Книга: 1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь
Назад: Глава 15 АОМАМЭ Якорь для аэростата
Дальше: Глава 17 АОМАМЭ Будем мы счастливы или несчастны

Глава 16
ТЭНГО
Рад, что тебе понравилось

После десяти безумных дней правки «Воздушного кокона» Тэнго передал текст Комацу — и в его жизни наступил полный штиль. Трижды в неделю он ездил читать лекции в колледж, каждую пятницу встречался со своей замужней подругой. Все остальное время занимался дома хозяйством, гулял или писал книгу. Так и провел весь апрель. Облетела сакура, на деревьях набухли свежие почки, зацвела магнолия — природа в очередной раз перерождалась. Дни сменяли друг друга размеренно, плавно и без каких-либо происшествий. Именно о такой жизни всегда и мечтал Тэнго — чтобы одна неделя перетекала в другую автоматически и незаметно.
И все-таки он чувствовал, что изменился. В нужную сторону. В душе его словно открылся новый источник вдохновения, помогавший ему писать. Не сказать, чтобы очень полноводный — скорее, маленький горный родник, но вода в нем текла не переставая. С таким родником нельзя спешить. Нужно просто подождать, когда воды наберется достаточно, чтоб зачерпнуть ладонью. А потом сесть за стол и превратить это вдохновенье в письмо. Вот так понемногу и писалась его книга — очень естественно, будто сама по себе.
Возможно, откопать в себе этот родник ему помогла сосредоточенная и кропотливая правка «Воздушного кокона». И хотя какая связь между правкой чужих текстов и собственным творчеством, Тэнго не совсем понимал, эта работа словно окрылила его. В теле появилась удивительная легкость; постоянно хотелось распрямить руки-ноги, точно узнику, наконец-то сбросившему оковы. Как бы ни было, эта история, «Воздушный кокон», помогла ему выбраться из тесной клетки на волю.
Да, именно это он теперь находил в себе: волю. Раньше за собой он такого не замечал, сколько вообще себя помнил. В школе, в вузе, на тренировках по дзюдо он только и слышал от наставников или старших товарищей: «Ты, конечно, парень талантливый, и силы хоть отбавляй, и занимаешься прилежно. Да только безвольный какой-то». Пожалуй, они были правы. Ему никогда не хотелось победить всех на свете. Возможно, поэтому Тэнго уверенно проходил отборочные соревнования и в четверть-, и в полуфинал, но схватки за звание чемпиона часто проигрывал. Да и помимо дзюдо в остальной его жизни выходило примерно так же. Виновата ли его природная флегматичность, сложно сказать, но стремленья вцепиться в победу зубами у него в сердце не просыпалось. С писательством — та же проблема. Его тексты выходили достаточно качественными, чтобы заинтриговать. Но достучаться до сердца читателя не удавалось. После их прочтения вечно казалось, будто чего-то не хватает. Вот почему его рукописи всякий раз попадали в шорт-лист номинаций на премию, но самой премии ни разу не удостоились. Как и сказал Комацу.
Однако теперь, закончив правку «Кокона», Тэнго пережил нечто вроде горькой досады. Пока он корпел над этим текстом, повествование настолько захватывало его, что голова ни о чем другом и не думала, а руки двигались будто сами собой. Но работа закончилась, он передал рукопись Комацу — и его захлестнула волна бессилия. Когда же эта волна прошла, на смену бессилию откуда-то из живота подступила странная злость. На себя самого. Ну вот, повторял он себе снова и снова. Взял чужую историю и, как последний мошенник, переписал ее по-своему. Да при этом радовался ей больше, чем своим графоманским экспериментам. Стыд-то какой. Настоящий писатель — тот, кто извлекает историю из себя и подбирает слова для ее выражения, разве не так? А ты на что силы тратил? Если уж на то пошло, сам бы мог написать не хуже. Да или нет?
Так Тэнго решил выкинуть все, что написал до сих пор. И начать нечто новое с абсолютно чистого листа. Закрыв глаза, он вслушивался в звучание нового родника у себя в душе. И понемногу, не торопясь, черпал оттуда фразу за фразой.

 

Наступил май, когда вдруг — словно тысячу лет спустя — раздался звонок от Комацу.
— Свершилось! — выпалил Комацу, как всегда не здороваясь. Возбужденным голосом, что само по себе звучало непривычно.
— Вы о чем? — не сразу включился Тэнго.
— Как это о чем? «Воздушному кокону» только что присуждена премия «Дебют»! Единогласным решением жюри. Соображаешь? Даже возражений ни у кого не возникло! Впрочем, я не удивлен. Это действительно выдающееся произведение. Но для нас с тобой сейчас самое важное — движение вперед. Главное теперь — разорвать кольцо кармы. Мы еще возродимся на цветке лотоса! Если, конечно, будем крепко держаться друг за друга.
Взгляд Тэнго уперся в календарь на стене. А ведь и правда: сегодня же присуждают премию! Закопавшись в собственную писанину, он напрочь забыл, когда и что происходит.
— И чего теперь ожидать? — рассеянно уточнил Тэнго. — И когда?
— Завтра об этом растрезвонят газеты. По всей стране. Не исключено, что опубликуют ее фотографию. И у всех на устах будет имя юной красотки-дебютантки. А не какого-то тридцатилетнего математика из колледжа для абитуры!
— Да уж, — согласился Тэнго. — Небо и земля…
— Шестнадцатого мая — церемония награждения в отеле на Синдзюку. Там же состоится и пресс-конференция.
— То есть… Фукаэри должна там присутствовать?
— Да, девочке придется выйти к публике. Но только один раз. Премия всеяпонская, не появиться перед читателями никак нельзя. Если получится удержать все под контролем, дальше уйдем в подполье. Извините, дескать, но автор не изъявляет желания показываться на публике. При такой постановке вопроса мы чисты, как дети.
Тэнго попытался представить Фукаэри, выступающую перед толпой журналистов. Лес микрофонов, молнии фотовспышек. Надолго его воображения не хватило.
— Господин Комацу, вы что, всерьез собираетесь устраивать пресс-конференцию?
— Один раз придется. Как иначе завести всю эту толпу?
— Но ведь получится ерунда!
— А чтобы не получилось ерунды, эту роль мы доверим тебе.
У Тэнго перехватило дыхание. В душе заворочалось предчувствие чего-то недоброго, как при виде черной тучи на горизонте.
— Эй! Ты где? — спросил Комацу.
— Здесь, — отозвался Тэнго. — Что это значит? О какой роли вы говорите?
— Фукаэри должна знать, что отвечать на вопросы. На всех этих пресс-конференциях журналисты, как правило, спрашивают одно и то же. Нужно составить список самых обычных вопросов, придумать ответы и забить их девчонке в голову. Ты же у нас в колледже преподаешь, так или нет? Сам знаешь, как это делается.
— Так вы хотите, чтобы этим занялся я?
— Ну конечно! Тебе почему-то Фукаэри доверяет больше всего. Тебя она послушает и сделает, как ты скажешь. Если объяснять буду я, ничего не выйдет. Да меня она и в глаза-то ни разу не видела.
Тэнго вздохнул. Он надеялся, что разделался с «Воздушным коконом» навсегда. Он выполнил все, о чем его попросили, и теперь хотел заняться своими делами. Но дурное предчувствие с самого начала подсказывало: так просто ему не отделаться. И теперь, похоже, это предчувствие начинало сбываться.
— Послезавтра вечером ты свободен? — спросил Комацу.
— Свободен.
— К шести часам подъезжай на Синдзюку, как обычно. Фукаэри уже будет там.
— Послушайте, господин Комацу, я за это не возьмусь. Да откуда мне знать, какие вопросы задают на пресс-конференциях? Я ни разу в них не участвовал!
— Ты, кажется, хотел стать писателем? Вот и включай воображение! Воссоздавать то, чего ни разу не видел, — разве это не писательский труд?
— Но разве не выговорили: «Переделай "Воздушный кокон", и больше от тебя ничего не требуется»? «Все остальное сделаю я, а ты можешь сесть на скамейку и наблюдать за игрой»?
— Э, дружище. Все, что могу, я делаю как положено. Уж поверь мне, я и сам не любитель кого-то о чем-то просить. И только о том, чего не могу, вынужден просить, склонив голову. Что же тут странного? Представь: мы сплавляемся в лодке по бурной реке. Мои руки заняты рулем, поэтому я прошу тебя взяться за весла. Если ты откажешься, лодка перевернется, и все мы пойдем ко дну. В том числе и Фукаэри. Такой исход тебе по душе?
Тэнго снова вздохнул. И почему его постоянно затягивает в какие-то неразрешимые, безвыходные ситуации?
— Ладно. Попробую сделать все, что в моих силах. Однако ничего не гарантирую.
— Сделай одолжение! — обрадовался Комацу. — По гроб жизни буду тебе обязан. Ну что поделаешь, если никого, кроме тебя, эта девчонка и слушать не хочет?.. Да, и вот еще что. Нам нужно открыть свою фирму.
— Фирму?
— Контору, офис, студию — назови как хочешь. Для обеспечения деловой и юридической поддержки творчества Фукаэри. Компания на бумаге, понятное дело. Но именно оттуда Фукаэри будет получать свои гонорары. Эбисуно-сэнсэй станет президентом фирмы. А ты — ее официальным работником. Должность значения не имеет, вознаграждение назначим. Я буду заправлять делами, но так, чтобы имя в документах не всплывало. Если о моем участии станет известно, начнутся проблемы. Каждому участнику назначим свою долю прибыли. От тебя потребуется только личная печать на нескольких документах. Все остальное организую я сам. Хороший адвокат у меня найдется.
Тэнго прокрутил в голове услышанное.
— Знаете что, господин Комацу… А может, дальше вы как-нибудь сами? Вознаграждения мне не нужно. «Воздушный кокон» я переписывал для удовольствия. Эта работа меня очень многому научила. Премия Фукаэри — самая большая награда и для меня. Я постараюсь сделать так, чтобы на пресс-конференции девочка отвечала как нужно. Надеюсь, как-нибудь справимся. Но ни с какой фирмой я связываться не хочу. Ваше предприятие — чистая корпоративная афера, это ясно как день.
— Ты не понимаешь, друг мой, — ответил Комацу. — Обратной дороги просто-напросто нет! «Корпоративная афера»? Ну что ж. Пожалуй, можно и так назвать. Но разве ты не понимал этого с самого начала? Разве наша основная идея — придумать наполовину несуществующего автора и одурачить весь белый свет — с тех пор изменилась хоть на йоту? Но если идея успешна, она обрастает деньгами, это совершенно нормально. И разумеется, нужна система, которая эти деньги распределяет по справедливости. Очнись! Мы с тобой не в бирюльки играем. Детские отмазки — «ой, это слишком опасно, я выхожу из игры, мне ваши деньги не нужны» — в серьезных делах не срабатывают. Не нравится лодка — нужно было вылезать, пока течение спокойное и до берега рукой подать. А сейчас уже слишком поздно. Для создания фирмы необходимо минимальное количество членов, и кого попало туда звать не годится. Без тебя никак не обойтись. Это даже не обсуждается.
Тэнго хорошенько подумал над тем, что услышал, но ничего нового не придумалось.
— Один вопрос, — сказал он. — Вы сказали, что Эбисуно-сэнсэй станет президентом фирмы. А вы что, уже получили от него согласие?
— Как опекун Фукаэри сэнсэй прекрасно понимает ситуацию. И согласен на все, чтобы защитить ее интересы. После встречи с тобой он перезвонил мне, и мы с ним подробно обо всем побеседовали. Конечно же, он меня помнил, только тебе не сказал. Видимо, просто хотел послушать, как меня оценивают со стороны. Он, кстати, сказал, что ты неплохо разбираешься в людях. А что ты наговорил ему обо мне?
— Постойте, но ради чего сэнсэю участвовать в ваших планах? Не похоже, что ему нужны деньги.
— Это верно, деньгами такого человека не заинтересуешь.
— Тогда зачем ему это? Какая польза?
— Не знаю. До самого дна я этого человека не считываю.
— Уж если вы не считываете — похоже, его дно действительно глубоко.
— Да уж, — сказал Комацу. — На вид-то он безобидный, но что у него на уме, сам черт не разберет.
— А Фукаэри обо всем этом знает?
— Изнанка истории ей неизвестна. Да и знать ей о том не нужно. Она доверяет сэнсэю, а еще ей нравишься ты. Вот почему от тебя и требуется предельная откровенность в разговорах с ней.
Тэнго переложил трубку в другую руку. Определенно пора менять тему беседы.
— А кстати, Эбисуно-сэнсэй ушел из науки, не так ли? И книжек больше не пишет.
— Верно. Хотя ученым он был выдающимся, но уж больно недолюбливал академизм. И не хотел принадлежать ни к какой системе. Одним словом, еретик.
— А сейчас он чем занимается?
— Торгует акциями, — ответил Комацу. — Выражаясь современным языком, биржевой консультант. Собирает чужие капиталы, двигает их туда-сюда и на том зарабатывает. Сидит на своем холме и указывает, где что купить и продать. У этого человека нюх на деньги — не то что у нас с тобой. Для анализа биржевых сводок он создал свою систему. Поначалу из интереса, а потом стал с этого жить. Так, по крайней мере, рассказывают. В мире акций он фигура известная. И уж в деньгах точно не нуждается.
— Но какая связь между акциями и историей мировых цивилизаций?
— Для обычных людей — никакой. Но для Эбисуно-сэнсэя — дело другое.
— То самое дно, которое вы не считываете?
— Вот-вот.
Тэнго зажмурился и потер глаза.
— Ладно, — сдался он наконец. — Послезавтра в шесть вечера я встречаю Фукаэри в кафе на Синдзюку. Тогда и проинструктирую ее насчет пресс-конференции. Вы этого от меня хотите, не так ли?
— Именно. Молодец, дружище! — сказал Комацу. — Не пугайся, это не сложно. Пускай все течет, как течет. В жизни такого шанса дважды не выпадает. Замутили плутовской роман — так хоть поплутуем в свое удовольствие! Вместе сплавимся по бурной реке. И вместе сиганем с водопада…

 

Двое суток спустя Тэнго встретился с Фукаэри в кафе на Синдзюку. На девушке — легкий свитерок в обтяжку, узкие голубые джинсы. Волосы распущены. Мужчины за соседними столиками то и дело оглядывались на них с Тэнго. Но самой Фукаэри, похоже, на это было плевать.
Да уж, подумал Тэнго. Когда такие девчонки получают премии по литературе, журналистам есть о чем пошуметь.
Фукаэри о премии уже знала. Но похоже, особо не радовалась. Казалось, ей все равно. Хотя погода была уже почти летняя, она заказала горячий какао. И пила, обхватив чашку ладонями. На известие о пресс-конференции не отреагировала вообще.
— Ты вообще знаешь, что это такое — пресс-конференция? — спросил Тэнго.
— Пресс-конференция, — повторила Фукаэри.
— Придут разные люди из газет и журналов. Начнут задавать вопросы. Еще будут фотографировать. Возможно, снимут для телевидения. Это увидит вся страна. Семнадцатилетняя девчонка, получающая премию по литературе, — тот еще феномен. Возможно, покажут в международных новостях. Не говоря уж о том, что жюри проголосовало единогласно. Такого вообще никогда не бывало.
— Начнут-задавать-вопросы, — сказала Фукаэри.
— Ну да. Они будут спрашивать, тебе придется отвечать.
— Какие-вопросы.
— Самые разные. О твоем романе, о тебе, о твоей личной жизни, интересах и планах на будущее. А ответы на эти вопросы лучше приготовить сейчас.
— Почему?
— Так безопаснее. Чтобы не сбиться и ничего не напутать потом. Лучше немного потренироваться. Как на пробном экзамене.
Фукаэри молча отхлебнула какао. И посмотрела на Тэнго так, будто хотела сказать: «Не понимаю, зачем, но если тебе это нужно…» Ее глаза были выразительнее любых фраз. Но одними глазами от репортеров не отстреляешься.
Тэнго достал из портфеля блокнот. Со списком вопросов, которые он тщательно отбирал и обдумывал прошлой ночью.
— Я буду спрашивать, а ты отвечай, как будто я журналист. Идет?
Фукаэри кивнула.
— Много ли ты уже написала?
— Много.
— А когда начала писать?
— Давно.
— Хорошо, — кивнул Тэнго. — Отвечай коротко, так лучше всего. Только по делу, и ничего лишнего… Иными словами, ты сочиняла, а твоя подруга Адзами за тобой записывала?
Фукаэри кивнула.
— Об этом можно не говорить, — посоветовал Тэнго. — Пускай это будет наш секрет.
— Об-этом-не-скажу.
— Когда ты подавала заявку на премию «Дебют», ты думала, что победишь?
Фукаэри улыбнулась, но промолчала.
— Не хочешь отвечать?
— Не-хочу.
— Ну и ладно. Когда не хочешь отвечать, сиди вот так и улыбайся. Все равно вопрос дурацкий.
Фукаэри кивнула.
— Откуда ты взяла сюжет для «Воздушного кокона»?
— От-слепой-козы.
— «Слепая коза» — плохо звучит, — вздохнул Тэнго. — Лучше скажи «незрячая».
— Почему?
— «Слепая коза» — дискриминационное выражение. Если употребить его на пресс-конференции, у кого-нибудь может случиться удар.
— Дискриминационное.
— Долго объяснять. В общем, лучше говори «от незрячей козы».
Фукаэри выдержала паузу, затем повторила:
— От-незрячей-козы.
— Вот! — кивнул Тэнго.
— Слепая-плохо.
— Ну да. «Незрячая» — в самый раз.
Тэнго перевернул страницу блокнота.
— Что сказали твои одноклассники в школе, когда ты получила премию?
— В-школу-я-не-хожу.
— Не ходишь? Почему?
Молчание.
— Ты собираешься писать что-нибудь дальше?
Никакого ответа.
Тэнго допил кофе, поставил чашку на блюдечко. Из динамиков в потолке растекались «Звуки музыки» в симфонической аранжировке. «Дождинки на розах, усы у котят…»
— Плохо-отвечаю, — спросила Фукаэри.
— Вовсе нет, — покачал головой Тэнго. — Очень даже неплохо. Так держать!
— Слава-богу.
Тэнго не лукавил. Хотя ответы Фукаэри были односложными и начисто лишены подробностей, в целом «интервью» выходило почти идеальным. Она отвечала сразу, не задумываясь ни на секунду. Смотрела на собеседника в упор и отвечала, не моргнув глазом. Это производило впечатление. И сами ответы были честные. Без желания одурачить, без намеков и скрытых подтекстов. Но то, что она действительно хотела сказать, оставалось для собеседника непонятным. Именно этого Тэнго и добивался. Произвести на публику впечатление, но так ничего толком и не сообщить. Дымовая завеса.
— Твое любимое произведение?
— «Повесть-о-доме-тайра».
Прекрасный ответ, отметил Тэнго.
— И что ты там любишь больше всего?
— Всё.
— А еще какие книги нравятся?
— «Сказания-о-былом-и-современном».
— А современных книг не читаешь? Фукаэри немного подумала.
— «Пристав-сансё».
Замечательно. «Пристава Сансё» Мори Огай написал в начале двадцатых. В ее представлении — современная литература.
— Чем увлекаешься?
— Слушаю-музыку.
— Какую?
— Баха-люблю.
— А что именно?
— Ха-тэ-ка, — сказала Фукаэри. — С-846-по-893. Тэнго напряг память.
— «Хорошо темперированный клавир», части первая и вторая?
— Да.
— Но почему ты называешь их цифрами?
— Так-легче-запомнить.
Математики называют «Клавир» музыкой небесных сфер, вспомнил Тэнго. В нем задействованы все мажорные и минорные тональности нотного стана. В каждой части по двадцать четыре произведения, вместе — сорок восемь прелюдий и фуг. Идеальный законченный цикл.
— А кроме этих?
— Ха-тэ-ка-244.
Что скрывалось у Баха под номером 244, Тэнго не помнил. Все-таки музыка, написанная под номерами, крайне плохо воспроизводится в голове.
И тут Фукаэри запела.

 

Buß' und Reu'
Buß' und Reu'
Knirscht das Sünderherz entzwei
Buß' und Reu'
Buß' und Reu'
Knirscht das Sünderherz entzwei
Knirscht das Sünderherz entzwei
Buß' und Reu'
Buß' und Reu'
Knirscht das Sünderherz entzwei
Buß' und Reu'
Knirscht das Sünderherz entzwei
Daß die Tropfen meiner Zähren
Angenehme Spezerei
Treuer Jesu, dir gebären.

 

На несколько секунд Тэнго потерял дар речи. Хотя мелодию Фукаэри выдерживала не совсем точно, ее немецкое произношение казалось практически безупречным.
— «Страсти по Матфею»? — узнал Тэнго. — Так ты и слова заучила?
— Я-не-учила.
Тэнго попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. И он переключился обратно на список вопросов.
— У тебя есть парень?
Она покачала головой.
— Почему?
— Не-хочу-забеременеть.
— Но ведь можно встречаться с парнем и при этом не беременеть.
Фукаэри поморгала, но ничего не ответила.
— А почему ты не хочешь забеременеть? — попробовал уточнить Тэнго.
Но девушка молчала как рыба. Тэнго сообразил, что сморозил лишнее.
— Ладно! Хватит, пожалуй, — сказал он, закрыл блокнот и спрятал в портфель. — Бог его знает, о чем еще тебя спросят. Отвечай, как захочешь. У тебя хорошо получается.
— Слава-богу, — с облегчением отозвалась Фукаэри.
— Считаешь, готовиться к интервью не имеет смысла?
Фукаэри еле заметно кивнула.
— Тогда одна просьба, — сказал Тэнго. — О том, что текст «Воздушного кокона» переделывал я, рассказывать не нужно. Ты меня понимаешь?
Фукаэри кивнула дважды.
— Я-сама-написала.
— Кто бы что ни говорил, эта история — твоя и больше ничья. С самого начала так было, есть и будет.
— Я-сама-написала, — повторила она.
— А то, что в итоге получилось, ты видела?
— Мне-адзами-прочитала.
— Ну и как тебе?
— Ты-классно-пишешь.
— То есть, хм… тебе понравилось, что ли?
— Как-будто-я-сама-написала.
Тэнго посмотрел ей в глаза. Она поднесла к губам чашку и отпила глоток. Ему снова понадобилось усилие, чтобы не пялиться на ее грудь.
— Очень рад это слышать, — признался Тэнго. — Над твоим романом я работал с большим удовольствием. И конечно, с огромным напряжением. Сложнее всего было сделать так, чтобы после всех необходимых изменений эта история все-таки осталась твоей. Потому то, что тебе понравился результат, для меня очень важно.
Фукаэри молча кивнула. И, словно для того, чтобы в чем-то убедиться, потрогала себя за мочку уха.
Подошла официантка, подлила в стаканы воды. Тэнго сделал глоток, откашлялся. И, собравшись с духом, произнес:
— У меня к тебе личная просьба. Если ты, конечно, не возражаешь…
— Какая-просьба.
— Не могла бы ты одеться для пресс-конференции так же, как сейчас?
Фукаэри взглянула на Тэнго, не понимая, о чем он. И оглядела собственную одежду. С таким видом, будто впервые заметила, во что одета.
— Надеть-то-же-самое, — уточнила она.
— Ну да. Те же вещи, что и сегодня.
— Зачем.
— Затем, что они тебе очень идут. Ну то есть в этом свитере у тебя очень красивая грудь; насколько я могу судить, все журналисты только и будут ее разглядывать, а стало быть, особо каверзных вопросов задавать уже не станут. Разумеется, если ты не против. В принципе, одевайся во что угодно. Я совсем не настаиваю.
— Что-мне-надеть-выбирает-адзами.
— Так ты не сама выбираешь?
— Мне-все-равно-что-носить.
— Значит, сегодня твою одежду тоже выбирала Адзами?
— Сегодня-тоже.
— Тебе она очень идет.
— В-этом-свитере-у-меня-красивая-грудь, — спросила Фукаэри.
— Именно. Просто обалденная.
— Свитер-хорошо-облегает-лифчик, — уточнила она, глядя на Тэнго в упор.
Он почувствовал, что краснеет.
— Ну, не знаю, где там что облегает, но как бы сказать… — Тэнго запнулся. — Нужный эффект производит.
Фукаэри не сводила с него глаз.
— Охота-все-время-пялиться, — поняла она.
— Вынужден признать, — осторожно ответил Тэнго.
Она оттянула ворот свитера, заглянула под него. Очевидно, проверяя, какое на ней сегодня белье. И долгим взглядом, будто рассматривая диковинную зверушку, окинула покрасневшего Тэнго.
— Ладно, — пообещала она наконец. — Сделаю-как-ты-хочешь.
— Спасибо, — ответил Тэнго.
На этом их встреча закончилась.

 

Он проводил ее до Синдзюку. Мужчины на улицах уже скидывали пиджаки, а женщины разгуливали в платьях без рукавов. Шум толпы и клаксоны автомобилей сливались в единый и плотный рев мегаполиса. Суетливый ветерок раннего лета выскакивал из переулков, освежая собой все и вся. И откуда он только берется, удивлялся Тэнго, этот запах свежей природы на асфальте каменного Синдзюку?
— Ты домой? — спросил Тэнго.
Все электрички забиты битком, и возвращаться до Футаматао ей было бы слишком непросто.
Фукаэри покачала головой.
— В-квартирку-на-синано.
— На Синано? — повторил Тэнго. — Ты там ночуешь, когда задерживаешься?
— Когда-дом-далеко.
Всю дорогу до станции она снова держала Тэнго за руку. Совсем как ребенок, что цепляется за родителя, боясь потеряться. Но все-таки от осознанья того, что его держит за руку такая красавица, сердце Тэнго билось немного быстрей, чем обычно.
Лишь когда они добрались до станции, Фукаэри отпустила его ладонь. И купила в автомате билет до Синано.
— За-пресс-коференцию-не-волнуйся, — сказала она.
— Я не волнуюсь.
— Все-будет-как-надо.
— Знаю, — кивнул Тэнго. — И не волнуюсь. Ты отлично справишься, я уверен!
Не ответив ни слова, Фукаэри прошла через турникет и исчезла в толпе.

 

Расставшись с ней, Тэнго зашел в бар неподалеку от «Кинокунии» и заказал джин-тоник. В этом баре он бывал уже не раз. Здесь ему особенно нравились добрый стиль ретро и отсутствие всякой музыки. Тэнго сел за безлюдную стойку и уставился на пальцы левой руки, которая еще помнила прикосновение девичьих пальцев. Затем его мысли невольно переключились на грудь Фукаэри. Очень красивую. Настолько совершенную, что любование этой грудью не вызывало почти никаких мыслей о сексе.
Ему захотелось позвонить своей замужней подруге и поболтать с ней о чем угодно. О шалостях ее детей или о рейтинге кабинета Накасонэ — все равно, лишь бы она говорила, а он слушал. А потом где-нибудь встретиться и заняться сексом. Но позвонить ей домой он не мог. Трубку мог снять муж. Или сын. Поэтому сам Тэнго никогда не звонил ей. Таково было их негласное правило.
Он заказал еще джин-тоник и, ожидая заказа, вдруг представил себя в маленькой лодке, несущейся по бурной реке. «Вместе сиганем с водопада», — сказал по телефону Комацу. Насколько этим словам можно верить? А не случится ли так, что перед самым обрывом Комацу уцепится за какой-нибудь валун — и поминай как звали? «Тэнго, дружище! — только и крикнет он на прощанье. — Совсем забыл довести до ума одно дельце! Прости, но дальше давай уж как-нибудь сам…» И в итоге падать с обрыва придется одному Тэнго. А что? Очень даже возможно. Скорее даже, именно так и случится.

 

Вернувшись домой, он забрался в постель, заснул и увидел сон. На редкость яркий и отчетливый. Ему снилось, что он, Тэнго, — отдельный кусочек гигантского пазла. Только не застывший, а постоянно меняющий форму. Из-за чего никуда не подходит, как ни примеряй. А пока он ищет свое место, ему нужно выполнить еще одно дело: как можно скорее — в отмеренный кем-то срок — разложить по порядку странички с нотами для литавр. Странички вырывает из рук ураганным ветром, и они разлетаются во все стороны. Тэнго ловит листок за листком, проверяет номера страниц и укладывает по порядку. А сам при этом постоянно меняет форму, точно амеба. Ситуация выходит из-под контроля, он понимает, что ему ни черта не успеть. Как вдруг появляется Фукаэри и сжимает его руку в своей. Тэнго перестает менять форму. Ветер стихает, страницы больше не разлетаются. Слава богу, думает Тэнго. Но тут его время кончается. «Вот-и-всё», — тихонько объявляет Фукаэри. Как всегда, одной-единственной фразой. Все вокруг останавливается, миру приходит конец. Земля прекращает вертеться, звуки гаснут, выключается свет.

 

Наутро, когда он проснулся, земной шар продолжал вертеться как ни в чем не бывало. Невидимые небесные механизмы продолжали работу, истребляя на своем пути все живое, как летающие колесницы из мифов Древней Индии.
Назад: Глава 15 АОМАМЭ Якорь для аэростата
Дальше: Глава 17 АОМАМЭ Будем мы счастливы или несчастны