5
5 сентября, 21 час 30 минут
Вашингтон, округ Колумбия
— Чернобыль? — переспросила Элизабет.— Что понадобилось отцу в России?
Она смотрела на двух мужчин, сидевших напротив нее за кофейным столиком. Сама она устроилась в кресле, спиной к окну, выходившему на зелень парка Рок-Крик. Их привезли в это место после того, как забрали от музея. Грей сказал, что это конспиративная квартира и совершенно безопасное место, но от его слов Элизабет вовсе не почувствовала себя в безопасности. Все происходящее чересчур напоминало шпионский роман. Однако очарование дома — уютного, двухэтажного, построенного из клинкерного кирпича и обшитого обожженным тигровым деревом — успокоило ее.
Хотя бы немного.
По приезде сюда она долго умывалась: оттирала руки и плескала водой в лицо, но ее волосы все равно пахли дымом, а ногти были испачканы краской. После этого Элизабет долго сидела на крышке стульчака, спрятав лицо в ладонях и пытаясь разобраться в событиях последних часов. Она не осознавала, что плачет, пока не почувствовала, что ладони мокры от слез. Слишком много всего на нее обрушилось. У нее до сих пор не было времени свыкнуться с мыслью о том, что отца больше нет. Хотя у нее не было сомнений в том, что это правда, Элизабет пока не была готова смириться с этим жестоким фактом.
И не будет готова до тех пор, пока не получит ответы на некоторые вопросы.
Именно эти вопросы в конце концов выгнали ее из ванной.
Элизабет смотрела на нового для нее человека, сидевшего за кофейным столиком. Он был представлен ей как босс Грея, директор Пейнтер Кроу. Элизабет изучала его. У него были угловатые черты и загорелое лицо- Будучи антропологом, она сразу же прочитала в его глазах наследие, доставшееся ему от его предков, американских индейцев, и их леденистый голубой цвет не мог ввести ее в заблуждение. Над ухом в его черных волосах белела седая прядь, напоминавшая перо цапли.
Мужчины сидели на диване, склонившись над ворохом бумаг, рассыпанных на столе.
Раньше чем она успела задать мучившие ее вопросы, с кухни вернулся Ковальски в носках. Его полированные ботинки стояли на полке холодного камина.
— Вот, нашел крекеры «Ритц» и что-то типа сыра,— оповестил он присутствующих.— В этом я, правда, не уверен. Зато у них есть салями.
Он наклонился и поставил тарелку перед Элизабет.
— Спасибо, Джо,— сказала она, тронутая этим незатейливым проявлением заботы посреди царящей вокруг неразберихи.
От смущения у великана вспыхнули уши.
— Не за что,— прогудел он и выпрямился, затем ткнул пальцем в тарелку, но позабыл, что хотел сказать, и, помотав головой, ретировался к камину, чтобы в очередной раз осмотреть свои ботинки.
Пейнтер откинулся на спинку дивана, и Элизабет переключила внимание на него.
— Что касается Чернобыля, то мы не знаем, зачем ваш батюшка ездил туда. Более того, мы проверили его паспорт, и там нет записей о том, что он выезжал из страны, посещал Россию и затем вернулся в Соединенные Штаты. Последняя запись о его путешествиях сделана пять месяцев назад. Он летал в Индию. Больше о его перемещениях нам ничего не известно.
Элизабет кивнула.
— Он часто ездит туда. По крайней мере дважды в год.
— В Индию? Зачем? — спросил Грей.
— У него исследовательский грант. Будучи неврологом, он изучал биологическую основу инстинктов. Он работал совместно с профессором психологии в университете Мумбая.
Грей посмотрел на своего босса.
— Я проверю,— сказал Пейнтер.— Мне уже приходилось слышать о том, что ваш отец проявляет интерес к изучению инстинктов и интуиции. Собственно говоря, именно по этой причине его и взяли в «Ясоны».
Последняя фраза была адресована Грею, но Элизабет напряглась при упоминании этой организации. Она не могла скрыть отвращения.
— Так вы о них знаете... о «Ясонах».
Пейнтер посмотрел на Грея, а затем вновь перевел взгляд на Элизабет.
— Да, мы знаем, что ваш отец работал на них.
— Работал? Уместнее сказать, что он был одержим ими.
— Что вы имеете в виду?
Элизабет рассказала о том, как работа с военными переросла у отца во всепоглощающую страсть. Каждое лето он пропадал на один-два месяца, а иногда и больше, остальная же часть года была посвящена выполнению им своих обязанностей в качестве профессора Массачусетского технологического института. В результате дома он бывал очень редко. Это привело к тому, что отношения между ее родителями стали крайне напряженными, взаимные обвинения переходили в ссоры. Мать думала, что у отца роман на стороне.
Подобная обстановка в доме еще больше отдалила отца от семьи. Крепкий некогда брак рассыпался на куски. Мать, уже находившаяся на грани алкоголизма, перешагнула эту грань. Когда Элизабет было шестнадцать, мать, напившись до чертиков, села за руль их внедорожника и свалилась на нем в реку Чарльз. Был ли это несчастный случай или самоубийство, установить так и не удалось.
Но Элизабет знала, кто являлся истинным виновником случившегося.
После этого она редко разговаривала с отцом. Каждый из них замкнулся в своем собственном мире. Теперь не стало и отца. Навсегда. Несмотря на горечь потери, она все же не могла окончательно вырвать из сердца обиду на этого человека. Даже его странная смерть превратилась для нее в мучительный кроссворд.
— Как вы считаете, участие отца в деятельности «Ясонов» как-то связано с его смертью? — спросила она наконец.
— Трудно сказать,— покачал головой Пейнтер.— Расследование только началось. Но мне удалось узнать, с каким из секретных военных проектов была связана работа вашего отца. Этот проект назывался...
— «Звездные врата»,— закончила за него Элизабет. Удивление, отразившееся на лице директора, польстило ей. Ковальски, сидевший в кресле у камина, встрепенулся.
— Эй, я смотрел этот фильм! Там инопланетяне и всякое такое, да?
— Нет, Джо, это не те «Звездные врата»,— ответила Элизабет.— А вы, мистер Кроу, не волнуйтесь. Мой отец не разглашал государственных секретов. Простоя пару раз случайно слышала, как он упоминал название этого проекта. А потом, лет десять спустя, я прочитала рассекреченный доклад ЦРУ, обнародованный благодаря закону о свободе информации.
— В чем суть этого проекта? — осведомился Грей.
Пейнтер мотнул головой в сторону лежавшей на столе стопки документов.
— Все детали — здесь, вплоть до времен холодной войны. Официально проект курировал второй по величине мозговой центр страны, Стэнфордский исследовательский институт, который впоследствии разработал технологию «стеле». Но тогда, в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, ЦРУ поручило институту выяснить, возможно ли использовать парапсихологию для сбора разведданных.
— Парапсихологию? — переспросил Грей, удивленно вздернув брови. Пейнтер кивнул.
— Телепатию, телекинез... Но в первую очередь они сосредоточили свои усилия на изучении ясновидения. Этот феномен называется также «дальновидением» или «видением на расстоянии». Индивидуумы, обладающие таким даром, могли бы следить за различными местами и событиями, находясь за тысячи миль от них, одной только силой своего сознания.
Ковальски в своем углу презрительно фыркнул.
— Психошпионы!
— Да, это звучит безумно, но не забывайте: в самые мрачные дни холодной войны любое преимущество, завоеванное Советами, должно было стать достоянием нашей разведки. Любой технологический перевес в пользу противника считался недопустимым. Советский Союз шел на все ради достижения цели. Для Советов парапсихология являлась мультидисциплинарной областью знаний, в которую входили бионика, биофизика, психофизика, психология и нейрофизиология.
Пейнтер кивнул в сторону Элизабет.
— Вот и работы вашего отца в области исследования интуиции и инстинктов. Это из области нейрофизиологии.
Элизабет покосилась на Грея. Взгляд его был недоверчивым, однако он молчал и слушал. Она решила последовать его примеру.
— В отчетах ЦРУ говорится, что Советы добились первых успехов. В тысяча девятьсот семьдесят первом году советская программа, хотя она и без того относилась к разряду секретных, была засекречена вообще на мертво — так, будто ее и не бывало. Ручеек информации пересох. Единственное, в чем мы были уверены, так это в том, что исследования в России продолжаются и финансирует их КГБ. Нам было необходимо дать адекватный ответ, иначе мы остались бы позади. Вот тогда к работе и подключили Стэнфордский исследовательский институт.
— И какими были результаты? — спросил Грей.
— В лучшем случае смешанные,— ответил Пейнтер. Элизабет тоже читала рассекреченный доклад.
— Откровенно говоря, этот проект оказался не очень успешным,— сказала она.
— Это не совсем так,— возразил Пейнтер.— В официальных отчетах говорится, что ясновидение давало результаты в пятнадцати процентах из ста, а это гораздо выше среднестатистических показателей. Кроме того, имелись и вовсе исключительные случаи. Взять, к примеру, нью-йоркского художника Инго Сванна. Он был способен в мельчайших деталях описать здание, получив только его географические координаты — широту и долготу. Его попадания, по словам некоторых официальных лиц, достигали восьмидесяти пяти процентов.
Пейнтер, должно быть, прочитал сомнение в глазах своих слушателей и постучал пальцем по стопке бумаг.
— Эксперименты Стэнфордского исследовательского института были продублированы в Форт-Миде и лаборатории по изучению аномальных явлений Принстонского университета. Один из самых известных случаев связан с похищением и спасением бригадного генерала Джеймса Дозьера. По словам физика, курировавшего проект, один ясновидящий назвал город, куда перевезли похищенного, а второй описал здание, в котором его держали. Описал детально, вплоть до кровати, к которой был прикован генерал. От таких результатов трудно отмахнуться.
— И все же отмахнулись,— проговорила Элизабет.— Насколько мне известно, исследования заморозили в середине девяностых. Затем программу вообще закрыли.
— Не совсем,— загадочно произнес Пейнтер.
Но прежде чем он успел объяснить свою реплику, его перебил Грей.
— Однако если вернуться к началу... Какое отношение все это имело к «Ясонам»?
— Ага, я как раз хотел перейти к этому. Судя по всему, Стэнфордский исследовательский институт, подобно Советам, начал расширять границы своих исследований, распространяя их на другие дисциплины.
— Вроде нейрофизиологии, которой занимался доктор Полк,— подсказал Грей.
Пейнтер кивнул.
— Поскольку проект был засекречен, власти привлекли к работе двух ученых из числа «Ясонов», поручив им проводить параллельные исследования. Одним из них был ваш отец, Элизабет, а вторым — доктор Трент Макбрайд, инженер-биомедик, специальностью которого являлась физиология мозга.
Это имя было знакомо Элизабет. Она помнила поздние визиты в их дом, когда отец надолго запирался в своем кабинете с различными людьми, среди которых был и доктор Макбрайд. Да и сложно было забыть этого громогласного и добродушного мужчину. Он приносил ей подарки — первые издания книг про Нэнси Дрю.
— Я пытался связаться с доктором Макбрайдом,— продолжал Пейнтер,— но повсюду мне говорили только одно: о нем никто ничего не слышал вот уже пять месяцев.
Элизабет почувствовала озноб.
— Пять месяцев... Именно тогда отец улетел в Индию. Они с Греем обменялись обеспокоенными взглядами. Что же, в конце концов, происходит?
21 час 40 минут
Юрий Раев вышел из лифта на подземном этаже исследовательского учреждения. После того как Юрию перезвонили, ему понадобилось сорок пять минут, чтобы доехать до Военно-медицинского исследовательского института Уолтера Рида в Мэриленде. Здание представляло собой полмиллиона квадратных футов лабораторных площадей, большая часть которых была предназначена для проведения биологически опасных исследований. Это означало, что здесь работают со всеми разновидностями инфекционных заболеваний.
Чтобы связаться с «Ясонами», Юрий использовал пароль тревоги — «Пандора». Потребовалось еще десять минут для того, чтобы его вызов дошел до тех, кто был ему нужен, «тайного кабинета» организации, представители которого сотрудничали с русскими в осуществлении проекта, направленного «на благо обеих наций». Юрий надеялся заручиться поддержкой «Ясонов», которые могли бы помочь ему вырвать Сашу из лап Мэпплторпа. «Ясоны», обладая разносторонними научными познаниями, понимали, с какой деликатностью необходимо обращаться с подобным ребенком — как в физиологическом, так и в психологическом плане. А вот Мэпплторп, наоборот, балансировал на грани допустимого, движимый политическими амбициями и слепым эгоизмом. Юрий не доверял этому человеку.
Однако теперь, когда Саша пропала, ему были нужны союзники на американской земле.
Юрию было предложено встретиться с доктором Джеймсом Ченом, неврологом и членом «тайного кабинета», чтобы выработать план совместных действий. На встрече должен был присутствовать еще один член «Ясонов». «Человек, который сможет помочь»,— сказали ему.
Получив четкие инструкции и пропуск в здание, Юрий шел по коридору. В столь поздний час все двери были закрыты. На этом уровне было мало лабораторий. Запах хлорки щекотал нос и маскировал другой, мускусный запах. За одной из дверей послышались звуки, напоминавшие обезьяний визг. Должно быть, здесь держали подопытных животных, поэтому и людей тут сейчас не было.
Он заглянул в бумажку с номером комнаты, где ему назначили встречу.
В-2 340.
Отыскав нужную дверь с матовым стеклом, Юрий постучал. По стеклу промелькнула тень, и дверь распахнулась.
— Доктор Раев? Спасибо, что пришли.
На пороге стоял молодой мужчина азиатской внешности в белом лабораторном халате, из-под которого выглядывали синие джинсы. На его темечке, стеклами вверх, красовались очки, словно он их там забыл. У одной стены стоял незатейливый стол, вдоль противоположной выстроился ряд железных клеток. В пространство между прутьями время от времени высовывались влажные черные носы, из клеток доносилось шуршание и царапанье маленьких когтей. Лабораторные крысы. Только эти были безволосыми, если не считать усов.
Доктор Чен провел его к открытой двери в задней части комнаты. За ней располагался кабинет, в котором царил форменный кавардак: стальной стол был завален книгами записей, белая доска изрисована квадратиками с напоминаниями о том, что предстоит сделать, шкаф забит стеклянными банками со всевозможными образцами.
Юрий был удивлен, увидев знакомую фигуру, ссутулившуюся за столом. Человек говорил по сотовому телефону. В этом пятидесятилетнем мужчине без труда угадывались шотландские корни: массивное сложение, красные щеки и рыжая с сединой борода — аккуратно подстриженная и скрывающая выступающую вперед нижнюю челюсть. Он возглавлял группу «Ясонов», выделенную в помощь русским, а также являлся коллегой и давним другом доктора Арчибальда Полка.
Доктор Трент Макбрайд.
— Он только что вошел,— проговорил Макбрайд в трубку, приветственно кивнув Юрию.— Я всех проинструктирую примерно через час.
Он закрыл телефон, встал и протянул Юрию руку.
— Мне сообщили новые детали в связи с вашей ситуацией. Учитывая нестабильное состояние девочки, это дело первостепенной важности. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ребенка.
Юрий пожал американцу руку и сел на стул. Он хоть и был удивлен, но при этом испытывал облегчение, обнаружив здесь Макбрайда. Под обычной для того маской добродушной бравады таился острый, практичный ум.
— Значит, вы понимаете, насколько важно отыскать ее, причем как можно скорее? — спросил Юрий.
Макбрайд кивнул и задал встречный вопрос:
— Как долго девочка может продержаться без своих лекарств?
— Тридцать два часа.
— А последняя инъекция была сделана...
— Семь часов назад,— мрачно ответил Юрий. Значит, чтобы найти Сашу, остается чуть больше суток.
— В таком случае нам придется поторапливаться,— сказал Макбрайд.— Как вы можете догадаться, Мэпплторп уже звонил мне. Собственно говоря, именно по этой причине я приехал сюда лично.
— Я думал, вы находитесь в Женеве. Разве вы не приняли решение уйти со сцены и оставаться за кулисами?
— Лишь до тех пор, пока не будет разрешен вопрос с Арчибальдом.— Иго взгляд, направленный на Юрия, стал жестким.— Теперь это произошло, но исход мог бы быть и получше.
— Вы не хуже меня знаете, что доктор Полк не прожил бы и нескольких дней. Я должен был сделать то, что сделал.
Макбрайд немного смягчился.
— И, как вы помните, я голосовал против того, чтобы привлечь доктора Полка к исследованиям.
Макбрайд откинулся на спинку кресла, которое жалобно скрипнуло под его внушительным весом.
— Я искренне верил в то, что Арчибальд будет более сговорчивым, особенно после того, как познакомится с проектом поближе. В конце концов, этот проект является продолжением работы, которой он посвятил всю свою жизнь. И, учитывая опасность, которую доктор стал собой представлять, единственным выходом было...
Американец печально развел руками.
Доктор Полк подобрался слишком близко к самому сердцу проекта. Даже Макбрайд не знал, насколько близко. В их распоряжении оставалось лишь два варианта: либо завербовать его, либо уничтожить.
Вербовка провалилась, причем — с катастрофическими последствиями. Будучи привезен в Муравейник, Полк бежал оттуда, прихватив с собой важную улику и сверхсекретные сведения. Им не оставалось ничего другого, кроме как ликвидировать его.
— Я весьма сожалею по поводу Арчибальда,— проговорил Юрий.
Это было правдой. Смерть доктора, хотя и являлась трагической необходимостью, стала при этом невосполнимой утратой. Профессор в одиночку добился огромных успехов и был готов обнародовать достижения, которые русские «ранили в строжайшем секрете от американцев. В конце концов и те и другие осознали, насколько полезен был доктор Полк.
И до его похищения, и после.
— Что касается пропавшей девочки...— заговорил Юрий, но Макбрайд его перебил:
— Насколько я понимаю, она — один из объектов вашей программы «Омега»?
Юрий утвердительно кивнул.
— Ее эффективность доходит до девяноста семи процентов. Она жизненно необходима для нашей программы. Да и для вашей тоже. Боюсь, Мэпплторп не понимает, насколько деликатным должен быть баланс, чтобы сохранить омега-субъект живым и дееспособным.
Макбрайд потер переносицу.
— Во время нашего телефонного разговора Мэпплторп высказал предположение относительно того, что, возможно, нам стоит отловить ребенка самостоятельно и для собственных нужд.
— Чего-то в этом роде я от него и ожидал.
За спиной Юрия дверь кабинета открылась, и он услышал, как доктор Чен кого-то приветствует — сухо и формально. Он повернул голову и с ужасом увидел, как в комнату входит предмет их разговора. Выражение обвисшей физиономии Мэпплторпа было даже более кислым, нежели обычно. В душе Юрия зашевелились самые дурные предчувствия.
Макбрайд встал.
— А, Джон! Мы как раз говорили о вас. Улыбнулась ли вашей команде удача в возвращении похищенного черепа?
— Нет, хотя мы облазили оба музея — от подвала до чердака.
— Странно,— произнес Макбрайд, нахмурившись.— А относительно девочки какие-нибудь новости имеются?
— В небе барражируют вертолеты, прочесывая город квадрат за квадратом. Пока — ничего. И сигнал от следящего устройства до сих пор не поступал.
— Следящее... Какое следящее устройство? — вскинулся Юрий. Макбрайд обошел стол и, подойдя к Юрию, поднес к его лицу сжатый кулак. Когда он разжал пальцы, на его ладони лежал крохотный предмет, чуть больше булавочной головки. Юрию пришлось наклониться ближе, чтобы рассмотреть его.
— Чудо нанотехнологий,— сказал Макбрайд.— Пассивный микропередатчик с короткоимпульсным аттенюатором и стерильным полимерным корпусом. Во время последнего посещения Муравейника я ввел такие устройства всем детям.
Юрий ничего не знал о подобных имплантациях, но, с другой стороны, даже ему говорили далеко не все.
— Мартова одобрила введение этих следящих устройств? Макбрайд посмотрел на Юрия и вздернул бровь, словно говоря: «Вы же умный человек, доктор Раев!» Юрий понял: Савина ничего не знает об этом. Макбрайд ввел детям крохотные приборы по собственному почину, втайне от всех остальных. Юрий имел постоянный и неограниченный доступ к детям, но при этом сам находился под постоянным наблюдением.
Он смотрел на передатчик. Тот был настолько мал, что ввести его в организм или тело человека можно было сотней способов. Но для чего Макбрайду...
Мозг Юрия лихорадочно анализировал различные возможности, вероятности и последствия. Макбрайд, должно быть, действительно ввел передатчики всем детям. После этого ему оставалось лишь активировать соответствующий сценарий, чтобы один или несколько детей покинули гнездо.
Перед внутренним взглядом Юрия возникло лицо Арчибальда Полка в последние секунды его жизни, и тут же осознание страшной истины сразило его, как удар в солнечное сплетение.
— Это все было подстроено,— выдохнул Юрий.— Побег доктора Полка...
— Очень хорошо,— улыбнулся Макбрайд, как учитель, довольный успехами ученика.
Тень Мэпплторпа наковальней упала на Юрия.
Его одурачили.
Он посмотрел на Макбрайда.
— Вы были в Муравейнике, когда Арчибальд сбежал. Это вы организовали его побег!
Последовал кивок.
— Нам было необходимо извлечь одного из ваших омега-субъектов на свет божий.
— Вы использовали доктора Полка в качестве наживки. Вашего друга и коллегу!
— К сожалению, это было необходимо.
— А он... Арчибальд знал, что его используют? Макбрайд устало вздохнул.
— Я думаю, он мог подозревать, хотя... выбирать ему было не из чего. Либо умри, либо пройди сквозь строй. Иногда приходится быть патриотом помимо собственной воли. И должен сказать, у него это получилось отлично. Он почти добежал до финиша.
— И все это для того, чтобы похитить ребенка? Макбрайд снова помассировал переносицу.
— Мы подозревали, что вы, русские, что-то скрываете. Разве не так? Лицо Юрия оставалось бесстрастным. Это было правдой, но он не знал масштабов того, что скрывали от американцев.
— Мы используем этого ребенка, чтобы начать собственную программу здесь, в Соединенных Штатах. Чтобы детально изучить все, что вы с ним сделали. Невзирая на наши многочисленные запросы, ваша группа так и не представила нам детализированного отчета. Вы с самого начала утаивали от нас наиболее важные данные.
«Не только данные, а еще и планы». Вслух Юрий спросил:
— Как же быть с лекарствами для Саши?
— Этот вопрос мы решим. С вашей помощью, разумеется.
— Никогда,— мотнул головой Юрий.
— Я боялся, что вы это скажете.
Движение глаз Макбрайда заставило Юрия обернуться. Мэпплторп держал в руке пистолет. Выстрел был сделан в упор.
21 час 45 минут
Грей был не из тех, кто легко верит в совпадения. Двое ученых, работающих над одним и тем же проектом, пропадают одновременно, а затем один из них появляется в Вашингтоне — подвергшийся радиоактивному облучению и находящийся на пороге смерти.
Он потер болевшие виски.
— Элизабет, все это должно быть каким-то образом связано с первоначальными исследованиями вашего отца.
— Верно,— кивнул Пейнтер.— Вопрос в другом: какая тут связь? Если бы мы располагали дополнительными деталями... Возможно, чем-то, чего нет в записях вашего отца.
Его слова повисли в воздухе.
Элизабет опустила глаза. Ее руки были крепко стиснуты и лежали на коленях. Видимо, осознав, насколько она напряжена, женщина разжала пальцы и выпрямила их.
— Не знаю,— пробормотала она.— В последние годы мы... мало разговаривали. Ему не очень нравилось, что я решила заняться антропологией. Он хотел, чтобы я пошла по его...— Она тряхнула головой.— Не обращайте внимания.
Грей налил в чашку горячий кофе и передал женщине. Она взяла ее с благодарным кивком, но пить не стала, а просто держала, сжав обеими руками, словно согревая ладони.
— Но по всей видимости, он был не так уж недоволен вашим выбором профессии, если выхлопотал для вас место в греческом музее,— предположил Грей.
Она покачала головой.
— Его помощь была вовсе не бескорыстной, как может показаться на первый взгляд. Отца всегда очень интересовал Дельфийский оракул. Женщины-прорицательницы отлично вписывались в его исследования инстинктов и интуиции. Он считал, что они представляли собой некую генетическую общность и им было присуще какое-то общее врожденное качество. Или же — врожденная неврологическая аномалия. Так что, как видите, отец пристроил меня в Дельфийский музей только для того, чтобы я помогла ему в его изысканиях.
— Но в чем именно заключались эти изыскания! — спросил Грей, пристально глядя на женщину.— Нам могла бы помочь любая информация, которой вы готовы поделиться.
Она вздохнула.
— Я могу рассказать вам, с чего началась одержимость отца вопросами интуиции и инстинктов.— Взгляд Элизабет был устремлен в пространство между двумя сидевшими напротив нее мужчинами.— Вам что-нибудь известно о первых опытах в области интуиции, которые проводились русскими?
Мужчины отрицательно помотали головами.
— Это был ужасный по жестокости эксперимент но он полностью укладывался в русло отцовских умозаключений. Лет двадцать назад русские забрали у кошки ее недавно родившихся котят, затем поместили их на борт подводной лодки, которая вышла море и опустилась на значительную глубину. Контролируя основные жизненные показатели кошки, моряки убили одного котенка. В тот самый момент, кода это случилось, у кошки участилось сердцебиение, подпрыгнуло давление, а в мозгу была зафиксирована острая боль. Кошка впала в состояние возбуждения, казалась растерянной. В течение следующих дней один за другим были убиты остальные котята, и каждый раз кошка реагировала аналогичным образом. Хотя от котят ее отделяло большое расстояние, она чувствовала смерть каждого из них.
— Разновидность материнского инстинкта,— сказал Грей.
— Или интуиции,— кивнула Элизабет.— Как бы то ни было, для отца это стало доказательством существования некоей биологической связи. Он сконцентрировал усилия на том, чтобы, опираясь на неврологию, найти научный базис для этого странного феномена. Через некоторое время он объединил усилия с одним профессором в Индии, изучавшим аналогичные способности у индийских йогов и мистиков.
— Какие способности? — уточнил Пейнтер.
Элизабет сделала глоток горячего кофе и сокрушенно покачала головой.
— Отец увлекся чтением всяких идиотских историй, которые рассказывали люди с так называемыми особыми психическими способностями. Он выискивал разных психов и шарлатанов, собирал случаи, и подтверждение которых имелись хоть какие-то доказательства, а также те редкие случаи, о которых свидетельствовали настоящие ученые вроде Альберта Эйнштейна.
Грей не смог скрыть удивления.
— Эйнштейна? Она кивнула.
— На переломе веков по многим университетам мира возили индийскую женщину по имени Шакунтала, демонстрируя ее удивительные способности. Имея всего лишь среднее образование, она демонстрировала необычайные математические навыки, производя в уме сложнейшие вычисления.
— Что-то вроде дара саванта? — спросил Пейнтер.
— Это было нечто большее. Женщина стояла с мелом у доски и начинала писать ответ раньше, чем был задан вопрос. Даже Эйнштейн стал свидетелем и подтвердил этот ее талант. Он задал ей вопрос, на решение которого, включая сложную многоступенчатую систему расчетов, у него самого ушло три месяца, и опять — раньше, чем он закончил говорить,— она уже писала ответ, занявший всю поверхность доски. Эйнштейн спросил женщину, как у нее это получается, на что она ответила: «Цифры просто возникают у меня перед глазами, а я всего лишь записываю их».
Элизабет смотрела на мужчин, ожидая недоверчивых комментариев, но Грей только кивнул ей, предлагая продолжить рассказ. Его уступчивость уже начинала раздражать. Ей казалось, что, если бы он отмел все эти истории, назвав их враньем, это помогло бы ей укрепиться в каком то своем внутреннем убеждении.
— Были и другие случаи,— продолжала она,— и тоже в Индии. Один мальчик-рикша мог отвечать на математические вопросы, даже не слыша самого вопроса. Он объяснял, что, когда рядом с ним оказывался кто то, желающий задать ему такой вопрос, его внезапно охватывало возбуждение, и ответы сами выстраивались в его мозгу, «как солдаты». Его впоследствии отвезли в Оксфорд и подвергли тщательному изучению. Доказывая свои способности, он решал математические задачи, которые в то время еще не имели решения. Ученые Оксфорда фиксировали результаты. Спустя десятилетия, когда математика поднялась на новый уровень, все его ответы были проверены и оказались правильными. Но к тому времени мальчик успел состариться и умереть.
Элизабет поставила на столик чашку с кофе.
— Как бы поразительны ни были эти случаи, они лишь приводили отца в исступление. Ему были нужны живые, а не давно умершие объекты для исследований. И вот, продолжая собирать различные невероятные истории, он обнаружил, что многие из них имели место в Индии, среди тамошних йогов и мистиков. К тому времени другие ученые уже подвели физиологический базис под удивительные способности йогов. Такие, например, как способность на протяжении Нескольких дней выдерживать сверхнизкие температуры путем регулирования притока крови к коже и конечностям. Или — на протяжении месяцев существовать без пищи посредством снижения интенсивности обмена веществ.
Грей кивнул со знанием дела. Он изучал многие труды, посвященные йогам. Они добивались столь фантастических результатов с помощью психического контроля, вторгаясь в те функции организма, которые, как принято считать, не зависят от воли человека.
— Отец с головой погрузился в индийскую историю, язык и даже древние ведические тексты пророчеств. Он нашел опытных йогов и стал изучать их. Исследования включали в себя анализы крови, электроэнцефалографию, картирование мозга и даже анализ ДНК с целью проследить генетическую линию наиболее одаренных из этих людей. В итоге ему удалось доказать, что в мозгу существует некая органическая основа для того, что продемонстрировали русские с помощью своего эксперимента на маме-кошке.
Пейнтер поерзал на диване.
— Неудивительно что Арчибальда привлекли к стэнфордскому проекту. Его исследования как нельзя лучше отвечали поставленным перед ними целям.
— Но почему отца убили из-за них? Он занимался этим много лет назад.— Элизабет встретилась взглядом с Греем.— И при чем тут этот странный череп?
— Пока нам это не известно,— ответил Пейнтер,— но к утру мы будем знать о черепе гораздо больше.
Грей очень надеялся, что так оно и будет. В «Сигму» уже была вызвана целая команда экспертов, которые должны были изучить непонятный предмет. Грей с неохотой отдал череп, чтобы его переправили в центральную штаб-квартиру. Е каком-то смысле череп являлся ключом ко всей этой загадке, и Грею не хотелось отдавать его в чужие руки.
Их беседу прервал стук в дверь.
Пейнтер резко обернулся, Ковальски встал, держа в руке ботинок.
Грей тоже поднялся с дивана, расстегнул кобуру и вытащил полуавтоматический пистолет. Перед домом несли дежурство двое охранников в штатском. Если бы возникли какие-то проблемы, они сообщили бы об этом по рации. Зачем же стучать в дверь?
Жестом он велел всем отойти в глубь комнаты, а сам подошел к двери и встал сбоку от нее, рядом с небольшим монитором, разделенным на четыре квадрата. В каждом из них транслировалось изображение с четырех внешних и внутренних видеокамер наблюдения. В верхней левой секции было видно, что происходит непосредственно за дверью.
Там, в нескольких шагах от двери, стояли две фигуры.
Тощий мужчина в красной ветровке держал за руку маленького ребенка. Девочку. Она теребила красную ленточку, которой были стянуты ее волосы. В поведении мужчины Грей не увидел ничего угрожающего. В другой руке незнакомец сжимал лист плотной желтой бумаги. Он наклонился, просунул его под дверь и подтолкнул. Лист скользнул по натертому деревянному полу и застыл прямо у ног Грея.
Грей смотрел на детский рисунок, сделанный черным карандашом. Штрихи были грубыми, но на рисунке безошибочно угадывалась главная комната его конспиративной квартиры. Там были нарисованы и четыре человеческие фигуры: две сидели на диване, одна — на стуле, а четвертая, самая большая, очевидно Ковальски, стояла у камина с ботинком в руке. Это был детский рисунок той самой комнаты, в которой они сейчас находились, и их самих.
Грей снова посмотрел на монитор. Его внимание привлекло какое-то движение на трех других секторах экрана. В поле зрения оказались мужчины, также одетые в ветровки. Грей видел, как они взяли на мушку появившихся охранников.
Ковальски подошел и встал рядом с Греем. Он понаблюдал происходящее на мониторе, а затем вздохнул.
— Здорово! — проговорил он.— Вы что, разместили адреса наших конспиративных укрытий в Интернете?
Снаружи охранников заставили опуститься на колени.
Дом был окружен. Они оказались в западне.
На другом конце света человек по имени Монк искал собственный путь к свободе.
Пока трое детей сторожили у входа в палату, он натянул темно-синий комбинезон, подходивший по цвету к рубашке с длинными рукавами, которая уже была нa нем. С одной рукой сделать это оказалось не так-то просто. На стуле осталась шерстяная вязаная шапочка и толстые носки. Он натянул шапочку на бритую голову, а носки — на ноги. Затем надел ботинки — удобные, но сильно поношенные и растрескавшиеся.
Одеваясь, он пытался вспомнить хоть что-то о себе и своей прошлой жизни, но у него ничего не получалось. Память хранила лишь то, что произошло после его пробуждения в этой комнате. Хорошо хоть процесс одевания помог ему обрести равновесие и почувствовать себя более уверенно в вертикалыом положении.
Одевшись, он подошел к старшему из детей, Константину, стоявшему у двери. Она была металлической и имела засов с внешней стороны. Основательность двери подтвердила, что он являлся узником, а то, что происходило сейчас, стало быть, являлось побегом.
Самый младший из малолетней троицы, Петр, взял Монка за руку и потащил за собой го коридору, подальше от света, горевшего на госту дежурной медсестры. Он вспомнил просьбу, с которой обратился к нему этот малыш. «Спаси нас».
Монк не понимал: от чего? Девочка, которую, судя по всему, звали Киска, привела их к задней лестнице, отмеченной красным неоновым знаком. Пройдя под ним и оказавшись на ступеньках, Монк поднял голову и посмотрел на него. Надпись на знаке была сделана на кириллице. Итак, он в России. Пусть память оказалась стертой, Монк точно знал: он не отсюда. Он думал на английском, причем без языковых особенностей, характерных для обитателей Британских островов. Это означало, что он должен быть американцем. Или нет? Если он мог понять все это, почему у него не получалось...
Внезапно его ослепил целый каскад образов, словно фотографии из другой жизни одна за другой стали вспыхивать в его мозгу.
Улыбка... Кухня, и кто-то стоит спиной к нему... Стальное, острое лезвие топора, блеснувшее на фоне голубого неба... Огоньки, поднимающиеся из глубин темной воды...
А затем все исчезло.
У него закружилась голова. Он хотел ухватиться за перила, но инстинктивно попытался сделать это искалеченной рукой. Культя скользнула по поручню, и он с трудом удержал равновесие. Взглянув на культю, он вспомнил одно из видений, посетивших его только что.
Стальное, острое лезвие топора, блеснувшее на фоне голубого неба...
Может, это произошло именно так?
Двое старших ребятишек находились впереди, спускаясь по лестнице, и только малыш все так же сжимал его здоровую руку. Он смотрел на Монка глазами такого голубого цвета, что они казались почти белыми. Маленькие пальчики сжимали его пальцы, словно пытаясь приободрить, вселить в него уверенность.
Мальчик мягко потянул его за собой, и он, оступаясь, двинулся следом за остальными.
На лестнице им не встретилось ни одной живой души, и под конец они вышли через заднюю дверь, окунувшись в безлунную, темную ночь. Холодный воздух был неподвижным и влажным. Монк сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце.
Слышалось низкое гудение генератора. Монк оглядел здание больницы, состоявшее из двух пятиэтажных башен, соединенных между собой более низкими корпусами.
— Идем. Сюда,— проговорил Константин, принимая командование на себя.
Они рысцой побежали по выложенной брусчаткой аллее, тянувшейся между зданием больницы и стеной высотой не менее шести метров по левую сторону от них. Монк огляделся, пытаясь сориентироваться. За стеной горели несколько фонарей, освещая черепичные крыши невидимых построек. Добежав до угла, они завернули за него. Аллея сменилась неровной каменистой тропинкой — влажной и скользкой. Здесь, на заднем дворе, освещения не было. Монк сумел разобрать лишь то, что стена, вдоль которой они бежали и по которой скользила его рука, была сооружена из бетонных блоков. По грубым выступам цементного раствора и неровной кладке он определил, что строили ее в спешке.
До его слуха донесся жуткий вой. За ним последовал приглушенный лай и пронзительные крики.
Его ноги сами замедлили бег. Животные. Это что, зоопарк?
Словно прочитав его мысли, высокий мальчик, бежавший первым, обернулся и одними губами произнес: «Зверинец», а затем махнул рукой призывая двигаться дальше.
Зверинец?
Они добежали до следующего угла, и отсюда тропинка пошла под уклон. С возвышения, на котором они находились, Монк смотрел на раскинувшуюся внизу долину и живописный поселок с выложенными брусчаткой дорожками и домиками с остроконечными крышами и цветочными ящиками. В причудливых уличных фонарях черного цвета горело газовое пламя. В одном из углов поселка расположилось трехэтажное здание школы, окруженное полями для игры в мяч и открытым амфитеатром. В центре маленького поселка находилась площадь с фонтаном, высокие струи которого танцевали и поблескивали в ночи.
На дальней стороне поселка ряд за рядом возвышались пятиэтажные жилые корпуса, по виду напоминавшие индустриальные постройки, темные и безжизненные. Этот район казался давно заброшенным.
В отличие от центральной части поселка.
Там, растерянные и напуганные, суетились люди. Слышались крики. Он видел детей в ночных рубашках и пижамах, смешавшихся со взрослыми, многие из которых были одеты так же и явно только что подняты с кроватей. На других была серая униформа и фуражки с твердым околышем. На узких улочках плясали лучи фонарей.
Что подняло обитателей поселка на ноги в столь неурочный час?
Он услышал, как выкрикивают имена: кто-то — с мольбой, кто-то — со злостью:
— Константин! Петр! Киска!
Так звали троих его маленьких спутников.
С площади в небо по дуге взлетела красная ракета, осветив сонный поселок; кровавый свет заплясал на бетонных стенах дремавших внизу пустынных зданий с черными провалами окон.
Монк следил взглядом за ракетой, которая, достигнув высшей точки, выбросила маленький парашют и стала медленно спускаться. Но внимание Монка оставалось приковано к тому, что находилось наверху.
Небо... Оно было не просто безлунным.
Точнее, его не было вовсе.
Красный свет ракеты осветил массивный каменный свод, тянувшийся во всех направлениях и накрывавший все видимое пространство. Задрав голову и открыв от изумления рот, Монк медленно сделал полный круг, поворачиваясь вокругсвоей оси.
Они не выбрались наружу.
Они находились внутри гигантской пещеры.
Судя по виду свода и стен, на которых остались следы взрывов, возможно, она была рукотворной.
Монк снова перевел взгляд на идеальный маленький поселок, расположившийся внутри пещеры, как корабль в бутылке. Однако времени на то, чтобы любоваться видами, не было.
Константин дернул его за рукав, заставив опуститься и спрятаться за глыбой известняка. В их сторону с негромким гудением направлялись три джипа. Вот они проехали мимо и двинулись по крутой дороге в сторону больничного комплекса. Автомобили, судя по всему, были на электрическом ходу, а в них сидели мужчины в униформе и с оружием в руках. Ничего хорошего это не сулило.
Когда машины скрылись из виду, Константин указал в сторону, противоположную поселку, в темноту, царившую в глубине пещеры. Они пересекли каменистое пространство и оказались на узкой тропинке, которой, судя по ее виду, пользовались крайне редко.
Прижимаясь к склонам пещеры, беглецы миновали подземный поселок. Впереди Монк увидел жерло тоннеля. Ярко освещенное и забранное решетчатыми воротами, оно было таким огромным, что в него, двигаясь рядом, могли бы въехать два цементовоза. Там, за воротами, начиналась дорога, ведущая из пещеры.
Однако дети повели его в противоположную сторону.
Куда они направляются?
Позади них пронзительным воем разорвалась сирена, оглушив их, поскольку они находились в замкнутом пространстве. Все четверо обернулись. На крыше больничного комплекса крутилась красная мигалка.
Жители поселка поняли: пропали не только дети.
Монк пытался заставить детей идти дальше, но завывание сирены словно парализовало их. Они стояли как вкопанные, зажав уши и зажмурив глаза. Киску, похоже, тошнило. Константин опустился на колени и раскачивался из стороны в сторону. Петр что было сил прижался к Монку.
Они обладали сверхчувствительностью.
И все же Монку удалось заставить их продолжить путь. Взяв на руки Петpa, он почти волоком тащил за собой Киску. Оглянувшись, он посмотрел на красный мигающий свет на крыше больницы. Пусть он потерял намять или, скорее всего, она была умышленно стерта, но он абсолютно точно знал одно: если его поймают опять, он потеряет гораздо больше, чем просто воспоминания. И он боялся, что детей ждет еще более незавидная участь.
Нужно было идти дальше. Но — куда?
