Акт пятый

Открытая местность

Да ведь это липы те же!
Как я счастлив их найти
В вековой их мощи свежей
После стольких лет пути!
Да и хижина сохранна,
Кров гостеприимный мой
В дни, когда на холм песчаный
Был я выброшен волной.
Но хозяева лачуги
Ныне живы ль, добряки?
Ведь уже тогда супруги
Были оба старики.
Кротким людям без гордыни
Я скажу ли: «Мир чете,
Находящей и поныне
Утешенье в доброте»?

Тише, милый гость! Беседой
Ты разбудишь старика.
Долог сон теперь у деда,
А работа коротка.

Слов найти не в состоянье,
Что могу тебя опять
За твои благодеянья
С благодарностью обнять!
Это ты, Бавкида, та же,
Кем я к жизни возвращен?

Ты ли, часть моей поклажи
В море спасший, Филемон?
Только ваш огонь сигнальный,
Колокола звон с земли
От погибели печальной
Мне спасенье принесли.
Я пойду с вершины склона
На морскую даль взглянуть
И, коленопреклоненный,
Облегчу молитвой грудь.

 

Нам на стол накрой мгновенно,
Вынеси его в цветник.
Перед общей переменой
Станет, верно, гость в тупик.

Где бушующей пучиной
Был ты к берегу прибит,
Вместо отмели пустынной
Густолистый сад шумит.
Стар я стал сидеть в дозоре
По ночам на маяке,
А тем временем и море
Очутилось вдалеке.
Умные распоряженья
И прилежный смелый труд
Оттеснили в отдаленье
Море за черту запруд.
Села, нивы вслед за морем
Заступили место вод.
Червячка пойдем заморим,
Скоро солнце ведь зайдет.
Парусников вереницы,
Предваряя темноту,
Тянутся, как к гнездам птицы,
Переночевать в порту.
За прорытою канавой
Моря синяя черта,
А налево и направо —
Населенные места.

Втроем за столом в саду

Взглядом приковавшись к дюне,
Ты не скушал ни куска.

В наши чудеса, болтунья,
Посвятила б новичка.

Да, поистине загадка
Эти наши пустыри.
Тут нечистая подкладка,
Что ты там ни говори.

Тот пришлец законно, свято
Получил морской пустырь.
Императорский глашатай
Объявил об этом вширь.
Тут вначале был по плану
Лагерь для людей разбит,
А теперь на месте стана
В зелени дворец стоит.

Лишь для виду днем копрами
Били тьмы мастеровых:
Пламя странное ночами
Воздвигало мол за них.
Бедной братии батрацкой
Сколько погубил канал!
Злой он, твой строитель адский,
И какую силу взял!
Стали нужны до зарезу
Дом ему и наша высь.
Он без сердца, из железа,
Скажет — и хоть в гроб ложись

Он дает нам вместо дома
Новый, на земле низин.

Не глава ты дну морскому,
А холму ты господин.

Но пойдем в часовню. Взглянем
На огни зари втроем,
Вместе на колени станем
И молитвы вознесем.

Дворец

 

Садится солнце, у причала
Бросают с палубы канат;
От моря в гавань по каналу
Последние суда спешат.
Не гнутся мачты их. Красиво
Подрагивают вымпела.
Тебе, хозяину залива,
Прибывших путников хвала.

 

Проклятый звон! Как в сердце нож!
Нет впереди границ успеху,
А позади, как разберешь,
Все та же глупая помеха!
Мне говорят колокола,
Что план моих работ случаен,
Что церковь с липами цела,
Что старикам я не хозяин.
Они — бельмо в глазу моем,
Пока от них я не избавлен,
И час прогулки мой отравлен
При встрече с этим старичьем.

Морского берега держась,
Подходит к пристани баркас.
Внутри его не счесть добра:
Мешков и ящиков гора.

 

Вот и земля,
Причалил бот.
Владельцу корабля
Почет!

 

Должна прославить нас молва,
Но что нам скажет наш глава?
Начав с двух кораблей в пути,
Вернулись мы на двадцати.
О сделанном дает понять
Доставленная нами кладь.
В открытом море дерзок взгляд,
Молчит закон, царит захват.
То китобойщик, то пират,
Захватываешь ты фрегат.
Напав на два, ты жизнь отдашь,
Чтоб третий взять на абордаж.
Затем берешь четыре, пять,
И уж не можешь перестать.
Флот этот твой! Таков устав:
В ком больше силы, тот и прав.
Никто не спросит: «Чье богатство?
Где взято и какой ценой?»
Война, торговля и пиратство —
Три вида сущности одной.

Хозяин дал
В награду шиш,
Как будто мал
Ему барыш.
Стоит угрюм
Перед слугой,
На полный трюм
Глядит брюзгой.

Бесцельный шум:
Уж был дележ.
На всех вас сумм
Не напасешь.

Те наградные —
Курам смех.
Раздайте поровну
На всех.

Все до последнего
Ларца
Расставьте
В комнатах дворца.
Хозяйский глаз
Оценит склад,
И сам на вас
Изменит взгляд.
И за работу
И разбой
Задаст он флоту
Пир горой.
Жду завтра пестрых птиц и тотчас
Об их приеме позабочусь.

 

Зачем ты складками на лбу
Мрачишь счастливую судьбу?
Закончен труд, готов затон,
Мир суши с морем заключен.
Куда велишь, твои суда
Уносит на себе вода.
Из стен дворца своей рукой
Ты правишь мировой судьбой.
Здесь был задуман первый шаг.
На этом месте был барак.
Прорытый здесь когда-то ров
Покрылся веслами гребцов.
Твоим умом к концу работ
От моря возведен оплот.
Здесь…

Отвратительное «здесь»!
Вот в нем одном и ужас весь!
Ах, ты такой ведь воротила
И с хитростями так знаком!
Как мне разделаться с постылой
Старухою и стариком?
Томлюсь, безумствую, мытарюсь,
На шее ж — это старичье!
Что мне владычество мое?
Я сам на тот участок зарюсь.
Я там устроил бы помост
И созерцал бы с этой вышки
Простор прирезанных борозд,
Земли отхваченной излишки.
Там наблюдал бы я разбег
Растущих в ширину владений,
Которыми венчал свой гений
В даль заглянувший человек.
Как неприятен недочет
Средь общего великолепья!
Запахнут липы, звон пойдет,
Но словно погребен я в склепе.
Неужто в жертву я отдам
Свой план препятствиям невольным?
Как быть со звоном колокольным
И с липовою рощей нам?

Звон колокольный — не пустяк.
Он отравляет каждый шаг.
Недопустимо равнодушье
К тому, что вечно режет уши.
Заладят это «динь-динь-динь», —
Прощай, безоблачная синь.
Что похороны, что крестины,
Для колокола все едино,
Вся жизнь как будто — призрак, хмарь,
А главное — один звонарь.

Сопротивляясь, эти люди
Мрачат постройки торжество.
Они упрямы до того,
Что плюну я на правосудье.

Их выселить давно пора
В назначенные хутора.

Ты знаешь место у бугра,
Где их усадьбой наделили?
Переселяй их со двора!

Они и глазом не моргнут,
Как будут уж от нас за милю,
Где об испытанном насилье
Забудут в несколько минут.

Вот вам начальника приказ.
Он завтра просит в гости вас.

Он с нами груб. Пусть угостит,
Чтобы не вспоминать обид.

 

Так отдал в дни, еще древней,
Свой виноградник Навуфей.

(Кн. царств, III, 21)

Глубокая ночь

Все видеть рожденный,
Я зорко, в упор
Смотрю с бастиона
На вольный простор.
И вижу без края
Созвездий красу,
И лес различаю,
И ланей в лесу.
И, полная славы,
Всегда на виду,
Вся жизнь мне по нраву
И я с ней в ладу.
Глаза мои! Всюду,
Расширив зрачки,
Мы видели чудо,
Всему вопреки.

Не всегда меня встречает
Радостью высокий пост.
Отсвет ужаса бросает
Нынче ночь на мой помост.
Искры носятся роями
В стариковском липняке.
Все сильней бушует пламя
Меж стволов на сквозняке.
И полна лачуга дыма,
Отсыревшая от лет.
Помощи необходимой
Ниоткуда нет как нет.
Закрывали осторожно
Добряки заслон печной.
Что за случай невозможный!
Дом горит не их виной.
Черной крыши обгорелой
Пламенеют угольки.
Только бы остались целы,
Не сгорели старики!
Словно молнии зигзаги,
По листве бегут огни
И, треща на сильной тяге,
Рассыпают головни.
А часовня, что ласкала
Из-под лип веками взор,
Вся под тяжестью обвала
С ними рушится в костер.
Лип обуглившийся остов,
Раскаленный до корней,
Безутешнее погостов
Смотрит в даль ушедших дней.
Вот отполыхало пламя,
Запустенье, пепел, чад.

И уходит вдаль с веками
То, что радовало взгляд.

Вверху на башне — пенье, стоны.
Но сделанного не вернуть.
Линкея песня с бастиона
Мне жалостью пронзает грудь.
Но ведь утрату пепелища
Я старцам возместить хочу.
Я их пожарище расчищу
И там построю каланчу.
Став на высоком бельведере,
Взгляну на новый их приют,
Где оба, позабыв потерю,
Спокойно век свой доживут.

 

Мы кинулись сюда бегом.
Дела не кончились добром.
Мы в дверь стучались к ним раз сто,
Но нам не отворил никто.
Мы налегли, не тратя слов,
И дверь слетела с косяков.
Мы сообщили твой приказ,
Они не стали слушать нас.
Мы не жалели просьб, угроз,
Но не был разрешен вопрос.
Конец желая положить,
Мы стали вещи выносить.
Тогда их охватил испуг,
И оба испустили дух.
А гость, который был там скрыт,
Сопротивлялся и убит.
Меж тем как все пошло вверх дном,
От искры загорелся дом.
И эти, трупы к той поре,
Втроем сгорели на костре.

Я мену предлагал со мной,
А не насилье, не разбой.
За глухоту к моим словам
Проклятье вам, проклятье вам!

Пред силою бессильна речь,
Смирись пред нею, не перечь.
А если хочешь взять борьбой,
Рискуй и домом и собой.

 

Не видно звезд, их скрыла мгла.
Сгорела хижина дотла.
Пахнуло свежим ветерком,
И дымом понесло кругом.
Ошиблись, меру перешли!
Но что маячит там вдали?

Полночь

 

Зовусь я Нехваткой.

Зовусь я Виной.

Зовусь я Заботой.

Зовусь я Нуждой.

Нас в дверь не пускают, она под замком,
Богач в этом доме, мы в дом не войдем.

Я в тень превращусь.

Я уйду без следа.

Богатого не испугает Нужда.

Прочь, сестры! Возможность Заботе лишь есть
В замочную скважину эту пролезть.

 

Мы, сестры седые, назад повернем.

С тобой неразлучны всегда мы вдвоем.

За вами ступает Нужда по пятам.

Затянуты тучами звезды и твердь,
А там, на большом расстоянье, а там
Выходит навстречу сестра наша, Смерть.

 

Четыре были и остались три.
Я речь их смутно слышал изнутри.
Нужду упоминали, звезды, твердь
И в заключенье, как бы в рифму, — смерть.
Еще за мною призраки снуют,
Я все еще не вырвался из пут!
О, если бы мне магию забыть,
Заклятий больше не произносить,
О, если бы, с природой наравне,
Быть человеком, человеком мне!
Таким я был, но преступил устав,
Анафеме себя и жизнь предав.
Теперь все привиденьями полно,
И поделом, оно не мудрено.
Ведь даже если мы разумны днем,
Нас ночь пугает нехорошим сном.
Услышу на прогулке поутру —
Прокаркает ворона — не к добру!
Поверьями кругом опутан свет,
Все неспроста, и все полно примет.
И мы дрожим, и всюду колдовство.
Дверь скрипнула. Не вижу никого.

Здесь кто-то есть?

Есть кто-то, спору нет.

Но кто же это?

Некто, вот ответ.

Уйди!

Я там, где надо, нахожусь.

К заклятьям не прибегну и сдержусь.

Если внять мне не желаешь,
Сердцем ты меня узнаешь.
В разных видах, я везде
Всех держу в своей узде.
Я на море и на суше
Повергаю в малодушье,
Незнакома, незвана,
Всем судьбой предрешена.
Что, ты Заботы не знавал в былом?

Я шел всю жизнь беспечно напролом
И удовлетворял свои желанья,
Что злило — оставлял я без вниманья,
Что умиляло — не тужил о том.
Я следовал желаньям, молодой,
Я исполнял их сгоряча, в порыве.
Тогда я жил с размахом, с широтой,
Ну а теперь — скромней и бережливей.
Я этот свет достаточно постиг.
Глупец, кто сочинит потусторонний,
Уверует, что там его двойник,
И пустится за призраком в погоню.
Стой на своих ногах, будь даровит,
Брось вечность утверждать за облаками!
Нам здешний мир так много говорит!
Что надо знать, то можно взять руками.
Так и живи, так к цели и шагай,
Не глядя вспять, спиною к привиденьям,
В движенье находя свой ад и рай,
Не утоленный ни одним мгновеньем!

Кто в мои попался сети,
Ничему не рад на свете.
Солнце встанет, солнце сядет,
Но морщин он не разгладит.
Все пред ним покрыто мраком,
Все недобрым служит знаком,
И плывет богатство мимо
У такого нелюдима.
Полон дом — он голодает,
Копит впрок, недоедает,
Тихо усидеть не может,
Черный день его тревожит.
Будущее роковое
Не дает ему покоя.

Отстань! Меня ты этим не проймешь.
Мне надоели эти прибаутки.
Но, слушая унылый твой долбеж,
Умнейший может тронуться в рассудке.

И колеблется тупица,
Думая, на что решиться.
У него на полдороге
Могут подкоситься ноги.
Положенье все серьезней,
Он повсюду видит козни.
Злой, пришибленный, кургузый,
Он себе и всем в обузу
И живет наполовину,
Полутруп, полуруина.
За ничтожность, за блужданья,
За безволье, за шатанье,
За сомненья, за смешенье
Полусна и полубденья
Он достоин без пощады
Уготованного ада.

Навязчивые страхи! Ваша власть —
Проклятье человеческого рода.
Вы превратили в пытку и напасть
Привычный круг людского обихода.
Дай силу демонам, и их не сбыть.
Не выношу их нравственного гнета.
Но больше всех бессмыслиц, может быть,
Я презираю власть твою, Забота!

Так ощути ту власть краями век!
Плачу тебе проклятьем за презренье.
Живет слепорожденным человек,
А ты пред смертью потеряешь зренье.

 

Вокруг меня сгустились ночи тени,
Но свет внутри меня ведь не погас.
Бессонна мысль и жаждет исполненья,
И жив распорядителя приказ.
Вставайте на работу дружным скопом!
Рассыпьтесь цепью, где я укажу.
Кирки, лопаты, тачки землекопам!
Выравнивайте вал по чертежу!
Награда всем, несметною артелью
Работавшим над стройкою плотин!
Труд тысяч рук достигнет высшей цели,
Которую наметил ум один!

Большой двор перед дворцом

 

Эй, эй, сюда, сюда скорей,
Сюда, народ понурый,
Из жил, и связок, и костей
Скроенные лемуры!

Куда нас хочешь посылай,
Но, в некотором роде,
Слыхали мы, что целый край
Нам отдан под угодья.
Мы взяли колышки для вех
И цепи для промера,
Но для чего ты звал нас всех,
Забыли землемеры.

Я вам работу дам одну:
Меж вами рослый самый
Пускай растянется в длину,
По нем и ройте яму.
Как рыл отец ваш для отца
Кладбищенскую глину,
Переселенцу из дворца
Копайте домовину.

В дни молодости и проказ
На все хватало силы.
Где можно, я пускался в пляс,
И все мне с рук сходило.

Дала мне старость по горбу,
И в яму я свалился.
И вылетело все в трубу,
В гробу я очутился.

Как мне приятен этот стук лопат!
Рабочие, их разобрав, толпою
Кладут границу бешенству прибоя
И, как бы землю примирив с собою,
Возводят, вал и насыпи крепят.

На мельницу мою ты воду льешь.
Плотиной думая сковать буруны,
Морскому черту, старику Нептуну,
Заранее готовишь ты кутеж.
В союзе с нами против вас стихии,
И ты узнаешь силы роковые,
И в разрушенье сам, как все, придешь.

Надсмотрщик!

Здесь!

Усилий не жалей!
Задатками и всевозможной льготой
Вербуй сюда работников без счету
И доноси мне каждый день с работы,
Как подвигается рытье траншей.

На этот раз, насколько разумею,
Тебе могилу роют — не траншею.

Болото тянется вдоль гор,
Губя работы наши вчуже.
Но чтоб очистить весь простор,
Я воду отведу из лужи.
Мильоны я стяну сюда
На девственную землю нашу.
Я жизнь их не обезопашу,
Но благодатностью труда
И вольной волею украшу.
Стада и люди, нивы, села
Раскинутся на целине,
К которой дедов труд тяжелый
Подвел высокий вал извне.
Внутри по-райски заживется.
Пусть точит вал морской прилив,
Народ, умеющий бороться,
Всегда заделает прорыв.
Вот мысль, которой весь я предан,
Итог всего, что ум скопил.
Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,
Жизнь и свободу заслужил.
Так именно, вседневно, ежегодно,
Трудясь, борясь, опасностью шутя,
Пускай живут муж, старец и дитя.
Народ свободный на земле свободной
Увидеть я б хотел в такие дни.
Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!
О как прекрасно ты, повремени!
Воплощены следы моих борений,
И не сотрутся никогда они».
И это торжество предвосхищая,
Я высший миг сейчас переживаю.

 

В борьбе со всем, ничем ненасытим,
Преследуя изменчивые тени,
Последний миг, пустейшее мгновенье
Хотел он удержать, пленившись им.
Кто так сопротивлялся мне, бывало,
Простерт в песке, с ним время совладало,
Часы стоят.

Стоят. Молчат, как ночь.
Упала стрелка. Делу не помочь.

Упала стрелка. Сделано. Свершилось.

Конец.

Конец? Нелепое словцо!
Чему конец? Что, собственно, случилось?
Раз нечто и ничто отожествилось,
То было ль вправду что-то налицо?
Зачем же созидать? Один ответ:
Чтоб созданное все сводить, на нет.
«Все кончено». А было ли начало?
Могло ли быть? Лишь видимость мелькала,
Зато в понятье вечной пустоты
Двусмысленности нет и темноты.

Положение во гроб

Кто строил заступом в песке
Такой барак дырявый?

Жильцу в пеньковом сюртуке
Довольно и канавы.

Что ж не обставлено жилье?
Нет даже стульев в зале.

Здесь все чужое, не свое.
Заимодавцы взяли.

Чуть дух покинет тело, договор
Ему представлю, кровью подкрепленный.
Но столько средств есть с некоторых пор
Отбить у черта душу беззаконно!
Поверья предков, словно старый хлам,
Лишились силы, всякий смысл утратив.
Бывало, я со всем справлялся сам,
Теперь нуждаюсь в помощи собратьев.
Тяжелые для черта времена!
В загоне честь, обычай, старина.
Всегда готовым надо быть к подвохам,
А в старину душа была честна
И вылетала вон с последним вздохом.
Я схватывал ее, как кошка мышь,
Без промаха, и вмиг, без проволочки,
Сжимал в когтях. Теперь не то, шалишь!
Душа нейдет из грязной оболочки,
Ей дорога вонючая дыра,
Пока ее не сгонят со двора
Враждующие меж собой стихии.
Сиди, гадай, когда она и как
Решит уйти и хитрости какие
Готовить ей, чтоб не попасть впросак.
Смерть на руку уже не так скора,
Сражает не ударом топора.
Застынет труп, его б уж класть в гробницу,
Ан смотришь, ожил он и шевелится.

Старейших корпораций господа,
Князья прямого и кривого рога!
Без промедленья, всей толпой в дорогу!
Пасть адову несите мне сюда!
Пасть адова, положим, не одна,
И по разрядам грешников их много.
Но нам пред заключеньем эпилога
Такая щепетильность не нужна.

По сторонам клыки торчат. От злобы
Поток огня слюной стекает с нёба,
И город мук, дымящийся в огне,
Виднеется в далекой глубине.
Об зубы бьется бешеная пена,
И грешники, подплыв, хотят спастись,
Но, скрежеща, смыкается геенна,
И их смывает огненная слизь.
Страстей таит еще немало бездна
Для грешных вольномыслящих мирян.
Хорошая острастка им полезна.
Им кажется, что это все обман.

Обжоры, краснощекие кубышки,
Налившиеся сальные угри!
Смотрите в оба: фосфористой вспышки
Вы в теле не заметите ль внутри?
Ту душу, ту крылатую Психею
Хватайте, остальное — червь дрянной.
Печать поставлю я на ней, и с нею
В круговорот бросайтесь огневой.

Обследуйте внимательно брюшину.
Что о душе мы знаем, толстяки?
Она могла иметь свою причину
Запрятаться куда-нибудь в кишки
И, выйдя сквозь отверстие пупа,
Окажется, совсем не так глупа.

Вы ж вытянитесь, жерди, в высоту
И лапами по воздуху машите.
Чуть выскользнет душа из-под прикрытья,
Ее хватайте разом на лету.
Ведь гений жизни рвется унестись
Из ветхого былого, дома ввысь.

 

Ангельской ратью
Двинемся, братья,
В тихий полет,
Грешных прощая,
Прах оживляя,
Кроткой, радушной,
Легкой, воздушной
Стаей слетая
С горних высот.

Не выношу я шайки голосистой,
И резкий свет такой, что пропадешь!
Поют женоподобные хористы,
Любимцы богомолок и святош.
Чтоб род людской сразить бичом тяжелым,
Хотели мы, чтоб пол был отменен.
Наш адский план о существе бесполом
В мечатаньях набожности воплощен.

Наивничают, тайно строя глазки,
Чтобы обставить нас не в первый раз!
Ведь это — черти, как и мы, но в маске,
Оружьем нашим побивают нас.
Не посрамимся! Станем пред могилой
И силе противопоставим силу!

Розы румяные,
Благоуханные,
Падая, радуя
Нежной прохладою
Животворящею,
Вейте над спящею
Тихо душой.
Райских селений
Вечный покой
Сейте весенней
Алой копной.

Дрожать и жаться? И не стыдно вам?
Пусть сыплют розы. Что вы оробели?
Я дам вам пятиться! Все по местам!
Они хотят цветочной канителью
Вас занести, как снежною метелью.
Огнем дохните, и конец цветам.
Ну, дуйте, дуйте! Кончено! Не надо!
Поблекло все от одного лишь смрада.
Не так неистово! Закройте рты!
Вы слишком надышали, кавалеры.
Ни в чем не соблюдаете вы меры,
Не только сохнут, а горят цветы
И жгут нас ядовитыми огнями.
Сплотитесь вместе! Отражайте пламя!
Как быстро, черти, ваша прыть прошла
Пред лаской чужеродного тепла.

Полные пламени
Розы, вы — знаменья
Благости любящей,
Силы, голубящей
Кроткий завет.
Все перевесьте
Радостной вестью!
Ангелов шествие
Сеет ваш свет.

Проклятье! Стыд! Несчастные балбесы!
Перевернулись вверх ногами бесы
И чехардою друг за дружкой в ад,
Как в баню, вверх тормашками летят.
Счастливо искупаться! С легким паром!
Я остаюсь один на месте старом.

Прочь, светляки! Как вы там ни свети,
Поймаешь вас, нет ничего паскудней:
Расплывчатое что-то вроде студня,
А обжигает, как смола почти.

Чем ни прикрашивай
Духа чужого,
Рода не нашего
Эта основа.
Только с любовью
Ладит краса.
Им наготове
Вход в небеса.

Горит печенка, сердце, голова,
Вот дьявольское, право, наважденье!
Куда похлеще эти существа,
Чем самый яростный огонь в геенне.
Вот отчего всегда так жалко вас,
Несчастные влюбленные! Отказ
Вам не урок. Вы рады без ответа
Смотреть, свернувши шею, вслед предмету.

Не то ль со мной? Уставившись в упор,
Любуюсь тем, что было ненавистно.
Того гляди на шее я повисну
У тех, с кем враждовал я до сих пор!
Какой-то чуждый ток в меня проник.
Премилые какие мальчуганы!
Хочу проклясть, не движется язык.
Что в самом деле за исход нежданный?
Ведь если я, дурак, еще разнежусь,
Кто будет после зваться дураком?
Ах, сорванцы! Чем я к вам так влеком,
Что, кажется, в вас, ненавистных, врежусь.

Скажите, дети милые, к примеру,
Вы тоже не родня ли Люциферу?
Красавчики, я не могу сдержать
Желанья нежно вас расцеловать.
Мы встретились, я рад такой удаче,
Расчувствовавшись просто по-кошачьи,
Как будто я на вас сто тысяч раз
Смотрел, не отводя влюбленных глаз.
Зачем нас разделяет расстоянье?
Приблизьтесь, если облик ваш так мил!

Мы подошли, но сам ты отступил.
Не удаляйся, если в состоянье.

 

Вы духами нас падшими зовете,
Меж тем гораздо больше есть причин,
Как колдунов, винить вас в привороте,
Прельщающем и женщин и мужчин!
Я, кажется, влюбился, что за притча!
Пылает не спинной хребет один,
Все тело у меня — огня добыча!
Эй вы, народец вы такой-сякой!
Довольно реять вереницей гибкой.
На землю станьте твердою ногой.
Хоть вам к лицу серьезность и покой,
Хотел бы видеть я у вас улыбку,
Так, беглую, слегка, краями рта,
Как улыбаться свойственно влюбленным.
Меня и эта скудная черта
Оставила б навеки восхищенным.
Высокий мальчик, ты прелестней всех,
Тебе лишь не подходит вид монаха.
А ну, на шее расстегни рубаху,
Чтоб промелькнул во взгляде томный грех.
Отвертываются! Я не в накладе!
Сложенье их еще приятней сзади.

Пламенем ясным,
Светом прозренья
Падшим несчастным
Дай исцеленье.
Пусть одолеют
Зло и прозреют,
Чтоб благодать
С нами познать.

О, что со мной! Как Иов, весь в нарывах,
Я страшен сам себе и все же горд
И радуюсь, уверившись, что черт —
В наследственных своих основах тверд
И спасся от соблазнов нечестивых.
Зараза дальше кожи не пошла.
Огни отполыхали все дотла,
Я отрезвлен и всем вам без изъятья,
Как подобает, шлю свое проклятье.

Пламя священное!
Кто им охвачен,
К жизни блаженной
Добра предназначен.
Воздух очищен.
Братья, в полет!
Дух сей похищенный
Вольно вздохнет.

 

На крыльях унеслись, озорники!
А где душа? Украли воровски!
Так вот зачем, почуяв дух приманки,
Они у ямы вытянулись в ряд
И стерегли бесценные останки?
Какой удар! Но сам я виноват.
Со мной побившаяся об заклад
Ценою участи своей небесной
Высокая душа, залог наград,
Украдена из рук моих бесчестно.

Кому теперь я жаловаться стану?
Кто за ущерб меня вознаградит?
На старости стать жертвою обмана!
Но я позором поделом покрыт.
Погибло сразу все, единым махом,
Труд стольких лет, надежды, тьма затрат!
Развесить уши пред толпой ребят
Влюбленным, поглупевшим вертопрахом!
Прожженный старый черт с такой закалкой
Сыграл к концу такого дурака!

Ведь эта глупость до того жалка,
Что даже потерпевшего не жалко!

Горные ущелья, лес, скалы, пустыня

 

Круча над кручею,
Чаща дремучая
С пнями, корягами,
Мхами, оврагами.
Воды — живители
Пустынножителей.
Львы к ним у пропасти
Ластятся с кротостью,
Чтя сокровенное
Место священное.

Жар сверхъестественный
Муки божественной,
Сердце пронзи мое,
Страстью палимое,
Копьями, стрелами,
Тучами целыми.
Корка под палицей
Треснет, развалится,
Мусор отвеется,
Сущность зардеется,
Льющая свет всегда
Вечной любви звезда.

И высящиеся обрывы
Над бездной страшной глубины,
И тысячи ручьев, шумливо
Несущиеся с крутизны,
И стройность дерева в дуброве,
И мощь древесного ствола
Одушевляются любовью,
Которая их создала.

И то же чудо, дива дивней,
Обрушивается с небес,
Потоками косого ливня
Клоня шатающийся лес.
Нет-нет и молния ударит,
Все слепнет на ее свету,
Но более уже не парит,
Гром разгоняет духоту.

Все эти громы, и лавины,
И ливни — вестники любви.
Души остывшей сердцевину
Грозой такой же оживи!
Где дух мой пленный, как в темнице,
Томится в немощной плоти,
Дай, боже, мыслям проясниться
И сумрак сердца освети!

Что за облачко белеет
В глубине за сосняком?
Догадался, что там реет:
Это юных духов сонм.

Где мы тут, отец, ответствуй,
Кто мы, милый, вразуми,
Мы, оставшиеся с детства
Непорочными детьми.

Вы, родившись в полночь, вскоре
Взяты маленькими в рай,
Для родителей на горе,
К радости крылатых стай.
Сердце любящее чуя,
Станьте с этой стороны.
Вы, по счастью, в жизнь земную
Не были посвящены.
Но в глаза мои войдите,
Я их вам даю взаймы.

Изнутри вовне смотрите:
Вот деревья, вот холмы,
Вот текущая средь леса
И с крутого бугорка
Водопадом вниз с отвеса
Рушащаяся река.

Вид поистине могучий,
Но пугает этот мрак.
Выпусти нас вон, не мучай,
Страшно нам, святой добряк!

Подымайтесь кверху стаей
И растите без конца,
Как мужает, вырастая,
Дух в присутствии творца.
Это духов пропитанье,
Высшее их торжество:
Раствориться в созерцанье
Явленной любви его.

Руки протянем,
Станем кольцом,
Господу грянем
Громкий псалом!
От колыбели
Взятые им,
Бога у цели
Улицезрим.

Спасен высокий дух от зла
Произволеньем божьим:
Чья жизнь в стремлениях прошла,
Того спасти мы можем.
А за кого любви самой
Ходатайство не стынет,
Тот будет ангелов семьей
Радушно в небе принят.

Розами из рук смиренниц,
Приносящих покаянье,
Выиграно состязанье,
Побежден был отщепенец.
Наша сторона отбила
Душу у нечистой силы,
В бегство обратив лукавых
И цветами закидав их.
Вместо адских мук, с печалью
Боль любви они познали.
Перед ней сдалась природа
Сатаны, их коновода.
Он не снес ее укола.
Милосердье побороло.

Останки несть в руках
Для нас мученье.
Будь из асбеста прах,
Он — жертва тленья.
Дух с веществом входил
В союз условный.
У ангелов нет сил
Рвать связи кровной.
Но двойственность пройдет,
И боль отляжет.
Одна любовь с высот
Решит и вяжет.

Вон над вершиною
Этой скалистой
Нечто невинное,
След чей-то чистый.
Мгла тонкостенная,
И в промежутке —
Души блаженные,
Дети, малютки.
Чуждые бремени
Горестей лишних,
Дышат вне времени
Славою в вышних.
Ощупью шарящий
Дух для начала
Пустим в товарищи
К братии малой.

Примемте, братья,
В виде коко́на
Ангела в платье
Куколки сонной.
Ткани придаточной
Скинемте нити.
Дух уж достаточно
Вырос в развитье.

Здесь вид открыт с высот
И к высям дух уводит.
Вон женщины в полет
За облака уходят.
Средь них, блестя каймой
Своею многозвездной,
Горит венец самой
Владычицы небесной.

Миродержица, склонись
В лицезримой тайне
Всей твоей, взнесенной ввысь,
Синевой бескрайней!
Славословий не отринь,
Я от чувств наплыва
Воссылаю в эту синь
Их благочестиво.
Беззаветно верен дух
Твоему приказу.
Ты души любой недуг
Умеряешь сразу.
Приснодеву, деву-мать,
Госпожу вселенной,
Радостно мне величать
Песнью вдохновенной.

Прильнув с моленьем,
К ее коленям,
Горсть грешниц, каясь
И здесь спасаясь,
Взывает к тверди
О милосердье.

Дева безневестная,
Ты для жертв обмана
Пристанью небесною
Будешь постоянно.
Слабых женщин скользок путь,
Где найти спасенье?
Как самим им разомкнуть
Цепи искушенья?
Как не поскользнуться им
На дороге вязкой?
Нежный взгляд неотразим,
Манят лесть и ласка.

 

Души пристанище!
Святою силой
От боли ранящей
Спаси, помилуй!
Ты, беззакатная,
Ты, благодатная!

(Ев. от Луки, 7, 36)

Ради слез, что на пороге
Я роняла внутрь кувшина,
Омывая миром ноги
Твоего святого сына,
Дорогой амфоры ради
И волос, которых шалой,
Горько выбившейся прядью
Я потом их утирала, —

Ради пастбищ Авраама
С бьющей родниковой жилой,
Где водою тою самой
Я Спасителя поила,
Ради чистого потока,
Вылившегося оттуда
И по всей земле широко
Разбежавшегося всюду, —

(Ев. от Иоанна, 4)

Ради той святой гробницы,
Вход куда был прегражден
Мне незримою десницей,
Ради памятных времен
Тех, когда я в покаянье
Сорок лет жила в тоске
И в пустыне завещанье
Написала на песке, —

Ты, что к осужденной грешной
С помощью всегда приходишь,
Кающихся безутешно
До высот своих возводишь,
Ты и этой неповинной
Грешнице прости деянье,
В жизни только раз единый
Согрешившей по незнанью.

Оплот мой правый,
В сиянье славы,
Склони свой лик над счастием моим.
Давно любимый,
Невозвратимый
Вернулся, горем больше не томим.

Уж он шагнул вперед,
И, думать надо,
Он нам за наш уход
Воздаст наградой.
С младенческих пелен
Нас жизнь не давит,
А этот вразумлен
И нас наставит.

Собраньем духов окруженный,
Не знает новичок того,
Что ангельские легионы
В нем видят брата своего.
Уже он чужд земным оковам
И прежний свой покров сложил.
В воздушном одеянье новом
Он полон юношеских сил.
Позволь мне быть его вожатой,
Его слепит безмерный свет.

Направься в высший круг. Объятый
Догадкой, двинется он вслед.

Подымите к небу взгляд,
Души грешниц младших,
Возведенные в разряд
Возрожденных падших.
Ты ж их покаянья дань
Возрасти сторицей
И заступницей им стань,
Дева, мать, царица!

Все быстротечное —
Символ, сравненье.
Цель бесконечная
Здесь — в достиженье.
Здесь — заповеданность
Истины всей.
Вечная женственность
Тянет нас к ней.

Отправить