91
После того, как Дебра ушла утром на работу, я вымылся в ванне, потом попробовал посмотреть телевизор. Походил по квартире голышом и заметил, что меня могут увидеть с улицы через переднее окно. Поэтому я выпил стакан грейпфрутового сока и оделся. Наконец, ничего больше не оставалось – только ехать к себе. Там уже почту принесли: может, есть письмо от кого-нибудь. Я убедился, что все двери заперты, дошел до фольксвагена, завел его и поехал обратно в Лос-Анжелес.
По дороге я вспомнил Сару, третью девушку, с которой познакомился на чтениях в «Улане». Ее номер лежал у меня в бумажнике. Я доехал до дому, посрал, затем позвонил ей.
– Алло, – сказал я, – это Чинаски, Генри Чинаски…
– Да, я вас помню.
– Чем занимаетесь? Я вот подумал: может, подъехать повидать вас.
– Я сегодня должна быть у себя в ресторане. Почему б вам прямо сюда не приехать?
– Там у вас здоровую пищу подают, да?
– Да, я сделаю вам хороший бутерброд, полезный для здоровья.
– О?
– Я закрываюсь в 4. Заезжайте чуточку пораньше.
– Ладно. Как туда добраться?
– Берите ручку, я продиктую.
Я записал инструкции.
– Увидимся примерно в 3.30, – сказал я.
Около половины третьего я влез в фольксваген. Где-то на трассе она запуталась в инструкциях – или же я сам запутался. У меня – великая нелюбовь как к скоростным трассам, так и к инструкциям. Я свернул и очутился в Лейквуде. Причалив к заправке, позвонил Саре.
– Таверна «Забегай», – ответила та.
– Хрен там! – сказал я.
– Что случилось? У вас голос сердитый.
– Я в Лейквуде. У вас инструкции ебанутые.
– В Лейквуде? Подождите.
– Я еду обратно. Мне нужно выпить.
– Постойте-постойте. Я хочу вас увидеть! Скажите, на какой вы улице в Лейквуде, и какой ближайший перекресток.
Я оставил трубку болтаться и пошел смотреть, где нахожусь.
Информацию передал Саре. Она меня перенаправила.
– Это легко, – сказала она. – Теперь пообещайте, что приедете.
– Ладно.
– А если снова заблудитесь, позвоните мне.
– Простите, но, видите ли, у меня нет чувства направления. Мне всегда кошмары снятся, что я где-то теряюсь. Я наверняка – с другой планеты.
– Все в порядке. Только поезжайте, как я объяснила.
Я вернулся в машину, и на этот раз все оказалось легко. Вскоре я выбрался на Тихоокеанское Прибрежное Шоссе и уже искал нужный поворот. Нашел. Он привел меня в снобский район магазинов у самого океана. Я ехал медленно и увидел ее – «Таверна „Забегай“, большая вывеска, намалеванная от руки. В витрине приклеены фотографии и маленькие открытки. Ресторан здоровой пищи без дураков, Господи ты Боже мой. Мне не хотелось туда забегать. Я медленно объехал весь квартал. Свернул вправо, потом еще раз вправо. Увидел бар, „Крабью Гавань“. Оставил машину снаружи и зашел.
Было 3.45 дня, все места заняты. Большинство клиентов уже хорошенько продвинулось. Я встал у стойки и заказал водку-7. Взял стакан в телефонную будку и позвонил Саре.
– Ладно, это Генри. Я здесь.
– Я видела, как вы дважды проехали мимо. Не бойтесь. Где вы?
– В Крабьей Гавани. Я тут выпиваю. Скоро буду у вас.
– Хорошо. Только не сильно выпивайте.
Я выпил тот стакан, а потом – еще один. Нашел маленькую незанятую кабинку и сел. Мне в самом деле не хотелось туда заходить. Я едва помнил, как Сара выглядит.
Я допил стакан и поехал к ней. Вылез из машины, открыл сетчатую летнюю дверь и вошел внутрь. Сара стояла за прилавком. Она увидела меня.
– Привет, Генри! – сказала она. – Я буду с вами через минуту.
Она что-то готовила. Четверо или пятеро парней сидели и стояли вокруг. Некоторые сидели на тахте. Другие сидели на полу. Всем чуть за двадцать, все одинаковые, на всех прогулочные шортики, и все они просто сидели.
Время от времени кто-нибудь закидывал ногу за ногу или кашлял. Сара была сравнительно симпатичной женщиной, стройной, и двигалась порывисто. Класс.
Волосы светло-рыжие. Смотрелись очень хорошо.
– Мы о вас позаботимся, – сказала она мне.
– Ладно, – ответил я.
Там стоял книжный шкаф. В нем – три или четыре мои книжки. Я нашел какого-то Лорку, сел и сделал вид, что читаю. Так можно не видеть парней в их прогулочных шортиках. Они выглядели так, будто их ничего никогда не трогало – все хорошо вынянченные, защищенные, с легким лоском довольства. Ни один никогда не сидел в тюрьме, не вкалывал своими руками, их даже менты за превышение скорости не штрафовали. Сливки оттяга, вся эта куча.
Сара принесла бутерброд со здоровой пищей.
– Вот, попробуйте.
Я съел бутерброд, пока парни били баклуши. Вскоре один поднялся и вышел. За ним – другой. Сара прибиралась. Оставался только один. Года 22, и он сидел на полу. Костляв, спина согнута колесом. Носил очки в тяжелой черной оправе. Он казался более одиноким и слабоумным, чем остальные.
– Эй, Сара, – сказал он, – пошли сегодня вечером пивка попьем.
– Не сегодня, Майк. Как насчет завтра?
– Хорошо, Сара.
Он встал и подошел к стойке. Положил на стойку монету и выбрал полезную для здоровья печенюшку. Он стоял у прилавка и жевал полезную для здоровья печенюшку. Закончив, повернулся и вышел.
– Вам понравился бутерброд? – спросила Сара.
– Да, неплохо.
– Вы не могли бы внести столик и стулья с тротуара?
Я внес столик и стулья.
– Чем вы хотите заняться? – спросила она.
– Ну, баров я не люблю. Там воздух спертый. Давайте возьмем чего-нибудь выпить и поедем к вам.
– Хорошо. Помогите мне вынести мусор.
Я помог ей вынести мусор. Потом она заперла дверь.
– Поезжайте за моим фургоном. Я знаю лавку, где продают хорошее вино. Потом поедете за мной ко мне.
У нее тоже был «фольксваген», и я поехал за ним следом. На заднем стекле ее фургона висел плакат с каким-то человеком.
Улыбнитесь и возрадуйтесь, – советовал он мне, а внизу было указано его имя – Драйер Баба.
У нее дома мы открыли бутылку вина и сели на тахту. Мне понравилось, как ее дом обставлен. Она построила всю свою мебель сама, включая кровать. Фотографии Драйера Бабы висели повсюду. Сам он жил в Индии и умер в 1971 году, утверждая, что он – Бог.
Пока мы с Сарой сидели и пили первую бутылку, открылась дверь, и вошел молодой человек с выпирающими зубами, длинными волосами и очень длинной бородой.
– Это Рон, мы вместе живем, – сказала Сара.
– Привет, Рон. Хочешь вина?
Рон выпил с нами вина. Потом вошли толстая девушка и худой мужчина с выбритой головой. Это были Прл и Джек. Они сели. За ними вошел еще один молодой человек. Его звали Жан-Джон. Жан-Джон сел. Потом вошел Пэт. У Пэта была черная борода и длинные волосы. Он сел на пол у моих ног.
– Я поэт, – сказал он.
Я глотнул вина.
– Что делают, чтобы напечататься? – спросил меня он.
– Обычно отдают редактору.
– Но я неизвестен.
– Все начинают неизвестными.
– Я даю чтения 3 вечера в неделю. К тому же, я – актер, поэтому читаю очень хорошо. Я прикинул, что если буду читать своего достаточно, может, кто-нибудь захочет это напечатать.
– Это вполне возможно.
– Проблема – в том, что когда я читаю, никто не приходит.
– Я не знаю, что вам посоветовать.
– Я сам свою книгу печатать буду.
– Уитман тоже так делал.
– Вы почитаете что-нибудь из своих стихов?
– Господи, нет.
– Почему?
– Я просто хочу выпить.
– Вы в своих книгах много о выпивке говорите. Вы думаете, пьянство помогло вам стать писателем?
– Нет. Я просто алкоголик, ставший писателем только затем, чтоб иметь возможность валяться в постели до полудня. – Я повернулся к Саре: – Я и не знал, что у тебя столько друзей.
– Это необычно. Так едва ли когда-нибудь бывает.
– Я рад, что у нас много вина.
– Я уверена, они все скоро уйдут, – сказала она.
Остальные разговаривали. Беседа дрейфовала, и я перестал прислушиваться. Сара выглядела в моих глазах хорошо. Если она раскрывала рот, то говорила остроумно и колко. Хорошие мозги. Прл с Джеком ушли первыми. За ними Жан-Джон. Потом Пэт-поэт. Рон сидел по одну сторону от Сары, я – по другую.
Только трое, и всё. Рон налил себе стакан вина. Я не имел права наезжать на него, он ведь ее сожитель. Я совсем не надеялся его пересидеть. Он уже дома. Я налил вина Саре, потом – себе. Допив, сказал Саре с Роном:
– Ну, мне, наверное, пора.
– О, нет, – сказала Сара, – не так быстро. Я еще не успела с вами поговорить. Мне бы хотелось с вами поговорить. – Она взглянула на Рона. – Ты ведь понимаешь, правда, Рон?
– Конечно.
Он поднялся и ушел в глубину дома.
– Эй, – сказал я, – не хочу я никакого говна ворошить.
– Какого еще говна?
– Между вами и вашим сожителем.
– О, между нами ничего нет. Ни секса, ничего. Он снимает комнату внутри.
– А-а.
Я услышал звуки гитары. Затем – громкое пение.
– Это Рон, – сказала Сара.
Тот просто ревел и орал, как громкоговоритель. Голос у него был настолько плох, что никаких комментариев не требовалось.
Рон пел где-то с час. Мы с Сарой еще попили вина. Она зажгла свечи.
– Вот, возьмите биди.
Я попробовал одну. Биди – такая маленькая коричневая сигаретка из Индии. У нее хороший терпкий вкус. Я повернулся к Саре, и мы поимели свой первый поцелуй. Целовалась она хорошо. Вечер начинал проясняться.
Летняя дверь распахнулась, и в комнату вошел молодой человек.
– Барри, – сказала Сара, – я больше не принимаю посетителей.
Летняя дверь хлопнула, и Барри пропал. Я уже предвидел грядущие проблемы: сам будучи затворником, я не переносил потока людей. С ревностью это не имело ничего общего – я просто недолюбливал людей, толпы, где бы то ни было, если не считать своих чтений. Люди меня умаляли, они высасывали меня досуха.
«Человечество, с самого начала в тебе этого не было». Вот мой девиз.
Мы с Сарой поцеловались снова. Перебрали мы оба. Сара открыла еще одну бутылку. Она хорошо держала вино. Понятия не имею, о чем мы разговаривали. Самым лучшим в Саре было то, что она очень мало ссылалась на мои труды. Когда последняя бутылка опустела, я сказал Саре, что слишком пьян, чтобы ехать домой.
– О, можешь переночевать у меня на кровати, но никакого секса.
– Почему?
– Без брака секса нельзя.
– Нельзя?
– Драйер Баба в это не верит.
– Иногда и Бог может ошибаться.
– Никогда.
– Ладно, пошли в постель.
Мы поцеловались в темноте. Я все равно залипал на поцелуях, а Сара целовалась лучше кого бы то ни было. Мне бы пришлось вернуться аж к Лидии, чтобы найти кого-нибудь сопоставимого. И все же каждая женщина отличалась, каждая целовалась по-своему. Лидия, вероятно, сейчас целует какого-нибудь подонка или, что еще хуже, – его причинные. Кэтрин баиньки в своем Остине.
Сара держала в руке мой член, лаская его, потирая. Затем прижалась им к своей пизде. Она ее терла вверх и вниз. Слушалась своего Бога, Драйера Бабу. Я не играл с ее писькой, поскольку чувствовал, что это может Драйера Бабу оскорбить. Мы просто целовались, и она всё терлась моим хуем о пизду или, может быть, о секель, не знаю. Я ждал, когда же она вложит его вовнутрь. Но она только возила сверху. От волосни хер мне начало жечь. Я отстранился.
– Спокойной ночи, бэби, – сказал я. Потом отвернулся, перекатился и прижался к ней спиной. Драйер-Бэби, подумал я, ну и поклонница же у тебя в этой постели.
Наутро мы начали эту возню с потираниями снова – с тем же самым конечным результатом. Я решил: ну его к черту, на хрена мне это недеяние.
– Хочешь принять ванну? – спросила Сара.
– Еще бы.
Я зашел в ванную и пустил воду. Где-то по ходу ночи я признался Саре, что одно из моих безумий – принимать 3 или 4 горячих парных ванны в день.
Старое водолечение.
У Сары в ванну помещалось больше воды, чем у меня, и она была горячее. Во мне 5 футов одиннадцать и: дюйма, однако в ванне я мог вытянуться в полный рост. В старину ванны делали для императоров, а не для 5-футовых банковских служащих.
Я влез в ванну и вытянулся. Блаженство. Потом встал и осмотрел свой бедный, натертый волосней член. Крутовато, старик, но близко к теме – я полагаю, лучше, чем ничего? Я снова сел в ванну и вытянулся. Зазвонил телефон.
Пауза.
Затем постучала Сара.
– Заходи!
– Хэнк, это Дебра.
– Дебра? Откуда она узнала, что я здесь?
– Она всё обзвонила. Сказать, чтобы перезвонила попозже?
– Нет, попроси подождать.
Я нашел большое полотенце и обернул его вокруг талии. Вышел в другую комнату. Сара разговаривала с Деброй по телефону.
– О, вот он…
Сара передала мне трубку.
– Алло, Дебра?
– Хэнк, где ты был?
– В ванне.
– В ванне?
– Да.
– Ты только что вылез?
– Да.
– А что на тебя надето?
– Я полотенцем посередине обмотан.
– Как ты можешь удерживать полотенце посередине и разговаривать по телефону?
– Могу.
– Что-нибудь произошло?
– Нет.
– Почему?
– Что почему?
– Я хочу сказать, почему ты ее не выебал?
– Слушай, ты что, думаешь, я хожу и везде этим занимаюсь? Ты думаешь, во мне больше ничего нет?
– Значит, ничего не случилось?
– Нет.
– Что?
– Нет, ничего.
– Куда ты поедешь, когда уйдешь оттуда?
– К себе.
– Приезжай сюда.
– А как же твои юридические дела?
– Мы почти всё разгребли. Тесси сама справится.
– Ладно.
Я положил трубку.
– Что ты собираешься делать? – спросила Сара.
– К Дебре поеду. Я сказал, что буду у нее через 45 минут.
– А я думала, мы пообедаем вместе. Я знаю одно мексиканское местечко.
– Слушай, она переживает ведь. Как же можно сидеть за обедом и просто так трепаться?
– А я уже совсем собралась с тобой пообедать.
– Вот черт, а своих ты когда кормишь?
– Я открываюсь в одиннадцать. А сейчас еще десять.
– Ладно, пошли поедим…
Это был мексиканский ресторанчик в липовом хиплянском районе на Хермоза-Бич. Тупые безразличные рожи. Смерть на пляже. Просто отключись, дыши глубже, носи сандалии и делай вид, что мир прекрасен.
Пока мы ожидали заказа, Сара протянула руку, обмакнула пальчик в плошку с острым соусом и облизала его. Потом макнула еще раз. Она совсем наклонилась над плошкой. Сосульки ее волос лезли мне в глаза. Она всё макала палец в соус и облизывала его.
– Послушай, – сказал я ей, – может, другим людям тоже соус понадобится. Меня от тебя тошнит. Перестань.
– Нет, они ее каждый раз наполняют.
Я надеялся только, что они действительно ее каждый раз наполняют. Тут принесли еду, и Сара склонилась и набросилась на нее, как животное, – совсем как Лидия, бывало. Мы доели, вышли наружу, и она села в фургон и укатила в свой полезный для здоровья ресторан, а я забрался в «фольксваген» и двинул в сторону Плайя-дель-Рэй. Мне подробнейше всё объяснили. Объяснения были запутанными, но я следовал инструкции и продвигался без хлопот. Это почти разочаровывало, поскольку казалось, что когда из повседневной жизни уберешь напряг и безумие, опираться больше как бы и не на что.
Я заехал во дворик к Дебре. За шторами я заметил движение. Она меня выглядывала. Я вылез из «фолька» и хорошенько убедился, что обе дверцы заперты, поскольку страховка у меня уже выдохлась.
Я подошел и блямкнул в звонок. Она открыла дверь – казалось, она рада меня видеть. Нормально-то это нормально, но именно такие вещи не дают писателю закончить работу.