41
Если падет один
Сначала я вижу его ноги: они неторопливо спускаются по ступенькам. Узнав, что мы здесь, Аарон уже никуда не спешит.
Нож я держу в правой руке, но левая тоже наготове. Я стою в проходе между скамьями, прямо посреди церкви, Виола немного дальше и в стороне.
Я готов.
Я действительно готов.
Все события последних дней вели меня к этому: чтобы я пришел в церковь, взял нож и защитил то, ради чего не жалко отдать жизнь.
Вернее, ту.
И если уж делать выбор, кто умрет — Аарон или Виола, — то никакого выбора у меня нет, а армия пусть катится к чертям.
Вопщем, я готов.
И всегда буду готов.
Потомушто теперь я знаю, что ему нужно.
— Давай, — шепчу я.
Сначала я вижу ноги Аарона, потом руки: в одной винтовка, другая держится за стенку.
А потом появляется его лицо.
Чудовищное лицо.
Наполовину разорванное, сквозь щеку торчат зубы, на месте носа зияет страшная дыра. Сразу и не поймешь, что это человек.
Но он улыбается.
И вот тут-то на меня накатывает страх.
— Тодд Хьюитт, — спокойно говорит он, бутто здороваясь со старым приятелем.
Я отвечаю громким голосом, прикладывая все силы, чтобы он не дрожал:
— Можешь опустить винтовку, Аарон!
— Неужели? — удивленно говорит он, замечая за моей спиной Виолу. Оглядываться на нее необязательно: она смотрит на Аарона в упор, собрав в кулак всю свою храбрость.
И это придает мне сил.
— Я знаю, что тебе надо, — говорю я. — Догадался.
— Правда, малыш Тодд? — Я чувствую, как Аарон машинально прощупывает мой Шум.
— Жертва не она.
Он молча входит в церковь и быстро оглядывает крест, скамьи, кафедру.
— И не я.
Свирепый оскал Аарона становится еще шире. Рана на щеке рвется дальше и брыжжет свежей кровью.
— Проворный ум — дар Сатаны, — говорит он. Видимо, таким странным образом он признает мою правоту.
Я расставляю ноги чуть шире и не свожу с него глаз: Аарон продвигается к той половине пещеры, где установлена кафедра. То есть ближе к обрыву.
— Это ты, — продолжаю я. — Жертва ты.
Я распахиваю свой Шум как можно шире: и Аарон, и Виола должны увидеть, что я говорю правду.
Потомушто перед моим побегом с фермы Бен успел мельком показать, как мальчики Прентисстауна становятся мужчинами, и почему они больше не разговаривают с другими мальчиками, и как они становятся пособниками всех страшных преступлений…
Мне трудно это произнести…
Но…
Они становятся мужчинами, когда убивают.
Без помощи взрослых, сами, в одиночку.
Все те пропавшие без вести…
Никуда они не пропадали.
Мистер Ройял, мой старый школьный учитель, который однажды перепил виски и застрелился, на самом деле не застрелился. В свой тринадцатый день рождения его убил Сэб Манди: встал и спустил курок на глазах у остальных мужчин Прентисстауна. Мистер Голт, чье стадо перешло к нам два года назад, хотел пропасть без вести. Но мэр Прентисс догнал его и — в полном согласии с законом Нового света — казнил. Правда, сначала он дождался тринадцатого дня рождения своего сына, а уж тот в одиночку замучил мистера Голта до смерти.
И так далее, и так далее. Мальчики убивали мужчин и сами становились мужчинами. Если людям мэра удавалось поймать какого-нибудь беглеца, его припрятывали до очередного дня рождения. А если нет — что ж, тогда они выбирали неугодного им прентисстаунца и объявляли что он пропал без вести.
Жизнь мужчины отдавали в руки мальчика.
Мужчина умирает, мужчина рождается.
Все виновны. Все пособники.
Кроме меня.
— О господи! — слышу я голос Виолы.
— Но я не захотел подчиниться, так? — говорю я.
— Ты был последним, Тодд Хьюитт, — говорит Аарон. — Последним солдатом безупречной армии Господа Бога.
— Бог никакого отношения к вашей армии не имеет, — говорю я. — Опусти винтовку. Теперь я знаю, что мне нужно сделать.
— Но убийца ли ты, Тодд? — спрашивает Аарон, склонив голову набок и все шире растягивая невозможную улыбку. — Может, просто врунишка?
— А ты прочти меня. Прочти — и узнаешь, на что я способен.
Аарон теперь стоит за кафедрой, глядя прямо на меня и протягивая ко мне жадные щупальца своего Шума. Жертвоприношение, слышу я, и божий промысл, и святой мученик.
— Может, ты и прав, малыш Тодд.
И он кладет винтовку на кафедру.
Я сглатываю слюну и стискиваю рукоять ножа.
Но тут он глядит на Виолу и издает тихий смешок.
— Нет уж! — говорит он. — Маленькие девочки такие хитрые!
И непринужденно спихивает винтовку в водопад.
Мы даже не успеваем заметить, как она исчезает.
Но ее больше нет.
Есть только я и Аарон.
И нож.
Проповедник разводит руки в стороны и принимает свою обычную позу. Да-да, он как бутто вновь оказался за кафедрой прентисстаунской церкви: прислоняется к камню, поднимает ладони кверху и воздевает глаза к белой сияющей крыше над нашими головами.
Его губы беззвучно шевелятся.
Он молится.
— Ты сумасшедший, — говорю я.
— Что ты, я блаженный.
— Ты хочешь умереть.
— А вот и нет, Тодд Хьюитт, — говорит Аарон, делая шаг по проходу в мою сторону. — Ключ ко всему — ненависть. Ненависть движет людьми. Ненависть — это огонь, очищающий душу солдата. Солдат должен ненавидеть.
Аарон делает еще шажок.
— Я хочу не просто умереть, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты меня убил.
Я начинаю пятиться.
Его улыбка меркнет.
— Неужто наш мальчик заврался?
— Зачем?! — говорю я, продолжая пятиться. Виола идет со мной, а сверху сияет рисунок Нового света. — Зачем ты это делаешь?! Какой в этом смысл?
— Господь указал мне путь, — отвечает Аарон.
— Мне почти тринадцать лет, — говорю я, — и всю свою жизнь я слушал только мужчин.
— Потому что Господь увещевает через нас.
— Дьявол тоже, — добавляет Виола.
— Ну надо же, оно разговаривает! Это слова соблазна, призванные усыпить…
— Заткнись! — обрываю его я. — Не смей с ней заговаривать.
Пятясь, я уже прошел мимо всех рядов и теперь сворачиваю направо. Аарон следует за мной. Виола тоже. Мы медленно движемся по кругу. Я держу нож перед собой. Все покрывают мелкие брызги. Зал вращается вокруг нас, уступ по-прежнему очень скользкий, а стена воды по-прежнему белая от яркого солнца.
И грохот, непрекращающийся грохот.
— Ты последнее испытание, — говорит Аарон, — последний элемент совершенной мозаики. Когда ты встанешь на сторону армии, в ней не останется слабых звеньев. На нас снизойдет истинная Божья благодать. Если падет один, падут все, Тодд. А пасть должны все. — Он стискивает кулаки и опять поднимает голову. — Только тогда мы переродимся! Только тогда мы сможем переделать этот проклятый мир…
— А я испортил вам планы, — говорю я, и он недовольно хмурится. — Не захотел никого убивать.
— Вот именно, — кивает Аарон. — Поэтому ты у нас такой особенный. Мальчик, который не умеет убивать!
Я украдкой кошусь на Виолу, шагающую в стороне от меня. Мы продолжаем двигаться по кругу.
И сейчас мы с Виолой подходим к той части пещеры, откуда начинается туннель.
— Но Господу нужна жертва, — продолжает Аарон. — Мученик. И кто, как не глашатай Божий, лучше всего подойдет на эту роль?
— Никакой ты не глашатай, Бог ничего тебе не говорит! Хотя смерти желает, это точно.
Взгляд у Аарона такой пустой и безумный, что мороз дерет по коже.
— Я стану святым, — говорит он голосом, в котором полыхает огонь. — Так мне уготовано.
Аарон дошел до конца прохода и теперь идет за нами вдоль невысоких скамей.
Мы с Виолой продолжаем пятиться.
Туннель совсем близко.
— Но как мне подтолкнуть мальчика? — продолжает Аарон, глядя на меня пустыми дырами глаз. — Как подвести его к взрослой жизни?
И тут он обрушивает на меня свой Шум — громоподобный, всеохватный.
Мои глаза распахиваются.
Сердце уходит в пятки.
Плечи сгибаются под страшным грузом.
Я вижу картину. Выдуманную, ненастоящую картину, но ложь не менее наглядна, чем правда, и я вижу все в мельчайших подробностях.
Он хотел убить Бена.
Так он надеялся принудить меня к убийству. Так они задумали все провернуть. Чтобы создать идеальную армию и сделать из меня убийцу, они решили расправиться с Беном.
И заставить меня смотреть.
Чтобы я всей душой возненавидел Аарона.
Мой Шум теперь так ревет, что его слышно даже через грохот водопада.
— Ах ты клятый…
— Но потом Господь послал знамение, — говорит Аарон, глядя на Виолу. Его глаза таращатся еще сильней, кровь льет из раны, дыра на месте носа растягивается. — Девочку, — поясняет Аарон. — Девочку с неба.
— Не смей на нее смотреть! — ору я. — Не смей смотреть!!!
Аарон поворачивается ко мне с прежней улыбкой.
— Да, Тодд, да, — говорит он. — Таков твой путь. Мальчик с добрым сердцем, мальчик, который не умеет убивать. Ради чего он пойдет на убийство? Кого защитит любой ценой?
Еще шаг в сторону туннеля.
— Когда ее проклятая, нечистая тишина осквернила наше болото, я решил, что Господь послал мне ее в качестве жертвы, которую я должен принести сам. Я принял ее за последнее исчадие зла и хотел уничтожить. — Аарон опять опускает голову набок. — Но потом мне открылась истинная цель ее появления в нашем мире. — Он переводит взгляд с нее на меня. — Тодд Хьюитт защитит беспомощную.
— Она не беспомощная, — говорю я.
— А ты взял и сбежал. — Глаза Аарона распахиваются, якобы от изумления. — Сбежал, вместо того чтобы исполнить свое предназначение. — Он снова поднимает взгляд к водяному потолку церкви. — И оттого победа будет еще слаще!
— Ты пока не победил.
— Неужели? — Он опять улыбается. — Иди ко мне, Тодд. Наполни сердце ненавистью и иди.
— Так и сделаю, — говорю я.
А сам пячусь.
— Ты и раньше был близок к цели, малыш Тодд, — говорит Аарон. — Помнишь, на болоте? Я чуть не убил девчонку, и ты уже занес нож, но нет… В последний миг ты испугался. Ранил меня, но не убил. А потом я похитил ее и сбежал, ты преследовал нас, страдая от ран, однако и этих мук оказалось недостаточно. Ради девчонки ты принес в жертву любимого пса и смотрел, как я ломаю его хрупкие кости, вместо того чтобы убить меня!
— Заткнись!!! — кричу я.
Аарон показывает мне ладони:
— Вот он я, Тодд. Исполни свое предназначение. Стань мужчиной. — Он опускает голову и смотрит мне прямо в глаза. — Пади.
Я поджимаю губы.
Выпрямляюсь.
— Я уже мужчина! — говорю я.
Мой Шум говорит то же самое.
Аарон смотрит на меня, буравя взглядом насквозь.
А потом вздыхает.
Как бутто он разочарован.
— Еще нет, — говорит он, меняясь в лице. — Возможно, никогда и не станешь.
Я больше не пячусь.
— Вот жалость, — говорит он.
И прыгает прямо на меня…
— Тодд!!! — кричит Виола.
— Беги! — ору я.
Но не пячусь…
Наоборот, шагаю вперед…
И начинается схватка.
Я бросаюсь на Аарона, он на меня, я замахиваюсь ножом, но в последнюю секунду отпрыгиваю в сторону, такшто он с размаху влетает в каменную стену пещеры…
Аарон разворачивается, злобно скалясь, хочет ударить меня, я пригибаюсь и бью ножом по руке, вспарывая кожу, однако боль нисколько его не задерживает…
Он уже заносит для удара другую руку и попадает кулаком прямо мне в челюсть…
Я отлетаю…
— Тодд! — снова кричит Виола…
Я падаю на скамейку в последнем ряду…
А потом поднимаю голову…
Аарон оборачивается к Виоле…
Она стоит у подножия лестницы…
— Беги!!! — воплю я…
Но у нее в руке огромный булыжник, который она швыряет прямо в Аарона: тот пытается увернуться и отразить камень рукой, но он попадает ему в лоб, и Аарон летит прочь, к краю уступа…
— Давай! — кричит мне Виола…
Я поднимаюсь на ноги…
Но и Аарон встал…
Кровь стекает по его лицу…
Рот разинут в страшном вопле…
Он прыгает вперед, точно паук, и хватает Виолу за правую руку…
Она с размаху бьет левой, пачкая кулак его кровью…
Но Аарон не пускает…
Я с криком бросаюсь на него…
С ножом…
И в последнюю секунду опять отвожу клинок…
Просто врезаюсь в него плечом…
Мы падаем на каменные ступени, Виола отлетает в сторону, я приземляюсь на Аарона, и он молотит меня кулаками по голове, а потом тянется вперед и зубами вырывает, кусок мяса из моей шеи…
Я с воплем отскакиваю в сторону, стискивая рану…
Отползаю обратно в церковный зал…
Аарон снова кидается на меня…
Бьет кулаком в глаз…
Моя голова дергается от удара…
Я лечу по проходу мимо скамеек, обратно в центр зала…
Еще удар…
Я поднимаю руку с ножом, чтобы защититься от кулаков…
Но лезвием вниз…
Аарон бьет опять…
Я ползу по мокрому полу…
По проходу в сторону кафедры…
И на третий раз его кулак достает до моего лица…
Вышибает мне два зуба…
Я чуть не падаю…
Потом всетаки падаю…
Спиной и головой врезаюсь в каменную кафедру…
И роняю нож.
Он со звоном скользит к краю уступа.
Бесполезный, как всегда.
— Шум тебя выдает! — вопит Аарон. — Шум тебя выдает! — Он делает шаг вперед и встает надо мной. — Когда я только вошел в это священное место, я сразу понял, что все случится именно так! — Он стоит у моих ног, смотрит на меня, его кулаки сжаты и перемазаны моей кровью, лицо — его собственной. — Ты никогда не станешь мужчиной, Тодд Хьюитт! Никогда!
Краем глаза я замечаю, что Виола лихорадочно ищет еще булыжник…
— Я уже мужчина! — говорю я, но ведь я упал, уронил нож, голос у меня дрожит, рука сжимает кровоточащую шею.
— Ты помешал мне стать мучеником! — Глаза проповедника превратились в горящие бриллианты, Шум так пылает, что от самого Аарона чуть ли не идет пар. — Тебе конец. — Он склоняет ко мне голову. — Умирая, знай: я буду убивать ее медленно.
Я стискиваю зубы.
И начинаю медленно подниматься на ноги.
— Давай уже, — рычу я.
Аарон с воплем шагает вперед…
Тянет ко мне руки…
Я поднимаю голову навстречу…
И тут — БАХ! — Виола бьет его по голове огромным камнем, который и поднять-то еле смогла…
Он пошатывается…
Но не падает: хватается за скамьи…
Пошатывается снова…
И не падает.
Черт, он ни в какую не падает.
Аарон шатается, но стоит — между мной и Виолой — и медленно расправляет плечи, огромный как башня, как страшный сон, из виска у него течет кровь, но ему плевать…
Это чудовище.
— Ты не человек, — говорю я.
— Я ведь уже говорил, малыш Тодд, — страшным грудным голосом произносит Аарон, обдавая меня таким свирепым Шумом, что я чуть не валюсь с ног. — Я святой.
Не глядя, Аарон выбрасывает в сторону правую руку и бьет Виолу в лицо: та вскрикивает и падает падает падает, спотыкается о скамью, с размаху ударяется головой о камни…
И не встает.
— Виола! — ору я.
И кидаюсь к ней…
Аарон меня не держит…
Я подбегаю…
Ее ноги лежат на каменной скамье…
Голова на каменном полу…
Из нее вытекает тоненькая струйка крови…
— Виола! — Я поднимаю ее…
Голова не держится, падает назад…
— ВИОЛА!!! — воплю я…
И тут за моей спиной раздается низкое клокотание…
Это смех.
Аарон смеется.
— Мне с самого начала было ясно, что ты ее предашь, — говорит он. — Так уготовано.
— ЗАТКНИСЬ!!!
— А знаешь, почему?
— Я УБЬЮ ТЕБЯ!!!
Он понижает голос и шепчет…
Но этот шепот продирает меня насквозь…
— Ты уже пал.
И тут мой Шум вспыхивает алым.
Алым, как никогда.
Убийственно алым.
— Давай, Тодд, — шипит Аарон. — Так держать!
Я осторожно кладу Виолу на пол и встаю, расправляя плечи.
Моя ненависть так огромна, что не помещается в пещеру.
— Ну же, мальчик, — говорит Аарон. — Очисти свою душу!
Я смотрю на нож…
Он валяется в луже воды…
Рядом с кафедрой за спиной у Аарона…
И я слышу зов клинка…
Возьми меня, говорит он.
Возьми и используй, говорит он.
Аарон раскрывает объятья.
— Убей меня, — шепчет он. — Стань мужчиной.
«Не оставляй меня, — говорит нож. — Никогда меня не отпускай».
— Прости, — шепчу я едва слышно, хотя сам не понимаю, перед кем и за что извиняюсь…
Прости…
И прыгаю…
Аарон и бровью не поводит, руки раскрыты навстречу мне…
Я врезаюсь в него плечом…
Он не сопротивляется…
Мой Шум взрывается красным…
Мы летим мимо кафедры к краю уступа…
Я падаю сверху…
Он все не сопротивляется…
Я бью его по лицу…
Еще…
И еще…
И еще…
Разбивая в кашу этот жуткий оскал…
Дробя на мелкие кровавые кусочки…
Ненависть хлещет из моих кулаков…
И я все бью…
Бью…
Сквозь хруст костей…
И треск хрящей…
Под кулаком лопается глаз…
А потом я уже ничего не чувствую…
Но продолжаю бить…
Его кровь заливает меня с ног до головы…
И мой Шум точно такого же цвета…
Потом я отстраняюсь, все еще сидя на Аароне, залитый его кровью…
А он смеется, по-прежнему смеется…
И клокочет сквозь разбитые зубы:
— Да! Да!
Во мне снова поднимается красная волна…
Я не могу ее сдержать…
Ненависть…
Я оборачиваюсь…
Нож…
Всего в метре отсюда…
На краю…
Возле кафедры…
Зовет меня…
Зовет…
И на этот раз я знаю…
Я сделаю все как надо…
Кидаюсь к ножу…
Тяну к нему руку…
Мой Шум такой алый, что я почти ничего не вижу…
«Да» — говорит мой нож…
Да.
Возьми меня.
Моя сила будет в твоих руках.
Но первой до ножа дотягивается чужая рука.
Рука Виолы.
И пока я лечу к ножу, внутри меня встает новая волна…
Волна в моем Шуме…
Волна радости…
Она жива!..
И эта волна сильнее алой…
— Виола, — говорю я…
Только ее имя, больше ничего.
Она хватает мой нож.
Я по инерции лечу дальше, к самому краю, и пытаюсь схватиться за что-нибудь и оборачиваюсь и вижу как Виола поднимает нож и шагает к Аарону а мои пальцы все скользят по мокрому полу и Аарон уже сел и смотрит на Виолу единственным глазом, а она замахивается ножом и бежит вперед и я не могу ее остановить, а Аарон пытается встать и Виола летит прямо на него… Я врезаюсь плечом в край уступа и чудом не падаю в пропасть… Шум Аарона излучает ярость и страх и говорит НЕТ…
Шум говорит НЕТ
НЕ ТЫ…
Виола заносит нож…
И опускает.
Опускает…
Он втыкается прямо в шею Аарона…
С такой силой, что проходит насквозь…
Раздается хруст, который я запомню навсегда…
Аарон от удара падает на спину…
И Виола отпускает нож…
И отшатывается.
Лицо у нее белое.
Я слышу ее дыхание. Слышу даже сквозь рев воды.
Я приподнимаюсь на руках…
И мы смотрим.
Аарон встает…
Он встает, одной рукой стискивая нож, но не в силах его выдернуть. Единственный глаз широко распахнут, язык вываливается изо рта.
Он встает на колени.
Потом на ноги.
Виола тихо вскрикивает и пятится.
Пока не подходит ко мне.
Мы слышим, как он пытается сглотнуть.
Пытается дышать.
Аарон шагает вперед, но натыкается на кафедру.
Смотрит на нас.
Его язык распухает и извивается.
Он хочет что-то сказать.
Хочет что-то сказать мне.
Выдавить хоть слово.
Но не может.
Не может.
Его Шум — сплошь безумные краски, образы и картины, которые я никогда не смогу описать.
Аарон ловит мой взгляд.
И его Шум замолкает.
Насовсем.
Наконец-то.
Его тело заваливается на бок.
И падает с края уступа.
И исчезает под стеной воды.
Нож исчезает вместе с ним.
