Параграф первый. Устранение последствий
Солнце встало в 5.27.
В 5.28 в деревне за рекой прокукарекал петух.
Поместье семейного клана Туполевых и не думало просыпаться.
Я – сна ни в одном глазу – лежала на постели Ульяны и смотрела на кроватку ее сына Тимофея Назаровича Туполева. Крепенький годовалый карапуз прижал щекой выпавшую «ночную» соску и сопел ровно и почти не слышно.
Ответственность за чужого ребенка сводила меня с ума. Сегодня ночью маму Тимофея увезла карета скорой помощи в инфекционное отделение с подозрением, в лучшем случае, на пищевое отравление. Жидкости извергались из всех возможных отверстий бедняжки Ульяны, и моя опытная в чужих болезнях свекровь Ирина Яковлевна Туполева настоятельно требовала от медработников в синих спецовках проверить мать единственного внука на все инфекции сразу: от дизентерии до холеры, от ботулизма до сальмонеллы.
Ужас!
Ирину Яковлевну срочно удалили от внука – каждые десять минут она рвалась проверить его лоб на предмет температуры, а дыхание на коклюш – и, напоив валерьянкой, уложили спать.
– С Тимофеем останусь я, – пресекая любые мыслимые комбинации, предложила я и легким шлепком под зад выпроводила из детской спальни обеспокоенного до икоты мужа.
Назар задержался на пороге, озабоченно поскреб пятерней небритый подбородок и спросил с обидным сомнением:
– А ты справишься?
– Идите, папаша, идите.
В моем тоне прозвучало нечто из интонаций опытной больничной сиделки, Туполев вздохнул протяжно и, поцеловав меня в щеку, закрыл за собой дверь.
Как оказалось примерно через час, свои возможности я сильно переоценила. Ребенок спал крепко, иногда возился и чмокал соской, я вздрагивала от каждого звука и с ужасом подскакивала на постели: «Неужели началось?!»
Я ждала приступов рвоты, поноса, резей в животе и прочих детских неприятностей с плачем, призывами «мама-мама» и всю ночь провела, попеременно таращась то в серое окно, то в потолок, то на кроватку с безмятежно дрыхнувшим Тимофеем Назаровичем.
Иногда мелькала мысль: «Боже, и неужели это – материнство?!» Ночи без сна, волнения до икоты, подгузники, градусники, болезни и сопли?! Как Ульяна выдерживает эти сверх-перегрузки и умудряется по утрам выглядеть свежей и отдохнувшей?!
Почему она упорно отказывается от няни?!
Я вскакивала с постели от каждого шороха, поправляла на Тимофее летнее одеяльце и, проверив легким прикосновением прохладный детский лоб, вновь падала на подушки.
Нет, волнения за чужого ребенка штука непереносимая. Оставалось только надеяться, что за своих будущих детей я буду переживать не так, мягко говоря, фантастически безумно.
В 8.32, как показало светящееся табло электронных часов, в спальню на цыпочках зашел Туполев. Я к тому времени успела провалиться в некое подобие небытия – минуты на три, не больше, – и очнулась, услышав, как возле детской кроватки тихо скрипнула половица. (Видимо, за несколько часов бдения успел выработаться условный рефлекс на звук из Тимофеева угла.)
Назар вынул из-под щеки сына соску, положил ее на тумбу и развернулся ко мне:
– Все в порядке, температуры нет. Ты как? Поспала?
– Угу, – хрипло гукнула я и кивнула. – В больницу звонили?
– Да. Ульяне лучше. Но надо ждать обхода.
– Это отравление? Или инфекция?
Туполев пожал плечами.
– Ты весь день в офисе будешь?
– Да. Если что – звони.
– Угу.
Мы обменялись поцелуями, и Савельевич выскользнул из комнаты, оставив в ней и на моей щеке запах терпкого одеколона.
В 10.15, когда кормленный суперполезной овсяной кашей Тимофей уже вовсю ползал по манежу среди своих игрушек, а я судорожно приводила в порядок невыспавшееся лицо, в детскую вплыла совершенно разоренная Ирина Яковлевна.
– Гули-гули, сюси-пуси, как спал мое солнышко?
Солнышко выспалось отлично и при виде бабушки пустило гроздью пузыри.
– Ай-ай-ай, какие мы красавчики! Софья, ты его кормила?
– Конечно, Ирина Яковлевна.
– Чем?
Когда я детально описывала завтрак и его приготовление, Ирина Яковлевна строго вслушивалась в каждый пункт и выражала одобрение кивком подбородка.
– Молодец, – скупо похвалила свекровь. – А у меня с утра голова раскалывается.
При этих словах я машинально втянула ноздрями воздух и с тихой печалью констатировала: от нашей бабушки пахло. То ли спиртным, то ли валерьянкой, то ли тем и другим в неравных объемах.
(Кому-то может показаться – и таки кажется! – что я живу в шикарном сумасшедшем доме. С запойной свекровью, бывшей любовницей мужа и их совместным ребенком, с кучей охраны по периметру забора и сигнализацией на окнах. Все эти прелести бытия мне обеспечил нежно любимый супруг, коего моя не менее нежно любимая подруга Дуся не без иронии называет «этот твой карликовый олигарх».
И в принципе, крупица правды во всех этих эпитетах относительно дома и мужа есть. Но только крупица. Ирина Яковлевна несчастная женщина. Первый раз от горя и страха она спряталась в запое, когда убили ее мужа и открыли сезон охоты на сына Назара. Ирина Яковлевна не справилась с бедой и решила проблему просто. Она устранилась. С бутылкой водки в запертой квартире.
Потом она на месяцы возвращалась к нормальной жизни, но любая неприятность вновь бросала ее к проверенному средству – ключ в замочную скважину и разнокалиберное общество сорокаградусных напитков.
Назар пытался бороться. Увозил маму в российские и заграничные нарколечебницы. Умолял. Грозил. Пытался подкупить.
Но все бесполезно. Выйдя из предпоследнего недельного запоя, мать сказала твердо:
– В дурку больше не поеду.
Туполев пытался настаивать, но в результате мама элементарно сбежала за границу на острова с мягким климатом, где едва не утонула насовсем в чане выпитого виски.
Сейчас вместе с Ириной Яковлевной проживает троюродная сестра Раиса Игнатьевна – весь дом зовет ее попросту Раечка – и вроде как присматривает. Вертляво-услужливая, востроглазая и востроносая шестидесятилетняя Раечка – вечно в длинных самовязаных кофтах застойных расцветок – каким-то образом учуяла из дремучего захолустья богатую троюродную родню, оставила сыну с семьей и второй невестке с внуком «благоустроенную» хрущобу в неравных долях и примчалась опекать.
Я дуэту «Ирочка и Раечка» верю не слишком и проявляю бдительность.
Отставная любовница Туполева бдительности не проявляет. У нее других забот навалом. Ульяна отказывается от нянь и гувернанток и стойко воспитывает сына самостоятельно.
Мужа к ней я не ревную. Не хочу превращать свою жизнь в полноценный сумасшедший дом. И с уважением отношусь к стремлению Туполева видеть своего первенца каждый день, так как считаю это стремление нормальным для любого полноценного мужика.
Еще до свадьбы Назар мне сказал: – Софья, я никогда не буду делить свою любовь между тобой и Тимофеем. Это два разных понятия – любовь к ребенку или женщине. Вы дороги мне оба.
Я согласилась. Не было причин возражать и выяснять «кто кому Вася». Ни Назар, ни я, ни Ульяна не виноваты в том, что однажды он встретил меня, а беременность своей прежней подруги принял как дар. Очень ждал ребенка, – согласитесь, это естественно для сорокалетнего мужчины, и не собирался устраняться от его воспитания.
Ульяна была предана Назару Савельевичу совершенно по-собачьи. Прошу прощения за вульгарность, но иное сравнение просто на ум не приходит. В свое время Туполев выкупил несчастную русскую девушку у сутенера в Генуе (Ульяна по молодости и глупости влипла в «эскорт» и оказалась без документов за границей и благодарность свою выразила весьма своеобразно – родила благодетелю сына).
И иногда я все-таки ловлю себя на мысли: а как на самом деле для непосвященного в тонкости зрителя выглядит наша семья?
Индивидуально-лечебной клиникой для духовных людей?)
Ирина Яковлевна изучающий взгляд и втянутые ноздри поняла правильно. Нахмурилась, задрала подбородок и тем выразила недовольство.
– Пойду на променад, – доложила сухо, вручила внуку плюшевого зайца с пищалкой в пузе и пошла лечить больную голову прогулкой по свежему воздуху в тенистом саду.
Я проводила ее демарш молчанием. Моих неопытных сил едва хватало на ребенка, который то ли подцепил какую-то инфекцию от мамы, то ли просто скучал и беспокойно озирался.
В половине одиннадцатого, когда я уже собрала Тимофея на прогулку, в комнате Ульяны зазвонил городской телефон. (Соблюдая некоторые правила автономности проживания, Туполев провел на загородный участок, который домашние претенциозно называют «поместьем», три выделенные телефонные линии – для себя, для мамы и бывшей подруги.) Я взяла телефонную трубку и услышала официальное приветствие:
– Добрый день, я могу поговорить с Ульяной Марковной?
– Нет, – отчего-то напрягаясь, проговорила я, так как женский голос звучал несколько взволнованно. – Ульяны Марковны сейчас нет дома.
– А с кем я разговариваю? – озаботилась женщина. – Это медсестра из детской поликлиники беспокоит…
– Я… Я ее сестра. – Ну не могла же я в самом деле сказать «с вами беседует жена ее бывшего любовника»?! – А в чем дело?
– Вам надо срочно приехать в детскую поликлинику.
– Мне?! Приехать?!
– Вы инвалид? – с суровым сочувствием поинтересовался голос.
– Собственно… нет. А в чем дело?
– Тимофею необходимо срочно приехать в поликлинику и сделать повторный анализ крови. Простите…
Ноги мои мгновенно превратились в мягкие ватные шарики, и я чуть не укатилась в угол в глубоком обмороке.
– Зачем?! – едва шевеля губами, прошептала. «Ну вот. Началось. Ульяна в инфекционном отделении, Тимку тоже скоро загребут…»
– Пока волноваться нет причины, – заюлила медсестра, – возможно, анализы перепутали. Но надо подстраховаться. Приезжайте, пожалуйста.
– Куда? – тупо уточнила я.
– К нам. В поликлинику. Вы знаете, где находится процедурный кабинет?
По большому счету, я плохо представляла, где находится сама поликлиника. Я там не бывала ни разу.
Но тем не менее, объединив нервы и волю в кулаке, ответила твердо:
– Уже выезжаю. В какой кабинет мне пройти?
– В тридцать шестой. Это на втором этаже возле кабинета физиотерапии…
Едва не выронив трубку из непослушных пальцев, я заполошенно заметалась между комнатами. Что обычно мамаши берут с собой в больницу?! Памперсы, соски, бутылочки с водой, одноразовые салфетки, игрушки, какие-то пеленки-подстилки? А одноразовые перчатки для врача и бахилы?!
Нет. Педиатр не гинеколог, надеюсь, перчатки ему не понадобятся.
Так. А документы?
А пес его знает. Где Ульяна хранит медицинскую карту сына – у себя или в регистратуре?
Спросить Ирину Яковлевну? Она пару раз ездила с внуком по врачам…
Ну уж нет! Нервная система моей свекрови двойных перегрузок, факт, не выдержит. С нее достаточно заболевшей Ульяны. А звонить Ульяне… тем более нельзя. Примчится из инфекционного отделения прямо в детскую поликлинику и перезаражает поносом половину детского населения города…
Приняв решение, я суматошно обшарила шкафы и тумбы, медкарты так и не нашла и в темпе побросала в яркую сумку-рюкзак пару памперсов, бутылочку с соком, какую-то пеленку и пачку одноразовых платков.
Тимофей с интересом наблюдал за моими передвижениями. Проблему с игрушками он, слава богу, решил без моего участия. Сидел в манеже и прижимал к себе голубого длинноухого зайца.
Я подхватила их с зайцем, накинула рюкзак на плечо и понеслась к гаражу перемещать детское кресло Тимофея из машины Ульяны в свой «ниссан».
Свою сумку с документами, ключами и телефоном несла уже практически в зубах.
Детская поликлиника в разгар рабочего пятничного дня напоминала совершеннейший бедлам. Под ногами носились вопящие дети и ловящие их мамаши. В регистратуру выстроился длинный хвост, с молчаливым упорством дожидающийся участия девушки за квадратной дырочкой в плексигласовой перегородке.
Так, оглянулась я. Мне – куда? В регистратуру за участием и картой или сразу на второй этаж к кабинету физиотерапии?
Решить сию проблему я так и не успела. На нас с Тимофеем наткнулась миловидная блондинка в белом халате.
– Ой, Тимофе-е-е-ей, – пролепетала она. – Здравствуйте. Вы сестра Ульяны?
– Да. В общем-то. Нам куда?
– Пойдемте со мной. Врач как раз свободен…
Я повернулась к регистратуре спиной и, боясь задавать вопросы «а что случилось, почему Тимофею понадобилось повторно сдавать какие-то анализы?», потопала к лестнице на второй этаж. Любезная медсестра, видимо догадываясь о моих треволнениях, и так болтала без умолку:
– Ой, вы только не переживайте. Скорее всего, Ольга Анатольевна просто перестраховывается. Ну, вы сами понимаете…
Еще бы мне не понимать. Как только сына Назара Савельевича Туполева приписали к этой поликлинике, на нее массово обрушились всяческие благодеяния. Так что теперь тут будут не раз «перестраховываться» – авось чего еще полезно-дефицитного заведению перепадет…
Доведя меня до площадки второго этажа, медсестра вдруг затормозила, обернулась ко мне и строго спросила:
– А вы направление уже оформили?
– Какое направление? – опешила я и сдунула со щеки налипшую прядь волос.
– Как какое? – подняла брови девушка. – Разве я вам не сказала? Для вас в регистратуре лежат талон и направление…
– Нет, вы мне ничего не говорили.
– Ой, простите. Вам надо сначала взять…
– О-о-ох, – простонала я и, перехватив Тимофея поперек туловища, собралась рысить обратно вниз.
– Подождите, – остановила меня сестричка. – Давайте мне Тимошу, я пока его к процедурную отнесу, там как раз «окно», а вы быстренько к регистратуре. Там без очереди. Спросите направление для Тимофея Туполева, и вам сразу его выдадут вместе с талоном.
От усилий, июльской жары и нервотрепки руки мои так вспотели, что ребенок из них буквально выскользнул. Выскользнул и доверчиво и весело перебрался на рукав белого халата.
Наш Тима вообще ребенок очень общительный. Он растет в доме, где его балуют пятеро взрослых, и потому относится к миру с полным доверием. Его не обижают, не наказывают, и каждого нового человека он заранее считает своим другом.
– Получите талон, – щебетала тем временем сестричка, – потом сюда и сразу направо…
– Я быстро, – пообещала я и резвым сайгаком, через две ступеньки понеслась вниз к регистратуре.
Там, пихаясь и извиняясь, растолкала очередь из мамаш и подростков, получила от них пару нелицеприятных отзывов о своих манерах и умственных способностях, но желаемого достигла – засунула нос в плексигласовую дырку:
– Направление. На анализ крови. Для Тимофея Туполева. Пожалуйста.
Усиление на фамилию «Туполев» не произвело, что удивительно, никакого действия. Юная красотка в белой курточке сурово сдвинула брови, порылась в ящике, заполненном тонкими бумажками, и выдала:
– Ничего нет.
– Девушка! Посмотрите еще!
– Ничего нет, – с нажимом повторила регистраторша.
– Должно быть! Посмотрите еще!
Девица лениво поковырялась в бумажках и отчеканила:
– Направление у вашего лечащего врача. Следующий!
Я чертыхнулась, вылезла из окошка и, костеря всю медицину на свете, помчалась на второй этаж. Две сумки болтались на моих плечах, как нищенские торбы, я мчалась вперед и чувствовала, что буквально закипаю от злости. «Курица безмозглая! Отправила куда-то! Делать мне больше нечего, как только пинки в очередях получать!»
Возле физиокабинета на белой крашеной двери висела табличка «Процедурная». Я, без всякого сомнения, распахнула дверь и почти сразу наткнулась на двух недовольных женщин – медсестру со шприцем наготове и мамашу, пытавшуюся пристроить двухлетнего отпрыска на своем колене голой попкой вверх. Отпрыск визжал и извивался, потная и жалобно-разозленная мамаша ловила разлетающиеся ноги и руки.
– Простите, – пробормотала я. – А где Тимофей?
– Выйдите вон! – рявкнула медсестра. – Дожидайтесь очереди!
Я послушно вылетела из небольшого кабинета, так как Тимофея там явно не было. Закусив губу и озираясь, начала исследовать таблички на дверях, не предполагая еще ничего ужасного. «Куда эта курица унесла Тимку?! – думала ошарашенно. – В туалет попку мыть… Отошла куда-то…»
В дамской сумке завозился, забренчал сотовый телефон, я выловила его в мешанине из брелков, косметики и носовых платков и, не глядя на определитель номера, прорычала:
– Да, слушаю! – сама крутила головой и пыталась вычислить возможное направление исчезновения медсестры с Тимкой на руках.
– Софья Николаевна, – вкрадчиво прошелестел по телефонной мембране незнакомый мужской баритон, – не надо больше бегать по больнице и поднимать шум. Не надо кричать и звать на помощь. Тимофей у нас.
И в тот же момент в нашем городе случилось первое за тысячи лет серьезное землетрясение. Пол завибрировал под моими ногами, пошел ходуном, стены поликлиники качнулись и едва не сошлись над моей головой. Мир терял прочность. Терял шум и краски. Дурнота швырнула меня плечом на косяк двери в физиокабинет, и, найдя в нем опору, я прошептала хрипло:
– Кто вы?
– Не важно, – усмехнулся голос. – Успокойтесь и слушайте внимательно. Если вы в точности выполните наши указания, с Тимофеем не произойдет ничего плохого…
– Кто вы?!?!
– Слушайте. Сосредоточьтесь и слушайте. У вас мало времени. Вы готовы?
Сухой язык оцарапал небо и прошуршал:
– Да. Сколько вы хотите?
– Нас не интересуют деньги. Нам нужна услуга.
– От моего мужа? – Удивительно, совершенно удивительно и внезапно я обрела спокойствие. Фиктивное землетрясение закончилось разом, стены перестали раскачиваться, а пол убегать из-под ног, зрение обрело четкость, а слух достоверность. Мысли уподобились лезвиям, готовым порезать на составные части любого врага. Я превратилась в стенобитное орудие. Так как недаром славилась подобной особенностью – приходить в расстройство и панику из-за мелочей и стремительно собираться в кулак в момент реальной опасности.
– Нет, – шептал противный голос. – Услуга нам нужна от вас. Причем в самое короткое время.
– Хорошо. Говорите, что я должна делать?
– В течение получаса вы, Софья Николаевна, должны принести по определенному адресу мобильный телефон вашего мужа.
– Телефон? – удивленно уточнила я.
– Да. Не пытайтесь нас обмануть, – предупредили меня и назвали номер его сотового.
– Повторите, пожалуйста, еще раз номер телефона, – не веря собственным ушам, боясь ошибиться, попросила я.
Мне повторили.
– Я согласна. Куда я должна принести телефон?
– На улицу Красина в дом номер восемь. Это напротив фонтана, представляете?
– Да. Дальше.
– Войдете в средний подъезд. Опустите телефон в почтовый ящик под номером двадцать пять и сразу уходите.
– Когда вернут ребенка? – жестко проговорила я.
– Как только вы выполните все в точности. И еще. Я надеюсь, говорить о том, что будет, если вы привлечете для решения проблемы милицию или службу безопасности вашего мужа, не стоит. Ваш муж, Софья Николаевна, ничего не должен знать. У вас есть полчаса. Время пошло.
В трубке раздались гудки отбоя, я посмотрела на дисплей, убедилась, что номер не определился, и со злой усмешкой сжала мобильник в кулаке.
Похититель сильно просчитался. У моего мужа два сотовых телефона. Один для общедоступных, малозначительных звонков, другой — особый, защищенный и выполненный по спецзаказу.
Похититель потребовал принести обычный телефон. Тот, по которому Туполев никогда не ведет серьезных переговоров и где не держит никакой важной информации и контактов.
Этот телефон я вообще могла им подарить без вреда для бизнеса и здоровья.
…Когда я спускалась по лестнице на первый этаж поликлиники, ноги все еще плохо слушались приказов мозга. Они промахивались мимо ступеней, подворачивались и подламывались, но с каждым шагом обретали все большую устойчивость.
Дошагав до площадки первого этажа, я не стала проходить в коридор до регистратуры, а спустилась еще на несколько ступеней вниз и дошла до спрятанной под лестничным пролетом противопожарной двери.
Она была закрыта, но не заперта.
Отсюда, судя по всему, похитители и вынесли Тимофея. Пока я, как дура, пихалась в очереди и ругалась с регистраторшей, девица в белом халате спокойно спустилась вниз и вынесла ребенка на улицу.
Ну разве можно быть такой идиоткой?!
Отдала малыша в руки первой попавшейся девице в белом халате!! Дура!!!
Так. Стоп. На истерику и самобичевание нет времени. Накал страстей можно обеспечить себе позже.
Я посмотрела на табло мобильника – из отпущенного мне отрезка времени прошло полторы минуты. От поликлиники до офиса Назара езды не более десяти минут, пробок быть не должно. Дорога туда сплошь хорошая, и объездов много.
Должна успеть.
Обежав здание больницы, я домчалась до парковки, зашвырнула сумки на сиденье и, рухнув за руль, утопила педаль газа. За десять минут в дороге я должна решить наиважнейший вопрос: говорить или нет Назару о похищении его сына? Поднимать в ружье его охрану или выполнить указания похитителей?
– Черт! – Я разозленно ударила ладонью о руль. – Черт!!
Времени не будет категорически.
Пока я объясняюсь с Назаром, пока он свистает всех наверх и раздает команды, пока парни мобилизуются и выдвигаются на позиции, пройдет минут пять или даже все десять. Парней ведь тоже надо в курс дела ввести…
Или Туполев безмолвно отдаст мне телефон, отправит на улицу Красина, а сам уже потом пустит за мной хвост?
Да какой у него хвост?! Был бы Антон на месте, тот бы грамотно организовал наружку, а Туполев у нас финансовый воротила, а не бывший фээсбэшник.
Но Антона нет. Начальник охраны Туполева в отпуске. Сплавляется по северным рекам. И сейчас его замещает внешне непримечательный второй зам, так как первого зама Туполев уволил за панибратство и замену ему еще не подобрали. Обычно наша служба безопасности и без Антона как часы работает…
Так что же делать?! Говорить или нет?!
Ну, предположим, я скажу. И что изменится?
Сцапает наша служба безопасности курьера похитителей, что придет к почтовому ящику за мобильником. Набьет ему морду и узнает, что мальчишке или алкашу дали сотенную за мелкую услугу. Вряд ли от этого будет польза. Подобные типы – расходный материал. Обычно они ничего не знают.
И так – не говорить? Быстро выполнить условия и ждать появления Тимофея?
А если его не вернут? Если сотовый телефон всего лишь уловка, начало, а потом ставки и аппетиты станут возрастать?
А вот потом и будем думать. Будем решать проблемы по мере их возникновения, будем подключать милицию, о которой сейчас даже лишней минуты подумать нет, будем связываться с ФСБ и прочими структурами, кардинально далекими от государственных кругов.
А на данный момент стоит отдать этот чертов телефон и ждать развития событий. Если Тимофея не вернут сразу, побегу к Туполеву, брошусь в ноги, пусть подключает свои каналы, мощности и связи. Сотовый телефон – пропажа небольшая, такие требования стоит выполнять немедленно и сразу…
Эх, если бы не временное давление, если бы не цейтнот!!
На парковке возле офиса Назара места не оказалось. Я перегородила своим «ниссаном» подъездную дорожку и задницу «мерседеса» Туполева и с решимостью пули понеслась вперед. Мимо вахты с опешившим охранником, вверх по лестнице до кабинета мужа, возле дверей которого поймала не менее опешивший взгляд его секретарши Маргариты Натановны.
– Добрый день, – выстрелила на ходу и ворвалась в кабинете любимого как была вся из себя красивая – взлохмаченная, нервная и распаренная не хуже вареного кабачка.
Пот струился между лопаток, сквозь зубы сочились четко подобранные реплики:
– Привет. Ты мне сотовый не одолжишь? Я свой дома оставила, номера не помню, а нужно срочно позвонить…
Назар никогда не тратил попусту слова и время. Он не стал меня терзать: «А кому ты собралась звонить? Почему оставила телефон дома, почему у тебя такой вид ненормальный?» Он молча передвинул по столу нужный мне телефон и одарил лишь задумчивым взглядом.
Я цапнула мобильник, обошла стол, клюнула мужа в макушку – ты ангел, вечером увидимся, – и убежала за дверь.
За время краткого свидания господин магнат не произнес ни звука.
За три минуты до назначенного времени я вошла в огромный вестибюль старого, дореволюционной постройки дома – кодовый замок на двери разломали какие-то вандалы, – сунула трубку в щель почтового ящика под номером двадцать пять и огляделась.
Парадный подъезд старого дома имел второй выход. Проверять его на предмет запертости не имело смысла. Я вышла через ту же дверь, села в машину и стала ждать.
Не появления курьера, а ответа похитителей «условия выполнены, ребенок будет возвращен».Уезжать немедленно от дома по улице Красина меня не просили, в условиях четко сказано – «немедленно уходите», что я, в принципе, и сделала, – и теперь имела полное право передохнуть на сиденье автомобиля, не считая подобную демонстрацию предосудительной. Я просто и тупо сидела в машине, ждала известий, незряче смотрела в ветровое стекло…
И вздрогнула, когда слева от меня, в куче сумок на сиденье, зазвенел будильником незнакомый зуммер.
Разинув пасть сумки с детскими вещами, я сразу на сложенной пеленке увидела чужой сотовый телефон. Он дергался, звенел, играл огнями и взывал к общению.
«Наверное, «медсестра» в больнице подсунула», – догадалась и нажала на кнопочку с изображением зеленой трубочки:
– Алло.
– Софья Николаевна, вы выполнили свое обещание…
– Когда вы вернете Тимофея?!
– Не все сразу, не все сразу, – спокойно произнес абонент.
– Вы меня обманули?!
– Нет. Я просто хочу с вами поговорить.
Я оторвала трубку от уха и сразу услышала отдаленную насмешку:
– Не ищите на этом телефоне функции «запись разговора», Софья Николаевна. Ее там нет.
Этот гад все предусмотрел! Именно это я и собиралась сделать на своем телефоне! Мне нужны доказательства, нужна запись разговора!
– Я вас слушаю, – сразу устав, тихо проговорила я.
– Софья… простите, что без отчества…
– Хватит! Говорите по делу!
– Хорошо. Буду предельно точен. Вас ведь удивила моя просьба, не так ли? – Я не ответила на вопрос, посчитав его риторическим, и собеседник продолжил: – Мы с вами, уважаемая Софья, так сказать, друзья по несчастью. Ваш муж, Туполев Назар Савельевич, является любовником моей жены. И мне потребовались доказательства адюльтера для проведения успешного бракоразводного процесса. Моя жена – дама крайне предусмотрительная – стирает все поступавшие ей звонки от вашего мужа и все эсэмэс-сообщения. Ваш же муж, Софья, такой манией и аккуратностью не страдает. Я нашел в его телефоне доказательства любовной переписки…
Сжавшись в комок, съежившись на сиденье «ниссана», я держала трубку возле уха и слушала, как оттуда несется полный бред.
Мой Туполев имеет любовницу?!
Изменяет?! Шляется?!
– Вы сумасшедший? – тихо спросила я. Излияния тихого голоса измучили меня совершенно.
– Нет. Я так нормален, что самому противно.
– Вы похитили ребенка, чтобы получить доказательства неверности жены?
– Да. Увы.
– А просто… стащить телефон вы не пробовали?
– Нет… К вашему мужу не так просто подобраться.
Последняя фраза моего собеседника показалась мне единственной достойной внимания из всего прошлого бреда. К Туполеву вообще подобраться невозможно. Он четыре года скрывался по заграницам от сумасшедшего киллера по кличке Самоед и после этих приключений страдает, на мой взгляд и мягко выражаясь, легкой формой типичной паранойи. Наш дом – подобие форта Нокс; его машина – в броне, как танк; его охрана – волчья стая. Проверенная и готовая к броску.
Я получила право на свободу передвижения ценой немалых усилий, тысячи упреков и сотни насмешек.
И как оказалось, зря. Если бы со мной сегодня был бодигард…
– Где ребенок? – тихо спросила я.
– Подождите. Я не закончил, всему свое время.
– Вы самоубийца и ищете смерти?
– Это вряд ли, – невозмутимо ответил абонент. – Слушайте. Ребенка вам вернут. Но вы должны пообещать, что в течение трех дней ничего не расскажете мужу и не обратитесь в милицию или ФСБ.
– Зачем вам это время? – прикидывая вероятность всяческих гадостей, исполненных с помощью мобильника мужа, спросила я.
– Для беспрепятственного начала бракоразводного процесса. Я не хочу, чтобы ваш муж начал чинить мне препоны в порыве гнева. Не хочу, чтобы он успел предупредить мою жену. Вы понимаете?
– Мне все равно. Когда вернут Тимофея?
– Как только вы дадите мне слово, что в течение трех дней ничего не расскажете мужу.
«Он точно сумасшедший. «Слово». Да тридцать три слова!!»
– Хорошо, я согласна.
– Надеюсь, вы понимаете, на что идете?
– То есть?
– Ваше обещание дает мне право на… так сказать, удовлетворение морального вреда в случае невыполнения обещания…
– Подождите, подождите… Вы что, мне угрожаете?!
– Отнюдь. Предостерегаю от нарушения договора.
– Но договор был предельно прост! Ребенка на телефон! Я выполнила все ваши условия!
– Но легко собрались обмануть впоследствии, – парировал собеседник. – Вы ведь собирались дать слово, но потом отказаться от него. Так? – Я промолчала. – Значит, я угадал, – вздохнул безумец. – А жаль… Все так хорошо начиналось…
– Подождите! – перепугавшись, что Тимофея могут задержать где-то на три дня, завопила я. – Я согласна! Я даю вам слово!
– И понимаете, что за этим последует?
– Да, да, да!!
– Понимаете, то есть даете мне право на получение сатисфакции?
«Урод! Маразматик! Дуэлянт паршивый!!»
– Да, да, да!!
– Тогда клянитесь, что в течение трех дней вы не сообщите ни о чем ни своему мужу, ни милиции, ни ФСБ, ни прочим охранным структурам. Кстати, это будет легко заметить по суете вокруг вашей семьи…
– Клянусь!
– Четче, Софья, четче.
Произнеся длинную фразу слово в слово, я услышала:
– Теперь все. Тимофей ждет вас в беседке на берегу реки возле вашего дома. И помните о близких, Софья. У вас ведь еще младшая сестра есть? И мама, и отчим…
Гудки отбоя оборвали вырвавшийся из моего горла крик, я отняла трубку телефона от уха и посмотрела на нее, как смотрят на змею, – с ужасом и паникой. Представить, что мою маму, сестру и дядю Сашу придется посадить за охраняемый периметр, невозможно. Мама не выносит давления, но любит упреки…
Моя жизнь превратится в ад.
Но жизнь близких дороже.
Ждать три дня?..
Мысли суматошно скакали, не останавливаясь ни на чем конкретно, мне казалось, что все это происходит не со мной. Сумасшедший, только что говоривший со мной, не может быть реальностью. В обычной жизни таких людей не бывает. Он фантом, злой вымысел, герой из фильма ужасов, Фредди Крюгер и доктор Лектор в одном проявлении…
Он чья-то злая шутка!!!
Кое-как справившись с волнением, я осторожно вывела «ниссан» со двора и, безразлично попадая колесами в каждую яму разбитого переулка, понеслась к своему дому. Спасать и запирать родню я буду позже, через три дня. Сейчас мне нужно найти Тимофея…
Если только он ждет меня на берегу реки…
Безумная гонка по городу, коварные светофоры, фантастический бросок из-под колес встречного грузовика практически в кювет… Как ведьма на метле, я промчалась по городу и его окраинам, вылетела на трассу и только чудом не разбилась на загородном шоссе. В некоторые моменты мне казалось, что в данной ситуации очнуться в палате реанимации будет наиболее предпочтительно. Открыть глаза через три дня, заплакать на груди Назара и перевалить на его плечи и первую седину все проблемы.
Охрана у въезда на территорию усадьбы увидела мой «ниссан» издалека. Я мчалась по узкой дороге через поле, а парни уже открывали ворота знакомой машине. Въехав в охраняемый периметр, я бросила автомобиль и, оставив дверцу открытой, понеслась к реке.
Бежала, перепрыгивая через клумбы, и молилась: «Только бы не обманул, только бы не обманул… Господь всемогущий, сделай так, чтобы этот кошмар закончился!»
Но кошмар заканчиваться не собирался. В беседке на берегу реки стояли Ирина Яковлевна, Раечка и начальник службы безопасности поместья Сережа Ольховский. Они стояли над огромным креслом-качалкой, в котором, свернувшись клубком на полосатом матрасе-сиденье, мирно спал Тимофей.
– Ты что вытворяешь?! – не дав мне произнести ни звука, обрушилась свекровь. – Ты почему оставила ребенка одного у воды?! – И с подвыванием продолжила: – Как ты могла-а-а-а?! Оставить Тиму… одного…. у реки. А если бы он проснулся и пошел с водичкой играть?!?!
Отпихнув в сторону вопящую свекровь и негодующую Раечку, я опустилась на колени возле кресла и тихо погладила щеку малыша. Тимофей чмокнул губами, поискал ими соску и, приоткрыв глаза, скуксился.
«Жив! – выдохнула я. – Только спал очень крепко».
– Уйди! – толкнула меня коленом свекровь. – Уйди прочь с моих глаз! Рая, возьми ребенка!
Приживалка-компаньонка в сию секунду подхватила Тимофея на руки и, когда тот заплакал, запела гули-гули.
– Верх беспечности! – продолжала тем временем свекровь. – Тебе ничего нельзя доверить! Ты… Ты – бездушное создание! И мы еще об этом поговорим.
Продолжая стоять на коленях на дощатом полу беседки, я подняла голову вверх и посмотрела на людей, стоящих вокруг.
Их лица покрывало осуждение, которого не описать словами. Такое осуждение сплачивает, как общая ненависть, и душит, сжимает кольцом не хуже удавки.
Мне стало тяжело дышать.
– Простите, – выдавила я.
– Подобному прощения – нет! – вынесла Ирина Яковлевна и, прихватив свиту, двинулась к дому.
Что, что я могла ответить женщине, готовой от малейшего толчка свалиться в запой?! От моих оправданий не будет ни толку ни проку. Только вред.
Я молча смотрела вслед удаляющейся процессии и не могла подняться с колен. К полу придавливали стотонная ответственность и необходимость переговоров с сумасшедшим, в ушах колоколом бухал метроном – время пошло, Софья, время пошло. Три дня, тебе велели продержаться три дня…
Кое-как собрав все конечности вместе, я вскарабкалась на колышущееся кресло, села и, тяжело опираясь локтями на колени, посмотрела на противоположный берег, на узкую полоску речного песка у воды, на веселенький желтый причал…
Откуда принесли Тимофея? С реки? Или обошли по берегу, пробрались сквозь камыш и сетку забора?
Не думаю, что враг настолько силен и многочислен, чтобы обеспечить скрытную, почти войсковую операцию по проникновению к реке через поместье. Они пришли по воде. Пришли, положили Тимофея на матрас и тут же убрались.
Я обернулась, посмотрела на высокий забор, окружающий поместье с четырех сторон, и прерывисто вздохнула. Оттуда прийти невозможно. А вот кусок берега, как бы считающийся нашим, с двух сторон отрезали только камыш и сетка рабица. Воду невозможно перекрыть, и потому основная ограда осталась за моей спиной – высокий забор, составленный из массивных металлических прутьев, дабы давать поместью обзор на реку. С остальных трех сторон ограда была выложена из камня…
Похитители отлично подготовились. Каждый шаг рассчитали. За беседкой на берегу реки только присматривают, пляж лишь считается частной собственностью, и оставить спящего ребенка в жаркий летний день на мягком матрасе похитители посчитали возможным. Их лиц никто не видел, передача состоялась без сбоев и осложнений.
Ловко.
Ловко и страшно.
Кем бы ни был сумасшедший рогоносец, но подготовился он на славу…
– Софья Николаевна, у вас все в порядке?
Погруженная в тяжкие раздумья, я не заметила, как к беседке вернулся Ольховский.
– Да, Сергей, спасибо, – не оборачиваясь, кивнула я.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо. – Я не могла повернуться и посмотреть в глаза этому высокому симпатичному блондину с молодцеватой выправкой. Он только что стал свидетелем моего падения, он был в числе осуждающих.
А я не имела права на оправдания. Я могла только молчать и прятать глаза, пустые, как иллюминаторы затонувшей подводной лодки.
Как хочется курить!
– Сережа! – крикнула я вслед уходящему начальнику охраны. – Принеси мне, пожалуйста, сумку из моей машины!
Удивительно, но за все истекшие полтора часа я ни разу не вспомнила о сигаретах. Туполев не раз просил меня завязывать с этой дурной привычкой, я конкретных обещаний не давала, но как-то так получилось, что курить я стала меньше и почти тайком. Причем руки тянулись за сигаретами в момент, когда мне казалось: я нервничаю.
Наивная. Все познается в сравнении. При настоящей нервотрепке о сигаретах даже вспомнить некогда!
Разогнув сведенные страхом мышцы спины, я получила от вернувшегося охранника сумочку и впервые взглянула на него прямо.
Глаза Сережи не осуждали. Они изучали. Молодой мужчина смотрел пристально и, кажется, надеялся на жалобу? Откровенность? Какие-то объяснения?
– Спасибо, Сережа, – тускло проговорила я и раскрыла сумку.
Но взяла не сигареты, а телефон, что, скорее всего, мне подложила в больнице фальшивая медсестра.
Телефон и в самом деле был примитивной старой моделью без привычных уже наворотов, с простейшим набором функций.
Рогоносец и это рассчитал. Он предвидел, что на своем мобильнике я смогу записать наш разговор, и предупредил данный маневр.
Но вот зачем? Зачем вся эта секретность, если через три дня Туполев сам поймет, кто и почему устроил эту пакость…
Или – не поймет? Учитывая, что вся эта история с неверной женой – фикция…
Ну конечно! Конечно, меня обманули! Во время разговора с «рогоносцем» я ни на секунду не усомнилась в своем муже! Не поверила в этот бред!
Или… усомнилась? Поверила хоть на мгновение… Будь честной, Софья. Скажи – да, было. Секундное помешательство. Недоверие к Туполеву и обида.
Но только секундное. Или того меньше.
Против Назара плетется какая-то дикая интрига, и в центр заговора поставили – что?
Меня или сотовый телефон?
Если меня, то враг сильно просчитался. Я никогда ни у кого не просила пощады, никогда не подчинялась давлению, я – союзник, а не пешка. Меня можно убедить сотрудничать, нозаставить выполнять что-то под давлением – невозможно. Я хорошо знаю собственный характер, он полностью подчинен основным физическим законам – сила действия равна силе противодействия: чем сильнее давишь, тем сильнее отдача.
Или враг плохо изучил свою жертву?
Вряд ли. Как говорил подполковник Огурцов, я в нашем губернском городе личность уже практически легендарная…
Ой. Стоп. Подполковник Огурцов, контрразведка…
А что, если это привет оттуда?!
Так и не прикурив первую (!) в этот день сигарету – молоток, Софья, излечиваешься, – я достала из сумочки свой мобильник и разыскала в его памяти номер телефона с краткой приписочкой «дядя Миша».
Почти год назад, в прошлом августе, я влипла в нехорошую историю. Шпионскую. Случайно оказалась свидетелем некоторых событий и в результате едва не превратилась в двойного агента.
Точнее даже так – превратилась, но почти. Поскольку дяди из-за бугра не в курсе того, что я от этой чести категорически отказалась. И оттого могут объявиться. На данный пожарный случай у нас с подполковником Михаилом Николаевичем Огурцовым даже кодовая фраза разработана, на манер общеизвестной «Спасите наши души».
– Алло, Михаил Николаевич, здравствуйте, это Софья. Уже не Иванова, а Туполева.
– Здравствуй, здравствуй, Софья уже Туполева, – пробасил подполковник без всякого удивления.
– У меня, кажется, «бабушка приехала».
– «Бабушка приехала»? – переспросил подполковник.
– Да.
– И в чем это выражается? – несколько напрягся матерый контрразведчик.
– Непонятки какие-то творятся…
– Подожди, Софья, – перебил Огурцов, – я сейчас перейду в свой кабинет и перезвоню тебе оттуда. Сам. Договорились?
– А как же, – вздохнула я, отключила связь и, наконец, достала из сумочки пачку «Парламента».
Разведка иностранного государства вряд ли устроит безумный аттракцион с похищением ребенка олигарха и обменом его на сотовый телефон, но, как говорится, береженого Бог бережет. Подполковник Огурцов еще когда меня предупреждал – они придут. Они считают, что завербовали жену крупного промышленника с обширными связями на всех вертикалях: в верхах, в низах, на свету и в тени. И такую добычу не упустят.
Тогда, года назад, я храбро говорила подполковнику, что любого визитера оттуда пошлю на фиг, что никогда не стану трубить в их эшелонах, но телефончик «дяди Миши» в памяти все же оставила.
И возможно, не зря.
Так как в любом случае, когда я давала «рогоносцу» обещание и перечисляла органы правопорядка, коим в течение трех дней не скажу ни слова, контрразведка в список перечисленных структур не входила. И получается, что формально никакого обещания я не нарушаю.
А помощь мне нужна немедленно.
– Михаил Николаевич, – минут через пять, вкратце изложив последние события, спрашивала я, – это могут быть проделки ваших конкурентов?
Подполковник ответил не сразу. Он немного попыхтел в трубку, поскрипел извилинами и поприкидывал вероятности.
– Все может быть, Софья, – отозвался наконец.
– И что мне делать?
– Самостоятельно – ничего.
– Но ребенок…
– Это приказ, Софья! Никому ничего, ни слова. Сиди дома и жди. Я приеду завтра…
– Куда?! – переполошилась я. Ко всем моим неприятностям мне только контрразведки в собственном доме не хватало!
– В город, Софья, в город. Ты помнишь, где мы встречались в сентябре?
– Угу, – гукнула я. Последняя наша встреча происходила на конспиративной квартире в тихом центре города.
– Встретимся там завтра в двенадцать часов пополудни. Дотерпишь?
– А куда мне деваться? – вздохнула я.
– Вот и отлично. И напоминаю еще раз – никуда не лезь. А то голову оторвет. Поняла?
На том мы и распрощались. Я посмотрела на дисплей сотового телефона и увидела, что на нем опять не высветилось ни единой цифры, и мне приходилось только догадываться, из какого города звонил подполковник. Возможно, он сейчас очень далеко, а это жаль. Мои нервы перегорают как вольфрамовые нити за тонким стеклом лампочки. Еще один скачок напряжения, и я взорвусь к чертовой матери вместе с этим домом, беседкой, охраняемым периметром и камышом у реки.
Я прикурила вторую за день сигарету – вот напасть, уже считать начала! – вытянула ноги и в задумчивости стала разглядывать домики деревеньки на противоположном берегу. Часть проблем, связанных с местоимением «я», подполковник, можно считать, взял на себя. Если происки «рогоносца» касаются исключительно моей персоны, то с этим дражайший Михаил Николаевич разберется в два счета. У него полномочия, арсеналы и мощности, а я, по словам самого Огурцова, его кадр. Не внесенный ни в какие реестры, не дававший никаких подписок о сотрудничестве, тем не менее – его. Когда вопрос может коснуться святого – Интересов Государства, наш подполковник просто зверь. Любого врага найдет, растопчет и похоронит.
Но как ни крути и ни обнадеживайся, вторая часть проблемы все же остается. И проблема эта – телефон Туполева.
Как с помощью аппарата или информации, в нем хранящейся, можно навредить моему мужу? Как?
Позвонить куда-то от имени Назара?
Можно. Но по этому телефону Назар не решает важных вопросов.
Перевести через телефон по Интернету часть средств из банка в офшор?
Нет. По этому телефону ничего не получится. Туполев относится к нему весьма пренебрежительно и даже позволяет себе иногда оставлять его без присмотра. Как-то раз он этот телефон вообще терял и потом восстанавливал SIM-карту.
Другое дело – телефон особый. Его Назар даже на стол в офисе не кладет, всегда в кармане держит.
Тогда в чем дело?! Зачем кому-то понадобилось огромное количество усилий при столь незначительном выигрыше?!
Ведь не удержись я и сболтни лишнего – пошла бы Царская Охота. Назара Савельевича родная мама человек-топор зовет! Он за своего сына и нанесенную мне обиду весь город кверху попой поставит!
Так почему? Зачем? И кто?!
Неужели сумасшедший меня не обманул и все дело в любовной связи?!
Жена всегда узнает все последней…
Нет. Нет, нет и нет! Не верю.
Мы женаты меньше года. И за все это время у меня ни разу и мысли не возникло, – нет! – даже мыслишка не мелькнула, что Назар мне изменяет! От него ни разу не пахло чужими духами, он никогда не прятал глаза, объясняя свои опоздания, мелко врать – вообще не в его стиле!
Он – человек-топор. Он монолит, он выше уверток. Встретил бы женщину – сказал сразу.
А если она замужем? Если Туполев оберегает ее честь?
Да пошел он к черту, этот «рогоносец»!
Он врун, болтун, опасный сумасшедший и интриган-самоубийца! И с ним будет разбираться подполковник из контрразведки!
Я надеюсь…
* * *
Участок под загородный дом, или – претенциозно – поместье, Туполев купил много лет назад. Когда-то давно на берегу тихой речушки стояла деревенька в полтора десятка домов. Стояла она на неплодородных землях, хирела потихоньку, вымирала и в конце концов скончалась окончательно. Три последних пустых дома сожрал пожар, электрические провода срезали умельцы из подпольной бригады охотников за цветными металлами, на месте деревеньки остался только трехголовый холм с пышным садом посередке.
Этот сад Назар не вырубил. Облагородил кроны и возвел вокруг сада три отдельно стоящих дома: один большой, для себя и будущей семьи, второй для мамы, третий, как получилось впоследствии, заняла Ульяна с сыном. Провел в поместье электричество, протянул нитку от газопровода и превратил фамильное гнездо в… отлично охраняемую элитную психушку, как мне иногда кажется. (Во время ПМС или в редких приступах недовольства, возникающего от одиночества за забором.) Ночью на этом высоком каменном заборе вспыхивают лампы, а во время сильного дождя тихонько искрят ряды колючей проволоки под напряжением. Две собаки – Визирь и Герцог – породы ротвейлер молча носятся по участку темными ночами и пугают утробным рыком редких рыбаков в прибрежных камышах.
Постепенно охрана Туполева вытеснила от поместья даже последних любителей рыбного лова. Как темные суровые изваяния, мощные парни возникали за спинами рыбаков, упирали взгляды в макушки под кепками или брезентовыми капюшонами и стояли так часами. Не уходили, не делали замечаний, стояли недвижимо и не давали расслабиться.
– Оставь рыбаков в покое! – пыталась настаивать я. – Чем они тебе мешают?!
– Река большая. Рыбы в ней много. Пусть ловят в другом месте, – мрачно отвечал Назар, и мне казалось, что вылечить полученную за четыре года игр с киллером Самоедом паранойю не удастся никогда. Порой эта болезнь приобретала совсем неприличные очертания. Как в случае с теми же рыбаками…
И что будет, когда человек-топор узнает о похищении единственного ребенка, узнает, что на его семью покусился какой-то «рогоносец», даже представить страшно. Это в вопросах бизнеса Назар бывает рассудителен и нетороплив, в вопросах же семьи и личной безопасности он просто сатанеет (!) при любом намеке на опасность.
И опасность эта – реальна. Покушение произошло, и я не имею права скрывать от мужа правду.
Но терпит ли эта правда три дня? Скорее нет, чем да. Назар должен все знать. Звонить ему на работу я не буду, пуганая ворона куста боится, надо дождаться его возвращения с работы и поговорить с глазу на глаз, без посредства телефонных линий, кои могут прослушать.
Приняв тяжелейшее решение, плюнув на все обещания – и «рогоносцу», и подполковнику из контрразведки, – я встала и направилась к дому. Если бы вопрос касался только моей безопасности, я бы, без сомнения, согласилась ждать три дня. Но Тимофей! Мои близкие! Я не имела права рисковать их жизнью. Подполковник Огурцов вычислит мерзавца, Туполев получит право его наказать. (Надеюсь – не по закону гор.)
Клятвы, данные под давлением, не многого стоят, тут грех не большой. Попрошу Туполева быть осторожным и рассудительным и умою руки…
А если ни подполковник, ни Туполев не вычислят врага?! Если тот останется в тени и станет мстить?!
Мне что, всю жизнь за маму, сестру, отчима и всех Туполевых переживать?!
О Боже, дай мне силы и разумения! Направь и образумь!
Поднимаясь по прибрежному склону к калитке в железной ограде, я споткнулась о едва заметный стык каменных плиток и подумала: «А если все-таки любовница?!»
В саду под старыми деревьями сидели Ирина Яковлевна и Раечка. Дамы устроились за широким деревянным столом на лавках, Раиса Игнатьевна читала вслух газету, свекровь – не выносящая очков на своем носу – внимала.
«Тимофей спит?» – удивилась я и, постаравшись не попасться на глаза двум воплощениям укора, проскользнула к дому Ульяны. Теплому, светлому и необыкновенно уютному. Прошла по небольшому холлу и, услышав доносящиеся со второго этажа голоса, поднялась наверх.
Ульяна и Тимофей сидели на толстом ковре в детской и составляли из кубиков стену игрушечного дома.
– Привет, – тихо поздоровалась я. – Тебя уже отпустили?
– Привет, – улыбнулась девушка и посмотрела на меня светлыми до прозрачности, широко распахнутыми голубыми глазами.
Ульяна у нас – красотка. Тонко-костная, с длинными ногами и хорошей грудью. Густые льняные волосы она убирала в косу, и если не наносила макияж, то в свои двадцать девять лет выглядела практически школьницей. Называть ее женщиной просто язык не поворачивался. Тяжелая жизнь совершенно не наложила на нее отметин, не избороздила морщинами гладкий лоб, не втянула губы в щучью пасть. Ульяна всегда была ровно приветливой и… естественной, что ли.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – просто ответила Тимофеева мама.
– Какой диагноз?
– Отравление, – отмахнулась она. – Надо было еще дома промывание сделать и никуда не ездить.
В голове моей тихо затренькал будильник интуиции, в усталых мозгах вновь заворочались, проснулись мысли и без всяких приказаний двинулись в нужном направлении. В сторону расследования.
Я села, подогнув ноги, рядом с домиком из кубиков и задала вопрос:
– А что ты вчера ела? Чем могла отравиться?
Ульяна приподняла в недоумении худенькие плечи:
– Сама удивляюсь. Ела суп. Вместе с Тимофеем. Потом… доела его овощное пюре из баночки…
– Доела? – перебила я. – А банка давно открытая стояла?
– В том-то и дело, что нет! Я ее только вчера открыла, Тиме вкус не понравился, и я доела ее сама.
– А потом? Что ты ела потом?
– Не потом, – потупилась девушка, – а до этого. В городе ела шаурму.
– Ты ездила в город? Когда?
– Днем. Часа в четыре. Как думаешь, могла я отравиться плохим мясом и почувствовать это семь часов спустя?
– Не знаю. – Я покачала головой. – Сомнительно. А суп? Ты ела свежий суп?
– Конечно! – уже немного раздраженно ответила Ульяна. – Я и Тимофей. Куриный суп со… Ой, Софья, я себе сметаны положила, а Тимофею нет!
– Надо эту сметану отдать на экспертизу, – безапелляционно заявила я.
– Зачем? – Тонкие брови Ульяны взлетели почти до роста линии волос. – Выбросить, и все.
Я прикусила язык, взяла кубик и возвела недостающий угол, как оказалось, гаража для крохотной пожарной машины.
И Тимофей разозлился – ему не нужна была помощь, – развалил гараж шлепками ладоней.
– Тима, Тима, тише, – забормотала Ульяна, – Соня хотела тебе помочь…
Я пересела подальше от кубиков, взяла плюшевую собачку и, покручивая ее в руках, потупилась:
– Ульяна… мне надо кое-что тебе рассказать… Не знаю, как начать…
– Не надо, Софья, – мягко перебила меня отставная любовница моего мужа. – Ирина Яковлевна мне все рассказала…
«Кто бы сомневался!»
– Я не хотела ничего…
– Прошу тебя, Софья! – чуть повысила голос Ульяна. – Не надо никаких объяснений! Все в порядке.
Порой добродушие этой молодой женщины сводило меня с ума своим совершенством. Просто приканчивало и разоружало.
Почти не веря в такую искренность, я подняла на нее глаза, Ульяна только закусила губу и помотала головой – молчи, молчи.
И как Назар мог променять такую женщину на ураган в юбке?!
– Спасибо, – пробормотала я.
– Не за что, – прозрачно улыбнулась Ульяна и перевела разговор: – Вы сегодня идете на презентацию отеля?
Я пожала плечами:
– Идем, наверное.
И девушка тут же вскочила на ноги и всплеснула руками:
– А прическа?! Ты вызвала парикмахера или записалась в салон?
– Нет. – Совершенно забыв, я пропустила час приема у одного из лучших стилистов нашего города. Не до причесок мне сегодня было. Я устраняла последствия тектонических сдвигов на Среднерусской возвышенности.
– Ну как же так, – огорчилась Ульяна и тут же встрепенулась. – А ну-ка, давай садись на пуф, я мигом тебя причешу!
Бог мой. Ей донесли «добрые люди», что я беспечно оставила ребенка без присмотра возле воды. А она – давай садись, я буду делать тебя красивой.
– Спасибо, Ульяна, не стоит. – Пытка благородством становилась совсем уж нестерпимой. – Мне что-то не хочется…
– И не говори. Ты – жена Туполева! Ты должна выглядеть лучше всех! Тимка, сейчас мы будем делать из Сони принцессу.
Не знаю почему, но беспримерное великодушие Ульяны внезапно поставило меня в жесткую оппозицию. Подействовало как струя чистого кислорода на медленно тлеющее полено и взорвалось вопросом. Гадким и неуместным.
– Неужели ты не ревнуешь?!
Ульяна, уже уходившая в свою комнату за расческой, лаком и шпильками, медленно повернулась, посмотрела на меня пристально и ответила просто:
– Конечно нет.
Мы никогда не выясняли между собой, у кого хвостик круче загнут, не вели задушевных бесед и взрывоопасные места обходили с осторожностью опытных минеров. Мы чинно состояли в сомнительном родстве, делили кров и переламывали хлеб.
– Почему?! – вскинув подбородок, вопрошала я.
– Потому что это бессмысленно. Я получила больше, чем рассчитывала.
Я, злясь на саму себя, упрямо выставила лоб и продолжила переть безмозглым тараном:
– И тебе этого хватает?
Ульяна подошла ближе, положила теплую ладонь на мое острое злое плечо и, немного наклонив голову, заглядывая в лицо, произнесла:
– Он бы никогда на мне не женился, Софья.
– Туполев?! – фыркнула я. – Из-за твоего прошлого?! Да он плевать на него хотел!
– Он не любил меня, Софья. А тебя он любит. И хочет, чтобы ты была рядом. Красивая. Ты нужна ему. – И улыбнулась. – Так я иду за расческой?
Через полчаса, причесанная и похорошевшая, я стояла у двери на улицу и ждала ответа на вопрос:
– Ульяна, а ты вчера в город без охраны ездила?
– Конечно нет, – спокойно объясняла девушка. – Конечно с охраной. Зачем ребят под головомойку подставлять? Со мной были Сережа и Игорь-шофер.
– Они тоже ели шаурму?
– Нет. Только Игорь. Когда я вернулась из «Детского мира», шофер ел шаурму, и я попросила принести мне тоже. Она так вкусно пахла…
– Понятно, – кивнула я и, помахав рукой Тимофею «чао-чао», пошла к себе. Ждать, когда за мной приедет Туполев и мы отправимся поздравлять его приятеля с открытием отеля. Обычно в пятницу муж приезжал из офиса немного раньше, и я надеялась, что время для серьезного разговора у нас будет.
Но я ошиблась. Назар позвонил в половине шестого из кабинета и коротко сообщил:
– Я задержусь. Езжай без меня, тебя отвезет Игорь. Встретимся прямо там.
Ничего необычного в подобном предложении не было. В офисе Назар держал чистые рубашки и пару костюмов и зачастую приезжал на какие-то тусовки прямо с работы.
– Ты будешь вовремя? – все же уточнила я. – Или мне тоже немного задержаться?
– Я буду вовремя. Приезжай.
И все. Занятые мужчины редко находят моменты, чтобы поговорить с женой в стиле «нежно целую, дорогая». Им тяжело переключаться.
Хорошо, хоть вовсе не забывают. И звонят сами. Иногда об изменениях семейного расписания меня предупреждает его секретарша Маргарита Натановна. За любовь подобных мужчин приходится платить. Не обижаться на кажущееся невнимание, не дуться по пустякам, если тебе обещали быть на ужине, а потом оставили есть в одиночестве. Не ныть, не устраивать истерик, не выяснять отношений – ты все еще меня любишь?! – а быть примерной и терпеливой. Мой муж принадлежит делу. Потом семье (в целом) и уж после этого мне одной.
И пока мне этого хватает. Когда я вспоминаю наше знакомство с первого дня, то понимаю: я приручила, встала рядом с таким мужиком, что всякие мелкие неудобства меркнут в ауре силы его личности.
Мне важно уважать, а не только любить своего мужчину.
И подобные фразы я зачастую использую наподобие мантры. Повторяю, напеваю и горжусь сама собой. (Немного зомбированная.)
Перед рестораном, как выставка последних достижений заграничного автопрома, застыла шеренга дорогих автомобилей. Игорь подвез меня к парадному крыльцу, и я сразу увидела господина Туполева со свитой: Назар Савельевич стоял в кольце приятелей-бизнесменов и, хмуро потягивая сигарету, внимал речам какого-то коротышки в смокинге и сбившейся бабочке. Коротышка горячился и, судя по всему, пытался убедить в чем-то моего мужа.
Назар, заметив знакомую машину, вышел из толпы мужчин и помог мне выбраться из салона.
– Привет, – тихо сказала я и подставила щеку для поцелуя.
Господин магнат молча там отметился и повел меня в отель. Тонированные стекла и двери последнего отразили нашу пару, я глянула искоса и поняла, что не нравлюсь себе категорически. Напряженные, вытянутые в струнку нервы вибрировали в каждом члене, и на крыльцо я поднялась не как грациозная супруга первого богатея города, а как ржавый робот, ряженный в дорогое платье.
Только что суставами не скрипела на всю улицу.
– Нам надо поговорить, – улучив минутку, шепнула я.
– Надо, – сурово согласился муж, и я поняла, что о происшествии в беседке ему уже стукнули.
– Мы здесь надолго?
– Нет. Отметимся и домой.
Откуда-то справа от меня раздался зуммер сотового телефона, муж, придерживая меня за локоть, достал из кармана мобильник, я глянула вскользь и замерла в неудобной позе уже совершенно проржавевшим роботом.
В руке Назар держал тот самый мобильный телефон.
Разговаривать он не стал, буркнул – терпит – и, нажав на кнопку отбоя, убрал трубку обратно в карман.
Вернуть на место выпученные глаза я не успела. Стояла, тупо таращилась и обалдело хлопала ресницами.
– Что? – поднял брови Назар.
– У тебя… этот телефон, откуда?!
– А вот об этом нам и стоит поговорить.
– Ты… ты все знаешь?! – обреченно-облегченно пролепетала я.
– Я вообще не понимаю, о чем ты думала?! – разозленным шепотом пробурчал Назар. – Как ты могла оставить мой телефон на вахте?! Где была твоя голова?! Лень до кабинета было подняться?!
– На вахте? – ничего не понимая, пробормотала я. – В твоем офисе?
– Нет! На макаронной фабрике! – И добавил более спокойно: – Хорошо, что кто-то из ребят его под корреспонденцией заметил, мне вернул. А если бы его украли?!
– Но я…
– В следующий раз думай головой, а не местом, на котором сидишь, – отрезало их высочество и легонько тряхнуло жену за локоть, показывая, что прения закончены.
Цепляясь каблуками за кромки ковров и путаясь в ставшем вдруг неудобным платье, чувствуя в каждом колене по ржавому шарниру, я нацепила на лицо гримасу-улыбку и поволоклась возле мужа с видом недорастрелянной королевы. В тот день мое общество оттеняло их величество совсем не выгодно.
Как и ожидалось, нашу пару посадили за столик виновников торжества – Виктора и Агаты Мухобоевых, владельцев открывающегося заведения. (К Виктору я относилась с симпатией, его жена хотела со мной дружить.)
Череда тостов, пожеланий и здравиц отвлекала от закусок не долго. Минут сорок. Потом поздравления и восторги пошли на убыль, и народ начал подниматься из-за столов: кто удобства отправился навещать, кто вышел курить на улицу приятным летним вечером, а прочие просто разбрелись по холлу и собрались по кучкам, следуя интересам.
– Попудрим носики? – многозначительно округлив глаза, сказала Агата. Высокая статная блондинка с широкими скулами и квадратными губами Анджелины Джоли. (Стоит заметить, что американку с такими губами угораздило родиться, россиянка Агата добилась совершенства путем вливания немалых средств и ботокса.)
– Пойдем, – кивнула я и, прихватив сумочку, двинулась к дамской комнате. В последнее время Туполева все больше начинала раздражать папироса в моих зубах, и дымила я теперь преимущественно скрытно.
В дамской комнате у зеркал толпились нарядные женщины. Я поправила прическу, подкрасила губы и, дождавшись очереди в туалет – Агата причитала «надо бы наверх, в кабинет управляющего подняться, да я ключ у мужа не взяла», – быстренько сбегала туда.
Мадам Мухобоева дождалась меня у умывальников, мы подхватили сумочки с мраморной полки и вышли в холл. Я достала из сумочки сигарету, какой-то господин помог даме прикурить, вдохнула дым и – пропала. Сколько затяжек потребовалось для меткого выпадения в кому, не помню. Очнулась я уже дома, в спальне, на своей кровати.
* * *
Часы на стене показывали половину девятого. Я лежала на кровати одна, голова напоминала пустое ведро, по которому вольно перекатывается пушечное ядро. Ядро бьется о стенки черепа, слегка подпрыгивает и достает до макушки.
Вставая с постели, я поняла, что баловство пушечного заряда существенно разбалансировало весь организм в целом. Едва попробовав принять вертикальное положение, я тут же его потеряла. Положение это. Ядро с разлету треснулось о затылок и отбросило меня обратно в подушки.
Боже… что со мной?! Я вчера — напилась?!?!
Сдерживая позывы рвоты, я кое-как сползла с постели и отправилась бродить по дому на дрожащих ногах, помогая себе трясущимися руками. Хваталась ими о стены и мебель и искала Туполева.
Нашла его в ванной комнате. Хмурый друг добривал правую щеку и делал вид, что не замечает мое отражение в зеркале.
– Доброе утро, – хрипло прокаркала я.
Муж кивнул.
Не зная, что еще может сказать супругу женщина, не помнившая прошлого вечера, – ситуация и в самом деле пикантная, непривычная, – я деликатно выдавила из себя:
– Ты на работу? – Назар снова кивнул. – Но сегодня суббота…
Муж пошлепал себя по щекам, нанося гель после бритья, нахмурился и развернулся.
Его холодный взгляд изучал, но не давил. Не бил наотмашь. Я никогда еще не напивалась в его присутствии – да и без присутствия напилась-то один раз! – Назар, видимо, посчитал, что каждый имеет право на ошибку, и произнес весьма спокойно, но с прохладцей:
– Иди ложись.
– Назар, нам надо поговорить.
– Нет. Сейчас я не хочу ни о чем с тобой разговаривать.
Сказал и вышел из ванной комнаты, оставив меня наедине с кафельными друзьями, керамической плиткой и стыдливым ужасом «Боже, я ничего не помню!!».
Меня слегка подташнивало, но позывы рвоты уже не повторялись. Я доплелась до кабинета мужа, открыла верхнее отделение письменного стола и нашла там упаковку хитро-волшебных транквилизаторов от ВПК. Эти небольшие капсулы Назар принимал крайне редко. Они прочищали мозги и повышали работоспособность и выносливость в разы, но примерно на сутки напрочь лишали сна.
Я данное снадобье не употребляла ни разу. «Но оно тебе и не надо было, Софья», – с горечью укорила себя, приняла пилюлю и, прикорнув на кушетке, начала ждать волшебства.
Примерно через пять минут на меня обрушились благодеяния военных медиков: сначала полностью исчезли тошнота и головокружение, потом по рукам и ногам пробежали теплые волны, они добрались до головы и растворили в себе пушечное ядро. Если бы у меня был хвост, то в тот момент он бы подрагивал от нетерпения и вытягивался в струнку.
Мысли обрели привычную стройность, тело распрощалось с дрожью, я воскресла и встала с дивана. Пора начинать действовать.
Дойдя до туалетного столика в своей спальне, я села на пуфик перед зеркалом и с нескрываемым отвращением полюбовалась на неземную красоту.
Красота оказалась пугающей до отвращения. На абсолютно белых щеках алели два неровных шлепка морковного цвета, волосы местами сосульками, местами клоками начеса свисали, губы пересохли и даже потрескались, глаза блестели как у мартовской кошки в приступе лихорадочного загула.
А ведь у меня сегодня столько дел!
До встречи с подполковником Огурцовым надо произвести прикидку с привязкой по местности, надо подготовить список адресатов и объектов, надо побывать в поликлинике…
Нет. Это ждет. Пока не узнаю, чем закончился для меня вечер в отеле, думать об остальном вряд ли получится. Сначала надо восстановить в памяти, что и сколько пила, с кем сидела, с кем беседовала…
Относительно вопроса «с кем?» все решилось довольно просто. Последним четким воспоминанием о «вчера» было скуластое лицо Агаты Мухобоевой. Квадратные губы что-то шлепают почти мне в ухо… я киваю, затягиваюсь…. И все. Туман. Мрак. Черный и беспросветный.
Неужели я напилась позже?! Неужели остаток вечера просто стерся из памяти?!
Бывает.
Но не со мной.
Я слишком дорожу своей репутацией и реноме Назара, чтобы устраивать подобные прилюдные «акции». Я веду себя как примерная мать семейства и бдительно слежу за тем, что мне подливают в бокал. Положение обязывает, муж-параноик обязывает к этому вдвойне.
Так что же произошло?!
Я сидела за столом, пила только шампанское, к виски-текиле-коньяку-водке даже не притрагивалась.
Что произошло?! Почему я отключилась?!
Не помню. Ничего не помню. Я стояла в холле, курила…
Так. Стоп. Курила. И конкретно после первой затяжки и начинается провал в памяти.
В сигареты что-то добавили?
Получается, что так.
Ну не могла! Не могла я напиться на глазах всего города!
Или я ищу себе оправдание?
Пожалуй, правду легко установить. По последним четким воспоминаниям в пачке «Парламента» оставалось не более пяти сигарет. И даже если отравлена была только одна из них, по следам на внутренней поверхности коробки, наличие наркотических примесей сумеют определить в лаборатории родимой контрразведки. Пока причина моих неприятностей не обнаружится, подполковник Огурцов будет вынужден мне помогать. Я его кадр, а Интересы Государства могут близко касаться любимой шкуры Софьи Туполевой.
…Сумочка с дамскими мелочами отыскалась в прихожей на тумбочке.
Сигарет в ней не было. Исчезла пачка «Парламента».
Или… я все забыла? Выкурила все – максимум пять сигарет – и выбросила пустую пачку?
Может быть, может быть… Попробуем выяснить.
Достав из той же сумочки мобильный телефон, я разыскала в нем номер Агаты Мухобоевой и отчего-то, видимо от нервов и жажды деятельности, приправленной транквилизаторами, не подумала, что хозяйка банкета в начале десятого утреннего часа может еще почивать.
Но мне повезло, голос мадам Мухобоевой журчал весело и вовсе не сонно:
– Привет, привет. Как самочувствие?
– Паршиво, – призналась я, имея в виду совсем не состояние физическое, а очень даже моральное.
– Ну ты вчера дала-а-а!.. Стране угля, – с некоторым восторгом пропела хозяйка пятизвездочного отеля. – Никогда тебя такой не видела.
– Я… Я много вчера выпила?
– А ты что, ничего не помнишь? – с удивленным сочувствием спросила собеседница.
– Абсолютно. Все как отшибло.
– Н-да. Бывает. Ты совсем-совсем ничего не помнишь?
– Говорю же – нет! Что я вчера выделывала?
Агата затиха и через какое-то время осторожно произнесла:
– Тебе как – с купюрами? В щадящем варианте…
– Нет, правду.
– Ну-у-у…
– Агата!
– Даже не знаю, с чего начать, – пропела Мухобоева, и в моей груди все похолодело.
– Хватит подготавливать! Давай вываливай все с главного!
– Ты упала на стол с десертом и разнесла трехъярусный торт к чертовой матери.
Лучше бы она меня еще немного поподготавливала.
– При всем народе?! – ужаснулась я.
– Ну… да.
– А Туполев?!
– Как сфинкс. Хотя основного пируэта он не видел. Пришел к финалу. Я сказала ему, что тебя толкнули. Непонятно кто, в давке за тортом. Так что советую отбрехаться, – толчея, каблуки, уронили и так далее. Не мне тебя учить.
– Агата-а-а, какой ужа-а-а-ас!! Папарацци были?!
Мухобоева замялась:
– Только на выходе. Когда тебя всю в креме выводили. Не переживай! От лица крем отмыли, осталось только платье!
– Какой позор! – простонала я.
– Не бери в голову. Есть люди покруче. Тебя переплюнула жена вице-губернатора. Она влепила пощечину секретарше бывшего мужа.
– Слава богу, – с абсолютной искренностью сказала я. – Подрались?
– А как же. Разнимать пришлось.
– Агата, а ты не помнишь, я много курила?
– Насчет курила скажу четко – один раз. Со мной, возле дамской комнаты. Пепельниц в зале не было, основной зал у нас для некурящих. А вот относительно пила… не знаю, Соня. Я часто, но ненадолго отходила. Но по-моему, ты и пила-то совсем чуть-чуть. Одно шампанское, пару бокалов.
– Понятно. Как думаешь, разговоров много будет?
– Не забивай себе голову. Я уже пустила слух, что лично видела, как тебя толкнули на торт.
– А мой вид? Я сильно пьяной выглядела?
– Сильно, – не стала врать женщина, которая уже почти год активно набивается ко мне в подруги. – Даже удивительно.
– Я что-нибудь говорила?
– Молчала, как истукан! Только мычала иногда что-то неразборчиво.
– Господи, да что меня к торту-то понесло!!
– Не что, а кто. Тебя к торту мой муж потащил. Прости. Хотел похвастаться, у нас кондитер превосходный…
– Да ладно, – отмахнулась я. Судя по развитию вчерашних событий, надо радоваться, что я в кабинке дамского туалета попой в унитаз не отключилась. Или мужского, могла ведь и перепутать. – Спасибо тебе за все. Я твой должник.
– Да ладно тебе. Иди лечись.
Я попрощалась, кажется, с новой подругой – не всякая женщина станет преподносить горькую правду столь тактично, без уверток и ехидства, да еще и поможет по мере сил исправить положение, – зажала в руке мобильник и крепко, крепко задумалась. Поставила себя в интерьеры отеля и восстановила в памяти каждый шаг вчерашнего вечера.
Вот я прохожу из зала до дамской комнаты, подкрашиваю губы, поправляю прическу… Сумочка лежит на огромной мраморной полке с двумя овальными вырезами для раковин под кранами… Я направляюсь в туалет… Сумку оставляю там же под зеркалом…
Отсутствую минуты две.
Мог за это время кто-то подложить отравленную сигарету в пачку «Парламента»?
Элементарно. На мраморной поверхности лежало несколько дамских сумочек – чья, где, никто не разберет, – все следят только за собственными котомками, за прочим багажом не присматривают. Сигарета могла появиться в пачке именно в этот отрезок времени. Поскольку Агата в этот момент тоже удобства навещала.
Итак, с появлением папиросы все ясно. Но куда потом делась пачка?! Ладно бы я всю сумку потеряла, так ведь нет – сумка на месте, курить я больше не ходила, видимо, вообще, кроме как за тортом из-за стола не поднималась. Так куда и когда делась пачка?! «Парламент» изъяли в отеле или… уже в доме?!?!
Вопросы повисли в воздухе, и сколько я ни пыталась восстановить в памяти хоть какие-то смутные воспоминания, результат был плачевным. Я ничего не помнила.
Я могла оставить сумку за спиной на чужом стуле, на полу, на умывальнике, пока меня от крема отмывали. И спрашивать об этом Назара Савельевича – дело практически безнадежное, он не имеет привычки приглядывать за вещами жены.
В начале одиннадцатого я вышла из своей машины на парковке перед детской поликлиникой. Огляделась – над дверью в больницу не было камеры наблюдения, только крошечный глазок над кнопкой «вызов», – и пошла неспешно гулять по окрестностям.
Гуляла долго. Делала пометки, записи и чертежи в блокноте, просчитывала, высчитывала и кумекала.
Результатом прогулки осталась довольна.
Вернулась к верному «ниссану», уселась за руль и поехала к офису мужа.
За конторкой на вахте сидел знакомый парень.
– Здравствуйте, Саша. Я хочу поговорить с вашим начальником. Он сейчас на месте?
– Нет, – удивленно отозвался охранник. – Сегодня же суббота. Но есть Вася Круглов, он главный по смене. Позвать?
– Нет, нет. Я пройду сама. Где он находится?
– Вторая дверь направо. – Все еще удивляясь, Саша махнул одной рукой, указывая направление, второй потянулся к кнопке селектора.
Я перегнулась через конторку и легонько накрыла пальцы охранника:
– Не надо звонить. Я приехала по своим делам, незачем отвлекать Назара Савельевича на пустяки. Договорились?
– Ну-у-у… Как скажете.
– Вот и славно. Зачем беспокоить занятого человека всякой ерундой? Правда?
Изображая беспечный вид, я прошла до комнаты охраны и, войдя туда, сразу наткнулась на Васю Круглова, знакомого мне по нескольким месяцам работы в поместье.
– Добрый день, Василий. – Парень только кивнуть успел, а я уже строчила пулеметом: – Не могли бы вы сделать для меня дубликат записи с камер наблюдения за вчерашний день? – Вася изобразил лицом недопонимание, и пришлось объясняться: – Я вчера приезжала к Назару Савельевичу и, выходя, встретила знакомое лицо. Сразу этого человека не узнала, и вот сейчас хочу убедиться – ошиблась я или нет? Вы мне поможете?
– Конечно, – с готовностью кивнул Круглов. – Какое время вас интересует?
В точности я этого не знала. Телефон могли подбросить и сразу после того, как сняли с него некую информацию или гораздо позже, ближе к вечеру.
– А вы перепишите на флешку весь день. Так, наверное, проще будет? Мне сейчас некогда, я тороплюсь и просмотрю запись дома. Хорошо?
– Да, пожалуйста.
Василий быстро нашел в компьютере запись с камер наблюдения за вчерашний день, перенес их на флешку, которую я вручила, и мы простились.
– Спасибо. Вы меня очень выручили. До свидания.
Просить начальника смены о том, чтобы он ничего не докладывал Туполеву о визите супруги, я не стала. Во-первых, это совершенно бесполезно, парни получают зарплату от Назара Савельевича, а не от Софьи только что Туполевой. А во-вторых, незачем привлекать к своему визиту внимание чрезмерной таинственностью. Хватит и того, что я успела все сделать до появления в комнате охраны хозяина офиса с вопросом: «Что тебе здесь надо?» Авось парни и так не прибегут с докладом: «Ваша супруга только что запись с камер наблюдения сняли-с». Работники Туполева побаиваются и без надобности не пристают…
Я отъехала от офиса, остановилась в тихом переулке и, перегнувшись, достала с заднего сиденья ноутбук. Вставила флеш-карту в гнездо и включила запись на просмотр.
В пятницу я приехала к Назару в 11.32. Весь тот временной отрезок я помнила чуть ли не посекундно, так как постоянно смотрела на часы, старалась никуда не опоздать, не потерять Тиму, цеплялась за пульсацию секундного двоеточия на мониторе как за последнюю реальность в сплошном кошмаре. Я помнила каждое мгновение из тех полутора часов.
На экране ноутбука, разделенном на четыре сектора – парковка, крыльцо, вахта, коридор и первые ступени лестницы первого этажа, – появилась моя машина.
Я в ускоренном режиме просмотрела следующие полчаса (я в тот момент только с «рогоносцем» разговаривала) и остановилась на времени 12.14, когда в офисе появился первый за это время посетитель.
Высокий мужчина задержался немного у конторки, получил от охранника какую-то рекомендацию и под присмотром второго бодигарда двинулся на второй этаж.
Успел ли он подложить сотовый телефон, не подкладывал ли ничего, понятно не было. Он налегал пузом на вахту и ковырялся в своем портфеле, спиной к камере.
Н-да. Так дело не пойдет. Сначала мне надо найти на записи момент, когда был обнаруженмобильник Туполева, и действовать в обратном порядке, не от факта, а от места. Точного и определенного.
Телефон Туполева нашел охранник, проходящий мимо вахты на улицу для перекура в 14.08. Он поправил стопку каких-то газет и буклетов на конторке и обнаружил под сползшими уголками мобильник шефа. Нажал на пару кнопок и рысью побежал на второй этаж.
Теперь мне оставалось только найти на записи посетителя, эти самые газеты столкнувшего.
Перемотав запись в обратном порядке, этого товарища я вычислила довольно быстро. Просмотрела запись в ускоренном режиме еще раз и поставила на нормальный просмотр. Мальчишка-рассыльный с пакетом в руках и ветровке с длинными рукавами – это в такую-то жару! – промчался мимо парковки, сказал что-то в камеру над крыльцом и вошел в вестибюль. Протянул пакет охраннику за вахтой и, пока тот регистрировал корреспонденцию в журнале поступлений, облокотился на стопку газет.
Что он там выделывал – вытряхнул ли мобильник из рукава ветровки или просто кулак разжал, – заметно не было. Парнишка стоял спиной к камере. Но вот когда он от конторки отошел, газеты уже лежали в нужном мне беспорядке и, судя по всему, прикрывали уголками сотовый телефон.
Я выключила запись, откинулась на спинку сиденья и хмуро посмотрела в ветровое стекло. Запись возвращения телефона выглядела очень сомнительно. Перемещения мобильника заметны не были, мальчишку, скорее всего, найти получится, но вот будет ли от этого толк? Наверняка в пакете, что зарегистрировал вахтер, окажется какая-то рекламная чепуха, сам мальчишка будет твердить: ничего не знаю, дяденьки, отпустите домой, у меня мамка больная… Толку от моих изысканий получилось не много.
Я развернула «ниссан» в сторону конспиративной квартиры, где мы договорились встретиться с подполковником Огурцовым, и, не тратя времени попусту, поехала туда.
Михаил Николаевич уже был на месте и ждал. Невысокий и крепенький, чуть лысоватый и уверенно-неторопливый, он заварил свежий чай, поставил чистую пепельницу на стол и распечатал небольшую коробочку шоколадных конфет. Эта коробочка, украшенная букетом и мыльными пузырями в виде сердечек, невероятно трогательно смотрелась на обезличенной кухне конспиративной квартиры. Аромат шоколада и чая разогревали затхлый запах нежилого дома. Мы обнялись, Огурцов похлопал меня по спине и сказал:
– Ну давай. Рассказывай. Неторопливо, со всеми подробностями.
Детальное изложение последних событий много времени все же не заняло, я хорошо продумала свой рассказ. Продумала фразы и установки, отсекла наносные впечатления, и уже минут через десять, резко хлопнув ладонью о стол, ставила точку:
– Не понимаю! Не понимаю, Михаил Николаевич, что за чертовщина творится вокруг меня!
– Вокруг тебя? – негромко уточнил подполковник.
– Да! Сегодня, на свежую голову, иного ответа я просто не нахожу. Все происходящее четко бьет в исходную точку – в вашего покорного слугу. – Я ернически, но расстроенно поклонилась. – Сначала похищение Тимофея и дикая просьба, потом отравленная сигарета и мое, прошу заметить, только мое, фиаско. Кстати, – я повернулась, дотянулась до сумочки, повешенной на спинку стула, и вынула из нее стеклянную баночку с надписью «Пюре из моркови и кабачка», – вы анализ мочи на токсины сделать поможете? Вот, – протянула я контрразведчику баночку совсем не с детским пюре, – утренняя.
Подполковник без всякой брезгливости принял анализ и отнес его в прихожую. Вернувшись, пробурчал:
– По уму, Софья, надо бы кровь сдать…
– А! – отмахнулась я. – Мне только знать надо – травили либо нет. – И усмехнулась. – Или предлагаете мужу справку из контрразведки принести?
– Ладно, – кивнул Огурцов, – надеюсь, хватит и мочи. У тебя галлюцинации после сигареты были?
– Нет. Ни снов, ни галлюцинаций. Как в черный колодец провалилась до утра и не выныривала. Хотя ходила, исполняла простейшие функции… вот только разговаривать почти не могла. Мычала.
– Понятно, – протяжно выдохнул подполковник. – Тогда скажу так. Если наркотик действительно такой хитрый был и это наши друзья нарисовались, то результата не дадут никакие анализы. Новейшие препараты расщепляются без следа практически сразу. Тут даже спецлаборатория результата не выдаст…
Я легла грудью на стол, приблизила лицо к сидящему напротив мужчине и, медленно подбирая слова, спросила:
– Михаил Николаевич, дядя Миша, вы что, всерьез полагаете, что это привет оттуда? Что некая резидентура намерилась отомстить какой-то Соньке за провал операции? Продумала, осуществила дикий… спектакль! И все для того, чтобы опозорить Соньку перед всем светом? – Огурцов смотрел на меня, почти не мигая, и молчал. Видимо, ждал, пока я сама развенчаю эту версию. – Овчинка выделки не стоит! – практически выкрикнула я и вернулась в прежнюю позу. – На таких, как я, иностранные разведки не будут тратить ни людские, ни материальные ресурсы!
– Много ты понимаешь в разведках и ресурсах, – буркнул подполковник. У нас с ним всегда так было, с самого начала: как только я начинаю выдвигать гипотезы, матерый профессионал тут же дает понять. – Ты в наших играх, девочка, даже не пятое запасное колесо. Сиди тихохонько и жди, чего прикажут. Не лезь.
– Тогда ответьте: к чему весь этот демарш? Если я по-прежнему интересую иностранную разведку, то, как мне кажется, представляю для них ценность прежде всего как агент с незамутненной репутацией. А меня дважды, повторяю, дважды за один день выставили как… как полное ничтожество! Я воровала телефон у собственного мужа, падала на стол с пирогами… Зачем все это?! В вашей практике подобное было?!
– Нет, – честно ответил подполковник и помотал круглой головой с большими залысинами. – Но все когда-то случается впервые.
– Тогда давайте искать и думать, – серьезно предложила я и раскрыла блокнот с заметками, сделанными сегодня утром. – Вот смотрите. Это, – я начертила на чистом листке прямоугольник, – детская поликлиника с двумя выходами. Тимофея могли вынести и отсюда, и отсюда, это не суть важно, главное тут вот что – дорога от поликлиники одна. Я проверяла. Соседний переулок перекопали для летнего ремонта теплотрассы, и похитители просто обязаны были дважды проехать мимо вот этого здания. – Я быстро чертила план местности и стрелкой указывала путь следования машины, что увозила Тимофея. – А вот тут у нас банк. Там есть наружные камеры наблюдения, захватывающие объективами вот этот отрезок дороги. И если попросить у банкиров предъявить запись с камер наружного наблюдения, то машину похитителей мы вычислим довольно быстро. Мы знаем точное, а не предположительное время, когда машина увозила от поликлиники ребенка, – 11.25. Это не очень оживленная дорога, поликлиника стоит в глубине квартала. И если сопоставить еще и время, когда машина проехала к больнице, то, думаю, задача становится вполне выполнимой. На обратной дороге в машине должны находиться как минимум два человека, один из них – женщина в белом халате на заднем сиденье с ребенком на руках. Не думаю, чтобы фальшивая медсестра стала переодеваться прямо возле поликлиники и передавать Тимофея кому-то с рук на руки. Ребенок мог расплакаться, и рисковать они не стали, уехали сразу. Я правильно рассуждаю? – Огурцов неопределенно дернул плечами, и я кивнула: – Тогда продолжаю. Для того чтобы попасть к нашему поместью, машина похитителей должна была проехать по автостраде мимо поста ДПС…
– Не обязательно, – быстро вставил подполковник. – Они могли по реке до вашего дома добраться. Высадиться на берег…
– Нет, – поморщилась я, перебивая старшего товарища. – Это долго, я уже прикидывала. Река петляет километрами, а Тимофея успели довезти до беседки буквально за сорок – сорок пять минут. По воде это сделать невозможно. Они пришли по берегу, через камыши.
– Хорошо, согласен. Что ты там с ДПС придумала?
– Там, невдалеке, тоже недавно камеры у дороги повесили. Нарушителей снимают. Так вот, если сравнить записи с камер наблюдения банка и ГИБДД, то вычислить машину, мне представляется, совсем уж просто! Одна и та же машина светится в конкретных местах, в конкретное время…
– Не обольщайся, – снова встрял контрразведчик. – Номера и марка машины могут ничего не дать. И даже, скорее всего, ничего не дадут. Поменять номера ничего не стоит, а машины, возможно, уже и в городе-то нет.
– Но ведь это все равно зацепка!
– Зацепка, – согласился Огурцов. – Но слабая.
– Тогда вот что. Наш дом, Михаил Николаевич, стоит в первозданной глуши. Никаких новорусских коттеджей поблизости. Но сотовая связь тем не менее работает отлично. Так вот о чем я хочу вас попросить… Не сможете ли вы установить номер телефона, который как минимум дважды выходил в эфир из означенного радиуса действия? Преступники поддерживали связь. Сначала им должны были сообщить – Соня выполнила условия и принесла телефон, то есть дать команду «несите ребенка на место». Потом, как я думаю, отзвонилась уже команда непосредственно похитителей: задача выполнена, можете сообщать Соне, что ребенок ждет ее в беседке. Групп обязательно должно быть две! Время указывает. Одни берут из почтового ящика телефон, другие доставляют Тимофея, и связь необходима. Ведь никакой уверенности в том, что в беседке не окажется, например, Ирина Яковлевна, у них не было! Иначе, как я думаю, Тимофея могли бы оставить в кустах неподалеку от дома. В корзинке там или в автомобильном сиденье… Подождать, подглядывая, пока я его не заберу, и потом отъехать. Но мне сказали четко и определенно – ребенок в беседке. Я запишу для вас временные параметры – в течение десяти, пятнадцати минут из радиуса возле нашего дома должен выходить в эфир, как минимум дважды, один и тот же сотовый телефон.
– А если их было два – у шофера и у «медсестры»? – недовольно пробурчал подполковник.
– Без разницы. Абонент у них будет один и тот же.
– Н-да, – крякнул Огурцов, – толково. Очень даже. Но сейчас, Соня, даже грибы по лесу с сотовыми телефонами собирают. И сено косят.
– Возле нас, Михаил Николаевич, сено не косят. А грибов в этом году нет. Лес сухой, аж трещит. На противоположном берегу, правда, стоит деревенька… но, думаю, установить, с какого берега прошли звонки, все же возможно.
– А рыбаки? – упорствовал, прикидывал подполковник.
– В двенадцать часов дня? В такую жару? Не смешите меня, Михаил Николаевич… Вот, возьмите распечатку номеров сотовых телефонов всех работников поместья. – Я вынула из блокнота сложенный лист бумаги. – Их звонки, как я надеюсь, можно исключить.
– Откуда у тебя этот список? – близоруко щурясь на лист с перечнем фамилий и номеров телефонов охранников, горничных, посудомоек и поваров, спросил Огурцов.
– У мужа в кабинете нашла и отксерила. Все работники оставляют нам свои контакты на случай экстренной связи. И кстати, звонки по мобильникам с территории поместья у нас не приветствуются. Об этом предупреждают каждого нового человека.
– Так-так-так, – пробормотал подполковник. – Затея с сотовым телефоном уже лучше. Но тоже… не факт. Если против тебя работали профессионалы, сотовые телефоны они уже дезактивировали…
– Михаи-и-ил Николаеви-и-ич, – пропела я, – какие профессионалы?! Какие?!
– Обычные, – вздохнул Огурцов. – Сейчас даже пятиклассники знают, что по активированному сотовому телефону его найдут и трубку надо обесточить.
– Но попробовать стоит? – с надеждой спросила я.
– Попробовать стоит, – серьезно кивнул разведчик. – Иного выхода на группу у нас все равно нет. Ты вот что, Софья, езжай-ка домой, а я делами займусь.
– Когда мне ждать результата?
– Я сам тебе позвоню.
– Михаил Николаевич, дядя Миша, – взмолилась я, – а можно я вам позвоню?! Вдруг вы забудете, закрутитесь, а я уже вся комок нервов! Можно я сама вам буду звонить?
– Хорошо. Но только вечером. До девяти часов все равно никаких результатов не будет. Объем работы большой, да и выходной, отпуска…
Я опустила глаза:
– Михаил Николаевич, даже не знаю, как вас благодарить… Вы столько для меня делаете…
– Это моя работа, Софья, – сурово отчеканил господин подполковник. – Пока не буду уверен, что на тебе не висят «коллеги», это моя работа.
– Спасибо! – Я перекинулась через стол и чмокнула разведчика в круглую щеку. – Спасибо!
Подполковник смутился и неловко крякнул:
– Я твой должник. А долги привык платить.
С давних времен в клане Туполевых была заведена традиция воскресных семейных обедов. В два часа дня все домочадцы собирались за парадно накрытым столом и кушали вдумчиво, неторопливо с беседами и перерывами. На мой современно-невдумчивый взгляд, происходило это несколько нудно, но приходилось признавать: заведенные и поддержанные традиции коллектив сплачивают.
Сегодня была суббота. По субботам Назар Савельевич часто работал. (Причем, не без обиды хочу отметить, до нашей свадьбы Назар Савельевич предпочитал работу через виртуальный офис. Потом начал сбегать. На работу. Может быть, я его утомляю? Мешаю? Впрочем, на прямой вопрос муж как-то ответил мне не менее прямо: «Соня, когда ты рядом, я могу думать только о тебе».
Интересно, это была увертка или комплимент?)
Но Ирина Яковлевна протрубила общий сбор, и я как-то сразу догадалась, что целью внепланового обеда является прилюдная моральная порка проштрафившейся невестки. То есть меня. За обеденным столом меня ожидает демонстрация неодобрения, меня подвергнут обструкции, хотя я бы предпочла бойкот. Так как манера, в которой со мной разговаривала дражайшая свекровь, приятным общением за семейным обедом никак не назовешь.
(Хотелось бы знать, кто из добрых друзей донес Ирине Яковлевне о моем полноценном падениив торт на презентации отеля?!)
– Как самочувствие, Софьюшка? – елейно вопрошала свекровь. – Выпей брусничного морса. Или рассольчику приподнести?..
– Спасибо, не стоит, – бормотала я и утыкалась носом в тарелку с борщом.
(По большому счету, Ирина Яковлевна меня любила. Была довольна тем, что сын наконец-то определился-остепенился, и ласково намекала на внуков.
Мы были неплохими собеседницами. Пару раз выезжали вместе на курорты и вообще-то дружили. Делали друг другу милые подарки и советовались по вопросам ведения дома. Меня все устраивало в Ирине Яковлевне – даме воспитанной, интеллигентной, с хорошими манерами, – кроме одного. Полного отсутствия чувства юмора. А мне не шутить трудно. И порой некоторые из моих замечаний вызывают у Ирины Яковлевны, мягко выражаясь, недоумение. Она находит сии выражения непонятными, лишенными смысла и даже вульгарными. И гостей, рассказывающих анекдоты, старается за свой стол не приглашать. Согласитесь, любому человеку обидно, когда в обществе не понял шутки только ты один.
А для меня невозможность шутить, когда вздумается, тяжкое испытание. Приходится контролировать каждое слово, помнить, кто сидит рядом, и перехватывать на выходе чужие репризы, так как возраст и проблемы надо уважать. Ирина Яковлевна не виновата, что такой уродилась, зачем же ее обижать?
И как бы там ни было, с шутками я пока справлялась. Окончательно мне подпакостило совсем не чувство юмора, а дорогой Назар Савельевич. Год назад его мама категорически отказалась лечиться в клиниках после запоев, потом непонятно откуда взялась троюродная Раечка, и часть забот по надзору за Ириной Яковлевной Туполев перевел на нее.
Примерно полгода мы жили спокойно. Пока однажды поздним вечером сын не нанес маме визит и не застал в ее гостиной картину маслом: две дамы – Ирина Яковлевна в пеньюаре со страусиными перьями и Раечка в вязаной кофте – мирно глушат коньяк в обществе телевизора.
Скандал был страшенный. Троюродная Раечка едва не вылетела в сугробы вместе с чемоданами и клубками недовязанной шерсти.
Но отбрехалась.
– Назар Савельевич, у тебя с мамой в последнее время проблемы были?! – вопрошала. – Нет. Я Иру контролирую.
– Чем?! Коньяком по вечерам?!
– Да. Мы по капельке, по чуть-чуть.
Туполев проконсультировался с наркологами и однозначного ответа не получил. По гамбургскому счету, вердикт был таков: все до поры до времени, все строго индивидуально. Болезнь терапевтическими дозами не лечится, а глушится, принимает латентные (внешне) формы.
Назар провел серьезный разговор с мамой – Раечку свекровь отстояла – и переложил обязанности семейного ефрейтора на слабые плечи молодой жены. На мои то есть.
– Следи за этой сладкой парочкой, – сказал хмуро. – Ты всегда дома, всегда в курсе всего. Следи.
Я, говоря по совести, выполняла указания мужа спустя рукава. Следить за двумя дамами глубоко бальзаковского возраста – занятие малопочтенное. Я сделала вид, что бдю. И выбрала тактику тотального надзора – громогласно предупреждала кумушек о своем визите и максимально оберегала Ирину Яковлевну от волнений и стрессов. Так как по большому счету – или по молодости, наивности и глупости, – не слишком понимала, почему две пенсионерки не могут доставить себе капельку радости? Они что, воруют?! На карачках по усадьбе ползают?! Или мордобой с охраной устраивают?! Они сидят тихонечко, как две седые мышки, и под пару рюмашек вспоминают о былом. Счастливом, молодом и здоровом. У них и радости-то не много в жизни осталось. Пусть посудачат кумушки под коньячок. В меру.)
Пытка обедом длилась час с четвертью. По меркам клана Туполевых совсем не долго, и то спасибо Ульяне. Она все время сбивала ритм недовольного пыхтения свекрови веселыми рассказами о Тимофее, тем снимала напряжение и в конце концов ловко выдернула меня из-за стола уместной просьбой:
– Софья, ты не поможешь мне? Не подержишь Тиму, пока я ему ногти на ногах стричь буду? Он так боится щекотки!
– А пирожные?! А кофе?! – возмутилась Ирина Яковлевна.
– Ой, я на диете, – соврала наша худющая любовница и, сбросив с колен салфетку, поманила меня с собой: – Пойдем. А то скоро дитя начнет когтями паркет царапать.
Сказала и прикусила губу. Шутки наша свекровь понимала буквально, и большего подарка Ульяна мне сделать не могла. Она полностью вызвала огонь на себя, и, пока Ирина Яковлевна переваривала информацию – представляла, как когти Тимы натурально царапают паркет, – мы смылись, сопровождаемые насмешливым взглядом Туполева и тусклым взором сытой Раисы.
– Спасибо, – выбегая из дверей обеденного зала, шепнула я.
– Не за что. Всегда пожалуйста, – улыбнулась Ульяна. – А на Ирину Яковлевну не обижайся, для нее подобные мероприятия важны.
Кто бы сомневался. Свекровь пытается выглядеть главной слонихой нашего стада. Мудрой, терпеливой и недремлющей. Она правит, направляет, карает, милует, наказывает, указывает путь и валит деревья.
Мне эти игры для девочек младшего и преклонного возраста не интересны в принципе. У меня другие приоритеты, мне важно, чтобы меня любили…
– Пойдем ко мне? – предложила Ульяна. – Отпустим Ирину, – нашу горничную, – и пойдем гулять с Тимофеем? Он уже, наверное, проснулся…
Мы сидели на полу беседки поверх разложенного толстого одеяла и смотрели, как Тима, лежа попкой вверх, катает перед носом пожарную машинку.
Вокруг лениво жужжали оплавленные жарой разнокалиберные мухи, от реки несся легкий свежий ветерок, Ульяна, видимо под впечатлением моих вчерашних откровений, отважилась на столь же прямой вопрос:
– Сонь, скажи честно, я вам не мешаю?
– Нет. Мне ты совершенно не мешаешь.
– А может, мне замуж выйти, а?
– За кого? Есть кандидат?
– Да нет, это я так… Как, думаешь, Назар к этому отнесется?
– Не знаю, – немного подумав, ответила я. – Он у нас человек-загадка. Может благословить, а может и скандал устроить. Все зависит от личности кандидата. А тебе плохо одной, Ульяна?
– Я не одна, – спокойно ответила девушка. – У меня есть Тимоша. – И перевела тему.
Вечером ровно в 21.00 я набрала телефон подполковника Огурцова:
– Алло, Михаил Николаевич. Результаты есть?
– Есть. Кое-что.
– Какие?! Какие результаты?!
– Ну, во-первых, установили машину. Машина – двойник. Слышала о таком фокусе?
– Ага. Это когда две похожие машины ездят под одним номером. Один автомобиль настоящий, второй – фантом.
– Да. Так вот, настоящая машина – синий «форд» – уже неделю ловит рыбу на Селигере вместе со своим хозяином. Вторая – как ты говоришь, фантом – исчезла.
– Ну! Ее вообще найти не удалось?!
– Как в воздухе растворилась. Мы съемки камер ГИБДД за два дня через компьютер пропустили – нет «форда». А в остальном, – подсластил пилюлю подполковник, – твои догадки оказались верны. Синий «форд» мы зацепили, как раз сравнивая данные с камер банка и загородного шоссе.
– А с телефонами получилось?!
– С телефонами получилось, – скупо и как-то не очень довольно, констатировал Огурцов. – Но об этом говорить пока рано. Мы работаем, Софья.
– Эта работа… По вашему профилю, Михаил Николаевич? – чувствуя, как замирает сердце, проговорила я.
– Давай немного подождем. Надо уточнить.
– Михаил Николаевич, товарищ подполковник! – провыла я.
– Во-первых, полковник. Уже. А во-вторых, рано. Рано подводить итоги, надо проверить информацию.
– И долго? Как долго вы будете ее проверять?!
– Сегодня вечером я встречаюсь с одним человечком. И надеюсь, к утру все разрешится.
– Кто? – тихо спросила я. – Кто это сделал?
– Подожди, Софья. Потерпи. Все слишком… сложно.
– Сложно?!
– Да. Сложно и странно.
Ну спасибо. Удружил… уже полковник. Я ж теперь ночь не усну!!
– Хотя бы намекните!
– Нет. Пока не буду уверен, никаких намеков. – И быстро свернулся. – Ты когда просыпаешься?
– Я вообще не ложусь!
– Нет, ты поспи, а завтра часиков в десять звони. Договорились?
– Угу. Ровно в десять.
– Отбой.
Этой ночью Назар Савельевич оставил меня в спальне одну. Не скажу, что произошло нечто сверхординарное – Туполев храпит и часто спит отдельно, – но той ночью исход из супружеской спальни он произвел весьма демонстративно.
Их светлость показывали, что изволят обижаться-с. Они-с наказывали жену за недостойное, на взгляд света, поведение.
Я приняла таблетку снотворного, оглушила сознание и проснулась по звонку будильника в девять с четвертью.
