7
6 сентября, 4 часа 55 минут
Вашингтон, округ Колумбия
Все, что было с ней связано, по-прежнему оставалось загадкой.
Пейнтер смотрел на девочку через стекло. Она наконец уснула. Возле ее кровати несла дежурство Кэт Брайент, углубившись в чтение «Зеленой яичницы с ветчиной» Доктора Сьюсса, лежавшей у нее на коленях. Она читала эту книгу девочке, пока не возымело действие снотворное и та не погрузилась в сон.
С того момента, как ровно в полночь они приехали сюда, девочка не произнесла ни слова, хотя ее глаза внимательно смотрели по сторонам, отмечая все происходившее вокруг. Большую часть времени она провела, раскачиваясь вперед и назад, и напрягалась, когда к ней прикасались. Им удалось заставить ее попить сока и съесть две печенюшки с шоколадной глазурью. Были также взяты анализы крови, проведен полный медицинский осмотр и сделана магнитно-резонансная томография. Температура все еще держалась, но уже не такая высокая, как раньше.
Во время обследования был обнаружен микропередатчик, внедренный девочке под кожу предплечья. Изъять его можно было только хирургическим путем, поэтому было решено пока не трогать электронного шпиона. Тем более что отсюда, из подземелья, сигнал не мог пробиться наружу.
Кэт потянулась и встала. Она была в повседневной одежде: белой хлопчатобумажной рубашке навыпуск и свободных слаксах. Ее темно-рыжие волосы горели приглушенным огнем, падая на белую ткань. Вдову Монка Коккалиса вызвали из дома в штаб-квартиру «Сигмы», чтобы она контролировала проведение полевой операции, но поскольку Грей и его команда все еще находились в воздухе, Кэт решила, что будет полезнее здесь. У нее самой была маленькая дочь, и она принесла из дома книжку Доктора Сьюсса. Хотя девочка не отвечала на обращения к ней, к Кэт она, судя по всему, прониклась симпатией. Ее раскачивание замедлилось.
Пейнтер был рад вновь увидеть Кэт занятой делом. Потеряв мужа, сна много недель бесцельно плыла по течению, однако сейчас взяла себя в руки и быстро становилась прежней Кэт Брайент — опытной и деловитой. Выскользнув из комнаты, женщина мягко прикрыла за собой дверь и присоединилась к Пейнтеру, сидевшему за большим столом, вокруг которого стояли стулья. С усталым вздохом Кэт опустилась на один из них.
— Она уснула.
— Может, тебе тоже стоит немного поспать? Грею лететь до Индии еще несколько часов.
Кэт кивнула.
— Я позвоню няне, которая осталась с Пенелопой, а потом и вправду завалюсь на пару часиков.
Открылась дверь во внешний коридор, и, обернувшись, они увидели, как в комнату входят Лиза Каммингс и патологоанатом Малкольм Дженнингс. Они были в белых халатах и синей медицинской форме — свободные рубашки и штаны. Лиза, сунув руки в карманы халата, плотно запахнула его полы, словно замерзла. Ее светлые волосы были заплетены в короткую косичку, а лицо выражало глубокую озабоченность. В течение последнего часа эти двое находились в кабинете компьютерной томографии, изучая результаты исследования.
Судя по возбужденному диалогу, который они вели прямо на ходу, сыпля загадочными медицинскими терминами, врачи пришли к каким-то выводам, хотя и необязательно к согласию.
— Нейромодуляция такого масштаба без клеточной поддержки? — спросила Лиза и покачала головой.— Хотя стимуляция базальных ядер, безусловно, не лишена смысла.
— Правда? — спросил Пейнтер, желая привлечь внимание эскулапов.
Лиза, казалось, только сейчас заметила его и Кэт. Ее плечи расслабились, а руки наконец покинули карманы халата. Когда их глаза встретились, на ее губах появилась едва заметная улыбка. Проходя мимо Гейнтера, она погладила его по плечу, а затем села. Малкольм занял последний свободный стул.
— Как ребенок? — поинтересовался он.
— Спит,— ответила Кэт.
— Итак, что вам удалось выяснить? — спросил Пейнтер.
— То, что мы идем по дороге одновременно новой и старой,— загадочно ответил Малкольм и открыл ноутбук, который принес с собой. Затем он нацепил на нос очки с голубыми стеклами, который надевал всегда, работая с компьютером. Они уменьшали нагрузку на глаза.— Мы сравнили приспособления на голове девочки и на принесенном ранее черепе. Оба устройства одинаковы, но у девочки оно более сложное.
— Что они собой представляют? — спросила Кэт.
— Это устройства ТЭС,— ответил Малкольм.
— Транскраниальной электростимуляции,— пояснила Лиза.
Пейнтеру это ровным счетом ничего не говорило, и они с Кэт обменялись озадаченными взглядами.
— Почему бы вам не начать с самого начала? И говорите, пожалуйста, на человеческом языке.
— В таком случае мы начнем отсюда,— сказал Малкольм и постучал себя по виску кончиком карандаша.— С человеческого мозга, состоящего из тридцати миллиардов нейронов. Нейроны взаимодействуют между собой через многочисленные синапсы, образуя примерно миллион миллиардов синаптических связей. Эти связи, в свою очередь, создают огромное количество нервных цепей. Под словом «огромное» я подразумеваю цифру с миллионом нулей.
— Миллион нулей? — переспросил Пейнтер. Малкольм посмотрел на директора поверх очков.
— Чтобы вы получили представление о цифре, о которой идет речь, могу сообщить вам, что количество атомов во всей Вселенной исчисляется числом всего лишь с восьмьюдесятью нулями.
Увидев на лице Пейнтера ошеломленное выражение, Малкольм кивнул.
— Да-да. Так что в наших черепах заложены такие возможности обработки данных, о которых мы только сейчас начинаем догадываться. Мы пока лишь барахтаемся на поверхности, но кто-то там,— он указал за окно,— нырнул гораздо глубже.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Кэт, тревожась в первую очередь за девочку.
— Благодаря современным технологиям мы добились ощутимых успехов в этой новой для науки области. Словно посылая зонды в космическое пространство, мы вживляли электроды в мозг. Данные из внешнего мира вводятся в мозг посредством электрических импульсов. Мы видим не глазами, а мозгами. Именно поэтому кохлеарные имплантаты позволяют глухим слышать. Они превращают звуки в электрические импульсы, которые поступают в мозг через микроэлектроды, вживленные в слуховой нерв. Со временем кора головного мозга обретает способность различать эти новые сигналы. Это сродни изучению иностранного языка: глухой снова учится слышать.
Малкольм кивкoм указал на свой ноутбук.
— Работая с помощью электрических импульсов, будучи гибким и умеющим приспосабливаться, человеческий мозг обладает врожденной возможностью работать при подключении к машинам. В известном смысле это делает нас идеальными природными киборгами.
Пейнтер наморщил лоб.
— Ну и куда все это нас ведет? Лиза положила ладонь на его руку.
— Туда, где мы уже находимся. Грань между человеком и машиной уже начинает размываться. Микроэлектроды сегодня такого размера, что их можно вводить в человеческие нейроны. В две тысячи шестом году ученые Брауновского университета вживили микрочип в мозг парализованного пациента, соединив его с сотней таких микроэлектродов. Через четыре дня, попрактиковавшись, этот человек одной только силой мысли мог передвигать курсор по экрану компьютера, открывать электронную почту, управлять телевизором и двигать манипулятором робота. Вот как далеко мы продвинулись.
Пейнтер посмотрел в окно.
— Но кто-то продвинулся еще дальше? Лиза и Малкольм дружно кивнули.
— Вы имеете в виду это устройство?
— Оно является шагом за пределы того, что нам было известно до сегодняшнего дня. Его нановолоконные электроды настолько малы, что трудно сказать, где заканчивается устройство и начинается мозг ребенка. Из результатов исследований на крысах, проводившихся в Гарвардском университете, нам известно, что устройства ТЭС обеспечивают рост нейронов, но, как ни странно, только в областях мозга, отвечающих за обучение и память. Однако мы знаем, что электростимуляция также способна включать и выключать эти нейроны, как электрический рубильник. Дети особенно податливы в этом отношении.
— То есть, если я правильно понимаю, кто-то имплантировал девочке это устройство и теперь управляет его действием, используя его как выключатель?
— В целом да,— сказал Малкольм.— Они проникли глубоко в нейросеть, которую я описал. Только с помощью электростимуляции они расширили ее еще больше. И, если я не ошибаюсь, направили это расширение на весьма узкую область.
— Что заставляет тебя так думать?
— В неврологии существует так называемый закон Хебба, который в общих чертах гласит, что нервы, которые действуют вместе, связаны друг с другом. Однако, стимулируя какой-то участок мозга, они постоянно усиливают его.
— Но для чего? — спросил Пейнтер.
Малкольм и Лиза обменялись тревожными взглядами. Объяснять директору суть дела патологоанатом предоставил женщине. Она вздохнула.
— Я говорила с психологом Заком Ларсоном, который обследовал девочку, когда ее сюда привезли. По ряду признаков — отсутствию реакции на внешние раздражители, монотонным повторяющимся движениям, чувствительности к стимуляции — он сделал вывод, что девочка страдает аутизмом. А судя по тому, как она вела себя в доме, очем вы рассказали, она также является савантом.
Пейнтер уже прочитал отчет Ларсона. Он был составлен быстро, но тщательно. Ларсон провел ряд психологических тестов, включая генетическое исследование некоторых маркеров, типичных для аутизма. Последнее было еще не закончено.
К своему отчету Ларсон приложил информационную справку относительно савантов — этих редких индивидуумов, у которых, несмотря на психическое отклонение, существовали островки удивительных способностей — глубоких и узких. Пейнтер вспомнил персонажа, сыгранного Дастином Хоффманом в кинофильме «Человек дождя». Он был способен молниеносно производить в уме математические вычисления. Однако эта способность была лишь одной из многих, перечисленных Ларсоном. Саванты демонстрировали таланты в способности запоминать гигантские объемы информации, безошибочно определять запахи и вкус в музыке и живописи.
Пейнтер подумал о рисунке Тадж-Махала. Девочка нарисовала его в считанные минуты, идеально соблюдая перспективу. Она, без сомнения, обладала талантом художника.
Но не крылось ли за этим нечто большее?
Последним в списке Ларсона значился противоречивый и редчайший дар, которым обладали некоторые саванты,— ясновидение.
Пейнтер не мог сбрасывать со счетов тот факт, что именно рисунки девочки привели цыган в их конспиративную квартиру. Он припомнил предшествовавшую этому беседу с Элизабет относительно работы ее отца в области исследования интуиции и инстинктов, о его причастности к глубоко засекреченному проекту, связанному с дальновидением. Лиза тем временем продолжала:
— Мы полагаем, что устройство предназначено для стимуляции тою участка мозга, который отвечает за определенную способность саванта. Известно, что этот участок расположен в правом полушарии мозга, именно там, где закреплено устройство у черепа обезьяны и у девочки. С по мощью современных технологий определить этот участок несложно, а после этого посредством электростимуляции его работу можно усиливать и контролировать.
Пейнтер встал. Его душил ужас. Если то, что говорят Лиза и Малкольм, правда, это означает, что кто-то управлял способностями девочки. Он подошел к стеклу.
Кто мог сделать такое с ребенком?
Кэт, указав на девочку, сказала:
— Она проснулась. Девочка снова рисовала.
На тумбочке рядом с кроватью она нашла черный фломастер и блокнот и теперь склонилась над ним. Она рисовала не так одержимо, как прежде, но во всем ее облике читалась предельная сосредоточенность.
Кэт направилась к двери, Пейнтер последовал за ней. Девочка даже не посмотрела в их сторону, но, когда они вошли, бросила блокнот и фломастер на кровать и снова принялась раскачиваться.
Кэт посмотрела на рисунок и, вскрикнув, отступила назад. Пейнтер сразу понял, чем вызвана такая реакция. Лицо, нарисованное черным фломастером, было невозможно не узнать.
Это был ее муж Монк.
11 часов 04 минуты
Южноуральские горы
Монк помог Петру пройти по поваленному бревну через ручей, пробивший себе дорогу среди нагромождения камней. Бревно поросло мхом, из которого торчали несколько толстых грибов белого цвета. В воздухе пахло сыростью.
Киска уже находилась по другую сторону ручья. Она стояла рядом с Мартой и держала старую шимпанзе за руку. Монку хотелось как можно скорее перебраться через следующий склон и оказаться в соседней долине. Спрыгнув с бревна, он посмотрел назад. Они шли по густому березовому лесу. Белые стволы деревьев напоминали высушенные кости, листва уже занялась осенней желтизной.
Монк сорвал один лист и растер его между пальцами. Он был мягким, еще не высохшим. Ранняя осень. Но здесь, в горах, листья, меняющие цвет, обещали холодную ночь. Хорошо хоть снега не будет. Монк бросил обрывки листа на траву.
Откуда он знал все это?
Монк тряхнул головой. Эти вопросы подождут. И все же его беспокоило то, как быстро он привык к противоречию между отсутствием собственной памяти и своим знанием окружающего мира. Кроме того, за ними охотились. Они должны были передвигаться тихо, ибо любой звук в горах разносился на большое расстояние. Поэтому общаться приходилось с помощью шепота и языка жестов.
Монк осмотрел противоположный берег ручья. Они находились в бегах последние три часа. Он взял быстрый темп, желая максимально увеличить расстояние между ними и тем местом, где они выбрались из подземного мира. Кто знает, сколько времени понадобится охотникам, чтобы понять, что они вышли наружу, и взять их след уже здесь?
Монк ждал на берегу ручья.
«Где же Константин?»
Словно откликнувшись на его мысль, долговязый парнишка появился на дальнем склоне — гибкий и прочно держащийся на ногах, как молодой олененок. Однако когда он, балансируя руками, переходил по скользкому бревну через ручей, лицо его являло собой маску страха.
— Я сделал это! — проговорил он, тяжело дыша, и спрыгнул на 6epei рядом с Монком.— Я утопил твою больничную рубашку в ручье в другой долине.
— Ты бросил ее в воду?
— Позади бобровой запруды, как ты велел.
Монк кивнул. Его рубашка была пропитана кровью и потом. Кто-то из детей прихватил ее из палаты после того, как он сменил одежду. Это была мудрая мысль. Если бы рубашка осталась в палате, его тюремщики поняли бы, что он переоделся. А вот теперь рубашка пригодилась для того, чтобы оставить ложный след. Чтобы запах был сильнее, он утер ею вспотевшее лицо и подмышки. То же самое он проделал с детьми и даже с шимпанзе, надеясь, что запах уведет преследователей в противоположном направлении.
— Помоги мне,— попросил он Константина и нагнулся к бревну, по которому они только что перебрались через широкий ручей.
Совместными усилиями они сумели раскачать его, но столкнуть в воду не смогли. Затем Монк услышал пыхтенье возле своего уха. Повернув голову, он увидел Марту, упершуюся плечом в бревно. Они налегли на него втроем. Бревно плюхнулось в воду, несколько раз перевернулось и поплыло вниз по течению. Монк смотрел, как оно удаляется. Удовлетворенный сделанным, он пошел прочь от ручья.
Константин шел бодро, а вот Киске и Петру приходилось туго. Склон был крутым, и Монк с Мартой были вынуждены помогать младшим детям. Наконец они добрались до вершины холма. Впереди во всех направлениях виднелись другие вершины, в основном поросшие лесом с редкими прогалинами. Слева от них блестело серебристое пятно большого озера.
Туда и двинулся Монк. Рядом с таким озером непременно должны жить люди, у которых можно попросить помощи. Однако Константин схватил его за локоть.
— Мы не можем идти туда,— торопливо проговорил он.— Только смерть живет там.
Другой рукой он сжал прикрепленный к поясу значок, индикатор радиоактивности.
Оказавшись в столь идиллической местности, где все зеленело и благоухало, Монк совсем позабыл об опасности. Он посмотрел на свой значок. Сейчас его поверхность была белой, но по мере того, как уровень радиации будет повышаться, он начнет менять цвет, становясь поочередно розовым, красным, багровым и, наконец, черным. Что-то наподобие теста на беременность, который продается в аптеках.
В его мозгу снова мелькнула вспышка-воспоминание.
Смеющиеся голубые глаза, крошечные пальчики...
А затем — снова пустота.
В его голове пульсировала боль. Через вязаную шапочку он нащупал полоску швов за ухом. Константин смотрел на него сузившимися от беспокойства глазами.
Киска, которая, как выяснил Монк, была сестрой Константина, положила руки на живот.
— Я хочу есть,— жалобно прошептала она, словно боясь быть услышанной и одновременно показаться слабой.
Константин, нахмурившись, посмотрел на сестру. Однако Монк понимал: они действительно должны есть, чтобы поддерживать силы. После панического бегства им было необходимо передохнуть и разработать хотя бы какой-то план дальнейших действий. Монк смотрел в сторону озера, ощупывая пальцами свой значок.
«Только смерть живет там».
Он должен был как следует разобраться в ситуации, в которой они оказались.
— Нужно найти место, где мы сможем укрыться и поесть,— проговорил он.— И побыстрее.
Они стали спускаться в следующую долину. Склон шел уступами, на каждом из которых поблескивал пруд. Здесь было множество мелких водопадов, воздух пах глиной и сыростью. На середине склона возвышался утес с природным карманом, напоминавшим неглубокую пещеру. Монк и его свита вошли внутрь.
Они расселись и открыли рюкзаки. По кругу пошли бутылки с минеральной водой и шоколадные батончики.
Монк осмотрел содержимое своего рюкзака. Оружия там не было, зато он нашел топографическую карту и расстелил ее на земле. Надписи были сделаны кириллицей. К нему подошел Константин, жуя батончик со вкусом орехового масла. Монк указал на обозначение гор, помеченных многочисленными крестиками.
— Шахты,— пояснил мальчик.— Урановые рудники.— Он провел пальцем по строке заголовка.— Южноуральские горы. Челябинская область. Старый центр оружейной промышленности. Очень опасно.
Мальчик постучал пальцем по тем местам на карте, которые были обозначены значками радиационной опасности.
— Много открытых шахт, старых радиохимических заводов и предприятий по производству плутония.
Он махнул рукой, показывая, что все это находится далеко.
— А я-то всего лишь хотел выяснить, где мы сейчас,— пробормотал Монк, качая головой.
— Очень опасно, да,— снова сказал Константин. Он вытянул руку в сторону большого озера, которое отсюда не просматривалось.— Озеро Карачай. Хранилище жидких радиоактивных отходов старого химического комбината «Маяк». Проведешь на берегу озера один час и через неделю умрешь. Его нужно обойти стороной.
Константин склонился над картой и указал на центр района, в котором находилось наибольшее скопление рудников и радиационных установок.
— Мы вышли отсюда. Из Муравейника. Раньше там находился подземный город Челябинск восемьдесят восемь, где содержались тысячи заключенных, работавших на рудниках. Таких мест много.
Монк вспомнил постройки промышленного типа, которые он видел в пещере. Очевидно, кто-то нашел для заброшенного подземного города новое применение.
Константин продолжал:
— Мы должны обойти озеро Карачай, не приближаясь к нему.— Он посмотрел на Монка, словно желая удостовериться в том, что тот его понял.— А это значит, что нам придется пересечь топь Асанова, чтобы добраться сюда.
Палец мальчика переместился на карте и теперь указывал на дальний берег озера, где крестиком была отмечена очередная шахта.
Монк ничего не понимал. Разве они не пытаются найти кого-нибудь, кто сможет помочь им?
— А что там? — спросил он, кивком указав на крестик.
— Мы должны остановить их.— Константин взглянул на Петра, который устроился на мягкой подстилке мха в обнимку с Мартой.
— Остановить кого? — Монк вспомнил слова мальчика, обращенные к нему.
«Спаси нас».
Константин повернулся к Монку.
— Именно для этого мы привели тебя сюда.
11 часов 30 минут
Генерал-майор Савина Мартова хмуро глядела на детей, собравшихся в школьном актовом зале. С большого жидкокристаллического экрана за ее спиной на аудиторию смотрела фотография американца.
— Видел ли кто-нибудь из вас сегодня утром этого человека? — спросила она.— Возможно, на нем была больничная одежда.
Дети, сидевшие на деревянных скамейках, смотрели на нее пустыми глазами. Их всех подняли с постелей и выгнали из спален рано утром
Более шестидесяти детей сидели рядами, в соответствии с цветом своих рубашек. Те, у которых рубашки были белыми, расположились сзади. Они имели генетические маркёры, но демонстрировали весьма скромные способности.
В отличие от тех десяти, на переднем ряду.
На них была униформа с черными рубашками. Класс «Омега». Эти избранные обладали исключительными способностями. Они были отобраны для того, чтобы служить ее сыну, Николаю, в тяжелые времена, которые скоро наступят, быть его Верховным Советом, во главе с самой Савиной.
Николай был ее больной мозолью, ее разочарованием. Он родился «белой рубашкой». Генетический сбой. Савина забеременела, искусственно оплодотворив себя семенем одного из представителей первого поколения. Она поторопилась и теперь расплачивалась за это. Во время родов возникли осложнения, и больше у нее не могло быть детей. Но она придумала для Николая другую цель, достижение которой повлечет за собой глубокие и долгоиграющие изменения. После рождения Николая это стало смыслом ее жизни.
И цель уже была так близка!
Она смотрела на ряд черных рубашек.
И на два пустых места в ряду класса «Омега».
Прошлой ночью пропал один ребенок.
Петр.
В то же самое время во время прогулки по зоопарку в Америке пропала его сестра. Савина до сих пор не получила от Юрия никаких новых сообщений о ее судьбе. Он как-то странно замолчал и даже не отвечал на посылаемые ему вызовы по экстренному коду.
Савина нуждалась в ответах. Ее голос зазвучал резче.
— И никто не видел, как Константин, Киска или Петр выходили из своих спален? Никто?
И снова — пустые взгляды.
Ее внимание привлекло движение в задней части аудитории. В дверь вошел человечек с лицом, изрытым оспинами и покрытым шрамами, походивший из-за этого на жабу, и кивнул ей. Ее заместитель, лейтенант Борсаков. Он, как обычно, был одет в серую форму, на голове фуражка с твердым околышем. Судя по всему, он принес какие-то новости. Наконец-то!
Савина повернулась к троим учителям, стоявшим сбоку от нее.
— Разведите их по спальням. И глаз с них не спускать, пока проблема не разрешится!
Савина поднялась по ступенькам и, жестом приказав Борсакову следовать за ней, вышла из аудитории. Лейтенант едва доходил ей до плеча, что вполне устраивало Савину. Ей нравилось, когда мужчины были ниже ее. Однако он был крепко скроен, и иногда Савина замечала в устремленном на нее взгляде нечто похожее на голод.
Они прошли через здание школы к выходу. Снаружи их поджидали двое подчиненных Борсакова. Рядом с одним из них сидело на цепи животное — помесь русского волкодава и сибирского волка. Зверь зарычал и ощерил громадные клыки. Солдат дернул цепь и грубо обругал его.
Мускулистое животное было почти по грудь Борсакову и происходило из их подразделения, где производились эксперименты на животных. Оно получило название Зверинец. Здесь испытывали новые устройства стимуляции, а для опытов использовали высших млекопитающих: собак, кошачьих, свиней, овец, шимпанзе. Зверинец также являлся эдаким мрачным зоопарком для обитателей Муравейника. За годы наблюдений было выявлено благотворное воздействие животных на детей. Их взаимоотношения помогали стабилизировать психическое состояние маленьких обитателей Муравейника.
Впрочем, возможно, это была не просто связь человека с животным, а взаимодействие одного аппарата с другим.
Даже на волке было устройство из хирургической стали.
— Что вам удалось выяснить, лейтенант?
— Детей в пещере нет,— ответил Борсаков. Она остановилась и повернулась к нему.
— Мы обыскали весь поселок, даже заброшенный жилой комплекс, но после того, как зона поиска была расширена, собаки взяли след, ведущий к задней стене пещеры, к одному из люков, выходящих на поверхность.
— Они вышли наружу?
— Да, и, как мы полагаем, вместе с американцем, находившимся в больнице. След детей шел из больницы.
Что ж, по крайней мере, на один вопрос ответ получен. Американец не сбежал, похитив детей. Похоже, дело обстояло иначе. Это дети помогли ему бежать.
Но зачем?
Почему этот человек столь важен?
Этот вопрос не давал ей покоя с того самого момента, когда появился американец.
Два месяца назад российские спецслужбы были подняты по тревоге сообщением о том, что в индонезийских водах подвергся нападению пиратов зачумленный корабль. Его искали разведки всего мира. Савина получила приказ найти корабль с помощью своих подопечных. Это быт экзамен, и они сдали его на «отлично».
Получив исходную информацию, двенадцать омега-субъектов с точностью указали остров, у берегов которого держат корабль. К острову была направлена российская подводная лодка. Она вошла в лагуну как раз в тот момент, когда корабль тонул.
Это уже была победа, но затем Саша принялась рисовать с таким ожесточением, что ее имплантат едва не вышел из строя. На дюжине картинок с дюжины разных точек был изображен тонущий мужчина, которого тянула на дно сеть. Посчитав, что это важно, и желая удовлетворить собственное любопытство, Савина проинформировала об этом российских подводников. Пловцы уже находились в воде. Они моментально нашли утопающего, надели на его лицо дыхательную маску и подняли на борт субмарины.
Полагая, что спасенный представляет собой какую-то особую ценность, Савина приказала доставить мужчину к ней, но, когда тот оказался в Челябинске-88, выяснилось, что это всего лишь один из корабельных электриков. В ходе допросов он не произвел на нее впечатления умного человека.
Этот человек был лыс, виртуозно ругался и не имел кисти левой руки. Никакого интереса не проявила к нему ни Саша, ни другие омега-субъекты.
От американца не приходилось ожидать ничего, кроме неприятностей. Как-то раз его застали выбивающим морзянкой какое-то сообщение по микрочипу, вживленному в его запястье и, очевидно, поддерживавшему связь с отсутствующим протезом руки. Они не знали, какой сигнал он использовал и что передавал, но на всякий случай микрочип из его руки вы резали.
Впоследствии Савина решила, что активность Саши была вызвана обычным детским страхом за человека, который может погибнуть. Закрыв для себя эту тему, она передала американца на попечение ученым Зверинца. Они изучали феномен памяти, и живой человек, на котором можно было проводить опыты, являлся ценным лабораторным материалом, пренебрегать им не стоило.
Савина присутствовала при операции, и воспоминания о ней до сих пор вызывали у нее дрожь.
Что они с ним сотворили!
Но теперь он пропал. Исчез вместе с братом Саши. В какую игру решили поиграть эти детишки?
Этого она не знала и, уже отставая от собственного графика, не имела времени выяснять.
— Каковы будут ваши приказы, товарищ генерал-майор?
— Обыщите поверхность.
— Я возьму всех собак! — прорычал лейтенант, собираясь уходить. Она остановила его.
— И не только собак.
Борсаков смотрел на нее, недоуменно вздернув брови. Однако он понимал суть ее приказа.
— А как же дети, генерал?
Она пошла прочь. Сейчас не время миндальничать. У нее оставалось еще десять детей. Этого хватит.
— Спустите кошек,— подтвердила она свой приказ.
11 часов 45 минут
Петр сидел между ног Марты, а она обнимала его своими сильными и теплыми руками. От ее влажной шерсти исходил резкий сладковатый запах. Мальчик слышал ее глубокое дыхание, спиной чувствовал, как бьется ее большое сердце.
Он знал Марту на протяжении всей своей жизни. Он знал эти добрые мохнатые руки. Ее привели в комнату Петра после первой операции, сделанной ему в пять лет.
Сначала ее большая рука напугала его. Но она оставалась с ним весь день, сидела рядом и, положив голову на краешек кровати, смотрела на него. Наконец мальчик потянулся к ее руке. Его пальцы с любопытством прикасались к ее морщинистой ладони. А она все так же глядела на него влажными, карими, всепонимающими глазами. Ее длинные пальцы нежно сомкнулись на его руке.
Он знал, что это было.
Обещание.
Другие играли с ней, плакали в ее объятиях, проводили с ней долгие ночи... Но в то утро Петр узнал истину. У нее были секреты, известные только ему, а свои секреты он делил с ней.
Прижимаясь к Марте, он смотрел на странные леса. Иногда учителя выводили детей наружу, чтобы те посмотрели на лес, посидели в тишине. Но эта обстановка все еще пугала Петра. В кронах деревьев шептал ветер, раскачивая ветви и осыпая пожелтевшие листья. Он смотрел на них и понимал: что-то должно случиться.
Петр был не таким, как его сестра, но и он кое-что знал. Он еще крепче прижался к Марте, словно ища у нее защиты от падающих листьев. Его сердцебиение участилось, и мир растворился. Исчезло все, кроме листьев. Падающих... Кружащих... Танцующих... Пугающих...
Марта беззвучно просигналила ему об опасности. Что случилось?
Мальчик трясся всем телом, сердце застряло у него в горле, каждым своим ударом предупреждая об опасности. А листья все падали. Он смотрел в просветы между ними. Константин как-то раз рассказал, как ему удается так быстро перемножать в уме числа.
«У каждого числа есть форма... Определенную форму имеют даже самые большие и длинные числа. Поэтому, когда я считаю, я смотрю на пустое место между двумя числами. У этого пробела тоже есть своя форма, образованная границами двух чисел. И этот пробел также является числом. Вот это число и есть ответ».
Петр не до конца понял объяснение. Он не умел считать, как Константин, или разгадывать загадки, как Киска, или видеть за тридевять земель, как его сестра. Зато Петр умел делать то, что было недоступно всем им. Он умел читать сердца. Любые сердца. Добрые и злые.
И вот теперь что-то приближалось. Что-то с темным и голодным сердцем.
Петр вглядывался в падающие листья, а его собственное сердечко билось, словно загнанное. Он заполнял пустоту постепенно, шаг за шагом.
На лбу мальчика выступил пот. Весь мир превратился в опадающие листья и темные пятна между ними — крутящиеся, пенящиеся, тянущиеся к нему. Он услышал, как где-то далеко Константин выкрикивает его имя.
Марта еще крепче обвила его руками. Нет, она не пыталась защитить его от остальных, просто хотела, чтобы он был в безопасности. Она тоже чувствовала его сердце.
Он должен был увидеть.
Выяснить.
Что-то приближалось.
Он заполнил пустое пространство чернилами и тенями, зубами и рычанием, тихой поступью огромных лап по твердой земле. И увидел то, что приближалось.