19
7 сентября, 11 часов 00 минут
Южноуральские горы
С винтовкой на плече Монк преодолевал последний отрезок дороги. Впереди к гранитному склону скалы прилепился рудничный комплекс. Металлические наземные постройки и старая электростанция окислились. С крыш и водосточных желобов свисали сосульки ржавчины, окна были выбиты или висели на одной петле, изуродованный коррозией инструмент — лопаты, кирки, тачки — валялся там, где его бросили десятилетия назад.
На утесах виднелись старые насыпи пустой и отработанной породы. Среди этих каменных нагромождений возвышалось погрузочно-разгру-зочное устройство со стрелой крана, подъемником и желобами для выгрузки руды.
Припадая на раненую ногу, которую он наспех забинтовал, Монк шел вперед и удивлялся, откуда ему известно так много о горном деле. Может, его семья занималась...
Внезапно в его мозгу один за другим стали мыльными пузырями возникать и лопаться образы.
Пожилой мужчина в комбинезоне, покрытом угольной пылью... тот же мужчина в гробу... плачущая женщина...
Волна острой боли, пронзившей мозг, смыла образы, эти мерцающие остатки его памяти.
Моргнув, он повел детей и Марту сквозь лабиринт конвейерных лент, вагонеток для руды и разгрузочных желобов по направлению к их цели. Старые рельсы тянулись к отверстию в склоне утеса. Это был главный вход в рудник.
Когда они подошли к нему, Монк обернулся.
Под ними лежало озеро Карачай. По его прикидкам получалось, что оно раскинулось на две мили в ширину и примерно на три — в длину. Он обшарил глазами лесистые горы по другую сторону озера, выискивая хоть какие-то приметы того, ради чего они затеяли это путешествие.
— Нужно торопиться! — напомнил ему Константин.
Монк кивнул. Старший мальчик шел между двумя малышами, Марта — за ними. Он повел их по направлению к отверстию.
Подойдя ближе, они натолкнулись на препятствие. Вход в рудник от пола до потолка закрывал большой деревянный барьер из скрепленных раствором толстых бревен.
Судя по виду построек и оборудования, находившегося снаружи, работы здесь не велись уже давным-давно. Однако на полу возле барьера Монк заметил кучку окурков и пустые водочные бутылки. Песчаный пол покрывали свежие следы, оставленные ботинками. Выходит, лежавший внизу рудник был не таким уж заброшенным, каким казался снаружи. Недавно кто-то устроил здесь перекур.
Монк оглянулся. На территории комплекса не было видно ни припаркованных грузовиков, ни следов от автомобильных покрышек. Значит, тот, кто здесь побывал, покинул территорию каким-то иным способом. Константин уже описал этот способ.
От этого горнорудного комплекса до Челябинска-88 под озером Карачай тянулся подземный железнодорожный тоннель. Работавшие на руднике, должно быть, выходили на поверхность на другой стороне.
Монк молился о том, чтобы не наткнуться на хозяев здешних подземелий.
Он подошел к стальному прямоугольнику, врезанному в бревенчатый барьер, и спросил:
— Что делать теперь? Постучать?
Константин наморщил лоб и тоже подошел к двери. Он поднял щеколду и толкнул дверь. Она легко открылась.
Монк нашарил винтовку, снял ее с плеча и направил на дверь.
— Предупреждать надо! — прошипел он.
— Сюда никто не ходит,— пояснил Константин.— Слишком опасно. Поэтому и замки не нужны. Дверь поставили только для того, чтобы тут не шастали медведи и волки.
— И беспризорные тигры,— пробормотал Монк.
Константин положил на пол рюкзак, выудил оттуда фонарик и передал его Монку, который тем временем снова повесил винтовку на плечо.
Нырнув в открывшийся проход, Монк оказался в главном тоннеле и включил фонарик. По обеим сторонам тоннеля, уходившего в глубь горы, возвышались массивные деревянные подпорки. Стальные рельсы уходили в темноту — туда, куда не дотягивался луч фонаря. Совсем рядом, за барьером, на рельсах стояли две вагонетки.
Вглядываясь в темноту, Монк заметил, что впереди от тоннеля отходят ответвления. Это подтвердило его предположение относительно того, что гора буквально изрыта тоннелями и шахтами. Неудивительно, что шахтеры, работающие в них сегодня, время от времени выползали из этого адского мрака, чтобы хоть ненадолго увидеть свет. Даже несмотря на соседство озера Карачай.
Когда они дошли до развилки, нужно было выбирать направление, и Монк осведомился у Константина:
— Куда теперь? Мальчик молчал. Монк повернулся к нему. Подросток пожал плечами.
— Понятия не имею. Я знаю только одно: нам нужно вниз. Монк вздохнул.
— Что ж, «вниз» — это тоже направление.
Держа фонарик в вытянутой руке, он начал спускаться.
Савина видела вокруг себя улыбающиеся лица. Старшие дети оживленно болтали, младшие бегали и возились, пытаясь потратить накопившуюся нервную энергию. Они составляли яркий контраст совсем маленьким, младше пяти лет, которые еще не созрели для установки импланта-та. Эти немногие вели себя тихо и держались особняком, демонстрируя различные стадии невылеченного аутизма. Они сидели молча, безучастно глядя в пространство и делая монотонные, однообразные движения.
Четверо учителей пытались навести порядок среди своих подопечных.
— Держитесь своих групп! Не разбегайтесь!
На рельсах за бронированными воротами Челябинска-88 их ожидал поезд. На нем дети предпримут короткую увеселительную прогулку. Младшим из детей иногда доставляли такое удовольствие, но сегодня предстояла прогулка в один конец. Поезд не вернется, навеки остановившись в центре операции «Сатурн».
Позади Савины на детей смотрело пустыми глазницами выбитых окон жилое здание советской эпохи. У учителей, несмотря на показную бодрость, был загнанный вид.
— Все взяли свои лекарства? — громко осведомилась дама начальственного вида.
Лекарство представляло собой смесь седативных средств и радиочувствительного раствора. Хотя сейчас дети были возбуждены, уже через час они впадут в дремотное состояние. Это снизит напряжение, когда в дальнем конце тоннеля взорвутся заряды, положив начало операции «Сатурн». Водяной вал, который пронесется по тоннелю, и сопровождающий его выброс радиации превратит радиочувствительный раствор в смертельный нервный токсин, который мгновенно убьет детей.
Группа Савины рассматривала возможность умерщвления детей с помощью смертельных инъекций, но перспектива убивать каждого ребенка по отдельности смутила даже самых профессиональных ученых. Кроме того, маленькие мертвые тела потом пришлось бы собирать, грузить на поезд и везти в пещеру «Сатурн». В соответствии с другим планом радиация, которая будет неделю за неделей воздействовать на тела после того, как озеро осушат, сожжет их и разрушит ДНК до состояния неузнаваемости. Последнее было необходимо на тот случай, если кто-нибудь когда-нибудь осмелится приблизиться к телам. Уровень радиации в тоннеле станет непреодолимой преградой на многие десятилетия.
В конце концов этот план был признан наиболее рациональным, минимально жестоким и дарил детям возможность в последний раз порадоваться и получить удовольствие.
Савина стояла, заложив руки за спину и сцепив пальцы так сильно, что их костяшки побелели,— для того, чтобы не броситься к поезду и не начать вытаскивать оттуда детишек.
Но десятерых она спасла.
Она могла утешить себя этим.
Десятерых лучших.
Они оставались в жилом корпусе позади нее, где располагался командный пункт операции «Сатурн». После того как здесь все будет кончено, десятерых омега-субъектов перевезут в другое учреждение, расположенное в Москве. Настало время вывести проект из тени.
Это будет ее наследием.
Но за подобный взлет надо было платить высокую цену.
Светлый смех и веселые крики тянулись за детьми, как невесомый хвост воздушного змея. Они спорили о том, кто поедет в открытых вагонах, кто сядет впереди, а кто — сзади. Лишь несколько более старших удивлялись тому, что они едут одни, без взрослых, но даже их голоса звучали скорее возбужденно, нежели озабоченно.
Когда все погрузились, поезд зашипел, гидравлические тормоза отключились, и с электрическим потрескиванием он покатился по тоннелю. До взрослых все еще доносились смех и озорные выкрики. Через мгновение бронированные ворота медленно закрылись, запечатав тоннель и заглушив счастливые голоса.
Четверо учителей молча пошли прочь. Они даже не смотрели друг на друга. Все, кроме толстой матроны в переднике до колен. Проходя мимо Савины, она подняла руку, намереваясь успокаивающе похлопать ее по плечу, но в итоге не решилась.
— Вам не стоило приходить,— пробормотала женщина.
Не доверяя собственному голосу, Савина отвернулась.
«Стоило... Я должна была прийти».
11 часов 16 минут
Припять, Украина
Грей сидел на заднем сиденье лимузина. Автомобиль вела Розауро, а Лука расположился рядом с ней. Они пулей пролетели первый контрольно-пропускной пункт на выезде из города. Чернобыльская зона отчуждения простиралась на тридцать километров во все стороны от реакторного комплекса. Один КПП располагался на удалении в десять, другой — в тридцать километров.
Грей хотел покинуть город, прежде чем кто-то поймет, что с реактором что-то не так. Очень скоро с помощью камер наблюдения внутри Укрытия обнаружат два мертвых тела, и все окрестности будут тут же оцеплены.
Чуть раньше Грей вместе с Ковальски вернулся от места проведения церемонии в Припять и с помощью портативной рации, которую оставил им Мастерсон, вызвал Розауро. Она доложила о том, что не может связаться со штаб-квартирой «Сигмы», но Грей велел ей продолжать попытки. К тому времени, когда он приехал в отель, линии связи с Вашингтоном вновь открылись. Розауро реквизировала один из лимузинов и заодно украла сотовый телефон шофера.
Именно его сжимал теперь Грей, ожидая звонка от директора Кроу. У Пейнтера в Вашингтоне было дел по горло, но, по крайней мере, Мэпплторпа вывели из игры, и Саше больше ничто не угрожало.
Помимо Грея на заднем сиденье расположились Элизабет и Ковальски. Великан сидел с обнаженным торсом, а Элизабет обрабатывала рану на его плече.
— Прекрати ерзать.
— Больно же!
— Это всего лишь йод.
— Уй, черт! Все равно щиплет, как хрен знает...
Сердитый взгляд женщины положил конец дальнейшим стенаниям.
Грей должен был отдать должное своему напарнику. Ковальски спас ему жизнь в ангаре, сбросив с потолка крюк весом в полтонны. Пусть на кнопку нажал палец Елены, именно острые глаза Ковальски заметили опасность и спасли его.
И все же они еще не отвели от себя угрозу.
Грей обернулся и посмотрел на убегающие назад холмистые поля с белеющими там и сям стволами берез. Его сердце не могло успокоиться, а мозг анализировал десятки возможных сценариев. Автомобиль удалялся от Чернобыля, но Грей понимал: куда-то же они должны направляться!
Ему не давали покоя последние слова Николая: «Ты еще не победил... Миллионам все равно суждено умереть».
Что он имел в виду? Грей знал: это не пустая угроза. Эти люди запланировали что-то еще, и оно должно было случиться. Даже название плана Николая — операция «Уран» — поначалу не давало Грею покоя. Оно бы ло позаимствовано из истории Второй мировой, когда Советский Союз победил немцев под Сталинградом. Но победа была достигнута не за счет одной только этой операции. Это был результат блестяще осуществленного тактического плана, включавшего в себя две операции: за «Ураном» последовал «Сатурн».
Видимо, именно на это намекнул Николай, когда Грей выбирался из ангара. Значит, запланирована еще одна операция. Но где она будет проводиться и в чем состоит ее суть?
Наконец телефон зазвонил. Грей открыл его и приложил к уху.
— Директор Кроу?
— Как вы там? — спросил Пейнтер.
— Пока живы.
— Я организовал для вас транспорт. В нескольких милях от Зоны отчуждения есть частная взлетно-посадочная полоса. Ее использовали для приема бортов с VIP-гостями, прибывающими для участия в церемонии. Британская разведка любезно предложила использовать один из их реактивных самолетов. Они, видимо, пытаются спасти свою репутацию после того, как не прислушались к профессору Мастерсону, одному из своих бывших агентов. Кстати, я пошел напролом и объявил тревогу. Известие о неудавшемся теракте в Чернобыле распространяется среди разведывательных служб со скоростью лесного пожара. С целью обеспечения безопасности — так, на всякий случай,— уже начата эвакуация прибывших на церемонию, но вы пока опережаете этот хаос.
— Очень хорошо.
Грей не мог отрицать того, что твердый голос директора помог и ему обрести большую уверенность. Он был не одинок во всем этом.
— Сегодня тебе хватило хлопот, не так ли, коммандер?
— Как и у вас... Но мне кажется, что это еще не конец.
— Что вы имеете в виду?
Грей рассказал о последних словах русского сенатора и о собственных подозрениях.
— Подождите,— проговорил Пейнтер.— У меня тут Кэт Брайент и Малкольм Дженнингс. Сейчас я переключусь на громкую связь.
Грей продолжал говорить, объясняя свои опасения относительно второй операции, жертвами которой предположительно должно стать еще большее количество людей.
Ковальски, которому Элизабет перевязывала рану, также слушал рассказ Грея.
— Расскажите им про желейные бобы,— подал он голос.
Перед тем как уйти в ангар к Николаю, Елена пыталась предупредить Ковальски о чем-то, но мужчина явно не понял ее, потеряв что-то важное в переводе.
— Вы знаете, о чем я,— не отступал Ковальски.— Восемьдесят восьмые желейные бобы.
В телефонной трубке прозвучал шепот Кэт:
— Что он сказал?
— Желейные бобы!
Ковальски удовлетворенно кивнул. Грей покачал головой. Ему казалось, что он участвует в какой-то комедии.
На том конце линии слышались озабоченные голоса. Пейнтер, Кэт и Малкольм что-то обсуждали. Грей перестал что-либо понимать. Он слышал, как Кэт сказала что-то про число 88, нарисованное кровью.
Зазвучал голос Малкольма — более громкий и возбужденный. Его слова были адресованы одновременно Кэт и Грею.
— Может ли то, что вы оба слышали, быть словом «Челябинск»?
— Челябинск? — переспросил Грей. Ковальски вскинул голову.
Грей закатил глаза.
— Да, такое возможно. Кэт тоже согласилась.
Малкольм заговорил очень спокойным тоном — верный признак того, что патологоанатом возбужден до крайней степени.
— Мне встречалось это название. Просто из-за бардака, который здесь творился на протяжении последних часов, не было возможности сосредоточиться и задуматься о его значении.
— Переходи к делу! — наседал Пейнтер.
— Тело доктора Полка. Радиационный рисунок в тканях его легких содержал вполне определенные изотопы, характерные для урана и плутония, которые использовались в Чернобыле. Но как вам известно, в результате проведения дополнительных исследований возникли новые вопросы. Все не так просто, как мне показалось вначале. Было похоже на то, что доктор Полк подвергся облучению из двух разных источников, хотя самым сильным, несомненно, был чернобыльский.
— И что это нам дает? — поинтересовалась Кэт.
— Я основывал свои выводы на базе данных по «горячим» зонам Международного агентства по атомной энергии. Однако есть один район, который заражен радиацией до такой степени, что ему невозможно присвоить какой-то один рисунок. Это расположенный в Центральной России Челябинск и его окрестности. Там, спрятанный в Уральских горах, при Советском Союзе находился центр добычи урана и производства плутония. На протяжении пятидесяти лет этот район был закрыт для всех, и только пару лет назад запреты сняли.— Он сделал паузу для пущего эффекта.— Именно в Челябинске добывалось и производилось топливо для Чернобыльской АЭС.
Грей выпрямился.
— То есть вы думаете, что доктор Полк получил дозу облучения именно там. Не возле реактора, а в том месте, где для него производилось топливо. В Челябинске.
— Думаю, да. Взять хотя бы число «восемьдесят восемь». Советы строили в Уральских горах подземные города и называли их в соответствии с местными почтовыми индексами: Челябинск сорок, Челябинск семьдесят пять.
И Челябинск-88.
Сердце Грея вновь забилось в ускоренном темпе. Теперь он знал, куда они направляются. Был известен даже почтовый индекс. Пейнтер тоже понял это.
— Я предупрежу британскую разведку. Сообщу им, что вы сделаете небольшой крюк. Они смогут доставить вас в Уральские горы за час с небольшим.
Грей думал об одном: только бы успеть! «Миллионам суждено умереть...» Лимузин приблизился к второму КПП, и скучающий охранник жестом разрешил им проехать, а Пейнтер тем временем продолжал:
— Но, коммандер, за столь короткий срок я не сумею обеспечить вам наземную поддержку в том районе.
Лимузин выехал из зоны отчуждения и мчался по открытой местности.
— Я думаю, мы справимся.
По обе стороны дороги выстроились потрепанные грузовики различных моделей. Их было не меньше дюжины. В открытых кузовах и кабинах сидели мужчины.
Лука наклонился к Розауро и что-то быстро зашептал ей. Лимузин сбавил скорость. Лука выпрямился и, высунув руку из окна, помахал ею.
Этот сигнал было бы трудно не понять.
«Езжайте за нами».
Грузовики зарычали моторами, стали отъезжать от обочины и вскоре выстроились вереницей за лимузином. Как и директор Кроу, Лука объявил собственную тревогу, использовав телефоны в отеле после того, как им не удалось связаться со штаб-квартирой «Сигмы».
Грей вспомнил слова, сказанные Лукой про свой народ: «Мы — повсюду». Он оказался прав, и его боевой клич был услышан.
Позади лимузина собиралась цыганская армия.
11 часов 38 минут
Южноуральские горы
Чем глубже в рудник спускался Монк, тем яснее ему становилось, что поблизости никого нет. Он не слышал эха голосов, звуков работающей техники. И хотя, с одной стороны, он испытывал облегчение от сознания, что их не обнаружат, в этой тишине было что-то пугающее. Казалось, рудник затаил дыхание...
Они спускались по тоннелю, довольно круто уходившему вниз. Раненая нога Монка горела от боли. Не имея карты, он был вынужден идти, ориентируясь на следы тех, кто оставил окурки и пустые бутылки у входа. Это было несложно. На песчаном полу тоннеля отчетливо различались следы ботинок.
И хотя сейчас в шахте не было ни души, Монк обнаружил много примет того, что еще недавно здесь кипела работа: вагонетки с пустой породой, новенькие блестящие инструменты, закрепленные по стенам, и даже забытую кем-то сумку-холодильник, наполовину наполненную водой, в которой плавали несколько банок с пивом.
Константин шел сзади, рядом с сестрой, а Петр жался к Монку, округлившимися от страха глазами глядя в темные проходы. Монк ощущал его страх и понимал, что мальчика пугают не узкие тоннели, а темнота. Монк несколько раз выключал фонарик, пытаясь определить, не сочится ли откуда-нибудь свет. В эти моменты Петр испуганно прижимался к нему всем телом.
Марта ковыляла рядом с мальчиком, готовая защитить его от любой опасности, но и она, словно разделяя страх Петра, начинала дрожать, когда вокруг них на несколько секунд смыкалась непроглядная тьма.
Монк достиг конца тоннеля. От него отходил другой, с рельсами для вагонеток и неподвижной сейчас конвейерной лентой. Монк заметил, что в дальнем конце тоннеля тьма не такая густая, как везде. Он нагнулся, прижал к себе Петра своей культей и выключил фонарик. Темнота окутала их плотным покрывалом, но в конце тоннеля стало отчетливо видно слабое свечение.
К нему приблизился Константин.
— Больше никакого света,— прошептал Монк и отдал мальчику выключенный фонарик.
Если он ошибся и это место не так уж безлюдно, ни к чему оповещать о своем появлении лучом яркого света.
Монк приготовил винтовку, которую забрал у мертвого русского снайпера.
— Теперь — тихо! — предупредил он и пошел по тоннелю.
Он двигался, ступая по шпалам, чтобы под ногой, не дай бог, не хрустнул гравий. Дети шли, повторяя каждый его шаг, а Марта, балансируя, как канатоходец, ковыляла по одному из рельсов. Монк напрягал слух, пытаясь различить какие-нибудь голоса или звуки, которые подтвердили бы, что это место обитаемо. Однако единственное, что он слышал, были звуки капающей воды. Они становились все громче по мере того, как Монк и его спутники продвигались по тоннелю. Это тревожило Монка, поскольку он ни на секунду не забывал об опасном соседстве озера Карачай.
А еще все сильнее начинал ощущаться запах. Пахло машинным маслом, солидолом и выхлопами дизельного двигателя. Однако чем глубже они опускались, тем отчетливее чуткие ноздри Монка ощущали еще один запах — отвратительное зловоние органики.
Осторожно завернув за угол, Монк обнаружил, что тоннель выходит в некое подобие пещеры, вырубленной в скальной породе. Она была в сотни раз меньше Челябинска-88, но даже при этом ее свод находился на уровне трехэтажного дома, а площадь равнялась половине футбольного поля.
Пол пещеры был завален брошенным оборудованием и грудами строительных материалов: бухтами электрических проводов, штабелями досок, кучами камней. Тут же возвышались наполовину разобранные строительные леса. На стоявшем поблизости грузовике была смонтирована компактная буровая установка. Все здесь выглядело как после поспешной эвакуации, словно кто-то впопыхах побросал вещи в уже отъезжающий грузовик, нисколько не заботясь о порядке.
Хорошо хоть беженцы оставили свет. В противоположном конце пещеры горели несколько натриевых ламп.
— Осторожнее,— сказал Монк.
Он махнул рукой, веля детям держаться сзади и быть готовыми в любой момент пуститься наутек и спрятаться среди нагромождения всякой всячины.
Монк крался вперед, пригибаясь и прижимая к плечу винтовку. Он шел зигзагами, от одной кучи к другой, задерживая дыхание и осторожно ступая. Дойдя до противоположной стороны пещеры, он обнаружил высокие бронированные двери. Они были заперты и отражали свет ламп. Выглядели они более новыми, нежели все остальное оборудование. Справа стояла небольшая будка размером с обычный киоск. Заглянув в ее открытую дверь, Монк увидел несколько темных мониторов, клавиатуру и ряд выключателей.
Внутри никого не было.
Монк заметил, что винтовка дрожит в его руке. Его нервы были натянуты до предела, он устал и выдохся. Пытаясь успокоиться, он сделал глубокий вдох. Зловоние здесь ощущалось гораздо сильнее. Слева от себя, позади груды какого-то оборудования, Монк заметил темное маслянистое пятно. Он подался вперед и заглянул за кабинку.
Это было не масло, а кровь.
Он нашел источник неприятного запаха. У дальней стены были кучей навалены человеческие тела в шахтерских комбинезонах и белых лабораторных халатах. Стена позади них была забрызгана запекшейся кровью.
Расстреляны.
Кто-то здесь тщательно прибрался, подчищая концы.
Позади Монка появился Константин. Монк повернулся, отрицательно покачал головой и показал на компьютерную кабинку, а Петру и Киске жестом велел оставаться на месте. Он не хотел, чтобы дети видели эту бойню. Затем Монк направился к бронированным дверям. Константин пошел с ним.
Я уже бывал здесь,— сказал мальчик.— Иногда нам позволяли прокатиться на поезде. Тут есть пункт управления подстанцией.
— Покажи,— попросил Монк.
Константин уже просветил его относительно плана генерал-майора Савины Мартовой, получившего название «Операция "Сатурн"». Она должна была проходить за этими дверями.
Они оба втиснулись в кабинку, и Константин принялся изучать панель управления. Его заблестевшие глаза бегали по надписям на кириллице. Монк почти слышал, как его мысли летают на скоростях, недоступных обычному человеческому мозгу. Через минуту руки мальчика легли на панель управления и принялись переключать тумблеры с поразительной уверенностью. Можно было подумать, что ему приходилось делать это уже тысячу раз.
— Откуда ты узнал про операцию «Сатурн»? — спросил Монк. Константин бросил на него взгляд, полный невинного удивления.
— Мой дар заключается в способности к быстрым вычислениям и де-ривативному анализу.— Он пожал плечами.— Я часто работал в компьютерном центре Муравейника.
Монк все понял. Вы можете превратить мальчишку в саванта, но он все равно останется мальчишкой — любопытным, своевольным, не признающим никаких рамок.
— Ты влез в ее файлы. Константин снова пожал плечами.
— Неделю назад Саша, сестра Петра, нарисовала для меня картинку. Она отдала ее мне посреди ночи, когда мы проснулись от очередного кошмара, приснившегося Петру.
— Что это была за картинка?
— На ней был нарисован поезд, полный детей. Все они были мертвы и горели. Там еще была изображена шахта, расположенная за этими стальными дверями. Поэтому на следующий день я взломал файлы, касающиеся операции. Я понял, что именно планируется и когда это должно произойти. Я не знал, что делать, кому доверять. Саша уехала с доктором Раевым в Америку, поэтому я поговорил с Петром.— Константин покачал головой.— Не понимаю, откуда Петр узнал... Может, он и сам этого не понимает... Иногда такое случается.
Константин поднял глаза на Монка. Тот не мог взять в толк, о чем толкует мальчик, и спросил:
— Что именно узнал Петр?
— Он — сильный эмпат. Он почувствовал, что вы поможете нам. Ему даже было известно ваше имя. Дескать, во сне его прошептала Саша, его сестра. Они очень странные, эти двое, очень сильные.
Монк различил в голосе мальчика нотки страха. Константин даже боязливо оглянулся на Петра, а затем снова принялся за работу.
— Вот мы и пришли за вами.
Он щелкнул последним переключателем, и мониторы на столе ожили. На них было черно-белое изображение маленькой пещеры со строительными лесами по стенам. Несколько камер снимали ее с разных углов. В центре пещеры располагалась стальная заслонка-диафрагма.
Средоточие операции «Сатурн».
Внимание Монк привлекло какое-то движение на центральном мониторе. На нем появился электропоезд, полный детей. Некоторые выбрались из открытых вагонов и стояли, растерянно вертя головой, другие смеялись и играли.
Константин схватил Монка за рукав.
— Они... Они уже здесь!
Савина сидела в ярко освещенном центре управления. По обе стороны от нее расположились техники. На двух компьютерах они проводили заключительный этап диагностики. Центр управления располагался в подземном бункере под одним из заброшенных жилых корпусов. Здесь не было окон, а за тем, что происходит в окружающем мире, они следили с помощью семи жидкокристаллических мониторов, развешанных по стенам. На них поступало изображение с камер в тоннеле и в пещере «Сатурн».
Савина смотрела на остановившийся в пещере поезд еще несколько секунд, а затем встала. Сидеть было невмоготу. Она почувствовала знакомую боль в пояснице. Сегодня она была слишком занята последними приготовлениями и не успела сделать инъекцию стероидов. Савина отвернулась от монитора, на котором был виден поезд. Не потому, что ей было больно смотреть, хотя и это тоже, а из-за охватившего ее возбуждения.
Савина взглянула на часы. Они показывали уже больше половины одиннадцатого, а новостей от Николая все не было.
Она вышла из комнаты, чтобы другие не видели, как нервно она заламывает руки. Это были чисто женские движения, признак слабости, и она заставила себя прекратить их. Савина направилась к лестнице и поднялась этажом выше. Не то чтобы ей там было что-то нужно, просто движение помогало успокоить нервы.
От знакомых в спецслужбах до нее уже дошли слухи о «несчастном случае» в Чернобыле. Утечка радиации, мертвые тела. Все присутствовавшие на церемонии эвакуированы. Если Николаю удалось задуманное, все эти меры запоздали. Возможно, в воцарившемся хаосе ее сын просто не имеет возможности связаться с ней. Ее операция должна была начаться через сорок пять минут, после того, как она получит подтверждение от Николая.
Поднимаясь по лестнице, Савина представляла, как торжествует сын, одержавший столь выдающуюся победу. Возможно, он даже отмечает свой успех с маленькой Еленой. Это было вполне в духе Николая: сна-чата праздновать, а уж потом заниматься делом. К ее возбуждению добавился гнев.
Наконец Савина оказалась на этаже, под которым располагался центр управления. Он был превращен в жилой отсек для техников: спальни, зал для физических тренировок и общее помещение, уставленное диванами и обеденными столами. Сейчас здесь не было никого, кроме десяти детей. Каждого из них она знала по имени.
Они одновременно повернули головы в ее сторону, как стайка птиц, которая резко сворачивает в полете. В груди Савины промелькнуло дурное предчувствие, ощущение того, что рядом с ней находится чуждый разум. Эти омега-субъекты являлись савантами настолько сильными, что их дар переходил общечеловеческие границы и существовал в измерении, куда Савине ходу не было.
Тринадцатилетний Борис с глазами такими голубыми, что они казались замерзшими, изучал ее. Его даром являлась эйдетическая память вкупе со способностью удерживать в голове абсолютно все, что он когда-либо видел и слышал. Он помнил даже собственное появление на свет.
— Почему нам не разрешили поехать с другими? — спросил он. Другие закивали.
Прежде чем отвечать, Савина сглотнула комок.
— Вам предначертан иной путь. Вы собрали свои рюкзаки?
Они молча смотрели на нее. Ответ был не нужен. Разумеется, их рюкзаки были собраны. Вопрос Савины лишь выдавал ее нервозность. Перед ней находилась сила, которая приведет ее родину в новую эру, и при этом в глубине души Савина понимала, что эта сила находится за пределами ее понимания.
— Мы уезжаем через час,— сообщила она. На нее смотрели десять пар голубых глаз.
Сзади послышались шаги. Она обернулась и увидела одного из техников.
— Товарищ генерал-майор,— заговорил он,— у нас случился какой-то сбой с бронированными дверями на другой стороне тоннеля. Не могли бы вы посоветовать, что следует предпринять в данной ситуации?
Она кивнула, довольная тем, что нашлось хоть какое-то дело, которое поможет отвлечься, и направилась следом за техником к лестнице. Но все равно она чувствовала, как десять пар глаз провожают ее, холодные и бесстрастные. Чтобы побыстрее избавиться от этого ощущения, она ускорила шаг.
— Открывай двери! — скомандовал Монк.
Константин, находившийся в будке, кивнул. Загудели электромоторы, завертелись большие стальные шестерни, и двери стали раздвигаться.
Константин подбежал к Монку.
— Пять минут! — напомнил он.
Монк понял значение этой фразы. Константин перевел систему видеонаблюдения в режим самотестирования и перезагрузки. Умный парень обеспечил им пятиминутную невидимость. За это время, прежде чем камеры вновь заработают, они должны успеть вывести детей из поезда.
Помимо этого он мало что мог сделать. Главный центр управления находился на другом конце тоннеля. Как только их уловка будет обнаружена, электропитание будки, где колдовал Константин, отключат.
В их распоряжении только одна попытка.
Когда двери немного раздвинулись, Монк протиснулся между ними. Следующим был Константин, и даже Марта вприпрыжку последовала за ними. Старая шимпанзе задыхалась от усталости, но не снижала темпа и даже обогнала Монка.
Обезьяна знала: они должны торопиться.
В сотне метров впереди поезд стоял неподвижно.
Марта бежала впереди всех, прихрамывая на раненую ногу. Константин принялся кричать на русском, требуя, чтобы все дети сошли с поезда и уходили через стальные двери. Мальчик размахивал обеими руками.
— Очисти поезд,— велел ему Монк.— Я должен отправляться как можно скорее.
Монк побежал к поезду. На каждом его плече висело по автомату с полностью заряженными рожками по шестьдесят патронов в каждом. Константин уже объяснил ему, как управляться с поездом. Это было несложно.
Сесть в передний вагон, перевести рукоятку в верхнее положение.
Добравшись до поезда, Монк побежал вдоль одной его стороны, Константин — вдоль другой.
— Все с поезда! — кричал Монк.— Уходите в стальные двери! Константин эхом повторял эти приказы на русском.
И все же с полминуты среди детей царил подлинный хаос. Одни кричали, другие плакали. К нему тянулись руки — дрожащие от страха, молящие. Но при этом дети были приучены выполнять приказы. Суматоха понемногу улеглась, и все гуськом потянулись к дверям.
Теперь, когда у него под ногами не вертелась малышня, Монк быстро дошел до первого вагона. По обеим сторонам от маленького сиденья водителя торчали две рукоятки — зеленая и красная. Зеленая — ехать, красная — тормозить. На маленькой приборной доске располагались амперметр и вольтметр.
У Монка не было времени практиковаться в искусстве вождения электропоездов. Он высунул голову в окно.
— Константин!
— Все чисто, можете ехать! — ответил мальчишеский голос. Вот и славно.
Монк сдвинул зеленую рукоятку вперед. Послышался электрический треск, несколько искр вылетело в лежавшую впереди темноту. Поезд дернулся и покатился по тоннелю.
Четыре минуты.
Он должен добраться до противоположного конца тоннеля раньше, чем включатся камеры. На Константина была возложена задача вывести детей из тоннеля и закрыть взрывостойкие двери. Монк проинструктировал мальчика относительно того, как задействовать тормозной механизм, чтобы двери было невозможно открыть.
Помимо этого Константин должен был сделать кое-что еще. В пещере Монк прихватил пару шахтерских раций. Добравшись до дальних дверей, он по рации сообщит об этом Константину, и тот их откроет. Если все пойдет согласно плану, у Монка будет преимущество. Он застанет противника врасплох с двумя полностью снаряженными автоматами наперевес. Эта миссия попахивала самоубийством, но что еще оставалось делать? Дети сейчас в безопасности, но сколько миллионов людей погибнет, если операция «Сатурн» пойдет своим чередом? У Монка не было иного пути, кроме как захватить центр управления штурмом, обрушив на него шквал автоматного огня.
Сначала он подумывал о том, чтобы обезвредить мины, установленные под дном озера, но Константин отговорил его от этой идеи. Пятьдесят установленных под Карачаем мин были оснащены детонаторами с дистанционным управлением. Даже если ему удастся проползти полкилометра по шахте за четыре минуты и добраться до них, любое неверное движение — и они взорвутся одна за другой.
Таким образом, решение было принято.
Стуча колесами, поезд катился по темному тоннелю, освещенному лишь голыми лампочками, висевшими на изрядном удалении друг от друга. На переднем вагоне имелась фара, бросавшая на рельсы тусклое пятно света. По мере того как поезд ускорял ход, Монк заметил на стене тоннеля верстовые знаки. По словам Константина, тоннель тянулся на четыре километра.
Монк поймал себя на том, что затаил дыхание и вот уже целую минуту считает про себя. Наконец справа на стене он увидел табличку с цифрой 2. Середина пути.
В лучшем случае у него в запасе останется тридцать секунд. Не много. Но и не мало.
А потом свет погас, словно его прихлопнула рука Господня.
Поезд тяжело вздохнул. Лишенный электричества, он по инерции прокатился еще несколько метров и замер в непроглядной темноте.
Позади него, в самом начале тоннеля, послышался детский крик, полный ужаса. Тело Монка окаменело. Он узнал этот голос.
Петр.
Глядя на темные, безжизненные мониторы, Савина покачала головой. Несколько минут назад один из техников позвал ее в аппаратную, обеспокоенный сбоем системы. По его словам, что-то неладное творилось со взры-востойкими дверями на другом конце тоннеля. К тому времени, когда она спустилась сюда, отключились камеры, перейдя в режим самотестирования.
Хотя такой команды никто не давал.
В ее душе зашевелились подозрения. Что-то тут не так. Не желая сидеть сложа руки, она сделала упреждающий ход и отключила электроснабжение тоннеля.
— Горнорудный комплекс триста тридцать семь,— проговорила Савина.— Там есть электрическая подстанция.
Один из техников, инженер-электрик, кивнул.
— И насколько я помню,— продолжала Савина,— там еще есть камера, установленная на контрольной будке. Она позволяет общаться с техниками, работающими на той стороне.
Техник снова кивнул, а затем его глаза расширились.
— Она работает автономно, независимо от общей системы видеонаблюдения.
Это являлось мерой предосторожности, предусмотренной на случай сбоев вроде теперешнего и позволявшей двум центрам управления находиться на связи при любых обстоятельствах.
— Выведите изображение с этой камеры.
Инженер стал быстро печатать на клавиатуре компьютера. Через несколько секунд один из экранов ожил, и на нем появилось зернистое черно-белое изображение. Маленькая и простенькая камера была установлена над панелью управления под таким углом, чтобы отчетливо видеть оператора.
Савина подалась вперед. Через открытую дверь кабины были видны толкущиеся в пещере дети. Много детей. Тех самых, которых увез поезд.
Савина силилась понять, что происходит, как вдруг в поле зрения камеры попал мальчик — высокий, темноволосый, с удлиненным угловатым лицом. Она знала этого мальчика.
Константин.
Что за черт?
Из-за утренней суеты у нее не было времени поинтересоваться тем, как идут дела у лейтенанта Борсакова, отправившегося в погоню за американцем и тремя детьми. Она смотрела, как Константин машет рукой и что-то кричит, обращаясь к другим детям. Сомнений быть не могло: Борсаков потерпел неудачу.
Но что они там делают?
Савина вглядывалась в лица, ища американца и двух других детей. Одного она нашла. Того, которого хотела заполучить обратно.
Петр закричал оттого, что темнота душила его. Глаза мальчика расширились, стремясь найти хоть лучик света. Марта обнимала его своими сильными руками. Воспользовавшись суматохой, царившей в пещере, эти двое забрались в последний вагон и спрятались.
Петр знал, что должен оставаться с мужчиной. Но темнота...
Мальчик тонул в темном, чернильном море. Марта пыталась успокоить его, но он не переставая раскачивался. Его ночной кошмар стал явью. Ему часто снился такой же сон: его тень поднимается, обволакивает его и начинает пожирать — до тех пор, пока не остается ничего, кроме тьмы. Единственный способ защитить себя от этого заключался в том, чтобы вспыхнуть, загореться подобно факелу и разогнать темноту. В этот момент он с криком просыпался.
Другие дети говорили, что в своих собственных снах видели его горящим. Сначала он думал, что они смеются над ним, но после нескольких таких случаев дети начали странно смотреть на него. С ним редко разговаривали и почти никогда не играли. Учителя тоже злились. Они бранили его, не давали ему медовых пряников, говорили, что он расстраивает других детей до такой степени, что на следующий день ни один из них не может прилично написать контрольную работу. Его обвиняли в том, что он всех пугает.
Это пугало и его самого. Пугало до мозга костей. Но то был только сон. Эта темнота ему не снилась.
Дрожа от страха, он хотел убежать от нее, но она была повсюду. Он искал света там, где его не было. Даже бегство страшило его, но это все же было лучше, чем разлившаяся вокруг чернота.
В темноте проступили маленькие светящиеся точки, словно огненные булавки, воткнутые в черную ткань. Сначала — всего несколько, затем все больше и больше. Он смотрел вверх и видел, как это звездное поле расширяется, отодвигая темноту.
Но Петр знал правду: на самом деле там не было никаких звезд.
Его сердце билось, как пойманная птица. Он смотрел вверх, а звезды становились все ярче и росли в размерах по мере того, как приближались к нему. Он знал, что должен отвернуться, но его глаза раскрывались все шире. Как и темнота внутри него. Она тоже стремилась к свету, выползая из темного угла, нуждаясь в пище.
Звезды начали падать — все быстрее и быстрее. Сначала упало всего несколько, затем за ними последовали остальные. Со всех сторон они летели на Петра, намереваясь сокрушить его.
Он слышал плач и чувствовал, как бьются сердца. Они наполняли его своим светом. Он упал на спину, когда ночное небо обрушилось на него и подожгло его оболочку.
В отдалении он слышал предупреждающий вопль обезьяны.
Марта знала его секрет.
В те моменты, когда Петр просыпался после своих кошмаров, он кричал не только от страха. Он кричал еще и от радостного опьянения.
С детьми что-то было чертовски не так.
Отключив электричество, Савина продолжала рассматривать изображение, передаваемое камерой из ГРК-337. Хотя звука не было, не вызывал сомнений тот факт, что дети по-прежнему возбуждены. Некоторые растерянно топтались на месте, кто-то плакал, многие бродили или стояли, словно контуженные. Единственным, кто держал себя в руках, был Константин. Он ходил среди детей, то появляясь в поле зрения камеры, то вновь пропадая.
Савина выискивала глазами Петра.
Хотя она и располагала десятью омега-субъектами, если бы мальчик был среди них...
Внезапно один из детей упал на пол. Ребенок, стоявший рядом, повернулся к нему, но тут же и сам повалился как подкошенный. Стали падать и другие дети. Один мальчик в страхе побежал, но тоже рухнул и остался лежать.
— Это действие нейротоксина? — спросил инженер, также наблюдавший эту сцену.
Савина смотрела на монитор, не зная, что ответить. Радиочувствительный состав остается инертным до тех пор, пока не подвергнется интенсивному облучению. Но уровень радиации в ГРК-337 никогда не был до такой степени высоким. Через мгновение на экране вновь появился Константин. Он нес на руках бесчувственное тело девочки. Это была его сестра, Киска. Полными страха глазами мальчик посмотрел прямо в камеру.
А потом в его глазах словно погас свет. Страх уступил место вялому безразличию, и он упал.
Это не было действием нейротоксина.
Константин и Киска не принимали препарат.
Сверху донесся глухой стук. Потом — еще и еще.
Савина вскочила.
«О нет...»
Повернувшись, она кинулась к лестнице и побежала на верхний этаж, перепрыгивая разом через две ступеньки. Ее спину сводило от боли, сердце заходилось. Она ворвалась в комнату, где ее ждали десять детей. Теперь они все лежали — в креслах, на полу, безвольно свесив головы, раскинув руки и ноги. Савина бросилась к Борису. Проверив у него пульс, она ощутила слабые удары под кожей.
Жив.
Она перевернула мальчика и приподняла его полуоткрытые веки. Зрачки были невероятно расширены и не реагировали на свет. Савина поднялась на ноги и оглядела комнату. Да что же это такое?
