28 октября, 17 часов 11 минут

по центральноевропейскому времени

Государство Ватикан, Италия

В то же мгновение, как только тело Батории окутало это золотое сияние, кровь в ее жилах запела от радости.

Мир вокруг нее словно наполнился теплом и любовью. Боль, которая растекалась по всему ее телу с того времени, как она достигла поры женской зрелости, пропала, унеслась из тела этим светом. Она почувствовала, что черная метка на ее горле пропадает под воздействием этого света. Да разве какая-либо тьма могла противостоять этому сиянию?

Свинцовый блок в ее ладонях становился все теплее и теплее. Он пульсировал так, словно, подобно любому живому существу, имел свое собственное сердце. С каждой секундой его вес становился все меньше и меньше, пока она не почувствовала, что между ее пальцами проплывает что-то похожее на пушинку.

Блок, который она держала в руках, преобразовался в чистый золотой свет. Это сияние буквально гипнотизировало ее. Оно светило ей в глаза, но не жгло их. Батория могла бы вечно смотреть на него, ежесекундно постигая его тайны. Выше, над ее головой, золотое солнце, нарисованное на куполе балдахина, освещало изображение белого голубя. Голубя летевшего, свободного, купающегося в свете.

То же самое происходило и с ней.

Но продолжалось это недолго.

К ней со всех ног бежали женщина-археолог и солдат. По нефу кружили охранники, подходя все ближе и ближе. Группы швейцарских гвардейцев бежали к ней с дальнего конца нефа. Она оказалась в западне. Они убьют ее, зальют Книгу ее кровью, скроют от нее излучаемый Книгой свет.

Словно почувствовав охвативший ее страх, сияние начало меркнуть и меркло до тех пор, пока в ее ладонях не осталась только сама Книга, снова потяжелевшая и оттягивающая вниз руки.

Батория пристально смотрела на нее, вновь преобразившуюся.

Книга в обложке из обычной овечьей кожи, на которой не было ни рисунков, ни украшений. Батория ласкала кончиками пальцев потрепанный переплет, при этом к ее ноздрям поднимался запах древних песков.

Ну как могло появиться такое яркое сияние из такой простой и ничем не примечательной вещи?

Ответ явился сам собой и сразу.

Перед ней возник образ Христа — обычное мужское лицо и в то же время скрытый источник божественной святости.

Слезы катились по ее щекам, и одновременно с этим тяжелая боль снова возвращалась в ее кровь.

Не прикасаясь к своему горлу, Батория поняла, что черная отметина снова вернулась на прежнее место.

Она потрясла головой, словно очищая ее от сияния, все еще присутствовавшего в ее сознании. У нее было такое состояние, словно она только что очнулась от глубокого сна. Но в действительности Батория даже и не помнила, когда ей доводилось испытывать подобное счастье.

Она пристально смотрела в глубь базилики, уже зная, что ей необходимо предпринять. Ей нужно найти пути отхода.

Не теряя времени, Батория соскочила с алтаря на расположенную позади нее апсиду и отошла назад к огромному трону из черного мрамора, укрепленному высоко на стене. Это был трон святого Петра, окруженный папами и ангелами, он был освещен лучами золотого света, который казался слабым и дешевым в сравнении с сиянием, только что исходившим из ее рук.

Отойдя на значительное расстояние от алтаря, Батория полезла в карман, достала из него спрятанный заранее передатчик и нажала клавишу взрывателя-детонатора.

Взрыв прозвучал как далекое эхо, как хлопок грома за горизонтом. Пол под ее ногами тряхнуло. Она заложила заряды взрывчатки внизу, в некрополе, под алтарем, на котором стояла.

Батория с удовольствием наблюдала, как мраморный пол перед ней раскололся вдребезги под ударом тяжелого балдахина, словно это был не мрамор, а лед. Массивный бронзовый балдахин встряхнуло, а затем — она видела это своими глазами — внутренняя часть его разлетелась под собственным весом на куски, рассыпавшиеся по всему полу, часть из них провалилась в отверстие, образовавшееся в полу.

Основание балдахина пробило пол некрополя, расположенного ниже, Небесные врата захлопнулись, оповестив об этом гулом, подобным удару колокола.

Вот так все и было.

Она, разогнав ладонями каменную пыль и дым перед глазами, смотрела, как балдахин содрогнулся и, осев, опустился намного ниже уровня пола. Только его верхушка, наклонившаяся набок, оставалась видимой из нефа.

Ее взрывные заряды сработали как надо.

На дальнем конце провала, образовавшегося в результате взрыва, швейцарский гвардеец, придавленный крупным обломком, громко взывал о помощи. Слева сангвинисты, отпрянувшие при взрыве, словно испугавшиеся львы, теперь прыгали на трансепт по другую сторону провала. Женщина-археолог и солдат укрылись с правой стороны от него. Все новые швейцарские гвардейцы торопливо бежали по нефу к тому месту, где раньше стоял обрушившийся балдахин.

Но армия стригоев, засевшая в некрополе, тоже не сидела без дела. Как только село солнце, они толпой обступили витую колонну упавшего балдахина, словно орда демонов, вылетевших из стигийской тьмы. Они кучковались на металлическом куполе и сновали по нему вверх-вниз, словно муравьи по муравьиной куче. Даже будучи ослабленными святостью базилики, они без труда расправлялись со швейцарскими гвардейцами, обеспечивая Батории время для бегства с места взрыва.

Она, подойдя к краю провала в полу, спрыгнула на огромную статую ангела, венчающую купол балдахина. Держа в одной руке Книгу, вторую руку она обвила вокруг его позолоченного крыла.

Раздались выстрелы, в нее полетели пули.

Батория увернулась, укрывшись за крылом ангела, оказавшимся между ней и снайпером. Быстрым движением сунула Книгу под рубашку, освободив обе руки, затем, растянувшись на животе, опустила ноги вниз с купола балдахина и принялась пальцами ног шарить по орнаменту колонны, ища опору. Сейчас эта колонна балдахина, украшенная причудливыми выступающими орнаментами, превратилась в отличную лестницу длиной не менее ста футов, ведущую в туннели некрополя — в город мертвых, находящийся под базиликой.

Нащупав опору для ног, Батория стала спускаться вниз по витой колонне балдахина, держась руками за металлические венки, обвивающие ее поверхность.

Там внизу радостно скулил Магор, чувствуя ее приближение.

Она улыбалась, ощущая тяжесть Книги на своей груди.

Вот теперь они скроются из Рима — а может быть, даже и от Него.