26 октября,

15 часов 12 минут по местному времени

Тель-Авив, Израиль

Батория Дарабонт стояла в ожидании в тени на лестничной площадке третьего этажа над отелем. Она смотрела вниз на выложенный плитками фонтан, занимавший большую часть вестибюля отеля; вода стекала по стене в полукруглую чашу из непривычного зеленого мрамора. Ей казалось, что глубина воды в фонтанной чаше два, а то и три фута. Она поглаживала красивые бронзовые перила, прикидывая высоту площадки, на которой стояла.

Двадцать пять футов. Падение с такой высоты не смертельно. Действительно захватывающее действо.

Мужчина, стоявший рядом с ней, постукивал по перилам. С копной черных вьющихся волос, огромными карими глазами и прямым носом, он выглядел так, как будто только что сошел с фрески, изображающей Александра Великого. Разумеется, он — принц из какой-то далекой страны — отлично сознавал, что был красивым и богатым, и осознание этого выработало у него привычку делать все так, как ему хочется.

Ее это беспокоило.

Ему страстно хотелось уговорить ее снять свое шелковое, от известного модельера платье и лечь с ним в постель. Она в общем-то не очень противилась этому, но ее больше интересовало то, что будет между ними, чем то, что этому предшествует.

Легким взмахом белой руки Батория откинула назад свои рыжие волосы, доходившие ей до талии, поймав его взгляд, устремленный на темную ладонь, вытатуированную у нее на горле. Необычный знак, и более опасный, чем кажется с виду.

— Как насчет пари, Фарид?

Его взгляд снова устремился в ее светлые глаза с серебристым отливом. У него действительно были на редкость длинные и густые ресницы.

— Пари?

— Давай на то, что тот, кто прыгнет в фонтан, — она показала своим длинным пальцем вниз на атриум, — то есть победитель, получает все.

— А ставки? — спросил он с безукоризненной улыбкой. По его виду можно было понять, что игра ему нравится.

Батория тоже улыбнулась, поднимая свое тонкое изящное запястье.

— Если ты выиграешь, я отдаю тебе свой браслет.

Этот бриллиантовый браслет стоил пятьдесят тысяч долларов, но расставаться с ним она не намеревалась. Она никогда не проигрывала в спорах.

Фарид рассмеялся.

— Мне не нужен этот браслет.

— Но я отдаю его тебе в твоем номере.

Фарид заглянул за перила и замолчал. Молчаливым он ей нравился больше.

— Если выиграю я… — Она подошла к нему настолько близко, что пола ее шелкового платья касалась его горячей ноги. — Я получаю твои часы — ты отдаешь их мне в моем номере.

Часы «Ролекс»; по ее прикидке, они стоили столько же, сколько ее браслет. И они тоже были ей не нужны. Но прыжок сократит затянувшийся флирт и, возможно, приведет к более вдохновенному и страстному сексуальному наслаждению по сравнению с тем, на что Фарид, вероятно, был способен.

— А в каком же случае я окажусь в проигрыше? — спросил он.

Батория подарила ему долгий и томный поцелуй. Он ответил на него, как и положено настоящему мужчине. Она опустила свой мобильный телефон в его карман, нащупав пальцами стальное лезвие ножа. Фарид был вовсе не таким безоружным, как можно было предположить. Она припомнила слова своей матери:

Даже белая лилия и та отбрасывает черную тень.

Когда она отошла назад, Фарид провел обеими руками по ее покрытой шелком спине.

— А что, если мы обойдемся без прыжка?

Батория рассмеялась.

— Никогда в жизни.

Ухватившись обеими руками за холодные перила, она перепрыгнула через них. Приняла стойку, готовясь прыгнуть в воду ласточкой, — руки при падении разведены в стороны, спина выгнута. Платье плотно облегало ноги. В какой-то момент ей показалось, что она ошиблась, определяя глубину, и что падение будет для нее смертельным, но именно в этот момент Батория почувствовала облегчение, которое было сильнее страха. Она упала в воду всей плоскостью тела, распределив таким образом его вес.

Удар о воду был настолько сильным, что у нее остановилось дыхание.

Примерно секунду Батория плавала лицом вниз в холодной голубизне, чувствуя покалывание в груди и в области живота, но потом ее бурлившая кровь постепенно успокоилась. Она перевернулась вверх лицом; ее ставший прозрачным корсаж показался из воды, в то время как вода, стекавшая с головы, изменила цвет ее волос, превратив их из рыжих в почти черные. Женщина весело рассмеялась.

Когда она встала на ноги во весь рост, все, кто был в вестибюле, уставились на нее. Несколько зрителей даже зааплодировали, словно то, что она проделала, было частью некоего шоу.

Наверху в растерянности стоял Фарид.

Батория выбралась из фонтана. Вода, стекая с ее тела, впитывалась в дорогой шерстяной ковер. Она поклонилась Фариду, и тот ответил на ее поклон легким кивком, за которым последовало драматическое расстегивание браслета его «Ролекса» и вздергивание бровей — признание того, что она выиграла пари.

Спустя несколько минут они уже стояли перед дверью ее номера. Батория чуть заметно дрожала в своем мокром платье в охлаждаемом кондиционерами воздухе коридора. Фарид своей ладонью, мягкой как шелк и горячей как уголь, гладил ее по спине, просунув руку под тонкое платье, — это тоже вызывало дрожь, но совсем иного рода. Она вздохнула и посмотрела на него мрачным взглядом, желая поскорее согреться именно жаром его тела, а не каким-либо иным способом, которые были у него в арсенале.

Когда Батория доставала карточку для открывания дверного замка, «Ролекс» болтался на ее запястье.

Открыв замок, она толчком распахнула дверь, и тут зазвонил ее мобильник. Но звонок доносился из брюк Фарида. Батория повернулась к нему, сунула руку в его карман и вытащила мобильник.

— Как он там оказался? — с изумлением спросил Фарид.

— Я сунула его туда, когда мы целовались. — Она смотрела на него с улыбкой. — Поэтому он и не промок. Я знала, что ты никогда не прыгнешь.

Морщина — признак уязвленной гордости — прочертила его великолепный лоб.

Остановившись в дверях, Батория проверила, что на телефоне. Это была эсэмэска, причем важная; в сообщении было указано имя отправителя. Она вся похолодела; охватившую ее дрожь уже невозможно было унять никаким теплом, никаким горячим прикосновением.

Времени для игры уже нет.

— Кто такой Аргентум? — спросил Фарид, глядя на дисплей телефона из-за ее плеча.

Ой, Фарид… ну какой женщине не хочется иметь свои тайны.

Именно поэтому Батория путешествовала под таким множеством фальшивых имен; под одним из них она и забронировала этот номер.

— Оказывается, мне необходимо срочно посетить одно место, — сказала она, войдя в номер и повернувшись к нему. — Здесь мы должны с тобой проститься.

Выражение мрачного разочарования появилось на его лице, глаза сверкнули гневом.

Фарид грубо втолкнул ее в комнату. Заключив ее в крепкие объятия и прижав к стене, он пинком ноги закрыл дверь.

— Я попрощаюсь с тобой, когда мы закончим, — хрипло сказал он.

Батория подняла бровь. Оказывается, в Фариде пылал скрытый огонь.

Улыбаясь ему и бросив телефон на кровать, она притянула его к себе еще ближе, их губы почти соприкасались. Она повернула его так, что его спина оказалась прижатой к стене, и потянулась рукой к его брюкам, отчего его мрачная улыбка стала шире. Но Фарид не понял, что она ищет. А Батория вынула из кармана спрятанный там нож, одной рукой раскрыла его — и тут же вонзила лезвие ему в глазницу. Провернув лезвие, вытащила нож. Высвободилась из его объятий, прижав тело плотнее к стене, чувствуя через свою мокрую одежду тепло его тела и понимая, что это тепло, а вместе с ним и жизнь, скоро покинут это тело. Она наслаждалась этим остывающим теплом, крепче прижимаясь к нему и чувствуя, как билось в предсмертных судорогах его тело.

Когда Фарид затих, она наконец могла уйти. Его тело ожидала земля, его жизнь закончилась.

Оставив его там, где он лежал, Батория подошла к кровати и села на нее, скрестив ноги. Снова взяла телефон и открыла прикрепленный к письму посланный ей файл. На экране появилось единственное фото куска бумаги со странной надписью. Это рукописное послание пришло словно из другого времени, когда писали на пергаменте заточенным кусочком кости. Текст больше походил на код, чем на язык, он был написан на древнем варианте иврита.

Одним из направлений ее учебы в Оксфорде было изучение древних языков, и теперь Батория читала на латыни, на древнегреческом и на иврите так же свободно, как на своем родном венгерском. Она внимательно расшифровала письмо, будучи полностью уверена, что не допустила ошибок. Работая над текстом, она даже чаще дышала.

Батория прикрыла рукой свое белое горло, кончики пальцев ощупывали знак, черневший на ее коже. Она думала о той ночи, когда этот знак появился на ее горле и навсегда связал ее. Ее горячая кровь все еще бурлила в жилах.

Она продолжила чтение.

Иди. Найди.

Батория пристально вглядывалась в эти фразы, написанные на арамейском языке эпохи царя Ирода. Велиал долго ждал этого послания. Ее губы беззвучно шевелились, произнося эти страшные слова. Произнести их вслух она не осмелилась.

Книга крови

Судорога какого-то ранее незнакомого страха свела ей пальцы.

Тот, на кого она работала, уже давно подозревал, что эта иудейская горная твердыня, возможно, хранит в своих недрах эту бесценную книгу. Однако он подозревал, что книга может храниться не только в этой крепости, но еще и в целом ряде других мест. В этом и заключалась одна из причин, по которым Батория тайно находилась здесь, в центре Святой земли. Отсюда она всего за несколько часов могла добраться по меньшей мере до дюжины мест, в которых могло бы быть устроено древнее хранилище.

Но был ли он прав? Могла ли Масада считаться надежным местом хранения Книги крови? Ведь если она и ее команда засветят свое присутствие здесь, то снова скрыться они уже не смогут. Было ли у него достаточно оснований, чтобы пойти на такой риск?

И лишь на последний вопрос она знала ответ.

Да.

Если эта Книга действительно извлечена из места ее хранения, то это единственная возможность, единственный шанс покончить со старым миром и создать новый мир, мир Его имени. Батория хотя и обучалась своему делу с юных лет, но все-таки никогда не верила, что такой день настанет.

Необходимо тщательно подготовиться.

Она нажала на вторую клавишу быстрого набора номеров, и на дисплее возник мощный мускулистый мужчина, который ответил после первого же звонка. Это был Тарек, ее заместитель.

— Какие будут указания?

В его низком басовитом голосе все еще чувствовался тунисский акцент, хотя он практически на протяжении всей своей жизни не общался ни с одним из соотечественников.

— Поднимай остальных, — приказала Батория. — Охота наконец-то начинается.