90
Следующим днем была суббота, и Дебра приготовила нам завтрак.
– Пойдешь с нами охотиться за древностями?
– Ладно.
– Бодун не мучает?
– Не очень.
Мы некоторое время ели молча, затем она сказала:
– Мне понравилось, как ты читал в «Улане». Ты был пьян, но все, что надо, донес.
– Иногда не получается.
– Когда снова читать собираешься?
– Кто-то звонил мне из Канады. Они там пытаются деньги собрать.
– Канада! А можно, я с тобой поеду?
– Посмотрим.
– Сегодня останешься?
– Хочешь?
– Да.
– Тогда останусь.
– Клево…
Мы закончили завтрак, и я сходил в ванную, пока Дебра мыла посуду. Смыл и подтерся, снова смыл, вымыл руки, вышел. Дебра протирала раковину. Я обхватил ее сзади.
– Можешь взять мою зубную щетку, если хочешь, – сказала она.
– У меня изо рта воняет?
– Все в порядке.
– Хрен там.
– Можешь также душ принять, если хочешь…
– И это тоже…?
– Перестань. Тесси только через час придет. Можем пока паутину смахнуть.
Я зашел и пустил в ванну воду. Мне понравилось мыться в душе единственный раз, в мотеле. На стене ванной висела фотография мужчины – темный, длинные волосы, стандартный, симпатичное лицо, пронизанное обычным идиотством.
Он щерился мне белыми зубами. Я почистил то, что осталось от моих выцветших.
Дебра упоминала мимоходом, что ее бывший муж – психотерапевт.
Дебра залезла под душ после меня. Я нацедил себе маленький стаканчик вина и уселся в кресло, глядя в переднее окно. И вдруг вспомнил, что забыл отослать своей бывшей женщине деньги на ребенка. Ну, ничего. В понедельник отправлю.
На Плайя-дель-Рэй я чувствовал себя умиротворенно. Хорошо выбраться с переполненного грязного двора, где я жил. В нем не было ни капельки тени, и солнце палило нас нещадно. Все мы были безумны так или иначе. Даже собаки и кошки были безумны – и птицы, и газетчики, и уличные шлюхи.
Для нас, живших в западном Голливуде, сортиры никогда не работали, как нужно, и слесарь домохозяина, нанятый за полцены, никогда не мог их до конца починить. Мы оставляли снятой крышку бачка и дергали затычку рукой.
Краны подтекали, тараканы ползали, собаки гадили везде, а в сетках на окнах были огромные дыры, впускавшие внутрь мух и других всевозможных странных летающих тварей.
Бим-бомкнул звонок, я встал и открыл дверь. Там стояла Тесси. За сорок, светская тусовщица, рыжая с явно крашенными волосами.
– Вы – Генри, не так ли?
– Да, Дебра в ванной. Садитесь, пожалуйста.
На ней была короткая красная юбка. Бедра хороши. Лодыжки и икры – тоже неплохи. Похоже, она любила ебаться.
Я подошел к ванной и постучал в дверь.
– Дебра, Тесси пришла…
Первая антикварная лавка находилась в квартале-двух от воды. Мы доехали до нее на «фольксвагене» и зашли внутрь. Я походил с ними по залу. Везде висели ценники – $800, $1500… старые часы, старые кресла, старые столы. Цены были невероятны. Два или три продавца стояли и потирали ручонки.
Они, очевидно, работали на жалованьи, плюс комиссионные. Владелец определенно отыскивал все предметы за бесценок в Европе или в горах Озарк. Мне стало скучно смотреть на гигантские ценники. Я сказал девчонкам, что подожду в машине.
Через дорогу я нашел бар, зашел, сел. Заказал бутылку пива. В баре было полно молодых людей, в основном – до 25. Все светловолосы и худощавы или темноволосы и худощавы, одеты в идеально подогнанные брючки и рубашечки.
Никаких выражений на лицах, безмятежны. Женщин не было. Работал большой телевизор. Без звука. Его никто не смотрел. Никто не разговаривал. Я допил пиво и ушел.
Потом отыскал винный магазин и купил полудюжину. Вернулся к машине и уселся. Хорошее пиво. Машина стояла на площадке за лавкой древностей.
Вся улица слева от меня была забита пробкой, и я наблюдал, как люди сидят и терпеливо ждут в своих машинах. Почти в каждой сидели мужчина с женщиной – уставившись прямо перед собой, не разговаривая. Для всех, в конечном итоге, всё упирается в ожидание. Ты всё ждешь и ждешь – больницы, врача, сантехника, психушки, тюрьмы, саму маму-смерть. Сначала сигнал – красный, затем – зеленый. За ожиданием граждане мира едят еду и смотрят телевизор, переживают за свою работу или за ее отсутствие.
Я начал думать про Дебру и Тесси в антикварной лавке. Дебра мне, на самом деле, не нравилась, но тут уж я вступал в ее жизнь. От этого я чувствовал себя как извращенец, который подглядывает в щелочку.
Я сидел и пил пиво. Добрался уже до самой последней банки, когда они, наконец, вышли.
– О, Генри, – сказала Дебра, – я нашла чудеснейший столик с мраморной крышкой всего за 200 долларов!
– Это действительно просто сказка! – добавила Тесси.
Они забрались в машину. Дебра ногой прижалась ко мне:
– Тебе от всего этого не скучно? – спросила она.
Я завел машину и подъехал к винному магазину, где купил 3 или 4 бутылки вина, сигарет.
Вот Тесси, сука, в своей коротенькой юбочке, в нейлонах, думал я, расплачиваясь с продавцом. Спорить готов, она прикончила, по меньшей мере, дюжину хороших мужиков, даже не задумавшись. Я решил, что у нее проблема – как раз в том, что она не задумывается. Ей не нравится думать. И это нормально, поскольку тут нет никаких законов или правил. Но когда через несколько лет ей стукнет 50 – вот тогда она пораскинет мозгами! Тогда она превратится в обозленную тетку из супермаркета, что таранит других людей в спину и бьет по лодыжкам своей тележкой с покупками, когда стоит в кассу; на лице темные очки, само лицо распухло и несчастно, а в тележку свалены творог, картофельные чипсы, свиные отбивные, красный лук и кварта «Джима Бима».
Я вернулся к машине, и мы поехали к Дебре. Девчонки уселись. Я открыл бутылку и налил в 3 бокала.
– Генри, – сказала Дебра, – я сейчас схожу за Ларри. Он отвезет меня на своем фургоне забрать столик. Тебя я напрягать не буду, ты рад?
– Да.
– Тесси составит тебе компанию.
– Ладно.
– А вы ведите себя вдвоем!
Ларри зашел через заднюю дверь и вместе с Деброй вышел через переднюю. Прогрел двигатель, и они уехали.
– Ну, мы одни, – сказал я.
– Ага, – ответила Тесси. Она сидела очень тихо, глядя прямо перед собой. Я допил бокал и ушел в ванную поссать. Когда вернулся, Тесси по-прежнему спокойно сидела на кушетке.
Я обошел ее сзади. Поравнявшись, взял ее за подбородок и притянул ее лицо к себе. Своим ртом прижался к ее губам. У нее была очень крупная голова. Под глазами размазан пурпурный грим, и от нее пахло застоявшимся фруктовым соком – абрикосовым. С каждого уха свисало по тоненькой серебряной цепочке, на концах – по одному шарику: символично. Пока мы целовались, рукою я влез ей в кофточку. Нащупал грудь, обхватил ее ладонью и покатал. Лифчика нет.
Потом выпрямился и убрал руку. Я обошел кушетку и сел с нею рядом. Налил обоим.
– Для старого урода у тебя – проворные яйца, – сказала она.
– Как насчет перепихнуться, пока Дебра не вернулась?
– Нет.
– Не надо меня ненавидеть. Я просто пытаюсь бал хуем раскочегарить.
– Я думаю, ты вышел за рамки. То, что ты только что сделал, отвратительно и тривиально.
– Наверное, мне не хватает воображения.
– А еще писатель.
– Я пишу. Но в основном – фотографирую.
– Мне кажется, ты ебешь женщин только затем, чтоб потом написать, как ебешь их.
– Ладно, ладно, ну его. Пей давай.
Тесси вернулась к стакану. Допила и затушила сигарету. Взглянула на меня, моргая длинными фальшивыми ресницами. Вылитая Дебра, с этим ее большим напомаженным ртом. Только у Дебры потемнее и не блестит так сильно. У Тесси же он был ярко-красным, и губы поблескивали – она постоянно держала его открытым, непрерывно облизывая нижнюю. Неожиданно Тесси схватила меня. Этот ее рот распахнулся над моим. Восхитительно. Будто насилуют. У меня начал вставать. Я вытянул вниз руки, пока она меня целовала, и откинул ее юбку назад, провел рукой по ее левой ноге вверх, и мы продолжали целоваться.
– Пошли, – сказал я после поцелуя.
Я взял ее за руку и завел в спальню Дебры. Толкнул на постель.
Сверху лежало покрывало. Я стащил брюки и ботинки, затем стянул туфли с нее.
Длинно поцеловал, потом задрал красную юбку ей на бедра. Не колготки. Нейлоновые чулки и розовые трусики. Я стянул и трусики. Глаза у Тесси были закрыты. Где-то по соседству, слышал я, стерео играло симфоническую музыку. Я потер пальцем вдоль ее пизды. Вскоре она увлажнилась и начала раскрываться. Я погрузил в нее палец. Затем извлек и стал тереть клитор. Она была мила и сочна. Я влез. Нанес ей несколько быстрых, яростных ударов, потом замедлился, потом снова вонзился. Я глядел в это порочное и простое лицо. Оно меня по-настоящему возбуждало. Я колотил себе дальше.
Затем Тесси столкнула меня:
– Слезай!
– Что? Что?
– Фургон подъехал! Меня уволят! Я потеряю работу!
– Нет, нет, ты, БЛЯДЬ!
Я рвал ее дальше беспощадно, прижимался губами к этому блестящему, кошмарному рту – и кончил внутрь ее, хорошо. Я соскочил. Тесси подхватила туфли и трусики и сбежала в ванную. Я подтерся носовым платком и расправил покрывало, взбил подушки. Как раз, когда я застегивал ширинку, открылась дверь. Я вышел в переднюю комнату.
– Генри, ты не поможешь Ларри внести столик? Он тяжелый.
– Конечно.
– Где Тесси?
– В ванной, наверное.
Я вышел с Деброй к грузовичку. Мы выволокли столик из фургона, схватились за него и внесли в дом. Когда мы входили, Тесси уже сидела на тахте с сигаретой.
– Не уроните покупку, мальчики! – сказала она.
– Фиг там! – ответил я.
Мы внесли его в дебрину спальню и поставили у кровати. Раньше у нее там стоял другой столик, она его убрала. Потом мы столпились вокруг и стали рассматривать мраморную столешницу.
– О, Генри… всего 200 долларов… тебе нравится?
– О, прекрасно, Дебра, просто прекрасно.
Я зашел в ванную. Умыл лицо, причесался. Затем спустил штаны с трусами и тихонько вымыл причинные. Поссал, смыл и снова вышел.
– Вина не выпьешь, Ларри? – спросил я.
– О, нет, но спасибо…
– Спасибо за помощь, Ларри, – сказала Дебра.
Ларри вышел через заднюю дверь.
– Ох, я так взволнована! – сказала Дебра.
Тесси сидела, и пила, и болтала с нами минут 10 или 15, потом сказала:
– Мне надо идти.
– Останься, если хочешь, – предложила Дебра.
– Нет-нет, мне надо. Надо квартиру убрать, там такой бардак.
– Квартиру убрать? Сегодня? Когда у тебя двое славных друзей с выпивкой? – спросила Дебра.
– Я просто сижу тут, думаю, какой там срач, и он у меня из головы не идет. Не принимай на свой счет.
– Ладно, Тесси, тогда иди. Мы тебя прощаем.
– Хорошо, дорогуша…
Они поцеловались на пороге, и Тесси исчезла. Дебра взяла меня за руку и ввела в спальню. Мы посмотрели на мраморную столешницу.
– Что ты о нем на самом деле думаешь, Генри?
– Ну, что – если я просаживаю по 200 баксов на скачках, и хвастаться мне после этого нечем, то, думаю, с ним все в порядке.
– Он будет стоять тут, рядом с нами сегодня ночью, когда мы будем спать вместе.
– Может, это мне следует постоять, а ты ляжешь со столиком?
– Ревнуешь, никак?
– Разумеется.
Дебра снова сходила на кухню и принесла какие-то тряпки и что-то вроде чистящей жидкости. Она начала протирать мрамор.
– Видишь, мрамор нужно обрабатывать особым образом, чтобы подчеркнуть прожилки.
Я разделся и сел на край постели в одних трусах. Потом откинулся на подушки, растянувшись на покрывале. Потом снова сел:
– Господи Боже мой, Дебра, я тебе покрывало помял.
– Да ничего.
Я пошел и принес два стакана, один отдал Дебре. Я наблюдал, как она трудится над столешницей. Тут она взглянула на меня:
– Знаешь, у тебя самые прекрасные ноги, что я только видела у мужчины.
– Неплохо для старика, а, девчонка?
– Отнюдь.
Она еще немного потерла столик, потом бросила.
– Как ты тут с Тесси?
– Нормально. Мне она понравилась.
– Она хороший работник.
– Я не успел этого заметить.
– Нехорошо, что она ушла. Думаю, просто хотела оставить нас наедине. Надо ей позвонить.
– Почему бы и нет?
Дебра села на телефон. Она разговаривала с Тесси довольно долго.
Начинало темнеть. Как у нее насчет ужина, интересно? Телефон стоял на середине кровати, и она сидела, поджав под себя ноги. Славный задик. Дебра засмеялась и сразу же стала прощаться. Потом взглянула на меня.
– Тесси говорит, что ты милый.
Я вышел принести еще выпить. А когда вернулся, уже был включен большой цветной телевизор. Мы сидели бок о бок на постели и смотрели телик.
Спинами опирались на стенку и пили.
– Генри, – спросила она, – что ты делаешь на Благодарение?
– Ничего.
– Почему бы тебе не отметить Благодарение со мной? Я достану индюшку. Приглашу 2-3 друзей.
– Ладно, неплохо.
Дебра перегнулась и выключила телевизор. Выглядела она очень счастливой. Затем свет погас вообще. Она сходила в ванную и вернулась в чем-то неосязаемом, обернутом вокруг тела. Потом оказалась в постели, рядом со мной. Мы прижались друг к другу. Мой хуй встал. Ее язык трепетал у меня во рту. У нее был крупный язык, теплый. Я опустился к ней. Раздвинул волосы и заработал языком.
Затем дал немного носа. Она отозвалась. Я снова поднялся, оседлал ее и засунул.
…Я все работал и работал. Пытался думать о Тесси в ее короткой красной юбчонке. Не помогало. Я отдал Тесси все. Я качал дальше и дальше.
– Прости, малышка, слишком много выпил. Ах, потрогай мне сердце!
Она приложила руку к моей груди.
– Ну и колотится! – сказала она.
– Я по-прежнему приглашен на Благодарение?
– Конечно, бедняга мой дорогой, не волнуйся, пожалуйста.
Я поцеловал ее на ночь, откатился и попытался уснуть.
