Глава 29
27 октября, 03 часа 19 минут
по центральноевропейскому времени
Этталь, Германия
Укрывшись на вершине поросшего лесом холма, оттуда было видно аббатство, Батория, лежа на животе на куче прошлогодних листьев и не обращая внимания на холодную сырость, пробиравшую ее до костей, наблюдала за Руном Корцой.
Голые толстые ветви липы, под которой она лежала, скрипели и потрескивали под напором ветра. Приставив к глазам мощный бинокль, Батория видела, что этот рыцарь оставил седан за зданием монастыря. Свой наблюдательный пункт она расположила на таком расстоянии от монастыря, чтобы оставаться вне зоны досягаемости чутья сангвинистов. То, с каким напряженным вниманием рыцарь осмотрелся перед тем, как войти в дверь, ясно говорило о его подозрениях, однако ее он не обнаружил.
Но сейчас ее единственным врагом был сгущающийся туман.
Как только Корца скрылся в аббатстве, Батория, опустив голову на руки, решила передохнуть и расслабиться.
Рисковая игра, которую она затеяла, позволит ей расплатиться со всеми и за все сполна.
Она послала фото нацистской медали трем историкам, связанным с велиалами. Поскольку они не пришли к единому мнению о важности этой улики, она решила изменить направление своей работы, сосредоточившись на шпионской информации, добываемой ее агентурой на Святой земле. Батория получила известие о том, что Корца намерен вылететь на самолете в Германию, но точно узнать, где именно он намерен приземлиться и куда потом направится, ее агентура не смогла.
Но она-то это знала — или, по крайней мере, предполагала.
Корца не станет откладывать поиски Книги в долгий ящик. Он наверняка возьмет эту единственную улику, добытую в усыпальнице, и обратится к историкам, лояльно относящимся к его Ордену, точно так же, как она обратилась к историкам, лояльным к ней. Батории было известно об Эттальском монастыре и о том, что ученые Епископального университета проводили историческое исследование, связанное с событиями конца Второй мировой войны.
Разумеется, именно сюда он и должен был направиться.
Батория тоже начала действовать, не сказав никому ни слова о своих планах, поскольку понимала, что их одобрение может затянуться невесть на сколько времени. Она собрала все силы, которыми располагали стригои в песках Святой земли — армия получилась небольшой, — и расположила их здесь, в засаде, среди суглинков и опавшей листвы.
Это был отчаянный шаг, поддержанный Тареком, который, в чем она была уверена, тайно надеялся на то, что она снова провалит дело.
Магор, лежавший рядом с ней, зашевелился, его голова покоилась на ее плече. Батория склонилась к нему. Несмотря на плотное, подбитое мехом пальто, защищавшее ее от холода баварской ночи, ей доставляло несказанное удовольствие жаркое тепло, исходившего от тела Магора, — более того, она буквально млела от его привязанности, от чувства близости, исходившего от него. Да и он сам, ощущая ее покровительство, чувствовал себя рядом с ней более защищенным. Батория ощущала некоторое подспудное и непонятное для волка беспокойство, стеснявшее его грудь.
Для волка пустыни это был новый, непонятный мир.
Успокойся… — мысленно внушала она ему… — кровь из добычи льется здесь так же хорошо, как и в песках…
Существо, лежавшее возле другого ее бока, тоже зашевелилось, это был тот, к кому она испытывала лишь презрение.
— Может, мне вместе с другими выдвинуться ближе? — спросил Тарек. — У меня ведь нет сердца, так что сердцебиение меня не выдаст. А вот у тебя-то все иначе.
Батория пропустила мимо ушей и его реплику, и последнюю фразу, в которую он вложил оскорбительный для нее смысл. Она была уверена, что Тарек думает лишь о том, как украсть у нее славу.
— Сиди здесь, — осадила она его. — Мы не можем рисковать нашими силами.
Запах прелых листьев заполнил ее ноздри. В отличие от Магора, Батория словно глотала его. После многих лет, проведенных в жаркой Иудейской пустыне, слушать звуки леса и вдыхать лесные запахи доставляло ей огромное удовольствие. Все здесь напоминало ей о ее родном доме в Венгрии, и эти счастливые воспоминания словно прибавляли ей сил. Какое чудное было то время, пока на ее теле не появилась Его отметина…
— На этот раз у нас больше сил, — наседал на нее Тарек. — Мы можем взять их. Вытянуть из них информацию и завладеть Книгой.
В его словах Батория слышала кровожадное желание: Тареку не терпелось отомстить за тех, кого он потерял в Масаде, утолить свою ненасытную жажду крови. Она прижала к глазам окуляры бинокля. Неужто он не понимает, что и она одержима таким же желанием отомстить, такой же жаждой крови? Но она не будет делать глупостей и спешить, да и Тареку не разрешит подобного. Батория помнила основную задачу союза, созданного и предводимого Велиалом: умело сочетать дикость стригоев с тщательно вымеренными коварством и хитростью людей.
Отвечая ему, она даже не соизволила повернуть голову в его сторону.
— Мои приказы остаются прежними. Выбранные мною оборонительные позиции предпочтительнее твоих. Всего один из сангвинистов справился с шестью твоими подручными на незнакомой территории в Масаде, а сейчас мы не знаем, сколько их может быть в аббатстве. Тот, кто осмелится спуститься вниз, наверняка не вернется назад.
При этих словах у большей части ее воинства лица стали откровенно трусливыми.
Но Тарек не испугался. Его вытянутая рука показывала на аббатство; он был готов спорить с ней, испытывать ее. Ее совершенно не трогало проявляемое им неуважение. Батории надо было окончательно покончить с ним, так как сангвинисты покончили с ее семьей.
Она схватила его вытянутую в сторону аббатства руку и с силой приложила ее к своему горлу прежде, чем он успел среагировать.
— Если ты думаешь, что сможешь повести их, — презрительно произнесла она, — давай, веди!
Как только ладонь Тарека коснулась ее роковой отметины, его кожа зашипела. Подпрыгнув, он с криком отскочил прочь, его пальцы дымились от этого секундного контакта с порченой кровью Батории, действующей даже сквозь ее кожу.
Окружавшие их мужчины отпрянули назад — все, кроме Рафика, который бросился на выручку брату, вскочив на бугорок рядом с ней.
Магор угрожающе зарычал, готовый вступить в бой.
Нет, — приказала она ему. Это была ее драка, ей предстояло дать урок.
Вскинув тощее тело Рафика, Батория положила его на себя, как любовника. Затем зажав в пальцах его волосы, притянула его голову к себе и приложила его ртом к своей шее. Нежная плоть задымилась, Рафик завопил и волчком завертелся над ней.
А она, глядя на Тарека, спросила:
— Ну как, кормить твоего братца дальше?
Злоба буквально выплескивалась из его глаз, сменяясь страхом — он боялся за жизнь брата и боялся Баторию. А она, удовлетворившись содеянным и отпустив Рафика, оттолкнула его от себя. Он, хныча, как младенец, подобрался на четвереньках к Тареку, его губы, покрывшиеся волдырями, кое-где еще дымились.
Тарек, опустившись на колени, успокаивал своего все еще не опомнившегося брата.
Батория почувствовала себя виноватой — она ведь знала, что умственное развитие Рафика было на уровне маленького ребенка, но она должна быть твердой — более твердой, чем любой из них.
Магор, ползя на брюхе, приблизился к ней, обнюхал ее, убеждаясь, что с ней все в порядке, и одновременно демонстрируя ей своей позой, что он целиком и полностью признает ее вожаком этой своры. Батория почесала у него между ушей, принимая его волчье почтение. Встав над Тареком, она ожидала подобного и от него.
Его голова медленно склонилась, глаза потупились.
Вот и отлично.
Батория вернулась к своему лежбищу на листьях и поднесла бинокль к глазам.
Теперь ей предстояло одолеть еще одного.