Книга: Дети Арбата. Книга 3. Прах и пепел
Назад: 4
Дальше: 6

5

В вестибюле здания НКВД на улице Егора Сазонова они заполнили анкету: Будягина Елена Ивановна, 1911 года рождения, адрес — поселок Нефтегаз, кто запрашивает — Дубинин Глеб Васильевич, степень родства…
— Напиши — жених, — посоветовал Саша.
— Нет, напишу — двоюродный брат, так вернее.
— Не лезь в родственники к Будягину, понял? Пиши — жених!
— Женихом может назваться всякий, пошлют к едрене фене. А родственнику? Пусть попробуют не выдать справку!
— Только не задирайся. Без эксцессов!
— Сам знаю, дорогуша! Главное, ты не суйся, всю музыку испортишь.
Он подошел к окошку, постучал, сдал анкету.
— Ждите!
Ждали они долго, хотя народу в вестибюле было немного. Выходили по очереди на улицу покурить, Саша купил на углу в газетном киоске «Правду», проглядел: победы Гитлера в Европе, нерушимая дружба с Германией, убийство Троцкого, совершенное «одним из его ближайших людей и последователей… Его убили его же сторонники, с ним покончили террористы, которых он же учил убийству из-за угла, предательству и злодеяниям».
Сами, конечно, и убили! Всех считают идиотами.
Глеб ходил взад и вперед по приемной, нетерпеливо поглядывая на окошко.
— Дубинин!
Глеб подошел. Саша встал сбоку.
— Паспорт!
Саша схватил его за руку — не давай!
— Зачем вам мой паспорт?
— Справки выдаются при предъявлении документа, удостоверяющего личность.
Глеб вынул паспорт, оттолкнул Сашу, протянул.
Окошко захлопнулось.
Они отошли в сторону.
— Зачем ты им отдал паспорт?! Сказал бы — нет с собой. Сейчас ухватятся — нашли в Уфе родственника Будягина. Давай мотать отсюда, пока не поздно! Добудешь в Калинине новый паспорт.
Он потянул Глеба к выходу, но тот опять оттолкнул его.
— Положил я на них с прибором! И пока не узнаю, где Лена, отсюда не уйду.
Переубедить его было невозможно. Глеб, всегда такой осторожный, теперь шел напролом.
Рядом с окошком открылась дверь, в ней возник толстый приземистый энкаведешник в очках. Поднял к глазам бумагу:
— Дубинин!
— Я Дубинин.
Энкаведешник внимательно посмотрел на него, открыл дверь пошире и, придерживая ее рукой, сказал:
— Пройдемте!
— Зачем?
— Там вам скажут зачем, пройдемте!
Глеб приблизил к нему искаженное гневом лицо.
— А почему там, почему не здесь?
Энкаведешник отступил на полшага, снова поднял к очкам бумагу.
— Вы наводите справку о… Будягиной Елене Ивановне?
— Да, я.
— Вот вам там и дадут справку.
Саша подошел к ним.
— Глеб, на работу опаздываем.
Энкаведешник воззрился на него.
— А вы кто?
— Товарищ. Шли на работу, попросил зайти с ним сюда. Вот зашли.
— И идите. Товарищ вас догонит. Пройдемте, гражданин Дубинин.
— Глеб! — Саша схватил его за рукав.
Энкаведешник грубо оттолкнул его плечом и, войдя вслед за Глебом, захлопнул дверь.
Ненависть, отчаяние, сознание собственного бессилия душили Сашу, Кричать, протестовать? Выскочит дюжина амбалов с квадратными мордами, скрутят, изобьют, утащат в камеру, а оттуда путь известен. Власть в стране захватила банда уголовников, как с ней бороться?! Идти на верную смерть? Никому ничего его гибель не даст, никто о нем даже не узнает.
Саша вышел на улицу, остановил машину, назвал адрес. Семена Григорьевича. У него с Глебом давние отношения, к тому же Семен вел занятия в клубе НКВД, какие-то связи наверняка возникли, может, нажмет на нужные кнопки, выручит Глеба?
Семен Григорьевич выслушал Сашин рассказ, обещал что-нибудь узнать. А к концу дня сообщил, что ничего узнать не удалось, и, глядя мимо Саши, своим красивым, актерским голосом добавил:
— Ваши две группы, Сашенька, закончу я сам, а вы сегодня можете получить у Нонны расчет за отработанные часы.
Так. Избавляется от него. И Глеба выручать не будет.
— Ну что ж, — согласился Саша, — могу получить расчет. Но это еще не все, Семен Григорьевич.
Тот выжидающе смотрел на него.
— Расчет — это еще не все, Семен Григорьевич, — повторил Саша, — нужно выдать мне справку: работал у вас с такого-то по такое-то, сделать отметку в паспорте об увольнении, да, кстати… — Он вынул из кармана пиджака документы, нашел профсоюзный билет, открыл его. — Точно, у меня профсоюзные взносы не уплачены за последние три месяца. Вот какой я безответственный должник.
— Саша… Но вы понимаете?! Вам придется здесь задержаться.
Саша пожал плечами.
— Я никуда не тороплюсь. Может быть, найду другую работу.
Брови у Семена Григорьевича поползли вверх.
— Я считал вас более благоразумным. Вашего ближайшего друга арестовали. И женщина, которую вы мне рекомендовали, также арестована.
— Ай-ай-ай, — засмеялся Саша, — какое гнездо, оказывается, вы у себя свили, Семен Григорьевич.
Он наслаждался его испуганным видом. Хочет, чтобы Саша мгновенно смылся. Нет, не смоется! Не убежит, не удерет! Уедет, когда захочет. Посадят? Сажайте. Но бежать сломя голову он не собирается. Да, он бессилен, ничего не может сделать для Лены и Глеба, но так просто он их не бросит.
— Позвольте, позвольте… — В голосе Семена Григорьевича зазвучали скандальные нотки. — Эту женщину я и в глаза не видел, а как только услышал ее фамилию, сразу отказался взять на работу.
— Ставите себе это в заслугу? Ладно, не будем морализировать на эту тему. Все ясно: хотите, чтобы я уехал. Получили указание от Марии Константиновны?
— Да, Мария Константиновна также считает, что самое правильное для вас было бы уехать.
— А вам она не советовала уехать?
— Нам еще две группы надо заканчивать.
— Наверно… «Две группы». Не будете вы их заканчивать, Семен Григорьевич. Смоетесь от греха подальше. Вернете деньги за недоданные часы, чтобы не было претензий, чтобы не разыскивали вас. И все свои документы оформите как положено. Вот и я того же требую. И у меня документы должны быть в порядке. Передайте это Марии Константиновне.
Мария Константиновна, неприязненно взглянув на Сашу, поставила штампик в его паспорте, сама наклеила марки в профсоюзном билете и выдала справку о работе в Башкирском республиканском Гастрольбюро. Справка была на официальном бланке, но подписана: «Руководитель курсов С.Г.Зиновьев». И взялась за телефонную трубку, давая понять Саше, что, мол, все, иди, не рассиживайся тут! Жест был пренебрежительный, хамский.
— Спасибо. — Саша забрал бумагу, не спеша засунул в карман паспорт и профсоюзный билет. — Я буду, вероятно, в Москве. Что прикажете передать Ульяне Захаровне?
— Ульяне Захаровне? — Она нагло посмотрела на него. — Разве вы с ней знакомы?
Ну и баба!
— Забыла? — Саша изобразил на лице удивление. — И я тоже малость запамятовал. С кем это я в уютной комнатке пил водку и закусывал грибочками, с кем лежал на кроватке под зеркальцем? Может быть, напомнишь?
Она сидела за столом, не поднимая головы, на ее бурятском лице резко обозначились скулы.
— Молчишь? — Саша кивнул на телефон. — Что же милицию не вызываешь? Караул не кричишь? У меня в кабинете хулиганят!.. Боишься? Про грибочки и про кроватку расскажу? Не бойся, не расскажу. Не хочу руки о тебя марать!

 

Глеб не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. И за его вещами не приходили. Ублюдки, подонки! Никогда еще не испытывал Саша такой ненависти, такой жажды отмщения. Дожить бы только до часа, когда наступит возмездие.
Он рассчитался с хозяйкой, собрал чемодан Глеба. С Лени-баяниста взял слово, если через пару месяцев Глеб не вернется, Леня отошлет чемодан тетке. Глеб ушел из дома в тенниске и сандалиях на босу ногу. Пропадет на этапе без теплой одежды. А тетка, может быть, сумеет ему переслать.
На почте девочки упаковали баян Глеба в фанерный ящик, обшили мешковиной, надписали: «Осторожно, стекло». В посылку Саша вложил письмо, объяснил тетушке, что произошло, посоветовал, куда обратиться, написал, где оставил вещи Глеба.
Позвонил маме. Говорил спокойно, весело, как всегда. О том, что уезжает из Уфы, ни слова. В конце разговора как бы мельком, но достаточно внятно сказал:
— Тут Лена была, с которой мы вместе в школе учились.
— Да, да, знаю.
— Она заболела, надолго… Передай родным, кого знаешь. Ты поняла меня?
— Да, да, понимаю, я передам.
Мама, конечно, имеет в виду Варю. Ей передаст.
Назад: 4
Дальше: 6