9

После этой встречи времени прошло порядочно. Каждый вечер я проводил за стойкой в «Гнезде малиновки». Читал что-нибудь, время от времени косясь на входную дверь. Однако Симамото больше не приходила. Меня начала грызть мысль: не ляпнул ли я тогда что-нибудь не то? Сболтнул лишнего, не иначе, вот она и обиделась. Я прокручивал в голове каждое свое слово, сказанное в тот вечер, вспоминал, что говорила Симамото, но так ни до чего и не додумался. Неужели, я все-таки ее разочаровал? Очень может быть. Такая красавица, больше не хромает. Что особенного могла она во мне найти?

Год неудержимо катился к концу, промелькнуло Рождество, за ним новогодние праздники. Незаметно пролетел январь, и мне стукнуло тридцать семь. Я перестал ждать и лишь изредка наведывался в «Гнездо малиновки». Там все напоминало о Симамото, и приходя туда, я всякий раз начинал озираться по сторонам, надеясь ее увидеть. За стойкой открывал книжку и уходил в свои мысли – ни о чем, просто так. Мысли расползались во все стороны, не давая сосредоточиться.

Она сказала, что я ее единственный друг, что у нее больше никогда таких друзей не было. Ну я, понятное дело, обрадовался, размечтался, что теперь опять будем дружить. Так много хотел ей сказать, узнать, что она думает. «Не хочешь о себе рассказывать? Пожалуйста, не имеет значения. Хватит с меня и того, что я снова тебя увидел, могу с тобой говорить».

Но Симамото все не было. Может, очень занята и никак не выкроит время для встречи? Это за три-то месяца? Предположим, она действительно никак не может ко мне выбраться, но позвонить хотя бы могла! В конце концов я решил, что она просто обо мне забыла. «Кто я для нее? Подумаешь, сокровище!» – хмыкал я, а сердце болело, будто в нем открылась маленькая язва. Не надо было ей такого мне говорить. Есть слова, которые остаются в душе на всю жизнь.

Но вот как-то вечером в начале февраля она появилась. Опять шел дождь – ледяные капли неслышно падали с неба. У меня были какие-то дела в «Гнезде малиновки», и я пришел пораньше. От зонтиков собравшихся в клубе посетителей пахло холодным дождем. В тот вечер с нашим трио выступал довольно известный тенор-саксофонист, и публика бурлила. Я устроился с книжкой у стойки на своем любимом угловом табурете и не заметил, как Симамото тихо присела рядом.

– Добрый вечер! – услышал я.

Отложив книгу, я поднял голову и глазам своим не поверил. Симамото!

– Я думал, ты больше не придешь.

– Извини, – проговорила Симамото. – Сердишься?

– Вовсе нет. На что тут сердиться? В конце концов, это же бар. Люди, когда хотят – приходят, когда хотят – уходят. А мне только остается ждать, когда кто-нибудь придет.

– Все равно извини. Не знаю, как сказать... я не могла.

– Дела?

– Да нет, – тихо сказала она. – Какие там дела. Просто не могла, вот и все.

Ее волосы намокли под дождем, челка растрепалась и прядями прилипла ко лбу. Я попросил официанта принести чистое полотенце.

– Спасибо. – Симамото взяла его и вытерла волосы. Потом вынула из пачки сигарету, прикурила от зажигалки. Ее влажные пальцы мелко дрожали. – Там моросило, я хотела взять такси и вышла в одном плаще. Но пошла пешком... как-то так получилось... и шла-шла...

– Выпьешь чего-нибудь погорячее? – спросил я. Улыбнувшись, она заглянула мне в глаза.

– Спасибо. Со мной все в порядке.

Увидев эту улыбку, я вмиг забыл о последних трех месяцах, наполненных пустотой.

– Что ты читаешь? – спросила она.

Я показал ей обложку. Исторический очерк о конфликте между Китаем и Вьетнамом, возникшем после вьетнамской войны. Симамото полистала и вернула мне.

– Романы больше не читаешь?

– Читаю. Правда не так много, как раньше. Новых почти не знаю. Предпочитаю старые романы, в основном – девятнадцатый век. Перечитываю, что раньше читал.

– А новые чем тебя не устраивают?

– Разочаровываться не хочу. Дребедень читать – только время зря тратить. Меня от таких книжек воротит. Хотя раньше было не так. Времени навалом, читай сколько хочешь, вдруг что-нибудь да вычитаешь. Сейчас не то. Жалко времени. Старею, наверное.

– Вот-вот. Точно, стареешь. – На лице Симамото мелькнула озорная улыбка.

– А ты читаешь все так же много?

– Всю дорогу. Новое, старое, романы, не романы, ерунду всякую и хорошее. Я не как ты – времени накнижки не жалею.

Она попросила бармена приготовить «Гнездо малиновки». Я повторил заказ:

– Сделай два.

Пригубив коктейль, Симамото чуть заметно кивнула и опустила стакан на стойку.

– Хадзимэ, а почему у вас коктейли такие вкусные? Лучше, чем в других местах.

– Все от старания зависит, – ответил я. – Иначе не получится.

– От старания? Это как же?

– Вот, к примеру, этот парень. – Я показал на молодого симпатичного бармена, который с сосредоточенным видом колол лед. – Я ему очень хорошие деньги плачу. Кому ни скажи – все удивляются. Остальные, кто здесь работает, об этом не знают. За что? Он такие коктейли делает... одно слово – талант. Люди не понимают, а ведь здесь тоже без таланта не обойдешься. Конечно, намешать что-нибудь вкусненькое каждый может, если постарается. А если несколько месяцев поучиться да попрактиковаться на клиентах, можно так руку набить, что не стыдно будет за свою мешанину. Так в большинстве баров дело поставлено. И ничего, народ пьет. Но чтобы добиться большего, особый талант нужен. Как для игры на пианино, для живописи, для бега на стометровку. Вот я коктейли очень неплохо готовлю. Изучал это дело, тренировался. Но все равно – до него мне далеко. Те же самые напитки беру, мешаю, столько же трясу в шейкере, а вкус все равно не тот. В чем причина – непонятно. Талант нужен. Ничем другим не объяснишь. Это как искусство. Вот есть черта. Кто-то способен ее переступить, а кто-то нет. Поэтому талантливых людей беречь надо, от себя не отпускать. Платить им хорошо.

Бармен наш был гомосексуалистом, и у стойки иногда собиралась целая компания геев. Вели они себя тихо, и меня их сборища волновали мало. Нравился мне этот парень. Да и он мне доверял и работал по высшему разряду.

– А вдруг у тебя в бизнесе талант? Да еще больше, чем кажется.

– Чего нет, того нет. Я вообще себя деловым человеком не считаю. У меня два небольших бара, только и всего. Больше не надо, и денег, сверх того, что я имею, тоже не надо. Какой уж тут талант, какие способности? Но ты знаешь, в свободную минуту я начинаю фантазировать. Представляю себя на месте клиента. Воображаю, куда бы мне хотелось зайти выпить и перекусить. Например, неженатый молодой человек до тридцати лет. Куда он пойдет с любимой девушкой? Рисую ситуацию в мельчайших деталях. Сколько денег потратит. Где живет. Когда возвращается домой. Продумываю все варианты. Чем больше думаю, тем отчетливее представляю, как все должно быть устроено.

В тот вечер Симамото была в светло-голубом свитере с высоким воротом и темно-синей юбке. В ушах поблескивали маленькие сережки. Тонкий, плотно облегающий свитер подчеркивал форму ее груди. Мне вдруг стало трудно дышать.

– Ну что же ты? Рассказывай дальше. – На лице Симамото снова появилась улыбка.

– О чем?

– О своем направлении в бизнесе, – сказала она. – Ты бесподобно рассказываешь.

Я почувствовал, как краснею. Давно со мной такого не бывало.

– Да нет у меня никакого направления. Просто я давно к этому привык. С детства что-нибудь выдумываю, воображаю. рисую в голове картину и начинаю постепенно выписывать детали. Здесь подправить, тут изменить. Что-то вроде моделирования. Я тебе уже рассказывал: после университета долго сидел в издательстве учебной литературы. Еще та была работенка – скукотища смертная. Какое там воображение? Кому оно нужно? От такой работы любое воображение на корню завянет. Тоска, на работу идти неохота, а что делать? Казалось, я задыхаюсь, усыхаю на рабочем месте, и скоро от меня ничего не останется.

Я отхлебнул коктейль и оглядел собравшуюся публику. Кворум неплохой, особенно если учесть, что на улице льет. Саксофонист убирал в футляр свой инструмент. Подозвав официанта, я попросил вручить музыканту бутылку виски и предложить поужинать.

– А здесь все иначе. Без воображения не проживешь. И потом, любую идею тут же можно опробовать в деле. Ни совещаний, ни начальства. Никто не грузит примерами, что и как надо делать, никаких тебе указаний из министерства образования. Ты когда-нибудь в фирме работала?

Она с улыбкой покачала головой.

– Не приходилось.

– Считай, повезло. Для меня это что-то несовместимое. Думаю, для тебя тоже. Я это прекрасно понял за восемь лет, что там проработал. Восемь лет ушло впустую. Причем, лучших. Целых восемь лет выдержал! Но с другой стороны, я вот что думаю: не было бы тех лет – может, и это дело бы не пошло. А оно мне нравится. Два бара. Но иногда начинает казаться, что они тоже – просто фантазия, плод моего воображения. Воздушные замки. Я рассадил в них цветы, соорудил фонтаны. Все устроил по высшему разряду, совсем как в настоящей жизни. Люди сюда приходят, выпивают, слушают музыку, разговаривают, потом уходят. Почему они каждый вечер здесь собираются? Сидят, пьют, столько тратят? Как думаешь? Потому что каждому – одному больше, другому меньше – нужен выдуманный, ирреальный мирок. Они приходят, чтобы посмотреть на красивый, парящий в воздухе замок, найти в нем свой уголок.

Симамото вытащила из крошечной сумочки пачку «Сэлем». Зажигалку достать не успела – я опередил ее, чиркнув спичкой. Мне нравилось, как она прикуривает от моего огонька, щурится, глядя на колеблющийся язычок пламени.

– Хочешь, признаюсь? Я за всю жизнь ни дня не работала, – сказала она.

– Совсем?

– Совсем. Ни временно, ни постоянно. Никак. У меня на работу аллергия. А ты так говоришь о своих делах... я тебе страшно завидую. Со мной никогда не было, чтобы мысли такие в голове... Я всегда одна, сижу и читаю. Единственное занятие. И одна забота – как деньги потратить.

С этими словами Симамото повернулась ко мне и вытянула вперед руки. На правой она носила два тонких золотых браслета, на левой – золотые часы, очень дорогие на вид. Она долго держала руки передо мной, словно демонстрируя образцы выставленного на продажу товара. Я взял ее руку и стал разглядывать браслеты на запястье. Тут же вспомнил, как она тогда схватила меня – мне было двенадцать – и ощущения от того прикосновения. Они все еще жили в памяти, как и лихорадочный стук отозвавшегося сердца.

– Может, и правда лучше думать, как тратить, а не как зарабатывать. – Я выпустил ее руку и мне почудилось, будто меня куда-то уносит. – Когда только и думаешь: как бы заработать, – это работа на износ. Человек мало-помалу, сам того не замечая, теряет себя.

– Все это так, конечно. Но знаешь, ни к чему не способной пустышкой тоже быть несладко.

– Зря ты так. Ты как раз на многое способна.

– На что же, например?

– Я не материальное имею в виду, – ответил я, глядя на свои руки, лежавшие на коленях.

Не выпуская стакана, Симамото пристально посмотрела на меня.

– А что тогда? Чувства? Ощущения?

– Вот-вот. Понимаешь, всему когда-то приходит конец. Вот этот бар... сколько он еще протянет? Никому не известно. Вкусы людей меняются, сдвинется что-нибудь в экономике – раз, и следа не останется. Я таких примеров знаю достаточно. Очень просто. Все материальное имеет конец. А вот некоторые мысли и чувства остаются с нами навсегда.

– А тебе не кажется, Хадзимэ, что от этих мыслей – что остаются – иногда не знаешь, куда деваться? Разве не так?

К нам подошел тенор-саксофонист, сказал спасибо за виски. Я поблагодарил его за игру и вновь обратился к Симамото:

– Джазовые музыканты такие вежливые стали. Когда я в университете учился, все было совсем не так. Все баловались наркотиками, а примерно половина вообще были люди конченые. Зато какую иногда музыку можно было услышать! Все внутри переворачивалось. Я тогда много ходил по джаз-клубам в Синдзюку. Искал места, где можно оттянуться.

– Тебе нравятся такие люди, да, Хадзимэ?

– Пожалуй, – ответил я. – Людей тянет к чему-то особенному. Можно девять раз бить мимо цели, а на десятый испытать такое... выше чего не бывает. Все чего-то хотят, к чему-то стремятся. Вот что движет миром. Может, это и есть настоящее искусство.

Я опять перевел взгляд на свои руки. Потом поднял глаза на Симамото. Она ждала продолжения.

– Впрочем, сейчас другая жизнь. Сейчас у меня свой бизнес и главная забота – как капитал вложить, как получить прибыль. К искусству я отношения не имею, человек не творческий. Меценатом тоже себя не считаю. Нравится или не нравится, но здесь ничего этого не надо. В таком заведении легче иметь дело с вежливой, пристойной публикой, вроде наших музыкантов. Ну а как иначе? На весь мир Чарли Паркеров все равно не напасешься.

Симамото попросила еще один коктейль и снова закурила. Мы надолго замолчали. Казалось, она погрузилась в свои мысли. Басист трио играл тягучее соло «Обними меня». Пианист изредка вставлял в композицию короткие аккорды, а ударник, вытирая пот, отхлебывал из стакана. Ко мне подошел один завсегдатай, мы обменялись несколькими ничего не значащими фразами.

– Хадзимэ! – после долгой паузы сказала Симамото. – Может, ты знаешь какую-нибудь красивую реку? Не широкую и чтобы текла по равнине прямо к морю. Желательно, быструю.

Я в изумлении посмотрел на нее.

– Реку? – переспросил я и подумал: «О чем это она?»

Она сидела, повернувшись ко мне, и ничего больше добавлять не собиралась. Спокойно смотрела прямо на меня, но в то же время взгляд ее, как мне почудилось, был устремлен куда-то вдаль. Что она там видела? Может, я существовал для нее где-то далеко и между нами пролегала пропасть? Такая глубокая, что и представить невозможно. От этих мыслей мне стало грустно. Что-то в ее глазах навевало печаль.

– Зачем тебе река понадобилась?

– Так... вдруг подумалось, – проговорила Симамото. – Знаешь такую реку?

Студентом я любил путешествовать, прихватив с собой спальный мешок. Видел разные реки по всей Японии, но такую, что была нужна Симамото, сразу выудить из памяти не мог.

– Кажется, на побережье Японского моря есть такая река, – сказал я после долгого раздумья. – Не помню, как называется, но точно – в префектуре Исикава. Место я знаю. Она ближе всего к тому, что тебе нужно.

Та река мне запомнилась. Я поехал туда осенью на каникулы, на втором или третьем курсе. Пламенели осенние листья, и сбегавшие к морю горы, казалось, были обрызганы кровью. Красивая река, лес, откуда временами доносился рев оленей. А какая там вкусная рыба...

– Не мог бы ты меня туда отвезти?

– Но это же Исикава, – сдержанно сказал я. – Не Эносима. Туда лететь надо, а потом еще больше часа на машине. За один день вряд ли обернешься, придется заночевать. Я не могу прямо сейчас туда ехать, ты же понимаешь.

Симамото медленно повернулась на табурете и пристально посмотрела мне в глаза.

– Хадзимэ, я понимаю, что не должна тебя об этом просить. Зачем тебе такая забота? Но просить мне больше некого. Я должна туда поехать во что бы то ни стало.

А одна ехать не хочу. К кому мне еще обратиться, кроме тебя?

Я взглянул на Симамото. Ее глаза были, как глубокие омуты, укрывшиеся в тени скал, что защищали их от любых ветров, – неподвижные и абсолютно спокойные. Присмотревшись, я вроде бы начал различать отражения в этой водной глади.

– Прости меня, – она улыбнулась так, словно силы внезапно оставили ее. – Не подумай, что я только за этим сюда пришла. Просто хотелось тебя увидеть, поговорить. А об этом я вовсе не собиралась...

Я быстро посчитал в уме и сказал:

– В принципе, можно вернуться вечером и не так поздно, если вылететь пораньше. Конечно, все зависит от того, сколько ты хочешь там пробыть.

– Думаю, недолго, – сказала Симамото. – Ты, правда, сможешь поехать со мной? На самолете – только туда и обратно?

– Наверное, – ответил я, подумав. – Хотя точно сказать сейчас не могу. Но можно попробовать. Позвони завтра вечером. Я буду здесь. Узнаю к тому времени, как туда добраться. У тебя есть какие-нибудь планы?

– Нет. Я готова в любое время. Главное, чтобы тебе удобно было.

Я кивнул.

– Прости меня за все, – добавила она. – Может, все-таки зря мы с тобой встретились. Со мной вечно беда. Хоть не берись ни за что – обязательно испорчу.

Ближе к одиннадцати Симамото засобиралась. Я пошел ее провожать, поймал такси, держа над ней зонтик. А дождь все не переставал.

– До свидания. Спасибо тебе за все, – сказала она.

– Пока.

Вернувшись в клуб, я сел на то же место за стойкой. Рядом все еще стоял стакан, из которого пила Симамото, в пепельнице лежало несколько ее докуренных сигарет. Я попросил официанта ничего не трогать и долго смотрел на следы бледной губной помады на стакане и окурках.

Жена еще не спала – дожидалась меня. Набросив на пижаму вязаный жакет, смотрела по видео «Лоренса Аравийского». Миновав множество преград, Лоренс все-таки преодолел пустыню и вышел к Суэцкому каналу. Юкико видела этот фильм, по крайней мере, три раза – это я знал точно, но он ей так нравился, что она была готова смотреть его снова и снова. Усевшись рядом, я налил нам вина, и мы досмотрели похождения Лоренса до конца.

Я сказал Юкико, что в воскресенье в клубе, куда я ходил плавать, – совместное мероприятие. Был в клубе один тип – владелец большой яхты. Мы несколько раз выходили на ней в море. Брали с собой выпивку, рыбачили. Вообще-то в феврале для прогулок на яхте еще холодновато, но жена в этом ничего не понимала и потому не стала задавать лишних вопросов. По воскресеньям я отлучался редко, и Юкико, похоже, ничего не имела против того, чтобы я пообщался с людьми другого круга и подышал свежим воздухом.

– Выеду пораньше и вернусь, скорее всего, к восьми. Поужинаю дома, – сказал я.

– Хорошо. В воскресенье как раз ко мне сестра хотела заехать. Пойдем погулять в Синдзюку-геэн , если не будет холодно. Бутерброды возьмем. Соберемся вчетвером, женской компанией.

– Неплохая идея.

На следующий день я позвонил после обеда в турагентство и забронировал на воскресенье билеты на самолет и машину напрокат. В Токио обратный рейс прибывал в 18:30, так что к ужину я должен был успеть. Потом пошел в бар и стал ждать звонка от Симамото. Она позвонила в десять.

– Я выкроил время. Всех дел все равно не переделаешь. Как насчет воскресенья? – спросил я ее.

Нет проблем, отвечала она.

Я сообщил ей время вылета, объяснил, где буду ждать ее в Ханэде .

– Не знаю, как тебя благодарить, – сказала Симамото.

Положив трубку, я остался сидеть за стойкой с книжкой, но гул голосов в баре не давал сосредоточиться. Прошел в туалет, умылся холодной водой и стал рассматривать свое лицо в зеркале. «Вот, пожалуйста, соврал Юкико», – сказал я себе. Я и раньше, бывало, говорил ей неправду. Например, когда случалось переспать с кем-нибудь. Хотя при этом у меня не возникало чувства, что я ее обманываю. Ну, развлекся немного, что тут такого. А в этот раз все было иначе. Неправильно. И пусть я не собирался тащить Симамото в постель. Все равно неправильно. Я долго рассматривал свое отражение в зеркале. Давненько не доводилось заглядывать самому себе в глаза. Что я за человек? Прочитать в собственном взгляде ответ на этот вопрос не удалось. Я оперся руками о раковину и тяжело вздохнул.