Внутренний двор замка, окруженный богатыми причудливыми строениями средневековья

Вертушки, дуры, истинные женщины,
Игрушки мига, жертвы настроения!
Ни в счастье, ни в несчастье не умеете
Вы показать характер свой с достоинством.
Ни в чем у вас нет лада и согласия,
И только в крайней боли или радости
Все как одна визжите вы и воете.
Довольно, не трещите! Молча выждите,
Что порешит высокая владычица.

Где ты, пророчица? Зовись, как вздумаешь,
Хоть Пифониссой, но навстречу выгляни
Из внутренности замка. Впрочем, если ты
Отправилась уведомить хозяина,
Чтоб мне прием устроил подобающий,
Тогда спасибо, и безотлагательно
Представь меня герою достославному.
Покоя жажду я, конца блужданию.

Царица, не ищи старухи взорами.
В тумане, может быть, осталась, гадкая,
Из недр которого, путем неведомым,
Перенеслись сюда мы, ног не двигая,
А может быть, она ушла действительно
Внутрь переходов предварить владетеля,
Чтобы тебя по-царски, с честью приняли
В волшебном этом замке, как бы выросшем
Из многих крепостей соединившихся.
Но посмотри: вверху, по окнам портика
Взад и вперед снуют толпой служители.
Тебе прием заслуженный готовится.

От души отлегло. Посмотрите туда,
Как учтивой толпой милых юношей ряд
Стройным шествием в лад сходят, вниз не спеша.
По чьему повеленью пред нами предстал
Возмужалых подростков пленительный рой?
В чем их прелесть? В равненье, в осанке, в ходьбе,
В их, венчающих лоб, белокурых кудрях
Или в ямочках щек, что, как персик, в пуху,
Так и манят, как персики, их укусить?
Укусила б, но — страшно сказать: укушу, —
Рот наполнится прахом могильным.

Эти красавцы
Подходят сюда.
Что они вносят?
Трон и ковер,
К трону подножье
И балдахин.
Полог шатровый,
Как нимб облаков,
Нашей царицы
Венчает главу.
Вот она всходит
На трона ступень.
Мы полукругом
Цепи сомкнем.

Славен, славен, славен трикратно
Этот благословенный прием.

 

Да, если боги человеку этому
Высокий рост, осанку, обходительность
Не в ссуду дали, а на веки вечные,
Он будет все увенчивать победою:
Бои ль кровопролитные с мужчинами,
Или с красавицами стычки мелкие.
Ценила в прошлом многих я и видела,
А этот лучше всех. Вот он почтительно
Приблизился. Царица, обратись к нему.

Царица, вместо надлежащей встречи
И слов привета, выдаю тебе
Закованного в цепи человека.
Свойдолг нарушив, мойнарушил он.
Стань перед госпожою на колени
И повинись пред нею, низкий раб.
Царица, это сторож наш на башне.
На редкость зоркий, он поставлен мной
Осматривать с дозорной этой вышки
Весь кругозор полей до той черты,
Где сходятся вдали земля и небо,
И доносить про все, что разглядит,
Будь это стадо или вражье войско.
Стада храним мы, а врагов мы бьем.
Представь себе, что сделал он сегодня:
Ты здесь, — он не доносит ничего,
И по его вине мы упускаем
Оставшееся время, чтоб предстать
В готовности перед высокой гостьей.
Достоин смерти он, и он давно
Лежал бы на земле в крови, казненный,
Но вот он тут, и ты сама реши,
Что делать с ним, казни его иль милуй.

Хотя бы ты царицей и судьей
Лишь для того меня над ним поставил,
Чтоб испытать меня, начну с того,
Что составляет первый долг судейский,
И обвиняемого допрошу.

Стать вели мне на колени,
Жить и с жизнью распроститься,
Я тебе без разделенья
Весь принадлежу, царица.

Как всегда, я ждал с востока
Утром солнце со стены,
Но оно сегодня к сроку
Встало с южной стороны.

Я не видел башни шпиля,
Я не видел гор и нив,
На единственном светиле
Жадно взор остановив.

Зренье рыси мне досталось,
Рыси, хищницы лесной,
Но теперь перемешалось
Все, как сон, передо мной.

Мост подъемный пред твердыней,
Башня, крепостной курган
Пред лицом такой богини
Разом канули в туман.

В ослепленье, став у края,
Не сводил с нее я глаз.
Вот она стоит, живая,
Так же ослепляя вас.

Рогом не дал я сигнала,
Долг дозорного, презрев.
Жалуй плахой, иль опалой,
Иль смени на милость гнев.

Не вправе взыскивать я за провинность,
Которой я виной. О горе мне!
Меня преследует печальный жребий
Так обольщать весь век сердца мужчин,
Что больше ничего они не помнят.
Обманом, силою, захватом в плен
Меня герои, боги, полубоги
И демоны таскали за собой
В своих походах, битвах, отступленьях.
Сперва я голову кружила всем
В одном своем лице, потом в двояком,
В тройном и четверном. Освободи
Закованного. Бедный не повинен.
Кто ослеплен богами — чист душой.

Царица-лучница, с тобою рядом
Я вижу пораженного стрелой!
Охотница, стреляешь ты так метко.
Что, чуть ты натянула тетиву,
Я во мгновенье ока тоже ранен.
Воображаю, сколько будет жертв,
Когда ты воцаришься в нашем замке
И в нем засвищут тучи этих стрел!
Чем стану я? Ты мне мой двор взбунтуешь,
Небезопасным станет камень стен,
И я боюсь, тебе, победоносной,
Все войско восхищенно присягнет.
Что остается мне, как не отдать
Тебе во власть себя и все владенья,
Которые своими я считал.
У ног твоих позволь мне всенародно
Признать тебя своею госпожой,
Которой только стоило явиться,
Чтоб покорить нас и занять престол.

Царица, я пришел назад.
Ты бросишь человеку взгляд,
И сразу же, ошеломясь,
Он нищ, как голь, богат, как князь.

Чем был я? Чем успел я стать?
Что делать мне, что предпринять?
Хоть взгляд мой молнией бы жег,
Он сломится о твой порог.

С востока накатил наш вал,
И запад содрогнулся, пал.
Народу двигалась тьма тем
В степи, не мерянной никем.

Свалился первый, стал второй,
И следующий занял строй,
Единому заменой сто,
И убыль тысячи — ничто.

На место с места, вплавь и вброд
Неслось нашествие вперед,
И где вчера я был главой,
Сегодня буйствовал другой.

Хватали все, кто чем прельщен.
Иные уводили жен,
Иные угоняли скот,
Коней же — все наперечет.

А я рукою знатока
Брал вещь, которая редка,
И доли в общем грабеже
Не требовал при дележе.

Я нападал на кладов след
И их вытаскивал на свет,
И отпер не один баул,
Во все карманы заглянул.

И золота не мог я счесть
И отдавал каменьям честь.
Пусть у тебя на сердце тут
Играет этот изумруд.

А этот жемчуг дорогой
Повесь в ушко себе серьгой.
Вот и рубин, но он поблек
Перед твоим румянцем щек.

Все это раздобыл я сам
И приношу к твоим ногам.
Тут битв кровавых урожай,
И ты его не отвергай.

Вот ящики и сундуки.
По манию твоей руки, —
И это ведь не похвальба, —
Набью я ими погреба.

Едва на трон ты поднялась,
Богатство, сила, ум, пленясь,
Благоговейно пали ниц
Перед царицей из цариц.

Всей этой кучею добра
Еще я дорожил вчера,
Теперь, я вижу, — это прах,
Я отдал все, я нищ и наг.

Я отдал все, я нищ, убог,
Я всем, что было, пренебрег,
Но улыбнись, и за урон
Сполна я буду награжден.

Скорей добычу эту унеси
Без знаков похвалы и порицанья.
Царице в замке все принадлежит,
И часть дарить ей поздно и бесцельно.
Нагромозди дары до потолков.
Укрась в невиданных размерах залы.
Пусть роскоши недышащая жизнь
В покоях разместится без движенья.
В предупреждение ее шагов
Стели везде ковры перед царицей,
Чтоб было в залах мягко ей ступать
И чтобы блеск глаза ее встречали,
Не ослепляющий одних богов.

Господин, такой пустяк
Сделает слуга и так.
Челядь в замке вся сполна
Этой гостьей пленена,
И военный гарнизон
Без оружья покорен.
Перед силой этих чар
Холодеет солнца жар,
Так красой ее давно
Все в ничто обращено!

 

Хочу поговорить с тобой. Взойди
На возвышенье. Сядь со мною рядом.
Незанятое место ждет того,
Соседство с кем и мне защитой будет.

Позволь тебе присягу принести
И руку дай поцеловать, которой
Меня ты подымаешь до себя.
Меня в своем бескрайнем царстве сделай
Регентом, соправителем, слугой,
Поклонником, защитником — чем хочешь.

Немало насмотрелась я чудес,
Наслушалась того, пожалуй, больше.
О многом бы хотела я спросить,
И первым делом: отчего так странно
Пленяла речь служителя того?
Он подгонял так стройно слово к слову,
Как в хоре сочетают голоса,
Лаская слух их сменой и согласьем.

Когда тебе наш говор по душе,
Полюбятся тебе напевы наши.
Ты сразу эту музыку поймешь
За первой нашей дружеской беседой.

Как мне усвоить ваш прием красивый?

Он кроется в невольности порыва.
Мы ждем, в потребности обнять весь свет,
Того, кто тем же полон…

Нам в ответ.

Тогда наш дух беспечностью велик.
Прекрасен только…

Настоящий миг.

Жизнь только им ценна и глубока.
Тому порукою?..

Моя рука.

Что плохого в том, девушки,
Если наша владычица
Обладателю замка
Окажет доверие?
Мы — невольницы, пленницы
С того самого времени,
Как разрушили Трою
И мы стали бездомными.

Отнят выбор у женщин.
Их не принято спрашивать,
И былые поклонники
Только копят им опытность.
Пастухам златокудрым ли
Или фавнам щетинистым
Отдаваться приходится
Сообразно случайности.

Все тесней прижимаются,
Прислонившись друг к другу,
И сближают колени,
И хватаются за руки,
Широко перевесившись
Над подушками трона.
Для царей посторонние
Словно место пустое,
И при нас они нежатся,
Как на тайном свидании.

Я — далеко и близко вместе с тем,
И мне легко остаться тут совсем.

Дышу едва, забывшись как во сне,
И все слова претят и чужды мне.

На склоне дней я как бы родилась,
В любви твоей всецело растворясь.

Не умствуй о любви. Какой в том толк?
Живи. Хоть миг живи. Жить — это долг.

Что за ветреное племя!
Вздором забивая темя,
Нежничать теперь не время
И твердить любви букварь.
Этих грозных труб раскаты
Гибелью для вас чреваты,
К замку подступает царь.
Войску нет конца и края,
Но и ты на Менелая
Силой дружною ударь.
За участье к человеку
Будешь превращен в калеку
Ты, как раньше Деифоб.
Этих вздернут по ранжиру,
А царице под секирой
Уготован свежий гроб.

Опять помеха! Не люблю вмешательства,
Оправданного даже и опасностью.
Гонца-красавца портит весть недобрая,
А ты уже и без того уродина.
На этот раз не беспокой нас попусту,
Действительной угрозы и в помине нет,
А если есть, мы тоже подготовлены
И даром не дадим себя запугивать.

 

Вот кто от бед тебя укроет.
Здесь что ни воин, то герой.
Лишь тот вниманья женщин стоит,
Кто рад стоять за них горой.

Дружиной грозной и жестокой,
Любимцы славы и войны,
Смелей вперед, сыны востока,
И вы, о севера сыны!

Ватага, царства низвергая,
Идет, закованная в сталь.
Под ней дрожит земля сырая,
И гулом отвечает даль.

Мы высадились у Пилоса,
Нет больше Нестора в живых,
И тут же у речного плеса
Царьков разбили островных.

Отбросьте Менелая живо
К морскому берегу назад.
Пусть грабит бухты и проливы
Испытанный морской пират.

Когда он в бегство обратится,
Отброшенный от этих стен,
Раздаст спартанская царица
Вам герцогства за это в лен.

Пускай Коринфский перешеек
Германец валом обведет.
Ахею с тысячей лазеек
Возьмет в свое владенье гот.

В Элиде станут франки станом,
Мессену саксам отдадим,
И Арголиды край — норманнам
С надзором за путем морским.

Объедините оборону,
А в старой Спарте вековой
Царица будет вам исконной
И общепризнанной главой.

Доверивши ее заботе
Страну, которой лучше нет,
У ног ее всегда найдете
Участье, помощь и совет.

 

Кто красивейшую пожелал,
Об оружии пусть позаботится.
Лестью он приобрел
Наивысшее благо земное,
Но спокойно ему не дано
Сохранить обладанье.
Пожелает обманщик сманить
Или силой похитит разбойник, —
Надо в оба смотреть.

Достохвальный наш князь
Дальновидней других.
Он сумел опереться
На союзников храбрых
И послушных ему.
Каждый княжий приказ
Исполняют на месте
С общей пользой для всех
И ему в прославленье.

Кто ее отобьет
У могучего друга?
Он ее заслужил,
Это мы признаем
В благодарность за то, что и нас
Защитит он стеною и войском.

Пусть разойдутся воеводы,
Мы земли дали им кругом,
А сами после их ухода
Средину области займем.

Мы их оберегать обяжем
Твой полуостров с трех сторон.
С четвертой сам он горным кряжем
К горам Европы прикреплен.

Его луга, его дубравы,
Хребты, которыми он сжат,
Моей владычице по праву
Рождения принадлежат.

Ведь здесь она, своим зачатьем
Вся в бога Зевса и отца,
Явилась матери и братьям
Из лебединого яйца.

Родную землю, неизменно
Не устающую цвести,
Всей преданной тебе вселенной,
Властительница, предпочти.

Пусть сверху леденят морозы
Вершины гор и перевал,
Немного ниже щиплют козы
Траву по углубленьям скал.

Ручьи, потоки, водопады,
Все сочной зелени полно,
И на лугу овечье стадо
Колышет белое руно.

Шажком расходится по кручам
Рогатый осторожный скот
И норовит на солнце жгучем
Забресть в пещеру или грот.

Там с ними Пан в прохладном хлеве,
Туда и нимфы забрались,
Оттуда тянутся деревья
Из глубины ущелья ввысь.

Там непокорную макушку
Вздымает узловатый дуб,
И клены следом друг за дружкой
Толпой восходят на уступ.

Там молоко дает природа
Для ребятишек и ягнят,
И без участья пчеловода
В колодах пчелы мед таят.

Здесь все бессмертны, словно боги,
Улыбка у людей чиста,
Довольство, чуждое тревоги,
Наследственная их черта.

Лазурью ясною согрето,
Мужает здешнее дитя.
Невольно спросишь: люди это
Иль олимпийцы, не шутя?

Где бога с сумкою пастушьей
Изобразили овчары,
Соприкоснулись в простодушье
Все виды жизни, все миры.

И мы в таком же положенье.
Что с нами было — позади.
Дочь бога, Зевса порожденье,
Себя в той мысли убеди!

Мы не останемся в твердыне.
В соседстве с ней, у рубежа,
Аркадия еще доныне
Неиссякаемо свежа.

В краю безоблачности редкой
С тобой укроемся вдвоем,
Приютом изберем беседку
И полным счастьем заживем.

 

Не ведаю, когда заснули девушки.
Им снилось ли, что я на деле видела?
Я разбужу их. Вот они заахают!
Вы тоже удивитесь, бородатые,
Рассевшиеся в зале, в ожидании
Развязки этой были чудодейственной.
Вставайте, девушки! Оправьте волосы,
Глаза протрите и живее слушайте.

Ну, рассказывай скорее, что за диво приключилось?
Знаешь ведь, всего охотней слушаем мы небылицы,
Так нам скучно, до того нам надоело здесь средь скал.

Чуть глаза протерли, дети, и уж надоело вам?
Ну так знайте: здесь в пещерах, гротах этих и беседках,
Был приют и кров дарован, как в идиллии любовной,
Господину с госпожой.

Там внутри?

В отъединенье
Ото всех. Одну меня лишь в услуженье допустили.
Пользуясь их уваженьем, как обычай меж наперсниц,
Я не все при них сидела, а по сторонам вертелась,
Собирала мох, коренья и за сбором трав целебных
Оставляла их одних.

По твоим словам, в пещере все, что хочешь, как на воле:
Лес, луга, ручьи, озера. Что выдумываешь ты?

Разумеется, простушки! Это девственные дебри:
Зал за залом, ход за ходом открывала я, бродя.
Но внезапно я в пещере отзвук смеха слышу сзади,
Оглянулась, — мальчик скачет по родительским коленям,
С материнских рук к отцовским, — шутки, ласки, прибаутки,
Взрывы смеха, вскрики счастья в радостном чередованье,
Так что могут оглушить.
Голенький бескрылый гений, фавн без грубости звериной, —
Мальчик спрыгивает на пол, но его упругость почвы
Вмиг подбрасывает кверху, с двух и трех прыжков малютка
Достает до потолка.
Мать кричит в испуге: «Прыгай, как душе твоей угодно,
Берегись летать, однако, запрещен тебе полет!»
А отец увещевает: «Верен будь земле, в ней сила,
Оттого ты вверх взлетаешь, что земли коснулся пяткой,
Прикоснись к ней, и окрепнешь, словно сын земли Антей».
Мальчик прыгает, как мячик, кверху на утес с утеса,
И внезапно исчезает за обрывом крутизны,
Так что кажется погибшим. Мать рыдает, знать не хочет
Про отцовы утешенья, я плечами пожимаю.
Вдруг, какое превращенье! Не сокровища ль там скрыты?
Где достал он эту роскошь? В платье из цветов и тканей
Вдруг стоит пред нами он!
С плеч спускаются гирлянды, на груди повязки вьются,
Золотую лиру держит, и, как некий Феб-младенец,
Всходит он на край стремнины. Застываю в изумленье,
А родители в восторге обнимаются, смеясь.
Что над ним венцом сияет? Золотое украшенье?
Внутреннего ль превосходства проявившийся огонь?
Но в движениях ребенка виден будущий художник,
Полный с детства форм извечных и преемственных мотивов,
И вот в точности таким-то, как в моем изображенье,
Вы увидите в восторге и услышите его.

Это ли, критянка,
Чудо, по-твоему?
Сходных сказаний
Ты разве не слышала?
Песен Ионии,
Греции мифов,
Встарь о богах
Сочиненных поэтами?

Все, что на памяти
Нашей случается, —
Отзвук слабеющий
Дней незапамятных.
Правда, хотя
Твой рассказ очевидицы,
Сказка о Майе
Правдоподобнее.
Будто сынок ее
Был, чуть родившись,
Нянек толпой
Запеленут в свивальники.
Но шалунишка,
Красивый и крепенький,
Скинул пеленки
Ручками-ножками.
Так оболочку
Высохшей куколки
Вдруг покидает
Резвая бабочка
И, расправляя
Легкие крылышки,
В синь улетает
С игривою смелостью.

Так же и этот
Плут непоседливый
С детства был другом
Ворам и проказникам.
У Посейдона
Трезубец взял хитростью,
Меч утащить
У Ареса осмелился,
Лук снял у Феба,
Щипцы сгреб Гефестовы,
Молнии Зевса
Стащил бы наверное,
Если б обжечься
Не побоялся
В единоборстве
Подножку дал Эросу,
Ластясь к Венере,
Стянул ее пояс.

 

Ваших россказней прекрасней
Эта струнная игра.
О богах забудьте басни,
Миновала их пора.
Вас не понимает время,
Новых требуя красот.
Наше сердце только с теми,
Кто от сердца речь ведет.

 

Если и в таком отродье
Музыка еще властна,
Как же нас ее мелодий
Покоряет глубина?
Ярче солнца и денницы,
Светоноснее зари
Миг, когда рассвет родится
В сердце нашем изнутри.

 

Вас мои прыжки и пенье
По-родительски бодрят,
Заставляя в восхищенье
Ваше сердце прыгать в лад.

Двух сливая воедино,
Длит любовь блаженства миг,
Но конечная вершина —
Единение троих.

И тогда-то мы у цели:
Весь я твой и ты моя.
К этому и тяготели
Побужденья бытия.

Знаки правды долголетней,
Давней радости черты
У наследника заметней,
Чем в лице самой четы.

Хочу подпрыгнуть,
Чтоб ненароком
Небес достигнуть
Одним наскоком!
Вот что желанье
Мое и страсть.

Но ввысь не надо
Без меры влечься!
Смотри не падай,
Не изувечься!
Мы все погибнем,
Случись напасть.

Томлюсь от скуки
У вас в объятье.
Оставьте руки,
Кудрей не гладьте,
Оставьте платье,
Не тешьтесь мной!

Подумай, милый,
Чье ты спасенье!
Нам смертью б было
Разъединение.
Скреплен насилу
Наш мир тройной.

Увы, порвется
Согласный строй.

Сдерживай, сглаживай
Буйную силу,
Или нас заживо
Вгонишь в могилу.
Черпай свободу
Здесь на лугу.

Вам лишь в угоду
Не убегу.

Вот в хороводе я,
Вас подхватив,
Вьюсь под мелодии
Бойкий мотив.

Так интереснее.
Двигайтесь с песнею
Мерно кругом.

Ну, благодарствую!
Вряд ли, фиглярствуя,
Кончат добром.

 

Когда, кудрявою
Тряхнув головкой,
Рукою правою
Нас крутишь ловко,
Когда с улыбкою
Неотразимой
Фигуркой гибкою
Скользишь ты мимо,
Гордись удачею:
Знай, дорогой,
Сердца горячие
Полны тобой.

 

Как диким ланям,
Вам нет тут счета.
Давайте станем
Играть в охоту.
Вы будьте дичью,
Я — зверолов.

Нетрудной станет
Твоя работа.
И так нас тянет
В твои тенета.
Твоя добыча —
Мы все без слов.

Чрез лес и камни!
Не цель сладка мне,
А лишь преграды
Влекут к себе.
Победу надо
Купить в борьбе.

Мечется как бесноватый,
В голове лишь беззаконья
И как бы рогов раскаты
Слышатся в лесной погоне.
Что за ярость! Что за пыл!

Пробежал по кругу мимо,
Сделав бешеный прыжок,
Бросился неудержимо
К самой дикой и увлек.

 

Не уловкою умильной, —
Я ее влеку насильно.
Чтобы радости хлебнуть,
Крепко стискиваю грудь
И целую в упоенье,
Победив сопротивленье.

Стой, не тронь! Не так мы хилы
В женском существе своем.
Против неугодной силы
Силу мы в себе найдем.
Думаешь, что так слаба я?
Думай, думай — на бегу
Я схвачу тебя, играя,
И тебя, смеясь, сожгу!

В склепе под землей преследуй
Ускользнувшую победу,
В небе опиши дугу!

Ах, все овражистей
Глушь чернолесья!
Сбросить бы тяжести,
Взмыть к поднебесью!
Ветер, неистово
Дуй и насвистывай!
Бейся, морской
Дальний прибой!

 

Прыгая подобно сернам,
Не сорвись в прыжке неверном!

Выше всё душою жадной,
Где пространства неоглядны!
Вот я вижу, где стою:
Я в Пелопсовом краю.
Полуостров этот мой
Создан морем и землей.

Нет разве радости
В рощах прохладных,
Брызжущих сладостью
Лоз виноградных?
Зелень долинная
Яблок полна,
Ягоды винные,
Мир, тишина!

Мир вам мерещится?
Бой до конца
Знаменем плещется
В жизни борца!

Тот, кто воинственным
Пылом отравлен,
Миром, единственным
Счастьем, оставлен.

Где за отечество
Из рода в род
Цвет человечества
Кровь отдает,
Можно заранее
Славу предречь
В смелом дерзании
Вынувшим меч.

Посмотрите вверх, подруги!
Он стоит на крутизне,
Рослым воином в кольчуге,
Победителем в броне.

Нет нужды в форта́х мужчине,
Тын его — его рука.
Крепче каменной твердыни
Грудь стальная смельчака.
Независимость берется
С бою, в поле, налегке.
Амазонкою дерется
Мать с героем на руке.

Взвейся, поэзия,
Вверх за созвездия!
Взмыв к наивысшему,
Вспыхнув во мгле,
Ты еще слышима
Здесь на земле!

Я в мир пришел не малым чадом
И зрелым юношей примкну
К другим передовым отрядам,
Ушедшим раньше на войну.
Мы во всем
Признаем
Боевую честь одну.

Народившись к жизни еле,
Свет увидевши едва,
Рвешься ты к смертельной цели,
Где слетает голова.
Разве к нам
Ты и сам
Не питаешь чувств родства?

Прислушайтесь к раскатам грома!
Гудит земли любая пядь.
Борцы, не усидевши дома,
Идут страдать и умирать.
Смерть — завет
Этих лет.
Лучших нет, пора понять.

Смерть от ран, тоска агоний,
Что нашел ты, милый, в них?

Я не зритель посторонний,
А участник битв земных.

Участь смертельная
Этот задор!

В ширь беспредельную
Крылья простер!
Смелый бросается
В битвы разгар!

 

Это кончается
Новый Икар.

 

Кончилось вмиг торжество!
Тягостна страшная явь!

Мать, меня одного
В царстве теней не оставь!

 

Ты не сгинешь одиноким,
Будучи в лице другом,
По чертам своим высоким
Свету целому знаком.
Жребий твой от всех отличен,
Горевать причины нет:
Ты был горд и необычен
В дни падений и побед.

Счастья отпрыск настоящий,
Знаменитых дедов внук,
Вспышкой в миг неподходящий
Ты из жизни вырван вдруг.
Был ты зорок, ненасытен,
Женщин покорял сердца,
И безмерно самобытен
Был твой редкий дар певца.

Ты стремился неуклонно
Прочь от света улететь,
Но, поправ его законы,
Сам себе расставил сеть.
Славной целью ты осмыслил
Под конец слепой свой пыл,
Сил, однако, не расчислил,
Подвига не завершил.

Кто тот подвиг увенчает?
Рок ответа не дает,
Только кровью истекает
Пут не сбросивший народ.
Новой песнью кончим тризну,
Чтоб не удлинять тоски.
Песнями жива отчизна
Испытаньям вопреки.

 

На мне сбывается реченье старое,
Что счастье с красотой не уживается.
Увы, любви и жизни связь разорвана.
Оплакивая их, с тобой прощаюсь я,
В последний раз к тебе в объятья падая.
Прими меня, о Персефона, с мальчиком!

 

Держи покрепче, что тебе оставлено.
Не выронь платья. Демоны подземные
Уж за него со всех сторон хватаются,
Чтоб унести к себе. Держи, не вырони.
Хоть платье не богиня, та — потеряна,
Однако ткань в твоих руках — божественна.
Воспользуйся неоценимой милостью
И улети. Она над миром низменным
Перенесет тебя, пока удержишься.
Прощай. Вдали, в великой отдаленности
От этих мест, с тобою мы увидимся.

 

Пущу находку эту в дело.
Хоть пламя, правда, догорело,
Мир и останкам будет рад.
Я буду гения наряд
Давать поэтам напрокат,
Скрывающим одеждой старой
Отсутствие живого дара.

 

Ну, девушки, скорее! От заклятия
Колдуньи фессалийской мы избавились.
Стряхнули иго ведьмы ненавистное
И гнет бренчанья, звуков наваждение,
Чужое нам и разуму противное.
В Аид толпою следом за царицею,
Идущей впереди, под землю спустимся.
Как подобает нам, служанкам преданным,
У трона Непостижной мы найдем ее.

У цариц свое общество,
Рады все их присутствию,
С Персефоной, как равные,
Под землей они встретятся.
Что же делать нам, челяди,
Средь лугов асфоделевых,
На задворках, обсаженных
Тополями и ветлами?
Иль мышами летучими
Трепетать и попискивать
Ради нетопыриного
Провождения времени?

Принадлежит к стихиям тот, кто имени
Не приобрел и не стремился к высшему.
Смешайтесь с ними. Я хочу с царицей быть.
И верность наша, а не только подвиги
Приобретает нам значенье личности.

 

Свету солнца мы отданы
Не отдельными лицами,
А все вместе, всем множеством,
И в Аид не вернемся мы,
Как мы знаем и чувствуем.
Но природа бессмертная
Обо всем позаботится,
Мы, сонм духов ее,
На нее полагаемся.

Прячась и перебегая в шелестенье тысяч веток,
Из корней манить мы будем вверх к побегам соки жизни,
То цветов пучки, то листья в волосы себе вплетая.
Упадут плоды, созревши, и толпою будут люди
Шарить по земле, сбирать их и откусывать на пробу,
На колени перед нами, как перед богами, став.

Мы к поверхности отвесной этих гладких скал прижмемся,
Чтоб подслушивать все звуки, будь то шорох камыша,
Птичий свист иль голос Пана. Тотчас мы ответим тем же,
На жужжание — жужжаньем, громыханием — на гром,
Удвояя отголоски и катя в ответ раскаты
Оглушительнее трижды, следом десять раз подряд.

Сестры! Мы других подвижней, пустимся ручьям вдогонку.
Нас к себе потянут далей низбегающие склоны.
По отлогостям, все глубже, потечем мы, орошая
Поле, пастбище, усадьбу и вкруг дома тихий сад.
Кипарисы обозначат линию речного русла,
Подымаясь в отдаленье стройно к небу в два ряда.

Вы живите, где хотите. Мы шумливо холм обступим,
Где в шпалерах зеленеет виноградная лоза.
Целый день там виноградарь, неуверенный в успехе,
Доказательство усердья беспримерного дает.
Он окапывает лозы то лопатой, то мотыгой,
Подрезает их и вяжет по тычинам и жердям.
Он к богам и богу солнца обращается с молитвой,
Но о нем, слуге радивом, мало помышляет Вакх.
Этот бог в беседке дремлет иль болтает с фавном в гроте,
Наделенный всем в избытке, нужном для сонливых грез.
В бурдюках вино, в кувшинах, из даров и приношений,
По углам пещер хранится с незапамятных времен.
Но когда помогут боги, первый Гелиос средь прочих,
И наполнят рог гроздями, солнцем их позолотив,
Оживает сад, который обработал виноградарь,
У кустов, где тишь царила, целодневный шум стоит.
Скрип корзин, бряцанье ведер, переноска винограда
В чан давильщикам, веселым босоногим плясунам.
Семеня ногами, люди топчут, давят кучи гроздьев;
Брызжет, пенится под ними дивный виноградный сок.
И тогда гремят тимпаны, ибо, сняв покровы таинств,
Открывается народу в шуме празднеств Дионис.
Следом толпы козлоногих и Силена зверь ушастый,
Попирается стыдливость, попирается закон.
В этом головокруженье глохнут уши, ум мутится,
Пьяный тянется за чашей, переполнены кишки.
Некоторые крепятся, но пред наполненьем снова
Надо от остатков старых выпорожнить бурдюки.

Акт четвертый

Горная местность

 

У ног моих лежат холмы и пропасти.
На край горы схожу с предосторожностью
Из облака, которое в дни ясные
Несло меня над морем и над сушею.
Оно, не расплываясь, отрывается
И на восток уходит белой глыбою.
За ним я наблюдаю с удивлением.
Оно клубится, делится, меняется,
Все больше упрощая очертания.
Мне глаз не лжет. На пышном изголовии
Облитых солнцем снежных гор покоится
Фигура женщины красы божественной.

Юнона ль это, Леда ли, Елена ли?
Как царственно рисуется видение!
Но вот и нет его. Теснясь, вздымается
Оно нагроможденьем туч, подобное
Далеким ледникам, в которых светится
Великий отблеск дней давно исчезнувших.

Но грудь и лоб своим прикосновением
Мне освежает полоса туманная.
Она спешит принять черты какие-то.
Не обманулся я. О, благо высшее
Любви начальных дней, утрата давняя!
Я узнаю тебя, души сокровище,
Взор, встреченный зарею жизни утренней,
Порывисто отвеченный, непонятый
Взор девушки, которая затмила бы
Всех, если бы я удержал ее.
Не разрушаясь, как краса душевная,
Уходит очертанье, унося с собой
Всю чистоту мою, всю сущность лучшую.

 

Совсем измучен маршировкой.
Скажи, зачем у этих скал
Решил ты сделать остановку?
Ведь эту местность я узнал:
Крутая эта высь сначала
Дно преисподней представляла.

Не можешь ты без вечных штук.
Вздор, небылицы, что ни звук.

Но слушай же. Когда за грех один
Господь низверг нас в глубину глубин,
Мы центр земли в паденье пересекли
И очутились в вековечном пекле,
Где полыхал огонь среди теснин.
Признаться, несмотря на освещенье,
Мы оказались в трудном положенье.
Раскашлялись тут черти целым адом,
Тяжелый дух пуская ртом и задом.
От вони ад раздулся. Серный газ
Давил на стенки каменистых масс.
Росло давленье. От его прироста
Потрескалась кругом земли короста.
Взрыв тотчас вызвал общий перелом,
И стало верхом то, что было дном.
Геологи, наш опыт разработав,
Ввели теорию переворотов.
И правда, свергнув бездны жаркий гнет,
Теперь мы дышим воздухом высот.
Лишь откровенье с трудностию крайней
Людей подготовляет к этой тайне.

(Ефес. 6, 12)

Гора крута, а как и почему,
Претит копаться духу моему.
Когда природа всю себя сложила,
То шар земной круженьем обточила.
Вершины гор — естественный нарост
Вокруг ложбин, ущелий и борозд.
Понятно, что крутых хребтов отроги
К долинам рек становятся отлоги.
Существованье гор, лугов, лесов
Обходится без глупых катастроф.

Ты полагаешь? Но иного мненья,
Кто был свидетелем их появленья.
Я был при том, когда еще на дне
Пылал огонь и гул катился громкий.
Молох ковал утесы на огне
И сыпал стопудовые обломки.
Найдя в полях гигантскую плиту,
Смолкает ум философа неловкий.
Гигантский камень брошен на лету
Во времена горячей этой ковки.
Он говорит при виде этих стен:
«Ничем необъяснимый феномен».
Простонародье более пытливо,
Оно не остается в стороне
И, наблюдая странные массивы,
Приписывает чудо сатане.
На «чертов мост» глядит в пути скиталец
Или в песке находит «чертов палец».

Какие любопытные подходы
У вас, чертей, во взглядах на природу!

Что мне природа? Чем она ни будь,
Но черт ее соавтор, вот в чем суть.
Мы с жилкой творческой, мы род могучий,
Безумцы, бунтари. Взгляни на кручи.
Вся ширь земная — дело наших рук.
Теперь ты облетел ее вокруг.
В какой-нибудь из точек перелета
Спуститься ты не ощутил охоты?
Ты видел как-никак с высот своих
«Все царства мира и всю славу их».

(Матф. 4, 8)

Но ты брюзглив, и кругозор привольный
Не властен над душою недовольной.

И все ж я полон мыслей о большом.
Сам угадай, о чем.

Давай дерзнем.
Чтоб прогреметь, на месте бы твоем
Я старый город выбрал бы столицей,
Где в тесном центре бы лежал
Старинный деловой квартал
И рынок, крытый черепицей,
Со скопищем жужжащих мух
Над тухлым мясом на прилавке
И кучей овощей вокруг
Средь вони, духоты и давки.
Там в спертом воздухе, средь дел,
Народ весь день кишмя б кишел.
Для знати дальше б шли районы
Широких улиц, площадей,
А дальше бы, среди полей,
Раскинулся б еще вольней
Простор предместий отдаленный.
Там в сотнях мчащихся карет
Прогуливался б высший свет.
Я радостно бы наблюдал,
Как, весь уйдя в свой муравейник,
Хлопочет человек-затейник.
Когда б гулять я выезжал,
Средь сотен тысяч, днем и ночью,
Я составлял бы средоточье
И всех вниманье привлекал.

Ну это был бы труд напрасный.
Правитель добрый недоспит,
Чтоб был народ одет и сыт,
И лишь бунтовщиков плодит
На голову свою, несчастный.

Так замок я б себе воздвиг
В веселом живописном месте
И превратил бы в парк, в цветник
Свое обширное поместье.
Деревья в прихотливой стрижке,
Лужайки, просеки аллей
Питали бы воды излишки
Ручьев, каскадов и ключей.
Везде бы разрослись газоны,
А в чаще, замыкая круг,
Я выстроил бы павильоны
Для обольстительных подруг.
Я б с ними проводил в именье
Свои часы уединенья.
«Подруг» я с умыслом сказал,
А не для округленья слога:
Красавицы — мой идеал
В том случае, когда их много.

Дань времени! Сарданапал!

Не разгадав твоих мечтаний,
Я все ж предположить дерзну,
Что захотел ты на луну
В своем заоблачном скитанье.

О нет! Широкий мир земной
Еще достаточен для дела.
Еще ты поразишься мной
И выдумкой моею смелой!

Ты сделался славолюбив,
У древних героинь побыв?

Не в славе суть. Мои желанья —
Власть, собственность, преобладанье.
Мое стремленье — дело, труд.

Ты можешь не нуждаться в шуме,
Тебя поэты вознесут,
Чтоб пламенем твоих причуд
Воспламенять других безумье.

Нет, человека ты никак
Истолковать не в состоянье!
Что для тебя его желанья,
Дешевый, плоский, злой остряк?

Пусть так. Я не обижен бранью.
Что ж привлекло твое вниманье?

Мой взор был сверху привлечен
Открытым морем в час прилива,
Когда весь берег до обрыва
Затоплен им со всех сторон.
Меня все это укололо.
Царю природы, мне была
Обидна дерзость произвола:
Свободный дух не терпит зла.
Еще и то меня кольнуло,
Что после краткого разгула
Вода, уставши прибывать,
Со слепотой такой же ярой
Очистила за пядью пядь,
Чтобы в свой час прийти опять
Для повторенья шутки старой.

Ну и открытье откопал!
Сто тысяч лет я это знал.

Морское это полноводье,
Подкрадываясь на часы,
Приносит на века бесплодье
Земле прибрежной полосы.
Недолговечно волн злорадство,
Пуста достигнутая цель,
И море очищает мель,
Опустошив земли богатства.
Разбушевавшуюся бездну
Я б властно обуздать хотел.
Я трате силы бесполезной
Сумел бы положить предел.

И тут вопрос простейший самый:
Как ни свиреп воды напор,
Она, смиривши нрав упрямый,
Должна затечь в любую яму
И обогнуть любой бугор.
И я решил: построив гать,
Валы насыпав и плотины,
Любой ценою у пучины
Кусок земли отвоевать.
Вот чем я занят. Помоги
Мне сделать первые шаги.

 

Изволь. Ты слышишь, в барабаны бьют?

Опять война? Мудрец не любит смут.

Войною не тебе трудить плечо,
Вопросов посторонних с ней не путай.
И если случай есть, лови минуту,
Железо куй, покуда горячо.

Не понял ничего. Какой тут случай?
Скажи ясней, загадками не мучай.

В пути сюда мне сообщали,
Что император наш в печали.
Его ты помнишь? Это тот,
Которого мы развлекали
Дождем обманчивых щедрот
При помощи своих банкнот.
Он молодым взошел на трон
И тут был нами ослеплен.
Купить надеясь полвселенной
Посредством нашего подмена,
Поверил постепенно он,
Что до скончания времен
Ему и море по колено,
Что царствованья образцом
Такое будет почитаться,
Когда две цели совместятся
И будет он в лице одном
И царствовать и наслаждаться.

Ошибка многих! Властелин
Довольствоваться должен властью.
Пускай владеет он один
Всей тайною людского счастья.
Ему приказ лишь стоит дать,
И в удивленье мир приходит.
А наслаждаться, прозябать
На низшую ступень низводит.

А этот, правда, пожил всласть!
И при начавшемся развале
Несостоятельную власть
В стране сменило безначалье.
Всех стала разделять вражда.
На братьев ополчились братья
И города на города.
Ремесленники бились с знатью
И с мужиками господа.
Шли на мирян войной попы,
И каждый встречный-поперечный
Губил другого из толпы
С жестокостью бесчеловечной.
По делу уезжал купец —
И находил в пути конец.
Достигло крайнего размаха
Укоренившееся зло.
Все потеряли чувство страха.
Жил тот, кто дрался. Так и шло.

Шло, падало, плелось, тащилось,
Пока совсем не развалилось.

Никто в том не был виноват.
Всем значить что-нибудь хотелось.
Выгадывал второй разряд,
А первым это лишь терпелось.
Однако этот ералаш
Не по душе стал лучшим людям.
Они задумали: «Добудем
Порядок. Император наш
Нам не оплот в борьбе суровой.
Давайте выберем другого,
Который властною рукой
Нам будет обновленья знаком,
Чтоб сочетать счастливым браком
И справедливость и покой».

Язык поповский.

Духовенство,
Бунт освятив исподтишка,
Взяло над мятежом главенство
Для пользы своего брюшка.
Теперь в войне междоусобной
Войскам повстанцев за горой
Даст император наш беззлобный,
Наверно, свой последний бой.

Мне жаль его. Он был так прям.

Пойдем, примкнем к его войскам.
Кто жив, не говори: «Пропало!»
Спасенный раз — навек спасен.
Достаточно победы малой,
Как вновь под сень его знамен
Перебегут его вассалы.

Позиция его крепка.
Мы победим наверняка.

Но как, каким путем? Поведай!
Посредством лжи, обмана, бреда?

Посредством тонких стратагем.
А ты, в расчете на победу,
Гни линию свою меж тем.
Когда мы, выиграв сраженье,
Ему упрочим положенье,
Жди милостей и перемен.
Пред троном преклони колена,
И государь в вознагражденье
Тебе даст берег моря в лен.

Ты вызвал эти мятежи,
Ты и победу одержи.

Нет, ты, восставших одолев,
Здесь будешь генерал-аншеф.

Прекрасный — льщу себя надеждой —
В делах, где я кругом невежда.

Иных фельдмаршалов-растяп
Спасает генеральный штаб.
Ход дел предвидя современный,
Составил я совет военный
Из горцев, боевых ребят.
Они любого победят.

Там под оружьем чуть не племя.
Ужель ты заручился всеми?

Нет. Я, как Петер Сквенц, в отряд
Из массы выбрал концентрат.

(Кн. царств, II, 23, 8)

Ну вот мои бойцы-задиры,
Трех разных возрастов народ,
На них различные мундиры,
Кто с ними, тот не пропадет.

Мечтает малое дитя
Теперь о рыцарском уборе.
Не лучше ль этот сброд, хотя
Представлен в форме аллегорий?

Кого ни встречу — в ухо дам
И съезжу кулаком по рылу,
А беглеца обратно сам
Доставлю за волосы силой.

Драчливость — это вздор ребячий,
Не стоящий моей руки.
Я граблю, чтобы стать богаче.
Все остальное — пустяки.

Награбить денежки не штука,
Труднее их скопить для внука
И не потратить пятака.
Кто молод, тратит без расчета,
А уберечь добро от мота,
Вот в чем задача старика.

На переднем горном отроге

 

Мне кажется по-прежнему разумным,
Что мы укрыли армию свою
В овраге незаметном и бесшумном.
Наш выбор оправдается в бою.

Посмотрим. Мне, признаться, неприятно
Подобье бегства, наш отход попятный.

На правый фланг наш, государь, взгляни,
И убедишься ты, что все в порядке.
Стратег мечтает о такой площадке.
Ключ местности мы заняли одни.
Холмы волнисты, нас прикрыли склоны,
Враг не пойдет на нас атакой конной.

Не спорю. Место славное для сеч,
Где разгуляются рука и меч.

Здесь, в середине луга, на плато
Войска не хуже, чем на правом фланге.
На солнце пики блещут, и ничто
Не остановит натиска фаланги.
Как зыблется могучее каре!
Не терпится схватиться молодчинам.
Противник укрепился на горе.
Я их пошлю туда врубиться клином.

Доволен видом воинов твоих.
Здесь будет каждый биться за двоих.

На левом фланге батальон рубак
Несет охрану с тою же отвагой
И прикрывает подступы к оврагу.
Мне почему-то кажется, что враг
Рванется в это именно преддверье
И понесет кровавые потери.

Вот, вот она, двуличная родня,
Которая презренных выгод ради
Притворно-ласково звала меня
Кто братом, кто племянником, кто дядей!
Они мне рознью расшатали трон
И довели страну до безначалья.
Край ненасытностью их разорен.
И на меня они еще восстали!
Толпа слепа, и ловок демагог.
Народ пошел, куда понес поток.

Я вижу, вниз с обрывистого ската
Спешит с разведки верный соглядатай.

Мы успешно, храбро, метко
Сделали свои дела,
И, однако, нам разведка
Мало радости дала.
Хоть широким населеньем
Ты по-прежнему любим,
Страх пред нынешним правленьем
Не дает сплотиться им.

Все врозь, всяк о себе самом,
Долг, честь и верность отрицая,
А вспыхнет у соседа дом,
Не скажешь: «Наша хата с краю».

Второй лазутчик огибает склон.
Он телом всем дрожит и утомлен.

Нас утешил несказанно
Безголовый их разброд.
Но властитель самозванный
Вдруг скомандовал — вперед.
И народ потек всем станом,
Стадной спайкою горя,
Словно овцы за бараном,
Под знамена лжецаря.

Их император помогает мне
Стать вашим императором впервые.
Простым солдатом вышел я в броне
И вспомнил цели высшие, иные.
Когда весь свет съезжался к нам на бал,
Опасности недоставало в мире.
Рапирою я обруч протыкал,
А чувствовал себя, как на турнире.
Когда б от войн меня не отвращали,
Я, б славой был теперь уже покрыт.
Когда вскричали вы: «Горит, горит!» —
Вы помните, на маскараде, в зале, —
Как вдруг заликовало все во мне!
Грозило пламя мне, я был в огне!
О, вы-то знали, что огонь — потешный.
О подвиге тогда я стал мечтать.
Что в эти годы упустил я, грешный,
Теперь я постараюсь наверстать.

 

 

 

Мы прибыли, надеюсь, в добрый час.
Всегда спасала осторожность нас.
Ты знаешь, горцам тайна гор открыта.
К природе близки эти племена.
Они прочли давно в кусках гранита
Ее рунические письмена.
С тех пор как духи с низменных лугов
Переселились в горные пещеры,
Они в них трудятся средь атмосферы
Насыщенных металлами паров,
Готовят смеси, превращают в газ
Сорта руды, с единственною целью
Найти состав, невиданный доселе,
На новое наткнуться в первый раз.
При помощи подвластных им начал
Совершены великие открытья.
Они провидят, глядя сквозь кристалл,
Земли неотвратимые событья.

Слыхал и верю, впрочем усомнясь,
Имеет ли все это с нами связь?

Нурсийский некромант, Сабинский маг
Тебе шлет преданности изъявленья.
От смерти отделял его лишь шаг,
Трещал костер, огонь лизал поленья.
Он задыхался, в дыму исчез.
Кто б мог спасти его на этой грани?
Никто: ни человек, ни бог, ни бес,
Он был спасен твоей монаршей дланью.
Был в Риме ужас этот им изведан.
С тех пор тебе он беззаветно предан.
Он все забыл, узнав про твой поход,
И, полный только о тебе забот,
Поспешно нас послал тебе в подмогу.
Природных сил в горах безмерно много,
И лишь попов тупое существо
В исследованье видит колдовство.

Когда во дни удач к нам люди вхожи,
Как рады мы толпящимся гостям!
Насколько же нам должен быть дороже,
Кто в бедствии спешит на помощь к нам.
Кто собственною волею, без зова,
Сжимая крепко шпаги рукоять,
В невыясненный час судьбы суровой
За нас берется грудью постоять!
Вложите меч назад в ножны, однако,
Величье дела общего ценя.
Здесь тысячами бросятся в атаку,
Борясь против меня и за меня.
Но тут бессилен первый вставший воин.
Спор лично мною должен быть решен.
Кто у меня оспаривает трон,
Пускай докажет, что его достоин.
Со лжецарем, приснившимся в бреду
Князьям моим, сойдусь я в поединке,
С успехом в царство мертвых низведу
И совершу по призраку поминки.

Хвала твоим намереньям. Меж тем
Нам целость головы твоей потребней.
Смотри, для безопасности твой шлем
Снабжен султаном и дугою гребня.
Едва лишь сон коснется головы,
Отяжелеют и другие члены.
Вот так и мы. Мы живы и мертвы
Твоей особой неприкосновенной.
Раз голова цела, то и рука
Щитом подъятым череп защищает
Или удар враждебного клинка
Сама клинком удачно отражает.
Участвует в победе и нога,
Став на затылок павшего врага.

Мы тоже силы к этому приложим:
Чтоб стал его затылок нам подножьем.

Мало чести, невниманье
Мы нашли во вражьем стане.
Благородный вызов твой
Высмеяли всей толпой:
«Император ваш забыт
И погублен без возврата.
Так и сказка говорит:
«Жил-был царь один когда-то».

Дела сложились так и обстоят,
Как все твои приверженцы хотят.
Враг близится, нас охватило рвенье,
Удобен миг, скомандуй наступленье.

Командованье князю я сдаю.

Изволь вступить в обязанность свою.

Пусть выстроится правое крыло.
Противник из долины вышел левым.
Взбираться на гору им тяжело,
Мы сбросим их с пригорка, овладев им.

Тогда позволь, чтоб этот вот герой
Сражался у тебя на фланге правом.
Не зная удержу, он рвется в бой
И увлечет других примером бравым.

 

Кто мне лицо подставит, шутнику
Дам по скулам и в зубы что есть силы.
Кто тыл покажет, тем сверну башку,
Чтоб морду всю назад перекосило.
Попробуй-ка меня останови
С моею палицею беспощадной.
Противника утопим мы в крови,
Чтоб к нам соваться не было повадно.

 

Фаланга центра пусть готовит схватку,
Приблизившись к противнику украдкой.
Смотрите, наше правое крыло
Смятенье в их рядах произвело.

Пошлемте в центр, где битва горяча,
Вот этого проныру-ловкача.

Я блеск победы увеличу
Да захвачу притом добычу
И все верну, что этот вор
Стащил, награбив, в свой шатер.
Недолго царствовать поганцу,
Из центра выбьем самозванца.

Хоть он мне не законный муж,
Но друг и компаньон к тому ж.
В походе только не зевай —
И снимешь знатный урожай.
А баба хваткою берет.
Ни в чем запрета нет. Вперед!

 

Что враг нажим свой весь сосредоточит
На левом фланге, знал, я наперед.
Он не жалеет жертв и, видно, хочет
Занять ущелья узкого проход.

Вот помощь им. На этого взгляни лишь,
И силу новой силою усилишь.

Пусть левый фланг вас больше не заботит.
Где я, туда не сунуться врагу.
И молния с дороги той своротит,
Которую один я стерегу.

 

Теперь смотрите, как в тылу
Из всех теснин, по узким тропам
На помощь левому крылу
Солдаты в шлемах рвутся скопом.
Средь гор устроивши затор
Из лат, мечей, щитов и шпор,
Все ждут команды властелина,
Чтоб хлынуть на врагов лавиной.

Доискиваться б не просил,
Откуда подкрепленье взято:
Я оружейные палаты
Для этого опустошил.
Вооружения модели,
В былом — князья и короли,
Стояли и верхом сидели,
Как встарь, владыками земли.
Доспехов целый арсенал
Я в залах с постаментов снял.
Скорлупки высохших улиток
Напяливши на чертенят,
Средневековья пережиток
Теперь я вывел на парад.
Кольчуги, копья, самопалы
Произведут эффект немалый.

Как гулко оглашают даль
Звон лат, бряцающая сталь!
Знамена веют с видом бранным
На свежем ветре долгожданном.
Народ охватывает жар
Вмешаться в бой под гром фанфар.

 

Весь горизонт покрылся мраком.
Лишь там и сям предвестья знаком
На небе рдеет полоса.
Оружие от крови ало,
В бой втянуты леса и скалы,
И в битву рвутся небеса.

На правом фланге бьется стойко,
Развертываясь во всю ширь,
Ганс Рауфебольд, верзила бойкий.
Орудуя, как богатырь.

В разгаре боя мог я счесть,
Как он, мелькая пред глазами,
Махал двенадцатью руками.
Неладное тут что-то есть.

Когда узнаешь ты, как странны
В Сицилии фата-морганы,
Вопросов этих не задашь.
Там часто в воздухе стеною
Средь бела дня, на зыбком зное
Встает обманчивый мираж.
То это всем сплетеньем веток
Висящий над землею сад,
То город, волн качанью в лад
Качающийся так и этак.

Но странно! Копий острия
Покрылись беглыми огнями.
Над каждым кончиком копья
Взметнулось маленькое пламя.
Не чисто это и чудно.

О государь! Давным-давно,
Когда бывало море хмуро,
Ниспосылали Диоскуры
Такой же свет на корабли
В залог доплытья до земли.
Им поклонялись шкипера.
Они желают нам добра
И шлют нам это ободренье.

Однако кто тот чародей,
Кому я так обязан всей
Счастливою судьбой сраженья?

Все он, Нурсийский звездочет,
Что мыслью о тебе живет.
Расчет врагов приведши в ясность,
Сказал он, осознав опасность,
Что за поступок славный твой
Спасет тебя любой ценой.

В торжественной процессии по Риму
Везли меня, я помню. Полный сил.
Творить добро стремясь неудержимо,
Немедля я помиловать решил
Седого старца средь огня и дыма.
Церковникам я радость отравил,
За что у них с тех пор и не в фаворе.
Так неужели через столько лет
За помощь ту давнишнюю в ответ
Мне блещет луч добра в беде и горе?

Добро плоды приносит сам-десят.
Но наверх посмотри. Явленье это
Обозначает некую примету.
Две эти птицы неспроста летят.

Орел парит на небосклоне.
Гриф бросился за ним в погоню.

Следи. Тут, верно, добрый знак.
Что гриф? Гриф — сказка, гриф — пустяк.
Как мог он до того забыться,
Чтоб мериться с орлом, царь-птицей?

Как носятся они по кругу
И вдруг, сближаться перестав,
Вдвоем слетаются стремглав
И грудь и шею рвут друг другу!

Смотри ж, как рваный, драный гриф,
Добившись в драке только сраму
И хвост свой львиный опустив,
В вершины леса рухнул прямо.

О, если б все случилось так!
Благоговейно верю в знак.

Оттесненный нами в схватке,
Враг отходит в беспорядке,
Отбиваясь кое-как.
Он отходит к части средней,
Пошатнув свой центр соседний
Неудачей контратак.
В этот пункт, пример бесстрашья,
Ринулась фаланга наша,
Словно молния разя.
В равенстве слепого пыла
Одинаковые силы
Бьются, яростней нельзя.
Близко, близко к разрешенью
Выигранное сраженье.

Посмотри, не так-то просто
Положенье аванпоста.
Неприятельские группы
Добрались до крутизны.
Верхние ее уступы
Нашими обнажены.
Наша участь все тяжело.
Все их силы подоспели,
Чтобы штурмом взять проход.
Под угрозою ущелье.
Вот нечестья должный, плод,
Козни не достигли цели.

 

Мои два ворона, глядите,
Сейчас расскажут ход событий.
Боюсь, нерадостны дела.

Нам только их недоставало!
Они к нам с левого крыла
На черных парусах устало
Плывут предвестниками зла.

К ушам моим на плечи сядьте.
Мне ваша помощь очень кстати,
Как до сих пор всегда была.

По памяти о старом месте
Почтовый голубь с мирной вестью
Летит издалека домой.
В противность почте голубиной
Воронья почта властелину
Доносит, как проходит бой.

Отчаянные донесенья.
Непобедимы затрудненья
На левом фланге роковом.
Противник захватил высоты.
Займи он горные ворота,
Нам может угрожать разгром.

Итак, в итоге я обманут!
Я знал, что в сеть меня затянут
Все ваши происки и ложь.

Мужайся, и не пропадешь.
Не безнадежна обстановка,
Найти военную уловку
Помогут эти вещуны.
Вверь мне ведение войны.

Ты с темными людьми связался,
Все время этим я терзался,
Мы из-за них пойдем ко дну.
Мой план расстроили их штуки,
Взялись, так им и книги в руки,
Жезл полководца я верну.

Оставь его до лучших дней
И перелома в обороне.
Опасен этот чародей
С подмогою своей вороньей.

Нет, я не дам тебе жезла,
Ты не годишься в полководцы.
Рискуй, была иль не была,
И выручай нас, как придется.

 

Храни тебя тупой твой прут.
Мы не нуждаемся в игрушке
С крестом, вдобавок, на верхушке.

Что делать?

Выход тут как тут!
Летите, черные, с поклоном
К ундинам в озере студеном.
Пусть нам изобразят потоп
Каким-нибудь приемом лживым
И ледниковых вод разливом
Размоют склоны горных троп.
Русалок женское кокетство
Найдет необходимый путь.
У женщин есть в запасе средства
Из видимости сделать суть.

 

Русалок вороны твои
Пронзили, видно, словом льстивым,
Взгляни по сторонам: ручьи
Сочатся всюду по обрывам.
Врага победу у высот
Снесет разлитье этих вод.

Да, хоть какого ползуна
Сумеет охладить волна.

Ручьи, стекая отовсюду,
Скопляются в большой поток.
Вода встречает камней груду.
Тут образуется порог.
Но тут же за запрудой, рядом,
Крутой обрывистый карниз,
И с шумом все слетает вниз,
Обрушиваясь водопадом.
К чему врага сопротивленье?
Что храбрость против наводненья?
Я сам в испуге от всего.

А я не вижу ничего
Из этих водяных феерий.
Лишь человека легковерье
Податливо на плутовство.
Меня смешит их перепуг,
Как будто, не умея плавать,
Они толпой попали в заводь.
Как глупы эти взмахи рук,
И фырканье, и малодушье!
А дураки меж тем на суше
И почва твердая вокруг.

За эту меткость глазомера
Я, похвалю вас Люциферу.
Теперь вам доказать пора,
Что и в другом вы мастера.
Летите к кузнице подгорной,
Где гномы день и ночь упорно
Железо на огне куют.
Трудолюбивый этот люд
Уговорите дать нам пламя,
Не выразимое словами,
Каленья белого предел,
Чтоб каждый, увидав, чумел.
Обычны в облаках зарницы,
Привычен звезд падучих вид,
Но гром из ветки — небылица,
Да и звезда во сне не снится,
Которая в траве шипит.

Враги погружены в потемки.
Неверен шаг по горной кромке,
А тут, слепя их, ко всему
Сверканья прорезают тьму,
Но, будто этих вспышек мало,
Глушит их грохот небывалый.

Из оружейных зал доспехи
На воле предались потехе.
Трещат, стучат, шумят, звенят, —
Разноголосица, разлад.

Теперешний их шум нестройный
Дань добрым старым временам,
Когда их рыцарские войны
Такой же подымали гам.
Их дребезжащих лат пластины
Возобновили нелады,
Остаток вековой вражды,
Делившей с гвельфом гибеллина.
И через столько сотен лет
Дерет нам уши их фальцет.
Возьми строптивый самый норов,
Но нет свирепей ничего
Междоусобных старых споров:
Здесь безрассудства торжество.
Смотри, как этот адский гул,
Слепой, панический, бесчинный,
Смешал противника дружины
И, в бегство обратив, столкнул
Остатки войска их в долину.

Шатер враждебного императора

 

Здесь первая с тобою я.

Мы быстролетней воронья.

Богатства сколько! Как во сне!
С чего начать? Что стибрить мне?

Вещей, вещей! Не перечесть.
Не знаю, раньше что загресть.

Возьму ковер, а то жестка
Моя кровать без тюфяка.

А я мечтал давно в душе
Как раз об этом бердыше.

А я мечтаю взять домой
Плащ красный с золотой каймой.

Вот этим встречного хвати —
И нет преграды на пути.
А ты без пользы пол-узла
Пустого хлама набрала.
Я б дряни этой не берег,
А взял бы лучше сундучок.
В нем целой армии казна,
Он полон золотом до дна.

Куда мне! Словно врос он в пол.
Не подыму, так он тяжел.

Нагнись, не уплыло б из рук.
Я на тебя взвалю сундук.

Ой-ой! Приходит мой конец!
Ларец сломает мне крестец.

 

Ты видишь, куча золотых.
Живей хватай горстями их.

Скорей в передник их сейчас.
До самой смерти хватит с нас.

И живо уходи. Пора.

Ай-ай, в переднике дыра!
Карман-то оказался худ,
И на пол денежки текут.

Как в императорском шатре
Вы рыться смеете в добре?

Да так, что мы за этот приз
Служить в солдатах нанялись.
А скарба вражьего дележ —
Захват по праву, не грабеж.

У нас в войсках иной разбор.
Солдат не вор, не мародер,
И к нам на службу лишь идет
Высокой честности народ.

И этой честности прием
Мы контрибуцией зовем.
Девиз наш: «Отдавай мошну!» —
Вот с чем идем мы на войну.

Пойдем, тащи свою суму,
Мы не милы тут никому.

 

Зачем грубьяну-наглецу
Ты не дал тотчас по лицу?

Рука не поднялась, представь.
Казалось, это сон, не явь.

И мне глаза застлала муть,
Так что не мог на них взглянуть.

Я сам не знаю, но с утра
Была ужасная жара,
И все смешалось в духоте:
Валились эти, бились те.
Противник падал, что ни шаг,
От взмаха чьих-то рук впотьмах.
Глаз был туманом замутнен,
В ушах стоял какой-то звон.
И вот мы здесь, а доищись,
Как мы сюда перенеслись.

 

Что там ни говори, мы выиграли бой.
Разбитые враги рассеялись толпой.
Вот трон изменника, а вот сундук тяжелый
С казной, которой он поддерживал крамолу.
Мы ж, свитой окружив себя со всех сторон,
Ждем представителей от подданных племен.
Известья добрые: везде успокоенье,
В стране подавлен бунт, нам радо населенье.
Нам скажут, в наш успех вмешалось колдовство,
Плоды достались нам — довольно и того.
А мало ли еще случайности какие
На памяти хранят анналы боевые?
На голову врагов то дождь кровавый льет,
То град камней летит, то ураган невзгод.
Или вселяет гул таинственный в пещере
Уверенность в одних, а в остальных неверье.
Но побежденный пал, преследуем стыдом,
А тот, кто победил, не помнит ни о чем,
Но славит господа, сливая в хор хвалебный
Мильоны голосов собравшихся к молебну.
В счастливый этот час дарений и наград
Я на себя смотрю и перемене рад.
Правитель молодой пусть времени не ценит,
Года пройдут, года его и переменят.
Я долю уделить хочу вам четырем
В распоряженье царством, домом и двором.

Устройство войска, князь, налажено тобою,
В опасный миг оно не пошатнуло строя.
Во время мира будь таким же молодцом.
Я жалую тебя фельдмаршальским мечом.

Нам до сих пор внутри страны случалось биться.
Когда ж давать отпор начнем мы у границы,
Тогда на торжество весь двор мы созовем
И в императорском чертоге родовом,
Меч этот обнажив, с тобой я рядом стану,
Тем знаменуя, как крепка твоя охрана.

Ты — храбр и слыл всегда учтивости примером.
Вот трудный пост тебе, будь первым камергером.
Тот государь без слуг, при ком семью и двор
Подтачивают рознь, интриги и раздор.
А ты покажешь, как характером покорным
Нетрудно угодить монарху и придворным.

Одушевляемый стремлением одним —
Хорошим помогать и не вредить дурным,
Я буду прям без лжи, без плутовства спокоен
И близости с тобой, мой государь, достоин.
А на твоем пиру перед столом твоим
Предстану пред тобой я с тазом золотым,
И кольца подержу, и радоваться буду,
Что руки моешь ты водою из сосуда.

Ну что ж, задумывай пиры и торжества,
А у меня полна не этим голова.

Охотою моей и птичником заведуй,
Будь стольником моим и обеспечь к обеду
Продуманный подбор моих любимых блюд,
Как в сроки разные к столу их подают.

Поститься буду я, подавленный и грустный,
Пока не будешь ты доволен кухней вкусной.
Не помешают нам ни дальность, ни пора,
Дворецкий сыщет все, все сварят повара.
Да сам ты враг причуд, не свойственных сезону,
И любишь стол простой, здоровый, немудреный.

Но речь опять к пирам свелась сама собой.
Будь виночерпием, герой мой молодой.
Смотри, чтобы вино у нас не убывало,
Сортами лучшими наполни нам подвалы.
И, веселя гостей во время шумных встреч,
Сам страсти пагубной не дай себя увлечь.

Знай, государь: когда нам старший доверяет,
То юноша, гордясь доверием, мужает.
И так как на пиры опять слова свелись,
Роскошный подберу я к пиршеству сервиз.
Ковши из золота, серебряные чаши,
Тебе же выберу бокал ценней и краше —
Венецианского прозрачного стекла,
Где винная струя чиста, крепка, светла
И пьется медленней, сознанья не туманя,
И менее пьянит, и учит воздержанью.

Что я облюбовал для каждого из вас,
Я устно объявил в высокий этот час.
В том вы заверены высоким словом честным.
Но в дополнение к решениям словесным
На подпись подадут мне письменный указ.
А вот и канцлер, он и нужен нам как раз.

 

Мы камнем угловым смыкаем дуги свода,
Которому тогда не угрожают годы.
С князьями четырьмя, как видишь ты, с утра
Рассматриваю я потребности двора.
Но если эта часть под стать такому штату,
Чтоб царством управлять, — понадобится пятый.
Мы выделяем вас из всех, и пятерым
Имущество князей-изменников дарим,
Чтобы во много раз расширенным наделом
Поднять вас высоко над нашим краем целым.
Сверх этого еще рескрипт мой подтвердит,
Чтоб не чинили вам и в остальном обид.
Вы вправе округлять владенья по желанью
Покупкой, меною или по завещанью.
Я преимущества вам пятерым раздам,
Присущие другим владетельным князьям:
Вершите у себя свой суд, свою расправу
Без апелляции в суды моей державы.
Взимайте пошлины и подати свои.
Прибавьте к этому доходные статьи:
Чекан монет, руду, акциз, налоги с соли,
Дорожный сбор, весь лист коронных монополий.
Я до себя почти вас поднял, уступив
Такое множество моих прерогатив.

Благодарю тебя за всех, но не жалей:
Усилив нас, ты сам становишься сильней.

Еще я отдаю на ваше попеченье
Мысль о наследнике и трона замещенье.
Еще я жив и жить хочу, но всякий миг
Могу отозван быть в круг праотцев моих.
Когда умру я, вам пяти я поручаю
Преемника избрать покинутому краю.
В день коронации избранник молодой
Пусть миром кончит то, что началось войной.

Мы этим польщены и пред тобой смиренно
Склоняемся, князья, властители вселенной.
Покамест кровь течет по жилам верных слуг,
Мы — плоть твоя, а ты — нас двигающий дух.

Чтоб не дробить земли, пожалованной в дар,
Сопровожу одним условьем циркуляр.
Хоть вам земля дана на все века и свято,
Но вам принадлежит по праву майората.
Пусть вотчину свою умножит господин,
Наследует ее один лишь старший сын.

Я на себя сейчас возьму завидный труд
Пергаменту предать монарший твой статут.
Переписать указ — задача канцелярий,
Все завершат печать и подпись государя.

Я отпускаю вас, и вы об этом дне
Подумайте, домой вернувшись, в тишине.

 

Пусть канцлер вышел. Я, епископ, — пред тобой.
Тревога за тебя, мой сын, владеет мной.
С отеческой к тебе я укоризной строгой.

Какая у тебя в столь ясный день тревога?

В счастливый этот час владеет горько мною
Сознание, что ты в союзе с Сатаною.
Хотя, на первый взгляд, упрочен твой престол,
Ни к богу ближе ты, ни к папе не пришел.
Узнай он, как достиг ты снова воцаренья,
Он поразит твой край громами отлученья.
Ведь не забыты им еще те времена,
Когда, взойдя на трон, простил ты колдуна
И милости лучом, склонясь челом венчанным,
Коснулся головы, противной христианам.
Покайся между тем и в грудь себя ударь
И лепту скромную дай церкви, государь.
Места, в которых след оставил осквернитель
Победой колдовства, отдай ты под обитель
С окрестной полосой, с лесами и горой,
Поросшей по краям травою луговой,
С ключами, бьющими сквозь каменные глыбы,
Со множеством озер, богатых всякой рыбой.
Чем шире будет мера щедрости твоей,
Тем и прощенье будет ближе и верней.

Безмерно потрясен свершенным прегрешеньем.
Где хочешь, проведи границу тем владеньям.

Чтоб след кощунства смыть, во-первых нужно нам
Всевышнему на той горе воздвигнуть храм.
Тот храм провижу я, и мысленному взору
Рисуется: в лучах восхода блещут хоры,
Крестом посереди два корабля сошлись,
Молящихся как бы приподымая ввысь.
Они по паперти проходят богомольно,
Их благовест из сел сзывает колокольный,
В долинах далеко гудит церковный звон,
И грешник кается, молитвой обновлен.
В присутствии твоем уже в предвосхищенье
Я храма этого свершаю освященье.

Прославь зиждителя и этот храм построй,
Очисти от греха дух отягченный мой.
Надеждою одной, и то я окрыляюсь.

Как канцлер, в записи я дарственной нуждаюсь.

Формальный акт составь, пожалуйста, ты сам,
Как будет он готов, я подпись тотчас дам.

И храму в собственность отдай доход старинный:
Повинности крестьян, налоги, десятину.
Свой дар увековечь и храму сделай клад.
Поддерживать его потребует затрат.
А чтоб начать скорей святилища закладку,
Часть вражьих денег дай нам в качестве задатка
И даром отпусти для стройки матерьял.
Мы убедим народ с амвонов, чтоб не брал,
Спасая душу тем, никто за перевозку
И доски нам возил, и камень, и известку.

 

За близость с магами плачусь я тяжело;
Расходов из-за них все множится число.

Прости, о государь! Ты отдал чародею
Морские берега. Но, чтоб спасти злодея,
Заставь отступника на все века отсель
Его святейшеству платить налог с земель.

Земель ведь нет еще. Они в пучине моря.

Кто правом облечен, ждать для того не горе.
Довольно слова с нас, дай обещанье нам.

 

Послушаться, так им все царство я раздам.

Отправить