виталик. Утром. А судя по огромной луже, натекшей на постель, живая еще Марина довольно долго лежала там без сознания.
Потом, скорее всего, начала приходить в себя. Преступник испугался, что девушка откроет глаза, увидит и узнает его. Он положил подушку на лицо жертвы, еще слабой, ничего не понимающей, и крепко держал, пока она не перестала подавать признаков жизни.
Надежда Прохоровна вздохнула – вроде бы все так. Все так и было.
Но с этими догадками к милиционерам лучше не соваться. Они и без бабушки Губкиной картину убийства смогут восстановить. Тут им с погодными службами советоваться не надо, быстро дотумкают.
Но как же все-таки узнать, кто из физически крепких мужчин заселился в деревянные корпуса не позже четырех дней назад?!
Пара широкоплечих кавказцев – очень подозрительные ребята. Но они в кино сидели. Надежда Прохоровна сама их возвращение видела.
Саша-молодожен тоже сильный парень. Но он свою жену, сидящую на крылечке, пугаться бы не стал. Спокойно вошел, спокойно вышел. С Мариной не столкнулся бы. Ведь целью было не убийство! Марина долго на постели живая лежала. Ее убили гораздо позже и, судя по всему, вынужденно!
Надежда Прохоровна покрутила головой. Та-а-ак… Кто еще мужского полу проживает в деревянных корпусах?
Менее чем за сутки баба Надя не успела познакомиться с соседями. Не успела понять, кто тут живет, кто просто в гости заходил…
На регистрации сейчас с ней разговаривать не будут. Персонал перепуган до невменяемости и к разговорам не расположен.
Спросить напрямую Пал Палыча? Пусть покажет ей книгу регистрации постояльцев.
А как объяснить свое любопытство? Старческим пристрастием к подглядыванию в замочную скважину? Скажите-ка мне, Пал Палыч, какие гости в последние четыре дня приехали, они мне наиболее подозрительные?..
Нет, так дело не пойдет. Пал Палыч мужик вострый, вмиг вцепится. Надо самой мозгой шурупить.
Черт бы побрал этого Виталика с его изворотливым братцем! Никакие миллионы человеческой жизни не стоят!
Расстроенная Надежда Прохоровна кругами ходила вокруг двух бревенчатых строений, прикидывала так и этак и все никак не могла придумать – как бы половчее донести до следствия свои предположения, что искать нужно не просто физически сильного мужика, а, скорее всего, приехавшего из Москвы и как раз в обозначенное время! Как подсказать следователю еще больше сузить круг подозреваемых?!
Искала и не находила выхода. Прав тут Виталик. Вылезешь с советами, потом сам же в основные подозреваемые и залетишь. Милицейские сначала в СИЗО от греха подальше закрывают, а уж потом как следует разбираться начинают. Может такое быть?
Еще как может! Виталик и без ее влезаний первым в списке подозреваемых стоит.
Или… рискнуть? Пал Палыч вроде мужик толковый. Понятливый.
И если бы не одна мысль, делавшая все прежние размышления глупыми и бессмысленными, Надежда Прохоровна, скорее всего, и отправилась бы к охранному Шефу. Но…
Эх, тяжела ты, ноша знания. Надежда Прохоровна достала из кармана мобильный телефон и набрала номер Софьюшки.
Ведь кому еще звонить?! С кем посоветоваться? Если объевшийся успокоительных таблеток павиан бессовестно дрыхнет в своем номере…
Сказать, что Софья Тихоновна пришла в ужас от рассказа Нади, – значит сильно преуменьшить ее реакцию. Софа обратилась в панику: дражайшая подруга Наденька еще и суток не прожила в отеле, а уже – убийство!
Софья Тихоновна причитала, охала и молила скорее вернуться в Москву. Взывала к разуму и рассудку. Напоминала о годах и прочих неприятностях.
– Да не могу я, Софа, не могу! – кипела баба Надя. – Меня и Виталика категорически попросили никуда не выезжать в ближайшие дни. Как я уеду, если путевка еще на десять дней оформлена?! Как…
– Тогда приеду я, – перебила профессорская жена.
– С ума сошла? Куда ты собралась?!
– К тебе. Это я уговорила тебя составить компанию Виталию Викторовичу.
– И не думай!
– Надя, – спокойно проговорила Софья Тихоновна, – я приеду.
– Нет! Меня Арнольдыч убьет!
– А мы ему не скажем про убийство.
– Сонечка…
– Наденька. Хочешь, я сделаю вид, что с вами незнакома, а?
– Незнакома? – начиная сдаваться, повторила баба Надя.
– Да. Похожу. Послушаю. Посмотрю на все со стороны. Думаю, моя помощь в определении Ирины будет нелишней. Вам ведь теперь не с руки ко всем с расспросами приставать?
Что есть, то есть, вынужденно согласилась Надежда Прохоровна. Весь персонал отеля уже в курсе, кто и как обнаружил труп в шале, и вряд ли будет откровенен с подозрительными «родственничками».
– Хорошо, приезжай. Но с нами на людях – ни гугу.
– Конечно! Жди. К ужину буду на месте.
Надежда Прохоровна попрощалась с Софой до вечера, убрала телефон в карман и шумно выдохнула: сказать по совести, решение подруги ее обрадовало. Как груз с души упал. Софьюшка всегда была чудо как рассудительна, в суждениях нетороплива, и если уж кто и мог помочь тут разобраться, то она – в первую очередь.
– Надежда Прохоровна! – окликнул кто-то бабу Надю, и та, чуть вздрогнув (нервишки-то под основание подточены!), оглянулась. С крыльца корпуса А к ней торопился охранный Шеф. – Надежда Прохоровна, хочу сказать – все ваши слова подтвердились. Мы еще раз поговорили с Клариссой и Ангелиной Игоревной, расспросили моего парнишку Олега, который снег убирал, – все точно. Кларисса видела, как еще по снегопаду ваш племянник и Марина прошли из бара. Потом Ангелина Игоревна сказала, что сидела до самого окончания снегопада… Олег как следует вспомнил – на дорожке, которую он разгребал от снега, не было ни единого следа.
– А от реки и от леса через поляны их и сейчас нет, – буркнула Надежда Прохоровна. – Все по расчищенным дорожкам гуляют.
– Да. Так что спасибо. Избавили нас от лишней работы. У вас есть еще какие-нибудь наблюдения?
Надежда Прохоровна вздохнула. И начала изворотливо:
– Да вроде бы есть… Но боюсь ошибиться.
Я ведь еще не знаю всех постояльцев в лицо…
Можно мне в вашу книгу регистрации заглянуть?
Кто откуда и когда приехал… Кто местный, кто столичный…
Павел Павлович прищурился:
– Значит, угадал я. Есть у вас кое-что еще. Вы кого-то видели?
– Нет, – честно ответила бабушка Надя.
– Тогда зачем вам книга регистрации? Я уже тут краем уха слышал, вы с племянником кого-то разыскивали…
«Слышал, значит, – перепугалась Надежда Прохоровна. – Ох, не то ты слышал, Паша, ох не то!..»
– Это к вашему делу отношения не имеет, – отрезала. – Скажи лучше, Пал Палыч, ваши внимание обратили, как аккуратно Мариночку на постель уложили?
– Хотите сказать, у вашего племянника не хватило бы сил перенести такую тяжелую девушку, как Марина? – усмехнулся Шеф.
– Ну да, – смутилась баба Надя.
– Тогда – обратили.
– А сколько сильных мужиков в этих двух корпусах живет?
– Под подходящие параметры попадает несколько мужчин, – не стал лукавить с добровольной помощницей Шеф. – Но алиби у всех есть.
– А как же тогда…
Пал Палыч развел руками:
– Сами голову ломаем. И были бы благодарны за помощь, – сказал, но вдруг смутился, почесал в затылке. – Точнее, я буду благодарен. Князев у нас… как бы это выразиться…
– Мне не шибко доверяет, – догадливо подсказала баба Надя.
– Ну да. Ваш племянник вчера весь вечер провел с убитой, а позже труп обнаружил. Вы тоже на месте преступления до приезда опергруппы побывали…
– Значит, не верит он мне?
– Он же не слышал, как вы мне идею о снегопаде подкинули. Не мог проникнуться.
– Подумал, поди, в доверие втираюсь, – невесело хмыкнула бабушка Губкина.
– Ну-у-у, – совсем смутился глава охранников, – примерно так.
– Значит, поговорить я только с тобой, Палыч, могу?
– Увы, Надежда Прохоровна, и со мной не можете. Сегодня ночью я получил телеграмму из Краснодара – папа в тяжелом состоянии попал в больницу. У меня самолет через четыре часа. Я уже со всеми попрощался, лечу.
– А как же…
– Что – как же? – зацепился Шеф.
– Ну это… Я ж ничего здесь не знаю, мне бы поговорить с кем… – зачастила баба Надя. Ну что за невезение! Такой толковый мужик, и вдруг – уезжает!
– А о чем вы хотите поговорить?
– Да так… о людях. Кто где живет. Давно ли.
– О людях? – прищурился Пал Палыч. Огляделся по сторонам и внезапно улыбнулся: – Пойдемте. Представлю вас нашей местной знаменитости. Вы ведь еще толком с Ангелиной Игоревной не познакомились?
– Это которая в беличьей шубке? Полночи на веранде просидела?
– Да. Ангелина Игоревна главный режиссер областного драмтеатра. Сейчас, правда, уже на пенсии, но еще консультирует, помогает своим ученикам… Пойдемте, я вас познакомлю. Ангелина Игоревна часто отдыхает у нас, знает всех и вся, и уж если вам нужно с кем-то о постояльцах поговорить, то с ней удобнее всего. Она, так сказать, в теме. – Он подвел Надежду Прохоровну к крыльцу корпуса А, замер на секунду и, обернувшись, усмехнулся. – Вот чует мое сердце, есть у вас какие-то догадки. Есть? Надежда Прохоровна пожала плечами.
– За племянника боитесь?
– Да как сказать…
– Ну ладно, ладно. Надеюсь, когда приеду назад через несколько дней, вы для откровенности уже созреете.
Ангелина Игоревна Боровицкая выглядела существенно раздраженной: нервно топала по своему небольшому уютному номеру, причем была почему-то в уличной обуви – нарядных прошитых сапожках с кусочками меха и бусинами на голенищах.
– Проходите, проходите, – говорила, старательно скрывая досаду. – У тебя, Паша, опять какие-то вопросы? – Надежду Прохоровну за спиной рослого визитера она как будто не заметила.
– Не совсем, Ангелина Игоревна, – неловко вступил Шеф. – Хочу познакомить вас с Надеждой Прохоровной. Она очень помогла следствию, и у нее, в свою очередь, есть кое-какие вопросы, которые она следственной бригаде почему-то задавать не хочет… Не могли бы вы ей помочь с разъяснениями?
– С разъяснениями – чего? – спросила Боровицкая, с интересом разглядывая крупноносую бабушку, замершую у порога. В вязаном берете и добротном пальто с норковым воротником, та стояла у двери, пряча неловкость под маской несомненного достоинства.
– Да вот, я думаю, Надежда Прохоровна сама вам скажет…
Ангелина Игоревна чуть поспешно, перебивая, кивнула и задала странный вопрос:
– Паша, ваши все еще по крыльцу снуют?
– Есть немного, – с пониманием вздохнул Шеф.
– И когда все это закончится?
– Не знаю. Думаю, скоро. – И улыбнулся. – Ваше место заняли?
Ангелина Игоревна с досадой махнула рукой.
– А вы идите на крыльцо Надежды Прохоровны. Там тихо, никого нет.
Причина раздражительности главрежа на пенсии открылась, когда две дамы уже шагали к открытому крыльцу-веранде корпуса Б.
– Понимаете, Надежда Прохоровна, – на ходу говорила Боровицкая, – терпеть не могу, когда в комнате накурено. Хотя сама дымлю как паровоз уже лет сорок, задымленных помещений просто не выношу! Обычно выхожу перекурить на свежий воздух, сажусь в кресло на веранде – я всегда снимаю один и тот же номер на первом этаже шале – и дымлю в свое удовольствие.
Надежда Прохоровна оглянулась на корпус А, на крыльце которого развалились в креслах два парня: один в форменной милицейской тужурке, второй в штатском.
– Но сегодня на моей любимой веранде – полнейший бедлам!
Ангелина Игоревна шагала хоть и торопливо, но корявенько: помогала себе при ходьбе изящной тросточкой с костяным набалдашником. Милицейские работники, конечно, знать не знали, что оккупировали любимое место для перекура областной знаменитости, и теперь пожилая культурная дама поглядывала в их сторону весьма недовольно. Она, пыхтя, доковыляла до веранды, сразу опустилась в то самое кресло, где вчера сидела Кларисса, и, стремительно зажав трость между колен, достала из кармана шубки пачку «Мальборо». Зажала сигарету зубами и принялась обыскивать карманы.
– Надежда Прохоровна, у вас, случайно, за жигалочки нет? – спросила невнятно.
Мадам Губкина, не раз видевшая, каким нетерпеливым бывал Вася без папирос, с сочувствием покачала головой.
– Уф! Нашла! – Ангелина Игоревна с удовольствием затянулась, выпустила дым и только тогда переставила трость в угол веранды.
«И чего она так маялась? – усаживаясь в соседнее кресло, подумала баба Надя. – Шла б на свое крыльцо, молодежь ей место, поди, уступила бы… Вон, они там тоже дымят… – Потом подумала секунду и решила: – Наверное, они ей чем-то не понравились. Или суеты режиссер не любит – когда туда-сюда перед глазами бегают?..»
Боровицкая выпускала густой дым изо рта и ноздрей, былое напряжение уступало место расслабленности и умиротворению; Ангелина Игоревна уже приязненно поглядывала на соседку и думала: чем эта пожилая тетушка (кстати, похожая на Фаину Раневскую) смогла помочь следственной бригаде?
– Надежда Прохоровна, вы хотели меня о чем-то спросить?
Добродушное, слегка курносое лицо главрежа в едва заметных пятнах старческой гречки абсолютно избавилось от прежнего недовольства, Надежда Прохоровна пожевала губами и оформила первый вопрос:
– Ангелина Игоревна, вы тут часто отдыхаете?
– Несколько раз в год. Преимущественно в межсезонье: я сюда за тишиной приезжаю.
– А вы… знакомы с Вероникой? – Почему-то бабу Надю больше всего занимала та самая «пьющая извозчица», ни разу так и не появившаяся в обеденном зале отеля.
– С Вероникой? – Брови Боровицкой уползли вверх под пышную челку с рыжеватой, подкрашенной проседью. – Конечно. Она наша местная достопримечательность. Поэтесса.
– Ах, поэтесса… Да еще знаменитая…
– Ну, не совсем. – Ангелина Игоревна покрутилась в кресле, устраивая удобнее спину, и добросердечно, видимо в благодарность за приглашение покурить на чужом крыльце, спросила: – Вы откуда будете, Надежда Прохоровна?
– Из Москвы.
– Ах, из столицы, – полностью дублируя только что прозвучавшую интонацию бабы Нади, пробормотала режиссерша. – Тогда вам будет тяжело понять… Наш город, Надежда Прохоровна, хоть и областной центр с полумиллионным населением, но, как говорит один из моих приятелей, весь спит под одним одеялом. Все более или менее заметные люди друг друга знают или хотя бы друг о друге наслышаны. Вероника – личность заметная.
– Почему? – заинтересованно наклонилась вперед бабушка Губкина.
Боровицкая затушила в пепельнице сигарету, сразу достала вторую…
– А чем вызван ваш интерес, Надежда Прохоровна?
Тон главрежа ясно давал понять: не знаю, как у вас в столицах принято, а у нас в провинции воспитанные дамы не сплетничают… Прощаясь с Ангелиной Игоревной, охранный Шеф просил ее поговорить с Надеждой Прохоровной откровенно и без обиняков. Чем-то там эта гражданочка наверняка следствие поразила… Но, судя по тону вопроса, к числу «откровенных» кумушек главрежа драматического театра отнести было никак нельзя. Расспросы Надежды Прохоровны ее не столько настораживали, сколько были неприятны в целом. Она не собиралась, расслабившись в тихом уголке на припеке, с удовольствием перемывать кости ближним.
– Мне надо, Ангелина Игоревна… – туманно, но настойчиво проговорила баба Надя, – очень надо знать.
– Ах, надо… Вы увлекаетесь детективной литературой? – спросила Боровицкая насмешливо.
– Моего племянника подозревают в убийстве, которого он не совершал.
Лицо Ангелины Игоревны утратило саркастическую усмешку, стало серьезным. Немного подумав, она кивнула, признавая повод для расспросов серьезным:
– Вероника дочь известного хирурга. Иван Христофорович лучший хирург-кардиолог нашего города. Сейчас он мало практикует, больше консультирует, но когда-то… – Боровицкая затянулась, пых-пых, – пациенты к нему в очередь стояли.
– Вероника пьет? – в лоб спросила баба Надя.
Режиссерша поморщилась.
– У Ивана Христофоровича двое детей. Старший сын бизнесмен, живет в Москве. Очень успешен. Вероника… Вероника головная боль всей семьи. – И внезапно улыбнулась. – Лет пять назад написала пьесу в стихах. Вычурную, с претензией. Несколько месяцев атаковала меня просьбами…
– А брат? Брат Вероники?
– Брат? Он в Москве, стихов не пишет. Женат, кажется, есть дети… Кстати! Вы обратили внимание на молодого человека из вашего корпуса – брюнет, всегда в темном костюме, подтянут? У меня создалось впечатление, что он приставлен к Веронике для надзора. – Надежда Прохоровна с непониманием вытянула губы, и Боровицкая объяснила: – Брат Вероники – вот убей бог, не помню, как его зовут! – сразу после школы уехал в Москву, поступил в МГУ и остался в столице. Сейчас он обеспечивает всю семью деньгами и очень переживает за Веронику – она в пьяном угаре совершенно неадекватна… Так вот, у меня создалось впечатление, что этого паренька, его, как я слышала, Ростиславом зовут, он направил в дом отдыха приглядывать за сестрой. Вчера поздно вечером я наблюдала картину – Вероника выскочила из корпуса в одних шлепанцах и побежала к бару на причале. Ростислав отправился за ней. Не знаю, что он там сказал бармену, но Вероника вышла оттуда довольно быстро и без добавочной бутылки в руке.
Надежда Прохоровна прищурилась, вспоминая… Высокого парня в темно-синем костюме она тоже приметила. Он жил на первом этаже по соседству с номером «пьющей поэтессы-извозчицы».
– Сегодня утром я видела, как в ваше шале проходила медсестра с чемоданчиком и капельницей. Думаю, это к Веронике. Вы понимаете?
– Чего уж не понять, – кивнула баба Надя. Ее почти племянница Анастасия тоже частенько бегала с капельницей. Мужиков из запоев выводила. – Ангелина Игоревна, а вам знакомы два кавказца из нашего корпуса?
– Нет. Я их впервые увидела.
– А они давно здесь появились?
Главреж подняла глаза на куцее облачко над лесом:
– Я живу здесь третью неделю… Когда они появились?.. Не помню. Кажется, дней пять назад.
– А они местные?
– Да откуда я знаю? – поразилась Ангелина Игоревна. – Раньше я их не видела, ребята ведут себя тихо. Не пьют, не сквернословят. Девочек не приглашают…
Загорелые плечистые кавказцы все больше и больше интересовали сыщицу Губкину. Она бы и вовсе на них сосредоточилась, но алиби… Алиби у них было не просто с чьих-то слов, Надежда Прохоровна сама вчера видела, как они из кино вернулись.
– Ангелина Игоревна, а вы не знаете, какой-нибудь второй выход из кинозала в центральном корпусе есть?
– Должен быть. В заведениях масскульта всегда есть противопожарные выходы. Поверьте мне, как человеку, год жизни убившему на общение с пожарной инспекцией.
– Да-да. – Надежда Прохоровна оставила в памяти зарубочку – исследовать кинозал, его выходы и возможность исчезнуть оттуда незамет но – и продолжила: – А кто еще живет в наших двух корпусах?
Ангелина Игоревна поерзала в кресле. Видимо, даже признавая оправданность расспросов этой странной пенсионерки в берете, она продолжала чувствовать неловкость…
– Вас интересует кто-то конкретно?
– Да. Высокий такой спортивный мужчина с седыми прядками из моего корпуса.
– А-а-а… – Боровицкая смешно наморщила нос. – Константин Георгиевич. Он любит, когда местный персонал называет его «генералом», хотя, по сути, всего лишь полковником в отставку вышел… Импозантный тип. Я давно его знаю. – В голосе главрежа проступала насмешка, Надежде Прохоровне показалось, что о «настоящем полковнике» она заговорила с удовольствием. В словах проскальзывало что-то личное.
И потому, несмотря на то что местные персонажи интересовали бабушку Губкину меньше всего, разговор о полковнике она продолжила в целях наведения мостов. Сделала лицо внимательным и тем подтолкнула к продолжению.
– Константин Георгиевич много лет командовал нашей КЭЧ. Знаете, что это такое?
– Нет.
– Квартирно-эксплуатационная часть. Хорошая должность. Как-то лет двадцать назад у меня колосники перед премьерой обвалились… – Оживившись от воспоминаний, Ангелина Игоревна налегла всем корпусом на подлокотник. – Был форменный ужас! Весь город в афишах, обстановка в театре соответственная – состав пьет в гримерках валерьянку: колосники задействованы в двух актах. – Стряхнула пепел, затянулась. Пых, пых. – Что делать? Я бегом в городскую администрацию, в областную – спасите, помогите, срывается спектакль. А мне – увы, Ангелина Игоревна, фонды исчерпаны, людей нет, идите к военным, к пожарным, авось помогут. Я к Константину Георгиевичу. Падаю в ноги. Тот мне: конечно, Ангелина Игоревна, поможем родному театру, как не выручить. – Пых, пых. – Работа, надо отдать должное Константину Георгиевичу, закипела. Колосники повесили в срок, но, – Боровицкая лукаво усмехнулась, – пока солдатики под потолком над сценой ползали, наш славный командир успел закрутить три – три! – романа с моими актрисами. Причем один из них почти всерьез с примой Людочкой. – И довольно откинулась на спинку кресла. – Каков, а? Казанова, донжуан и просто кот мартовский!
– Женат?
– А как же! И многодетен. Жена – что твой бригадный генерал. Костик ее до смерти боится, она внучатая племянница какого-то там маршала. Но, – пых, пых, – романы крутит везде, где только представляется возможность. – Ангелина Игоревна рассмеялась, припомнив, видимо, что-то веселое и пикантное из приключений начальника квартирно-эксплуатационной части, и с симпатией посмотрела на бабу Надю, предоставившую ей возможность окунуться в прошлое. – Кстати, любезнейшая Надежда Прохоровна, совершенно случайно я знаю, что у Константина Георгиевича непробиваемое алиби. Вчера примерно в полночь он звонил в главный корпус из своего номера и просил отменить утренний массаж. У него какая-то там сыпь на коже появилась. А все звонки и просьбы гостей фиксируются в журнале, и, если человек позвонил не из своего номера, это тоже будет заметно – пульт санаторного коммутатора снабжен эдакими огоньками, они загораются и показывают, откуда поступил звонок, не шутит ли кто со своим соседом, отменяя его процедуры. Понятно?
– Ну… да.
– Можете исключить Константина Георгиевича из списка подозреваемых. Его алиби уже проверили по журналу, убить эту несчастную девушку он не мог.
Надежда Прохоровна задумчиво посмотрела на гуляющих вдоль берега отдыхающих, – «настоящего генерала» она вообще ни в чем не подозревала. Он местный, к московским заморочкам отношения не имеет… И, пожевав губами, сказала:
– А знаете, Ангелина Игоревна, мне почему то показалось… Я ведь первая после Виталика в Маринин номер зашла, все видела… Мне почему-то показалось, что ее вовсе убивать не хотели. Боровицкая пытливо посмотрела на странную бабушку, занявшуюся расследованием, покрутила головой, и Надежда Прохоровна, найдя в ней заинтересованного слушателя, поведала о своих умозаключениях.
Поведала и неожиданно услышала:
– Браво! Браво, Надежда Прохоровна, вы – гений сыска! По мнению медэксперта, все имен но так и произошло.
Честно говоря, поразилась баба Надя не столько комплименту, сколько информации, в нем проскочившей:
– А откуда вы знаете мнение эксперта?
– Я давно знакома с Семеном Яковлевичем. Наши общие друзья отдыхали в этом санатории и представили нас. Семен Яковлевич – эксперт от Бога! Нет – просто бог! Его много лет переманивают из райцентра в область, в столицы приглашали, но он всегда отказывается. Помимо медицины, у него еще одна страсть – Семен Яковлевич селекционер. Он ни за что не оставит любимые грядки, обожаемый сад. Здесь его родина, друзья…
– Так что он вам сказал? – слегка нетерпеливо перебила баба Надя.
– То же самое, что и вы: убийство не было первоначальной целью. Семен Яковлевич забегал ко мне поздороваться и чайку попить, так вот, по его однозначному мнению, между ударом по голове и непосредственно смертью от асфиксии прошло не менее получаса, и так же положение тела и прочие нюансы указывают на то, что убийца человек неопытный, случайный.
– Значит, он оставил какие-то следы? – оживилась сыщица Губкина.
– Увы, не очень существенные. Номера в отелях, Надежда Прохоровна, помещения далеко не стерильные, там масса всяческих следов, а тут еще, по всей видимости, горничная небрежная, да и преступник за собой кое-что подтер. Я же на веранде до двух часов ночи сидела, время было…
– Вот то-то и оно, – пробормотала баба Надя, – вот то-то и оно. Время!
– Надежда Прохоровна, – весело сказала Боровицкая, – а вы, мгм, занимательная дама. Раньше расследованиями занимались?
– Было дело, – скромно потупилась пенсионерка.
– Да ладно, – с веселой недоверчивостью отмахнулась главреж, и Надежда Прохоровна еще более скромно, но многозначительно вздохнула. – Неужели и раньше участвовали в расследовании убийства?!
– Было дело…
– Ну надо же! А я смотрю, Павлуша к вам доверием проникся, привел ко мне. А у Павла, я вам скажу, – глаз алмаз! Отменный нюх на таланты из народа. Несколько лет назад он ко мне такую бесподобную девочку из районной самодеятельности привел – просто чудо!
Ангелина Игоревна вдруг осеклась, внимательно посмотрела на исключительно талантливую бабушку Губкину:
– У вас ведь есть еще какие-то вопросы, Надежда Прохоровна?.. Спрашивайте. Отвечу как на духу.
Большой аванс. Надежда Прохоровна поблагодарила взглядом и сказала:
– Ангелина Игоревна, а кто из проживающих в шале не ваш, не местный? Кто из столицы? И сразу, если сможете, припомните – конкретно меня интересуют люди, заселившиеся в ближайшие четыре дня.
Боровицкая, которую, видимо, все-таки захватило расследование, старательно нахмурилась, задумалась:
– Мне кажется, молодожены из вашего корпуса заселились дня три назад… Да, точно. Потом… кавказцы, но об этом мы уже говорили. Еще Вероника с Ростиславом три дня назад приехали… Ах да! Семейная пара из моего шале примерно в то же время заселилась!
– Это кто ж такие? – прищурилась баба Надя.
– Ну-у-у… женщина такая худенькая в серебристом норковом манто. Муж ходит в куртке стального цвета, курит трубку… Вспомнили? Они живут на первом этаже в моем корпусе. Он, насколько я успела узнать, архитектор…
– Ему Марину не поднять, – перебила Надежда Прохоровна, – у него правая рука сохнет, он ею еле ложку до рта доносит.
– Да? – удивилась Ангелина Игоревна. И дальше продолжать не стала. Замолчала.
По сути дела, старый опытный главный режиссер удивилась своей редкой ненаблюдательности. Обычно за ней такого не водилось… Ангелина Игоревна считала себя человеком с верным глазом, его цепляла любая мелочь, нестыковка…
Хотя… в основном это проявлялось на репетициях…
Но тем не менее, припомнив, что ведь и вправду архитектор из второго номера ест неуверенно, она прониклась к московской бабушке еще большим доверием. Не зря, не зря Паша взял ее под крыло! Пенсионерка – редкий сыщицкий талант.
– Эх! – в свою очередь огорчалась носатая бабушка. – Мне бы на книгу регистрации взгля нуть! – И с надеждой посмотрела на Ангелину Игоревну. – Вы сможете это устроить? Мне бы хоть одним глазком!
Боровицкая задумчиво посмотрела на лес, погладила пальцами в тонкой перчатке гладкий подлокотник кресла.
– Устроить, устроить… – пропела задумчиво и внезапно спросила невпопад: – Надежда Прохоровна, вы замужем?
– Вдова я, – слегка оторопело отозвалась та.
– Жаль, жаль… А муж, случайно, не военным был?
– Нет. Электрик, Вася, на заводе, – по пунктам предупредила баба Надя возможные вопросы.
– Досадно… То есть все это вкупе досадно! – смутилась главреж. – Драгоценности вы не носите, муж штатский…
На взгляд бабы Нади, Боровицкая несла полнейшую околесицу.
– А при чем здесь драгоценности? – спросила недоуменно.
– А при том, – значительно проговорила Ангелина Игоревна. – Всем в этом отеле руководит одна занимательная дамочка – Зинаида Федоровна. Без нее вам ни один портье или администратор ничего не покажет, даже если об этом попрошу я.
– А саму Зинаиду вы попросить можете?
Ангелина Игоревна резко отпрянула:
– Увольте. Увольте, дорогая Наденька! Идти на поклон к Зинаиде – выше моих сил! – И, подслащивая отказ, морщась, спросила: – Вы ее видели? На троне
Надежда Прохоровна кивнула. Императрицу с начесом на выбеленных волосах трудно пропустить.
Но Ангелина Игоревна, отметив, что талантливая москвичка все же огорчилась, погладила Надежду Прохоровну по локтю:
– Не обижайтесь. Есть вещи, через которые я не могу переступить.
– Вы, как это… враждуете? – наугад спросила баба Надя.
– Я?! С Зиной-занозой?! – Боровицкая рассмеялась, запрокинув голову. – Надо же такое придумать. Мы, Надежда Прохоровна, обходим друг друга вежливым молчанием.
– Почему?
– Вы все-таки обиделись, – пытливо приглядываясь к собеседнице, сказала Ангелина Игоревна. Вздохнула, прикурила очередную сигарету и, пряча зажигалку в карман, сказала: – Ладно, так и быть, расскажу вам любопытную историю. – Пых-пых. – Лет тридцать назад… или чуть больше… Не важно! У нас построили огромный центр бытовых услуг. Ну, знаете, химчистка там, прачечные, ремонтные мастерские… – Пых, пых. – И вот Зинаида Федоровна была там главным администратором. – Ангелина Игоревна очертила рукой большой полукруг. – Представьте. Современное здание из стекла и бетона. Огромный холл с лестницами и высоченными потолками. Множество указателей, дверей, табличек, подсказывающих направление, но граждане все равно путаются… И вот в центре всего этого великолепия – стеклянный стакан. Наподобие того, в котором раньше уличные регулировщики сидели. И в том стакане за столом – царица. Со взбитой прической, тогда еще золотыми зубами… Золото, впрочем, везде – в ушах, на шее, на пальцах… Сидит в стакане наша Зина. Сидит руководит. Мимо нее не то что посетитель – муха незамеченной не проскользнет! – И вдруг с доверительной печалью в голосе: – У меня костюмерши плакали. Расписание назначали, кому в следующий раз костюмы в чистку отвозить. Зина – заноза. И, к моему несчастью, – театрал. Она все наши тюки с костюмами лично перебирала, все пуговицы пересчитывала, оборки теребила… В общем, девочки плакали. – Боровицкая затушила сигарету, откинулась на спинку кресла и подняла глаза к небу. – Лет пятнадцать назад у нас был капустник. На сцене молодежь веселится, мэтры блещут, зал полон: из кулис выходит фигура в пышном платье екатерининских времен – белокурый парик всклокочен, в руках на манер державы и скипетра внушительная пика-заноза и химическая колба. Вокруг фигуры подобострастно мельтешит свита в синих форменных халатах, похожих на спецовки дома быта, царица эту свиту понукает, тыкает в зады «занозой»…
В зале хохот. Зинаиду узнали все. Тем более что в городе ее не очень-то любили, она, знаете ли, из рода тех дамочек, которые до судорог лица хотят быть начальницами…
И вот в зале хохот. А первые ряды занимает местная администрация. Они у нас все как на подбор театралы и любители позубоскалить, наши капустники никогда не пропускали…
Ангелина Игоревна вздохнула:
– Согласна – молодежь слегка переборщила. Я этот номер не видела… Он для всех был сюрпризом. Но Зинаида Федоровна посчитала себя оскорбленной. И мало того! – Боровицкая недоуменно скривилась. – Отомстила! Где-то через год мы запускались с Шекспиром. «Много шума из ничего». Последний прогон. Все на нервах. И вот Людка – Беатриче чертова! – выливает на белое платье стакан томатного сока. Все в панике: завтра премьера! Хватают костюм, везут в химчистку. Утром приезжают забирать – пропал костюм! И мало того! Людочка попросила ко стюмеров захватить еще и костюмы из первого акта – освежить! – Ангелина Игоревна так огорчилась, вспоминая давнюю историю, что даже ладонью, больно треснувшись о подлокотник, ударила. – Катастрофа. Людмила девушка крупная, ей из шекспировской эпохи только костюм кормилицы из «Ромео и Джульетты» налезает. Да и тот коротковат. Людмила в плач: Беатриче фигура ключевая. На премьеру выпустили Танечку из второго состава. Хорошо, хоть Бенедикт заслуженным был, вытащил спектакль. А так… – Ангелина Игоревна расстроенно махнула рукой.
– Костюмы-то нашли потом? – сочувственно спросила баба Надя.
– Конечно нашли, – тускло отозвалась собеседница. – В углу под тюками со шторами из филармонии. Сказали – случайно затерялись.
– Но вы не верите?
– Конечно нет, – фыркнула Ангелина Игоревна. – Мои девочки говорили, что под те тюки лазили. Никаких костюмов там не было, да и быть не могло. Они должны были вычищенными на плечиках висеть! Кто-то нашептал потом: мол, Зинаида их под тюки запрятала. Да разве докажешь! – Ангелина Игоревна замолчала, печально разглядывая белоснежные полянки, Надежда Прохоровна тактично кашлянула и попыталась выдернуть ее из грусти:
– Кхм, Ангелина Игоревна, а при чем тут муж военный и драгоценности?
– Ах да, – улыбнулась главреж, отогнала печаль. – У нашей Зинаиды слабость к побрякушкам. В своей домбытовской ювелирке она постоянно себе что-то изготовляла – массивное, богатое. Так чтоб в глаза за километр бросалось. И если бы на вас было хоть одно заметное ювелирное украшение, вы с Зинаидой Федоровной мгновенно нашли общий язык. Она людей в приятели по статусу и драгоценностям выбирает.
– А муж военный?
– О-о-о, это вторая слабость нашей Занозы. Военные. Ее покойный муж был капитаном, если я не ошибаюсь, каких-то строительных войск. И если бы вы каким-то боком имели отношение к военным, то очень быстро подружились бы с Зиночкой. Она обожает рассказы о военных гарнизонах, вечно ищет общих знакомых.
– А как Зина на работу сюда устроилась?
– Устроилась? На работу? – усмехнулась главреж. – Этот пансионат принадлежит ее сыновьям – Петру и Павлу! Они близнецы.
Надежда Прохоровна удивленно покачала головой.
– А вы решили, Зинаида Федоровна тут тоже главным администратором подрабатывает?
– Ну да…
– Нет, что вы, она тут – в ссылке. В резервации.
– ???
– Несколько лет назад сыновья дружно женились. Зинаида попыталась и их семьями руководить, но не на тех невесток нарвалась. Девочки, слава богу, умненькие попались, мигом смекнули: дать поблажку – потом на шею сядет. И отправили свекровь сюда. Можно сказать, на привычную службу – приглядывать, распоряжаться (точнее, кровь у персонала пить), быть в курсе всего.
Надежда Прохоровна некоторое время помолчала, разглядывая чисто метенный пол веранды, и, извинившись, встала:
– Мне надо отойти на минуточку. Один звоночек сделать.
Ангелина Игоревна понятливо улыбнулась и, устроившись удобнее, подставила лицо зимнему солнцу.
А баба Надя забежала за угол дома, достала телефон и быстро повторила вызов последнего абонента:
– Софа? Ты еще не выехала?
– Нет. Жду Рому, он обещал меня отвезти.
– Тогда слушай сюда. Обязательно надевай в поездку свою норку и побольше драгоценностей из наследства.
– Зачем?!
– Надо. Тут, знаешь ли, одна дамочка есть, всем в отеле руководит. Но к ней на кривой кобыле не подъедешь – форс нужон. Так что не скромничай, оденься побогаче и направо-налево: жена профессора, мол, фу-ты ну-ты.
– Зачем? – уже без прежнего напора спросила скромнейшая Софья Тихоновна.
– Она тут все дела решает, все знает. Ты ее сразу заметишь – надутая такая барыня, волосы с перекисью, сидит как царь на параде.
– А-а-а… нам обязательно нужна эта женщина?
– Всенепременно. – За время общения с культурным профессорским окружением баба Надя нахваталась всяческих умных слов и теперь с удовольствием пускала их в оборот (с особенной любовью поражая соседок-кумушек на лавочках).
По совести сказать, Софа и раньше-то так выражалась. Да кто ж ее тогда слушал? Сестра Клавдия ее чуть ли не блаженной считала, вечно рот затыкала.
А вот поди ж ты… Сама замуж за профессора вышла, Прохоровну к культуре подтянула… Скажи кому раньше на родимом заводе, что сидела вот так запросто с главным режиссером театра, беседовала – никто б и не поверил! В кулаки бы прыскали – куда тебе, Надя, в калашный ряд…
Ан нет. Сидела с режиссершей как ровня. Разговаривала.
Права Софья – человека делает окружение.
А какое раньше окружение у крановщицы мостового крана было? Малообразованное, да по большей части пьющее…
* * *
Софья Тихоновна ехала на заднем сиденье большого джипа Романа и уговаривала себя учиться быть надменной. Не смотреть по сторонам – а взирать, не говорить – вещать, не идти – а шествовать.
Тяжелая наука. Для дамы истинной дворянской крови. Для человека насквозь скромного и напрочь добродушного. Пребывая в статусе жены профессора неполных два года, Софья так и не научилась нести голову высоко задранной. Поднятой – да, она и раньше так ходила. Но вот задиристости не хватало. Всегда оглядывалась – не обидела ли кого, не задела ненароком, любимую мозоль не отдавила?
Вадим пенял ей за излишнюю робость, поражался, почему порой начитанная и самодостаточная Софья слушает напыщенные рассуждения всяческих самоуверенных господ и дамочек, перевирающих вопросы из школьной программы.
По мнению же Софьи Тихоновны, отсутствие у нее высшего образования – отдельное мерси сестре Клавдии – сильно подрывает реноме супруга. Она не ввязывалась в словесные баталии, боясь наткнуться на вопрос: простите, а у вас какая специальность? Какой вы институт закончили?..
После одного такого вопроса Софья Тихоновна надолго почувствовала себя кухаркой, прачкой, поломойкой… Другая долгая жизнь была у Софьи Тихоновны.
Вадим же говорил, что это непонятно откуда взявшаяся плебейская трусость и бабская впечатлительность.
Быть может. Но теперь у Софьи Тихоновны появилась возможность опробовать крепость осанки в боевых условиях. В обстановке, где ее никто не знает, где примут по одежке и драгоценностям, где есть возможность, никого не удивляя и не отвращая себя, опробовать лицо и статус.
«А вдруг мы с Вадимом вовсе не сочетаемся?! – подумала в который раз, и сердце сжалось. – Вдруг звание жены ученого с мировым именем идет мне как начищенная медная табличка старой облупившейся двери?!»
Выходя из квартиры в новой, подаренной мужем норковой шубке (Вадим смеялся – ты хоть прогуливай ее иногда, проветривай!), она вдруг с удивлением услышала собственный голос. Еще даже порог не переступила, еще только Роме «Здравствуй» сказала. «Бери, Ромочка, чемодан, он нетяжелый…» И тут же начала оправдывать свой непривычно парадный вид:
– Тут, Рома, Наденька позвонила. Попросила понаряднее одеться и драгоценностями увешаться…
По совести сказать, если бы тетушка не начала мямлить что-то про наряды и драгоценности, Савельев в жизни бы внимания не обратил, во что она одета! Шуба как шуба. У Машки покруче будет. Колечко на пальце сверкает – нормально. Как большинство мужчин, наряды близких женщин редко останавливали его вдумчивый взгляд. Если только нелепостью.
– …Наверное, хочет кого-то разыграть, – стыдливо лепетала тем временем дядина жена и то неловко теребила пальцами кусок шубейки, то прядку за ухо заправляла…
Савельев понял, что это неспроста, поставил чемодан на лестничную площадку и критически оглядел Софью Тихоновну.
Поднял вверх большой палец – руки тетушки еще судорожнее затеребили шубейку – и понял, что одного этого жеста будет недостаточно. Сказал:
– Софья Тихоновна – высший класс! Все в меру, все шикарно.
– Да?
Это тихое, с надеждой произнесенное «Да?» ударило боксера под дых. Савельев чуть не взвыл.
Черт побери! Софья Тихоновна – умница, дворянка! супруга профессора, дама с манерами жены английского посла – трусит ехать в какой-то санаторий!
И что это ей вдруг втемяшилось, что она ведет себя как-то неправильно?!
Неужели оттого, что окружают ее сейчас люди сплошь из научной элиты?! И она комплексует, чувствует себя неровней…
Дичь какая-то. Старорежимная. Ни за что бы не подумал, что большую умницу Софью Тихоновну могут сбить с толку какие-то тряпки и побрякушки! Почему она вдруг стала смущаться своих приличных, чинных платьев?!
Да у английских аристократов специальные слуги подходящих габаритов новую одежду и обувь разнашивают, дабы те не бросались в глаза кичливой новизной! Блеск и лоск не заменят элегантности.
Эх, женщины, женщины, кто ж вас поймет, вздохнул Савельев. Самую толковую из вас чужие тряпки и домработницы с толку сбивают.
Роман посмотрел на тетушку сверху вниз, по ее ответному взгляду понял, что вопрос ее волнует не по-пустому, не дежурно, и решил помочь:
– Софья Тихоновна, вы выглядите на миллион. А если в отеле меня примут за вашего шофера, впечатление будет отпадное!
Роман бережно усадил дядину жену на заднее сиденье джипа и с саркастической улыбкой всю дорогу наблюдал в зеркало за переменчивыми гримасами ее лица.
Училась тетя. Готовилась сразить кого-то наповал.
Наповал, надо сказать, Софья Тихоновна сразила Надежду Прохоровну.
В дороге подруги два раза перезванивались – баба Надя ценные указания Софе раздавала и, подгадав время приезда последней, вышла «прогуляться» по дорожке у главного корпуса.
К парадному крыльцу подъехал джип. Узнав Ромину машину издалека, Надежда Прохоровна чуть отвернулась, посчитала ворон по сторонам, скосила глаза к автомобилю и чуть не выронила вставную челюсть.
Из джипа выбралась персона. Непокрытая голова сверкала лаком для волос, полы шубы разлетались; Роман галантно поддержал Софу под локоток, та даже кивком не поблагодарила за услугу. Подобрала полы шубы и, не дожидаясь «шофера», шагом державной особы прошествовала к крыльцу.
Надежда Прохоровна поправила берет и рысью устремилась вслед.
Пристроилась в сторонке у доски объявлений. Софья Тихоновна надменно выложила паспорт перед портье.
– Для меня зарезервирован люкс, – сказала громко и, словно проверяя, годится ли для нее данное заведение, обвела глазами холл.
Надежда Прохоровна убралась поглубже в райские кущи: за приездом персоны наблюдала не только она. Опытная во всяческих статусных нюансах Зинаида Федоровна глядела, как могучий, «породистый» Рома в куртке отличного качества заносит в холл багаж надменной гостьи.
(Про чемоданы надо сказать отдельно. В этом году сбылась мечта Софьи Тихоновны: Вадим Арнольдович свозил ее весной в Вену. Именно весной, конкретно в Вену. Когда цветут каштаны и акации, когда вся австрийская столица кажется сплошным музыкальным праздником.
Специально для этой поездки был куплен шикарный багажный набор из тисненой коричневой кожи, включающий в себя несколько маленьких обворожительных дамских сумочек – кофр, несессер, ридикюль…
Вадим Арнольдович обожал баловать свою скромницу жену. Куда ж еще девать гонорары за лекции и статьи, скопившиеся за время холостяцкой, почти монашеской жизни?!)
Софья Тихоновна взяла со стойки глянцевый проспект с видами «Соснового бора», небрежно пролистала и принялась им обмахиваться.
– Поставь чемоданы и езжай, – сказала Роме повелительно, практически не глядя в его сто рону. – Вадим Арнольдович вернется сегодня поздно, заберешь его с работы.
Только хорошо знающая боксера баба Надя поняла, почему он опустил голову якобы в ливрейном поклоне: Савельев кусал губы и старался не заржать.
– У вас всегда так жарко? – капризно спросила гостья девушку-портье.
– Только зимой, – нелогично ответила та и от греха подальше спрятала глаза в бумажках.
Софа фыркнула, как рассерженная кошка, и, обмахиваясь проспектом, стала бродить, дожидаясь окончания оформления и гостиничного боя, запаздывающего за багажом. «Случайным» взглядом зацепилась за разнаряженую Зину, кивнула ей рассеянно и немного приоткрыла шубу, позволяя лампам сверкнуть на бриллиантовой броши, приколотой на шелковую блузку.
Зинаида вернула кивок со всей возможной любезностью.
«Подействовало», – обрадовалась баба Надя в кущах. И только что ладошки возбужденно не потерла друг о друга. Посмотрела сквозь пальмовые листья в широкое окно и чуть повторно не выронила челюсть: на улице, почти на углу прозрачной бухгалтерской коробки, Роман обнимался с кавказцами.
От неожиданности представленной картины Надежда Прохоровна едва не ломанулась сквозь кущи и кадки прямиком на улицу. Даже в пальмы лицом уткнулась… Но одумалась. Да и события, развивающиеся вокруг «императорского» трона, становились достойными любой остановки: две «статусные» дамы, как две обнюхивающиеся кошки, старательно производили друг на друга впечатление.
Софья Тихоновна, обмахиваясь и посверкивая перстнем и брошкой, дошла до крошечного кофейного столика перед «императрицей», поглядела свысока на малюсенькую фарфоровую чашечку:
– Хоть кофе… здесь приличный делают?..
Зинаида, поправив массивный кулон с прозрачными цветными камушками, произнесла подчеркнуто:
– Для меня – вполне.
Сюжет развивался в традициях, баба Надя оставила кулисы за кадками и опрометью бросилась на улицу. Главные подозреваемые вовсю с Ромой обнимаются, а она тут в дебрях ни сном ни духом!
Миновав двойные стеклянные двери – уже сквозь них Надежда Прохоровна увидела, что Рома с кавказцами зашел за бухгалтерию, – выскочила на крыльцо, но ринуться вдогонку не успела. В кармане запиликал телефон.
– Да, Рома! – быстро откликнулась на вызов, и из трубки сразу же понесся разъяренный боксерский рык:
– Надежда Прохоровна, что у вас тут происходит?!
– Здравствуй, Ромочка, – заюлила, засюсюкала баба Надя и на всякий случай спряталась за тощий столбик на крыльце.
– Здравствуйте, – буркнул Савельев, но с курса не сбился: – Какие тут у вас убийства происходят?!
– Не убийства, а убийство, и не у нас, а у них.
– У кого у них?! Вы куда тетю Соню притащили?! На кого она тут впечатление производить собралась?!
– Да никуда я ее не тащила, – входя в роль отчаянной врушки, Надежда Прохоровна даже плечами правдиво пожала. Как будто Рома ее видел. – Сама приехала. Тут воздух. Тишина. Кухня.
– Баба Надя, хватит мне баки вколачивать!! Что вы тут замутили?!
– Ромка! Что за лексикон! – Еще одно словечко из оборота Софы и Вадима. – Умерь-ка темперамент… У нас ничего не происходит. Отдыхаем, кислородные коктейли кушаем.
– Отдыхаете?! – взвился темпераментный боксерский тренер. – Да я сейчас дяде Вадику позвоню…
– Только попробуй, – значительно и тягуче произнесла Надежда Прохоровна. – Дай Софе от швабры и половников отдохнуть. И кстати, кто тебе про тутошние новости насплетничал?
Баба Надя воткнула в боксера две шпильки подряд: во-первых, намекнула на то, о чем Савельев думал всю дорогу, – Софье Тихоновне не помешает развеяться, а во-вторых – «насплетничал». Согласитесь, для любого нормального мужика формулировка обидная.
– Мне рассказали о последних событиях друзья!
– Это какие же? – ехидно поинтересовалась бабушка Губкина.
– Ренат и его тренер. Я встретил тут друзей по спорту. Ренат, кстати, бронзовый призер Олимпийских игр.
– Ах вот оно как… – пораженно пропела Надежда Прохоровна, – бронзовый чемпион…
– Борец. Травму плеча тут залечивает. А тренер сопровождает.
Какое счастье, что Рома не заметил подругу тетушки, когда к санаторию подъехал, потом, пока та по крыльцу поднималась, в багажнике с чемоданами ковырялся, а позже за пальмами не разглядел! Какое счастье!
Надежда Прохоровна представила, как дождался бы ее Рома – уж она бы к трем спортсменам во всей красе подбежала! – как представил бы ее своим друзьям, а те… «Ах, так это та самая тетенька, что труп обнаружила и полдня с милицией общалась?..»
Редкостная удача. И столбик на крыльце хоть и жидкий, но фигуру спрятал…
Надежда Прохоровна быстренько попрощалась с Ромой и перевела дух.
Только потом она узнала, что звонком ей боксер не ограничился. А принялся трезвонить Софе, и дело было так.
Софья Тихоновна (с великосветской улыбкой) согласилась на предложение Зины выпить с дороги чашечку кофе. Уже уселась чинно, уже успела почирикать:
– Мой муж профессор Савельев завтра улетает в Оксфорд читать лекции. – Никуда драгоценный Арнольдович, разумеется, не собирался, но уж разить, так наповал. – Я отказалась его сопровождать. Англия в ноябре не самое приятное место…
В кармане небрежно перекинутой через спинку кресла шубки зазвонил мобильный телефон. Софья Тихоновна недовольно свела к переносице тонкие брови, едва взглянув на определившийся номер, и, сказав Зине:
– Прошу прощения, – ответила на вызов:
– Слушаю.
Роман Владимирович рычал и грозил отобрать у гостиничного боя чемоданы. Софья Тихоновна брезгливо – для Зины – поморщилась и вывела в соответствии с ролью:
– Эти вопросы я решаю сама.
– Но, Софья Тихоновна…
– Повторять не буду. Я так решила.
Нажала на отбой, положила телефон на кофейный столик и, как будто прося извинения за прерванный разговор, мило дернула плечиком:
– Прислуга. Вечно лезут куда не следует. Так я о чем… Ах да, мне говорили, у вас тут совершенно волшебные грязевые обертывания…
Произнося «у вас», Софья Тихоновна совсем не имела в виду отношения Зинаиды с владельцами отеля. Она лишь ненавязчиво подчеркивала провинциальность дамы в перстнях. У нас – в столицах, у вас – в глуши…
* * *
За час до ужина малый совет в составе Губкиной, Мусина и мадам Савельевой секретно собрался в шикарном люксе на третьем этаже главного корпуса, где водворилась жена профессора.
Уставшая от неожиданно тягостной роли владычицы морской, хозяйка номера полулежала в большом кожаном кресле на подсунутой под спину подушечке из золотистого бархата и говорила так:
– Пойду по пунктам. Прежде всего, Наденька, ты просила меня узнать хоть что-то о Марине, раз та бывала в «Сосновом бору». Зинаида Федоровна это подтвердила и рассказала вот что. – Софья Тихоновна могла бы добавить «рассказала почти взахлеб», после мельчайшего намека на страсть гостьи к детективным историям. – Мариночка работала офис-менеджером какого-то крупного холдинга. Здесь примерно раз в два месяца встречалась со своим шефом. Обычно она приезжала заранее, занимала двухместный номер на отшибе, любовник появлялся позже, в субботу. Он женат, судя по экипировке, обычно врал жене, что едет на рыбалку.
– Понятно, – кивнула баба Надя и покосилась на пунцового Мусина. Невнимательное отношение Мариночки к павиану, ее слова «Я составлю вам компанию в ресторане только на пятницу» нашли простое объяснение.
– Идем дальше. Гости, расселившиеся в двух шале за последние четыре дня. Зинаида Федоровна показала мне книгу регистрации, где постояльцы ставят росчерк…
Надежда Прохоровна восторженно перебила:
– Как ты ее уговорила?!
– Очень просто, – улыбнулась Софа. – Наплела, что у знакомых, от которых я узнала про отель, есть великовозрастная разнузданная дочь.
И якобы она встречается с любовником в номерах «Соснового бора».
– Так ведь надо еще фамилию девушки назвать!
– Фи, Наденька, – все еще находясь немного в роли владычицы морской, сказала Софа. – Никаких имен, никаких фамилий! Воспитанные люди не задают подобные вопросы. Зинаида Федоровна милостиво предоставила мне книгу регистраций и тактично отошла в сторонку. – «После того, как я на нее глянула», – в этом случае могла бы уточнить Софья Тихоновна. – Судя по записям, в два деревянных корпуса в означенные дни заехали одиннадцать человек, включая вас. Двое мужчин с кавказскими фамилиями…
– Их пропускаем, – перебила баба Надя. – Это Ромкины знакомые, спортсмены.
– Муж и жена Анучкины. Зинаида Федоровна не преминула отрекомендовать Ираклия Остаповича как известнейшего питерского архитектора…
– Тоже пропускаем, – тут же отчеканила Надежда Прохоровна. – У Ираклия рука сохнет, больной он…
– Зато жена здоровая, – вставил Мусин. – Она сегодня перед обедом на лыжах коньковым ходом как выехала… Чистый профессионал! Крепкая тетка.
– Да? – подняла брови баба Надя. Задумалась. – Но все равно оставим. Их номер рядом с Мариночкиным, им прятаться не надо было. Продолжай, Софа.
– Еще есть женщина с маленьким ребенком, она тоже из корпуса А… Какая-то местная поэтесса…
– Вероника.
– Да. Кстати, номер ее соседа Ростислава оплачен тем же лицом, то есть они приехали вместе.
– Это важно, – кивнула главная сыщица. – У нее брат в Москве живет. Какой-то крупный бизнесмен. Кто еще из Москвы приехал?
– Какой-то Скрябин Станислав Олегович. Живет в корпусе А.
– Кажется, я знаю, – догадался Маргадон, заметив недоумение Надежды Прохоровны. – Я вечером приходил за Мариночкой, у этого Скрябина дверь была приоткрыта, в его номере – чистый офис! Компьютер, какая-то портативная оргтехника…
– Интересно, интересно, – пробормотала баба Надя. – Потом покажешь мне его на ужине.
– И еще, Надежда Прохоровна, – напомнил Мусин, – скажите, пожалуйста, Софье Тихоновне о новенькой блондинке, появившейся в отеле. Красивая женщина… Может быть, это Ира?.. Не успела вовремя удрать от мужа?
– Да-да, Софочка, новенькая тут появилась…
Софья Тихоновна с усталой усмешкой посмотрела на двух невообразимых компаньонов:
– Друзья мои, а вам не надоело? Играть в шпионов… Не надоело? Убита девушка. Ведется следствие. А вы все тешитесь забавами Мадридского двора. Может быть, стоит… ну, я не знаю – объявление на доске перед рестораном повесить:
«Виталий Викторович Мусин ищет знакомую своего брата Петра Афанасьевича Воронцова»?..
Маргадон тоскливо посмотрел на добрейшую Софью Тихоновну и едва слышно признался без стеснения:
– А я боюсь. Уже боюсь ее найти. О том, что документы у меня, знают только Петр и Ирина… в отеле творится черт-те что…
– Виталий Викторович, вы боитесь найти любимую женщину брата? – Брови Софьи Тихоновны недоуменно и насмешливо поползли под челку.
– Нет. Любимую не боюсь. Я боюсь – Ирину. – Виталия Викторовича аж передернуло от этого имени.
– Вы малодушничаете, Виталий. И, как мне кажется, тянете время, надеясь на приезд Петра.
– Да – малодушничаю! Да – тяну! И это – правда! – Голос Мусина треснул, сорвался на фальцет.
Пожилые тетушки переглянулись сочувственно, и Надежда Прохоровна заговорила, с растяжкой подбирая выражения:
– А знаешь ли ты, Софа, почему я согласилась на уговоры Виталика и не пошла к милиционерам с докладом?
– Почему?
Надежда Прохоровна потерла кончик подбородка большим и указательным пальцами, задумчиво наклонив голову, посмотрела на подругу:
– А в мозгах у меня, Софа, не укладывается, как это человек может сидеть в чужом номере и ждать, пока его застукают. Ждать, пока с крыльца уйдет какая-то Кларисса… – Ударила ладонью о подлокотник и повторила: – В мозгах не укладывается! Зачем он там сидел?! Воровство – грех небольшой. Убийство – преступление тяжелое…
– А ведь, пожалуй, ты права, – протяжно проговорила старинная подружка. – Судя по твоим рассказам – преступник не профессионал и нервы у него не железные: лицо мертвой Марины под подушкой держал.
– Вот! Вот! И вдруг – такая выдержка: сидеть и битый час дожидаться, пока его в чужом номере хозяйка поймает! Что-то мы тут не углядели, чего-то напридумывали. Одно с другим никак не связывается. Если ты не нашел документы, то убирайся потихоньку, плевать, что кто-то там тебя увидит! Мало ли… Может, в гости зашел, да не застал… Почему он ждал, когда Марина вернется, и ему пришлось ее убить?! Ведь убийство не было главной целью, он Маринку на кровать отнес…
– Может быть, Марину убили из-за чего-то другого? – задумчиво произнесла жена профессора.
– Ее любовник, например, – вставил слово Виталий Викторович. – Или по заказу его жены.
– Но почему в тот же день обшарили наши номера?! – Баба Надя снова ударила по подлокотнику. – Вот загадка!
– Или совпадение. Такое не часто, но бывает.
– Теперь ты понимаешь, Софа, почему я не побежала к милиционерам версии строить?
– Понимаю. Твой рассказ мог увести следствие по ложному следу.
Назад: Часть первая. Знакомство
Дальше: Часть третья. Развязка