ЭПИЛОГ
18 часов 45 минут
Вроцлав, Польша
Грей быстро шагал по барочному кованому мосту. Он опаздывал. Внизу в лучах предзакатного солнца блестело широкое зеленоватое зеркало Одры.
Как раз в эту минуту в аэропорту приземлился самолет Рейчел. Они условились о встрече в кофейне напротив отеля, в историческом центре старого города. Однако сначала нужно довести дело до конца, взять последнее интервью.
Грей поглядывал на чаек, парящих в небе и отражавшихся в речной глади, по которой медленно плыла пара черных лебедей. В воздухе пахло морем, на берегах буйно цвела сирень. Грей начал свое путешествие на мостике в Копенгагене, а закончит здесь, на другом мосту.
Взгляд его блуждал по черным шпилям старинного города, медным остроконечным кровлям, часовым башням времен Возрождения. Вроцлав некогда назывался крепостью Бреслау и служил важным оборонительным сооружением на границе между Германией и Польшей. Крупные районы Вроцлава были стерты с лица земли во время Второй мировой, когда части германского вермахта оборонялись от наступавшей Красной армии.
Впереди возвышался Соборный остров; две башни кафедрального собора Иоанна Крестителя, давшего название острову, ярко сияли в лучах заката. Однако не сюда держал путь Грей. Вокруг главного храма теснились многочисленные костелы поменьше, и Пирсу нужен был тот, что стоял в нескольких шагах от моста.
Он шагнул на мощенную булыжником улицу.
Костел Святых Петра и Павла скромно стоял слева, почти сливаясь с кирпичной стеной. Грей заметил маленькую угольную дверь дома священника, что выходила прямо на каменистый берег.
Неужели здесь некогда играл в камешки совершенный ребенок?
Из архивов русских, до сего дня так и не рассекреченных, Грею стало известно, что в сиротском приюте при костеле Святых Петра и Павла рос мальчик-сирота. После войны таких обездоленных детей было много; поиск удалось сузить благодаря данным о возрасте ребенка, его поле и белоснежном цвете волос.
Грей также изучил материалы Красной армии об обследовании города и горного района, поисках подземных лабораторий нацистов, о том, что обнаружили в Венцесласском руднике. Досадное стечение обстоятельств помешало русским захватить отряд обергруппенфюрера Якоба Спорренберга, деда Анны и Гюнтера, эвакуировавший Колокол. Лиза выведала у Анны, что именно в этом городе и в этой реке дочь Гуго Хиршфельда утопила ребенка.
А если мальчик не погиб?
Грею с группой специалистов «Сигмы» посчастливилось работать со старыми записями, где они обнаружили давно утерянный след и сложили из обрывков фактов цельную картину. Затем им в руки попал дневник священника, того самого, что ведал приютом. Он писал, что подобрал замерзающего младенца мужского пола у мертвого тела матери. Женщину похоронили на ближайшем кладбище в безымянной могиле.
Найденыш вырос в приюте и, благодаря опеке и участию того самого священника, который его спас, поступил в семинарию и принял имя Петр.
Грей подошел к дому шестидесятилетнего пастыря. Он заранее позвонил ему по телефону и, назвавшись журналистом, который разыскивает сирот Второй мировой войны, чтобы написать о них книгу, попросил разрешения задать несколько вопросов.
Грей поднялся на крыльцо и постучал в дверь специальным железным молоточком.
Из костела долетало молитвенное пение — шла месса.
Очень скоро дверь отворилась.
Грей сразу узнал старое, хотя и без морщин лицо, виденное им на фотографиях. Пушистые седые волосы священника расчесаны на пробор, глаза лучатся добротой. Отец Петр был одет в джинсы, черную рубашку с круглым воротником и светлый свитер на пуговицах.
Священник заговорил по-английски с сильным польским акцентом:
— Вы Натан Сойер?
Грей кивнул, внезапно почувствовав стыд зато, что лжет священнику. Однако уловка была необходима. Для безопасности старика.
— Благодарю вас за согласие дать интервью.
— Прошу, будьте как дома.
Отец Петр провел гостя по коридору в маленькую комнату. В камине жарко пылал огонь, кипел чайник. Мирная картина.
Священник указал на стул, и Грей сразу достал записную книжку с заранее подготовленными вопросами.
Петр разлил по чашкам чай и уселся в вытертое кресло-качалку с подушками, давно принявшими форму его тела. На соседнем столике под настольной лампой лежала Библия, рядом несколько потрепанных детективных романов.
— Вы пришли, чтобы поговорить об отце Варике, — с искренней улыбкой начал священник. — Замечательный был человек.
Грей кивнул.
— Еще я хотел бы узнать о жизни в здешнем приюте.
Вопросы были по большей части не самые важные, они лишь помогали заполнить пробелы в истории жизни отца Петра. Дядя Рейчел, глава отдела разведки Ватикана, снабдил «Сигму» полным и исчерпывающим досье на католического священника, в том числе и медицинской картой Петра.
Святой отец вел при церкви жизнь непримечательную, если не считать самоотверженной и неусыпной деятельности по окормлению стада Христова. Здоровьем тем не менее он отличался отменным, озадачивая едва ли не полным отсутствием болезней. В подростковом возрасте он как-то упал со скалы, но отделался переломом. За этим небольшим исключением, отец Петр был абсолютно здоровым человеком. Он не обладал ни могучим сложением Гюнтера, ни неестественной скоростью реакции потомков Вааленберга. Просто здоровый мужчина.
Интервью не дало ничего нового.
Грей закрыл блокнот и поблагодарил священника за беседу. При следующем медицинском осмотре у Петра будут взяты анализы крови и образцы ДНК. Хотя Грей и здесь не ожидал никаких открытий.
Совершенный ребенок, созданный Гуго Хиршфельдом, оказался не более чем порядочным и умным человеком с очень крепким здоровьем. Возможно, этого вполне достаточно, чтобы считаться самим совершенством!
Уходя, Грей заметил на угловом столике незаконченную картинку-головоломку и кивнул на нее.
— А вы, значит, любите головоломки?
Губы отца Петра расплылись в обезоруживающей виноватой улыбке.
— Просто хобби. Помогает сохранять остроту ума.
Подобное увлечение было у Гуго Хиршфельда. Может, Колокол передал ребенку некоторые нематериальные качества еврейского ученого?
Покинув церковь и направившись обратно к реке, Грей задумался о связи между отцами и детьми. Интересно, есть ли здесь нечто большее, чем чистая генетика? Что-нибудь на квантовом уровне?
Грей не впервые задавал себе этот вопрос. Его отношения с отцом всегда оставляли желать лучшего. Лишь в последнее время им удалось найти общий язык. Было и другое, что не давало Грею покоя. Что он унаследовал от отца? Грей не мог отрицать, что боится болезни Альцгеймера, передающейся по наследству.
Каким отцом будет сам Грейсон Пирс?
Несмотря на то что он уже заметно опаздывал, Грей резко остановился, внезапно вспомнив слова Монка: «Видел бы ты свое лицо, когда я сказал, что Кэт беременна. Ты перепугался до смерти. А ведь это мой ребенок».
Вот где корни его панического страха: на кого будет похож Грейсон Пирс, став отцом? Не повторит ли он ошибок своего родителя?
Грей получил ответ в самом неожиданном месте. Мимо по мосту быстро прошла девочка в кофте с капюшоном. Сразу вспомнились пальцы Фионы, вцепившиеся в его ладонь. То, как сильно она в нем нуждалась и при этом постоянно противилась его опеке. Нахлынули переживания недавних тревожных дней.
Грей крепко схватился за поручни моста. Как было тогда здорово!.. Ему захотелось вновь испытать это чувство.
Поняв, что ответ найден, Грей рассмеялся. Он вовсе не обречен повторить судьбу отца, хотя потенциальная возможность заложена в генах. Ведь свободная воля и человеческий разум способны направить потенциал в любую из сторон.
Радуясь, что обрел наконец свободу, он шагал по мосту, позволяя этой единственно верной реальности разрушить все остальные потенциальные возможности, которые рассыпались, словно костяшки домино, оставив лишь одну неразрешенную проблему — Рейчел.
Придя к месту назначенного свидания, Грей увидел во внутреннем дворике Рейчел. И замер, потрясенный ее красотой. Всякий раз она поражала его, словно он видел ее впервые. Высокая, длинноногая, с женственными линиями бедер, груди и шеи, с чарующей улыбкой. Глаза цвета карамели светились теплом.
Какой мужчина не пожелал бы провести с ней всю оставшуюся жизнь?
Грей решительно преодолел разделявшее их расстояние и протянул Рейчел руку.
В тот же миг ему вспомнилось предостережение Монка. Кажется, это было так давно! Монк пересчитал по пальцам грядущие испытания чувств: жена, ипотека, дети. Другими словами, реальность.
Отношения между людьми не могут вечно оставаться потенциальными, не могут застыть между любовью и нелюбовью. Эволюция не терпит подобной двойственности и непременно направит их в единственное русло. Именно это происходит сейчас с Греем.
Жена, ипотека, дети.
Грей знал ответ. Он готов ответить на вызов.
Любить или не любить. Волна или частица.
Грей взял в руки ладонь Рейчел и потянул любимую женщину к маленькому столику, заметив на нем тарелку с булочками и две темные кружки с кофе.
Рейчел всегда так предусмотрительна!
Усадив ее, он сел рядом.
Грей пристально смотрел ей в глаза. Ему не удалось скрыть грусть, прозвучавшую в голосе, но он уже принял твердое решение.
— Рейчел, нам нужно поговорить.
И вдруг он прочитал в ее взгляде то же самое — реальность. Две карьеры, два континента, два человека, которые пойдут отныне каждый своим путем.
Она сжала его пальцы:
— Я понимаю.
Отец Петр прислонился к косяку угольной двери, что вела в винный погреб отца-настоятеля, и посмотрел вслед журналисту. Дождавшись, когда посетитель скроется, он вздохнул.
Приятный молодой человек, но такой таинственный…
Впереди у бедного юноши немало испытаний.
Такова земная жизнь.
Раздалось мяуканье. Тощая полосатая кошка, задрав хвост, терлась о ноги священника, вопросительно глядя на него снизу вверх. Одна из найденышей отца Варика, а теперь и его подопечная. Отец Петр поставил на камень блюдце с остатками пищи. Бродяжка последний раз потерлась о его ноги и принялась за еду.
Священник, стоя в лучах солнца, любовался рекой. Вдруг он заметил лежащий на земле маленький комочек пестрых перьев — воробья со сломанной шеей. Одно из многочисленных подношений от благодарных четвероногих сирот.
Покачав головой, отец Петр взял в ладони безжизненное тельце, поднес к губам и подул. Перышки взъерошились, задрожали крылышки, и птичка вдруг ожила. Воробей выпорхнул из ладоней священника, стрелой взлетел вверх и заплясал в небе.
Петр проследил за полетом, пытаясь прочитать в воздухе начертанные птичкой невидимые знаки. Потом потер ладони и потянулся.
Жизнь навсегда останется чудесной загадкой.
Даже для него.