Глава 15
АОМАМЭ
Якорь для аэростата
Свой рацион Аомамэ блюла весьма педантично. Основу ее питания составляли овощи, которые она разнообразила рыбой — главным образом белой. Продукты выбирала только самые свежие, приправ и соусов почти не добавляла. Жиров поменьше, углеводов — не больше, чем следует. В салатах — никаких заправок, только соль да оливковое масло с лимоном. Причем она не просто налегала на зелень, но дотошно изучала питательные свойства каждого овоща и следила за их сбалансированными комбинациями. Составляла диетические меню — и для себя, и для своих подопечных в фитнес-клубе, каждому по индивидуальной программе.
— Перестаньте все время считать калории! — всякий раз повторяла она. — Главное — сочетать правильные продукты в правильных соотношениях. Цифры тут вообще ни при чем!
При этом культа из диеты она не делала. Если вдруг до ужаса хотелось толстенного стейка или жареной ягнятины на ребрышках — отправлялась в нужный ресторанчик и заказывала, не раздумывая. Ведь если нам чего-то до ужаса хочется, считала Аомамэ, значит, именно этого по какой-то причине не хватает нашему организму. Вот он и посылает сигналы в мозг, заставляя нас этого хотеть. Зачем же перечить своему естеству?
Хорошее вино, как и хорошее сакэ, ей нравилось, но, заботясь о почках и содержании сахара в крови, она старалась хотя бы три дня в неделю обходиться без алкоголя. Все-таки если тело — храм, его следует содержать в порядке. И периодически очищать от всякой грязи. О чем в этом храме молиться — другой вопрос. Об этом можно подумать и как-нибудь на досуге.
Сейчас на теле Аомамэ — ни складочки. Сплошные мышцы под туго натянутой кожей. Каждое утро она встает в чем мать родила перед зеркалом и тщательно это проверяет. Вовсе не для того, чтобы полюбоваться собой. Отнюдь. Было бы чем любоваться. Сиськи — одна меньше другой. Волосы на лобке — как трава на поляне, по которой протопал отряд пехотинцев. Всякий раз перед зеркалом Аомамэ не может сдержать недовольства. Хотя складок, конечно, нет. Ни единой. Даже пальцами нечего оттянуть.
Жила она очень скромно. Заработанные деньги тратила в основном на еду. На качественных продуктах не экономила, вино пила только лучшее; если ужинала в ресторанах, заведения выбирала очень тщательно. Ни на что другое деньги особо не тратила.
Одеждой и бижутерией не интересовалась. На работу в фитнес-клуб ездила в будничных джинсах и свитере, этого было достаточно. Все равно, придя на работу, переодевалась на весь день в трико. Украшений тоже не надевала. Просто не было поводов. Любовники не назначали ей свиданий, а с тех пор как Тамаки вышла замуж, даже ужинать в ресторанах стало не с кем. Заарканить партнера для секса, конечно, требовало какой-то косметики и одежды, но этим она занималась примерно раз в месяц. Для этого много не требовалось. Когда приспичивало, отправлялась в поход по бутикам на Аояме, выбирала себе «роковое» платье, подходящую бижутерию и туфли на шпильках. А в повседневной жизни носила обычные туфли без каблуков и завязывала волосы в узел на затылке. Умывалась обычным мылом, лицо протирала кремом. Все, что нужно для здоровой кожи, ничего лишнего.
К непритязательной жизни Аомамэ приучилась с детства. Аскетизм составлял основу ее воспитания. В семье не было ничего лишнего. «Излишество» было любимым словечком ее родителей. Она выросла без газет и без телевизора. Никто в семье не нуждался в дополнительной информации. В ее тарелке вечно не хватало рыбы или мяса, и когда одноклассники в школе выбрасывали свои обеды недоеденными, ей так и хотелось крикнуть: «Давай я доем!» Ходила в обносках с чужого плеча. Прихожане их церкви постоянно дарили какие-то вышедшие из употребления вещи. И если не считать обязательной формы для физкультуры, за все детство ей ни разу не купили новой одежды или обуви. А то, что приходилось носить, никогда не подходило по размеру. Какие уж там стиль и цветовые сочетания! Будь ее семья бедной, в этом оставалось бы только винить судьбу. Однако родители Аомамэ вовсе не бедствовали. Отец работал инженером и получал нормальную зарплату. Но поскольку аскетизм был частью их веры, подобную жизнь на грани прозябания они себе выбрали сами.
В любом случае, жизнь Аомамэ слишком отличалась от того, чем жили ее сверстники, и она долго не могла ни с кем подружиться. Чтобы куда-то пойти, девочке нечего было надеть, да и долго находиться вне дома не разрешалось. О карманных деньгах в семье и речи не велось; если б ее пригласили на чей-нибудь день рожденья (к счастью или нет, такого не случилось ни разу), купить даже самый скромный подарок ей было бы не на что.
Вот почему родителей своих она ненавидела лютой ненавистью. Весь тот мир, к которому они принадлежали, и всю их сумасбродную философию. Ей хотелось жить самой обычной жизнью. Без роскошеств. Нормально, как живут все вокруг. И больше не нужно ничего. Главная мечта ее детства — поскорее стать взрослой, уйти от родителей и жить, как ей хочется. Есть что охота и сколько влезет, зарабатывать деньги и тратить их по своему разумению. Покупать одежду, которая нравится, обувь, подходящую по размеру. Ездить куда хочется. Заводить друзей и дарить им подарки.
Однако, уже став взрослой, Аомамэ заметила в себе странное: спокойнее всего она чувствовала себя вовсе не в те минуты, когда накачивалась алкоголем и развлекалась с кем-то по барам и «лав-отелям». А когда в домашнем трико тихонько сидела дома одна.
После смерти Тамаки Аомамэ уволилась из компании энергетических добавок, выселилась из корпоративного общежития и переехала в однокомнатную квартирку возле станции Дзиюгаока. Небольшое, но уютное жилище. В кухне все по высшему классу, но мебели в комнате — самый минимум. Ничего дорогого или монументального. Все купленные книги она читала и сдавала за гроши букинистам. Музыку любила, но пластинок не собирала. Любая собственность, накапливающаяся перед глазами, раздражала ее. От любой покупки Аомамэ принималась буквально каяться в грехе. Ведь на самом деле в этой вещи не было ни малейшей необходимости. При каждом взгляде на свои наряды и обувь в гардеробе она задыхалась. Ее нынешняя свобода слишком сильно и парадоксально замыкалась на детство, в котором она позволить себе ничего не могла.
«И что же такое свобода? — часто спрашивала себя Аомамэ. — Вырваться из одной клетки, чтобы очутиться в другой, пошире?»
Каждый раз, когда она переправляла куда полагается указанного мужчину, хозяйка «Плакучей виллы» выплачивала ей вознаграждение. Деньги в пакете без имени и адреса нужно было забирать из абонентского ящика на почтамте. Тамару выдавал ей ключ, она забирала пакет, а ключ возвращала. Пакеты хранила нераспечатанными в ячейке банка. Сейчас там их было два — толстенных и твердых, как кирпичи.
Ежемесячной зарплаты в фитнес-клубе ей на жизнь хватало. Даже удавалось откладывать на черный день. Так что в подобном «вознаграждении» не было никакой нужды. О чем Аомамэ и сказала хозяйке усадьбы, когда та заплатила ей в первый раз.
— Но таков порядок, — мягко возразила ей хозяйка. — Просто считай, что так положено. Ты должна взять эти деньги. Не нужны — не трать, пусть лежат. А если они тебе в тягость, можешь передать их анонимно какому-нибудь фонду. В этом выборе ты свободна. Но если хочешь моего совета, положи их в сейф и в ближайшее время не трогай.
— Но я не хочу, чтобы все это выглядело как сделка, — сказала Аомамэ.
— Понимаю, — кивнула хозяйка. — Но подумай сама: благодаря тому, что ты отправила этого выродка на тот свет, теперь нет нужды затевать бракоразводный процесс и сражаться за родительские права. Не нужно бояться, что муж придет и снова изобьет жену до потери пульса. Ей выплатят страховку плюс назначат пожизненную пенсию из доходов от его капитала. Деньги, которые заплатили тебе, — элементарная благодарность за помощь, не более. Ты совершила благое дело, в этом можешь не сомневаться. Но безвозмездно такие вещи делать нельзя. И знаешь почему?
— Не знаю, — призналась Аомамэ.
— Потому что ты не Господь Бог и даже не ангел. Я прекрасно понимаю, что ты действовала от чистого сердца и вовсе не хочешь за это награды. Но в том-то и заключается главная опасность. Люди из плоти и крови, как правило, не могут строить свою жизнь сплошь из святых побуждений. Иначе их слишком быстро уносит на небеса. Чтобы этого с тобой не случилось, ты должна покрепче цепляться за грешную землю. Для тебя эти деньги — все равно что якорь для аэростата. Если ты поступаешь правильно и от чистого сердца — это еще не значит, что ты вольна делать что угодно. Ты меня понимаешь?
Аомамэ надолго задумалась. Потом вздохнула.
— Не совсем, — вздохнула она наконец. — Но пока, так и быть, сделаем, как вы говорите.
Хозяйка улыбнулась. И глотнула цветочного чая.
— Только на счет не клади. Заметят налоговики — замучаешься объяснять, откуда взяла. Положи наличными в ячейку. Когда-нибудь еще пригодятся.
— Хорошо, — кивнула Аомамэ.
Не успела она вернуться из клуба, как зазвонил телефон.
— Аомамэ? — спросила трубка женским голосом. Низким и сиплым. Аюми.
Прижав к уху трубку, Аомамэ убавила пламя газовой конфорки.
— Ну что? — спросила она. — Как служба, госпожа полиция?
— Целыми днями выписываю штрафы за нелегальную парковку, — вздохнула Аюми. — Люди ненавидят меня. Мужика себе так и не нашла. А так все в порядке, держу хвост трубой.
— Ну, это самое главное.
— Слушай, Аомамэ. А ты чем сейчас занята?
— Ужин готовлю.
— А что ты делаешь послезавтра? Ну то есть ночью, сама понимаешь…
— Вообще-то свободна. Но развлекаться, как в прошлый раз, что-то не хочется. В ближайшие дни моя развлекалка требует отдыха.
— Да я сама ни о чем таком и не думала! Просто пришло в голову: давненько мы с тобой не виделись. Может, выберемся куда-нибудь, поболтаем?
На пару секунд Аомамэ задумалась. Но так ничего и не решила.
— Слушай, у меня сейчас поджарка сгорит к чертям! — сказала она. — Не могу процесс прерывать. Давай через полчасика, а?
— Нет проблем. Через полчаса перезваниваю. Пока!
Повесив трубку, Аомамэ доготовила поджарку. Заварила мисо, наложила в тарелку риса, поужинала. Выпила полбанки пива, остальное вылила в раковину. Вымыла посуду — и не успела сесть на диван передохнуть, как Аюми позвонила снова.
— Я просто хотела предложить, — сказала она. — Может, куда-нибудь выберемся? Все-таки ужинать в одиночку — такая тоска.
— А ты что, всегда ужинаешь в одиночку?
— Да я-то в общежитии живу, ужинаю обычно в шумной компании. Но так хочется иногда посидеть в тишине. Напиться вдрабадан. А одна же никуда не пойдешь, верно?
— Само собой.
— Ну вот, а вокруг — никого, с кем можно пойти. Ни мужчин, ни женщин. Всем лишь бы погудеть в кабаке. Вот я и подумала: Аомамэ! Вот с кем надо это организовать, ведь больше и не с кем. Прости, если я набиваюсь…
— Ну что ты, — сказала Аомамэ. — Давай и правда сходим куда-нибудь. Я тоже давненько никуда не выбиралась.
— Правда? — обрадовалась трубка. — Было бы здорово!
— Значит, говоришь, послезавтра?
— Ну да, с утра я дежурю. Может, знаешь какой-нибудь приличный ресторанчик?
Аомамэ вспомнила неплохой французский кабачок возле станции Ногидзака.
У Аюми перехватило дыхание.
— Да ты что! Тот самый? Но там же так дорого и круто! И места, я в журнале читала, нужно за два месяца забивать. С такой зарплатой, как у меня, туда не ходят!
— Расслабься, — успокоила Аомамэ. — Тамошний хозяин, он же шеф-повар, — член нашего фитнес-клуба. Я с ним индивидуальные тренировки провожу. А также советую, какие продукты питательнее. Поэтому для нас там и столик сразу найдется, и цены задирать не станут. Ну разве что места будут не самые крутые, сама понимаешь.
— Да в таком заведении я бы и на шкафу посидела!
— В общем, напьемся культурно. Гарантирую. Повесив трубку, Аомамэ вдруг поймала себя на том, что эта жрица правопорядка ей искренне симпатична. Так ей не был симпатичен никто после гибели Тамаки. Конечно, сравнивать этих двоих между собой никто и не собирался. Но уже то, что ей в кои-то веки захотелось с кем-нибудь поболтать за ужином, вызвало целый ворох воспоминаний. И тем не менее. Расслабляться в компании с женщиной-полицейским? Аомамэ вздохнула. Странные, черт побери, вещи творятся в этом мире.
Аомамэ надела платье с короткими рукавами, накинула сверху белый кардиган, обулась в кожаные туфельки от «Феррагамо». Нацепила сережки и узенький золотой браслет. Сумку (вместе с заточкой, само собой) оставила дома, вместо нее взяла ридикюль от «Ла Багажери». Аюми явилась на встречу в майке чайного цвета, лаконичном черном жакете от «Комм де Гарсон», стильной цветастой юбке с оборками, коричневых туфельках на низком каблуке и с той же сумочкой от «Гуччи», что и в прошлый раз. Очень стильная девочка. Черта с два догадаешься, где работает.
Обе выпили в баре по коктейлю «Мимоза», затем их пригласили к столику. Стоит отметить — к очень приличному столику. Шеф-повар лично подошел для приветствия и объявил, что вино за счет заведения.
— Извините, что бутылка уже открыта, — сказал он. — Ее вчера вернули после дегустации. Хотя на самом деле вино отличное. Просто клиент попался привередливый — знаменитый политик. А политикам ничего крепче пить не положено, хотя в винах никто из них не разбирается. Эти господа могут забраковать бутылку, едва пригубив, просто ради эффекта на публику. Дескать, что-то ваше бургундское терпковато. Ну что ж, с клиентом не спорят. Только и остается ответить: «Да, пожалуй, терпкость имеет место. Видно, у поставщика проблемы с хранением на складах. Сейчас же заменим. Как вы точно все подметили, сэнсэй. Прямо эксперт!» — ну и так далее. Конечно, меняем бутылку. Зачем нам конфликты? Тем более, что ее стоимость можно включить в общий счет. Все равно у них это списывают на представительские расходы. В итоге остается отличный товар, который некуда деть, вот мы вам его и предлагаем. Если вы, конечно, не возражаете…
— Нисколечко не возражаем! — улыбнулась Аомамэ.
— Вы уверены? — просиял шеф.
— Абсолютно!
— На все сто! — подтвердила Аюми.
— Это ваша сестра? — уточнил шеф-повар.
— А что, похоже? — улыбнулась Аомамэ.
— Лицом нет, но настроением совпадает.
— Мы друзья, — пояснила Аомамэ. — А вообще-то она служит в полиции.
— Что, серьезно? — поразился шеф. И посмотрел на Аюми новыми глазами. — Вы ходите с пистолетом и защищаете людей?
— Пока еще никого не застрелила, — усмехнулась Аюми.
— Простите за бестактность, — смутился шеф-повар.
Аюми покачала головой.
— Ну что вы! Все в порядке.
Улыбнувшись, шеф сложил руки в поклоне.
— В общем, отменное бургундское, рекомендую! Оригинальный розлив, хорошего года, обычно стоит несколько манов.
Появился официант, разлил вино по бокалам. Дамы чокнулись, и обеим почудилось, будто где-то над головой прозвенели небесные колокола.
— Обалденное вино! — воскликнула Аюми, отпив глоток. — Никогда в жизни такого не пробовала. Какому придурку оно могло не понравиться?
— Придурков, которым что-то не нравится, на свете всегда хватало, — отозвалась Аомамэ.
Они раскрыли меню. С пытливостью адвоката, изучающего архиважный контракт, Аюми дважды прочла все от корки до корки. Словно хотела удостовериться, что ничего нужного не упущено и между строк не таится никакого подвоха. Загрузила в память предлагаемые пункты, параграфы, условия — и крепко задумалась перед тем, как выдать резюме. Определенно, взвесить все «за» и «против» ей было очень не просто. Аомамэ с интересом наблюдала за этими стараниями.
— Решила? — спросила Аомамэ.
— Почти, — кивнула Аюми.
— Ты что будешь?
— Суп из мидий, салат из трех видов лука и мраморную говядину в красном вине. А ты?
— Чечевичную похлебку, салат из весенней зелени и морского черта, запеченного в бумаге, с полентой. Может, с красным вином и не лучшее сочетание, но раз угощают — грех жаловаться…
— Делиться будем? — предложила Аюми.
— Не вопрос, — согласилась Аомамэ. — И на закуску — креветок во фритюре, одну порцию на двоих, берем?
— Класс! — кивнула Аюми.
— Если уже выбрала, меню лучше закрыть, — подсказала Аомамэ. — Иначе официант до скончания века не подойдет.
— И то верно…
С явным сожалением Аюми закрыла меню и вернула на стол. Тут же словно из воздуха появился официант и принял заказ.
— Всякий раз, как закажу что-нибудь в ресторане, тут же боюсь: а может, я заказала не то, чего на самом деле хотела? — сказала Аюми, когда официант исчез. — У тебя не бывает такого?
— А чего тут бояться? Это же просто еда. От такой ошибки ни черта в твоей жизни не изменится.
— Да понятно, — вроде как согласилась Аюми. — Но меня почему-то на этом заклинивает. Причем с самого детства. Только закажу что-нибудь, сразу жалею: «Эх, зачем мне эта котлета? Лучше бы креветок взяла!» А ты, наверно, и в детстве сразу знала, чего тебе хочется?
— У меня было не совсем обычное детство. Никаких ресторанов. Вообще. Сколько себя помню, всегда ела дома. И пока совсем не выросла, ни разу не довелось сесть за столик, раскрыть меню и выбрать, что хочется. День за днем молча ела, что дают. И пожаловаться не могла, если мало или невкусно. Да и сейчас по большому счету разносолами не увлекаюсь.
— Да ты что? — с интересом протянула Аюми. — Вот, значит, как? Я, конечно, твоих обстоятельств не знаю, но… верится с трудом. По крайней мере, держишься ты так, будто во французских ресторанах чуть ли не с колыбели.
Спасибо Тамаки, подумала Аомамэ. Как держаться в дорогущих европейских заведениях, как сочетать блюда, чтобы не попасть впросак, как заказывать вино, выбирать десерт, разговаривать с официантами, как не запутаться в бесконечных ложках-вилках-ножах, — всем этим премудростям до мельчайших нюансов Аомамэ научилась у Тамаки. А также тому, как ориентироваться в безбрежном океане платьев, бижутерии и косметики. Для Аомамэ все это было в диковинку. А Тамаки выросла в элитных кварталах Яманотэ. Ее родители, известные представители столичного бомонда, тщательно следили за манерами, стилем одежды и воспитывали дочь в атмосфере элитарности с ранних лет. Еще старшеклассницей Тамаки посещала банкеты, светские рауты и прочие «взрослые» мероприятия. А у нее все эти «ноу-хау», в свою очередь, с жадностью перенимала Аомамэ. Что и говорить, без такой прекрасной подруги и наставницы, как Тамаки, Аомамэ выросла бы совсем другим человеком. До сих пор ей то и дело чудилось, будто Тамаки не умерла, а продолжает жить у нее внутри.
Аюми поначалу держалась скованно, однако после нескольких глотков вина расслабилась.
— Знаешь, у меня к тебе вопрос, — сказала она. — Не захочешь — можешь не отвечать. Но я все-таки спрошу. Только обещай, что не рассердишься, ладно?
— Ладно, сердиться не буду.
— Вопрос, конечно, странный, но я ведь не из дурных побуждений спрашиваю, ты пойми… Просто мне интересно. А некоторые сразу начинают злиться.
— Не волнуйся, я не разозлюсь.
— Правда? Те вон тоже так говорили, а потом злились.
— Все в порядке. Я не из таких.
— Ну, слушай… Вот у тебя в детстве было такое, чтобы взрослые мужчины занимались с тобой чем-нибудь странным?
Аомамэ покачала головой.
— Нет, такого не помню. А что?
— Да так, любопытно. Ну и хорошо, если не было… — ответила Аюми. И тут же сменила тему: — А скажи-ка, до сих пор у тебя получалось подолгу встречаться с парнем? То есть серьезно, по-настоящему?
— Нет.
— Что, вообще ни с кем?
— Вообще, — сказала Аомамэ. И, чуть замявшись, добавила: — Я вообще до двадцати шести в старых девах ходила.
На несколько секунд Аюми потеряла дар речи. Положила на край тарелки вилку с ножом, промокнула салфеткой губы и недоверчиво прищурилась.
— Такая красавица, как ты? В жизни бы не поверила!
— А меня это как-то не интересовало.
— Что не интересовало? Мужчины?
— У меня уже есть любимый человек, — пояснила Аомамэ. — Когда нам было десять лет, он мне так понравился, что я даже пожала ему руку.
— Значит, в десять лет ты влюбилась в мальчика. И это все?
— И это все.
Аюми снова взялась за приборы и в глубокой задумчивости отрезала кусочек креветки.
— И что же? Где этот парень теперь? Чем занимается?
Аомамэ покачала головой.
— Не знаю. Мы проучились вместе третий и четвертый класс в Тибе, а потом моя семья переехала в Токио, и школу пришлось сменить. С тех пор мы с ним ни разу не виделись и не общались. Если он еще жив, ему сейчас должно быть двадцать девять. Осенью, кажется, тридцать исполнится.
— То есть ты даже не пыталась выяснить, где этот человек сейчас живет и что делает? Насколько я знаю, устроить такую проверку — раз плюнуть!
Аомамэ снова покачала головой, на сей раз — еще категоричнее:
— Нет, все эти проверки не по мне.
— Странно! Я бы на твоем месте давно все вверх дном перевернула и вычислила, где он да что с ним. Если уж так его любишь — найди его и скажи прямо в лицо: люблю, мол, и жить без тебя не могу.
— Как раз этого я делать не хочу, — отозвалась Аомамэ. — Я просто мечтаю когда-нибудь нечаянно увидеться с ним опять. Скажем, столкнуться на улице или встретиться в одном автобусе…
— Роковая встреча?
— Ну, можно и так сказать, — кивнула Аомамэ и пригубила еще вина. — Вот тогда я и смогла бы ему открыться. И сказать, что, кроме него, никогда никого не любила.
— Это, конечно, звучит до ужаса романтично, — произнесла Аюми скептически. — Только вероятность такой встречи, мне кажется, близка к нулю. Не говоря уж о том, что вы уже двадцать лет не встречались. Да мало ли в кого он превратился? С чего ты взяла, что узнаешь его на улице?
Аомамэ в очередной раз покачала головой.
— Как бы он ни изменился, его я узнаю сразу. Без вариантов.
— Ты уверена?
— Да.
— То есть ты продолжаешь ждать судьбоносной встречи?
— Ну да. И разгуливаю по городу в ожидании.
— Вот как? — якобы удивилась Аюми. — И это не мешает тебе трахаться с другими мужчинами? Начиная с двадцати шести лет.
Аомамэ задумалась на несколько секунд.
— Это все пройдет, — наконец сказала она. — Ничего не останется.
Между ними повисла тишина. Обе занялись едой. Пока наконец Аюми не сказала:
— Извини за расспросы, но… В двадцать шесть лет с тобой случилось что-то не то?
— В двадцать шесть лет, — ответила Аомамэ, — со мной случилось то, что перевернуло всю мою жизнь. Но здесь и сейчас об этом говорить не стоит. Прости.
— Ну и ладно, — сказала Аюми. — Не обижаешься, что я такая любопытная?
— Нисколечко.
Принесли первые блюда. Каждая молча съела свой суп. Когда официант забрал тарелки и ложки, они продолжили беседу.
— Но разве ты не боишься? — спросила Аюми.
— Чего именно?
— Ну как же. А может, вы с ним уже никогда-никогда не встретитесь? То есть я, конечно, от всей души тебе этой встречи желаю. Ну а вдруг ее просто не произойдет? Или, хуже того, встретитесь — а он на ком-то женат? И у него уже два ребенка? И ты останешься на всю жизнь одна. Неужели не боишься?
Аомамэ уставилась на красное вино в бокале.
— Может, и боюсь. Но у меня, по крайней мере, есть тот, кого я люблю.
— Даже если он не любит тебя?
— Пока любишь кого-то всем сердцем — хотя бы одного человека, — в твоей жизни еще остается надежда. Даже если вам не суждено быть вместе.
Аюми надолго задумалась. Появился официант, подлил вина в бокалы. Сделав еще глоток, Аомамэ мысленно согласилась с Аюми. Нужно быть полным кретином, чтобы жаловаться на такое восхитительное вино.
— Классно формулируешь! — наконец сказала Аюми — В корень смотришь.
— В какой еще корень? — пожала плечами Аомамэ. — Что думаю, то и говорю.
— У меня тоже был парень, — призналась Аюми. — На три года старше. Как только я окончила школу, он стал моим первым. Но сразу после этого начал путаться с другими девчонками. А меня словно на помойку выбросил. Как же было хреново! В итоге я, конечно, его послала, но до сих пор в себя прийти не могу. Этот член на ножках трахает все, что движется. Вообще без тормозов. Угораздило же втрескаться в такого кобелину!
Аомамэ понимающе кивнула. Аюми глотнула еще вина.
— До сих пор еще звонит иногда. Давай, типа, встретимся, все такое. Понятно, что у него только одно на уме. Точнее, в штанах. Вот я и не встречаюсь. Знаю, что все равно потом снова в дерьме окажусь. Только знаю-то головой! А тело в жар бросает. Как представлю, что он меня обнимает, аж коленки подгибаются. Боюсь, если такое накопится, как-нибудь могу и с катушек слететь… Понимаешь?
— А то! — кивнула Аомамэ.
— И ведь было бы по кому убиваться. Жмот, каких свет не видывал, да и в сексе, прямо скажем, не супергерой. Но по крайней мере, он меня не боится. И при каждой встрече, скотина, так со мной нежен…
— Ну, с такими настроениями у тебя просто нет выбора, — усмехнулась Аомамэ. — Это тебе не блюда в меню изучать. Здесь не ты выбираешь. Здесь выбирают тебя.
— Эх. Нужно было сразу заказывать, чего хотела!
Они рассмеялись.
— Хотя на самом деле, — сказала Аомамэ, — и с меню, и с мужчинами, и с чем угодно — может, у нас и правда нет никакого выбора? Может, то, что остается с нами в итоге, предписано свыше, а мы лишь делаем вид, будто из чего-то там выбираем? И вся эта «свобода выбора» — только иллюзия? Иногда мне и правда так кажется.
— Если ты права, наша жизнь — очень мрачная штука.
— Да уж…
— И что же? Если любишь кого-то всем сердцем, даже самого ужасного подонка и без всякой взаимности, то, как бы хреново тебе ни было, — твоя жизнь пока еще не ад?
— Именно так.
— Ну, не знаю. Насколько я вижу, в этой жизни все слишком глупо и слишком бездушно.
— Возможно, ты права, — согласилась Аомамэ. — Да только обменять ее на другую уже не выйдет.
— Срок для обмена закончился? — уточнила Аюми.
— Ага. И чек потерялся.
— Точно.
— Да и черт с ним, с этим миром. Все равно ему скоро конец придет. И наступит Царство Небесное.
— Жду не дождусь, — усмехнулась Аюми.
Они прикончили десерт, допили «эспрессо», располовинили счет (на удивленье щадящий). А затем передвинулись в соседний бар и выпили по коктейлю.
— Гляди-ка, — вдруг сказала Аюми, — вон тот мужик, случайно, не в твоем вкусе?
Аомамэ обернулась. За стойкой сидел высокий мужчина и пил мартини. Явно бывший отличник в учебе и спорте, постепенно превратившийся в самого обычного мужика средних лет. Волосы на голове уже поредели, а лицо еще оставалось молодым.
— Может быть. Но сегодня у нас девичник, — ответила Аомамэ. — Да и в этот бар не ходят, чтобы кого-нибудь подцепить.
— Ну, это понятно! Я просто так спросила.
— Как-нибудь в следующий раз.
Аюми посмотрела на Аомамэ в упор.
— Значит, в следующий раз ты пойдешь со мной на охоту? За мужиками, я имею в виду.
— А что? — ответила Аомамэ. — Почему бы и нет.
— Вот здорово! — обрадовалась Аюми. — Если ты рядом, я готова на что угодно!
Аомамэ пила «дайкири», Аюми потягивала «Том Коллинз».
— Так что ты там по телефону говорила? — спросила Аомамэ. — Что мы с тобой лесбиянок изображали?
— А! Ты об этом, — улыбнулась Аюми. — Да так, ничего серьезного. Покривлялись, чтобы общего драйва подбавить. А ты что, правда ничего не помнишь? Сама же тогда разошлась чуть ли не больше всех!
— Ни черта не помню, — призналась Аомамэ. — Провал в памяти.
— Ну, мы с тобой разделись догола, за сиськи друг друга трогали, целовали друг дружку везде…
— Куда целовали? Даже туда? — перебила Аомамэ и, спохватившись, огляделась по сторонам.
В полупустом баре ее голос прозвенел, как сигнал тревоги. Слава богу, к их болтовне никто не прислушивался.
— Но я же говорю, мы понарошку дурачились. И языком ничего не делали.
— Ч-черт! — Аомамэ с силой потерла пальцами веки и глубоко вздохнула. — И что на меня нашло?
— Прости, — вздохнула Аюми.
— Да ну тебя. Ты-то здесь при чем? Это же я нализалась до чертиков.
— Но я тебе скажу: там у тебя так мило… Все прямо как новенькое!
— Так и есть, — усмехнулась Аомамэ. — Оно и правда почти совсем новенькое.
— Бережешь от износа?
Аомамэ кивнула:
— Стараюсь не злоупотреблять… Так ты что же, би?
Аюми покачала головой.
— У меня впервые в жизни. Правда. Я ведь тоже напилась до чертиков. Ну и решила: если с тобой, так можно и подурачиться немного. Это же только игра. Или ты по-другому воспринимаешь?
— Я тоже, в принципе, не из того теста. Хотя однажды в старших классах кое-что почувствовала. К очень хорошей подруге. И не собиралась ничего делать, все как-то само получилось.
— Пожалуй, я тебя понимаю. Ну и как — ты кончила?
— Да… думаю, да, — призналась Аомамэ. — Но это случилось единственный раз. Мы решили, что это неправильно, и больше не пробовали.
— Что неправильно? Лесбийский секс?
— Да нет же. Дело не в этом. Нам вовсе не казалось, что мы извращенки. Просто обе чувствовали, что отношения между нами не должны такими быть. Мы слишком глубоко и крепко дружили, чтобы выражать чувства так… примитивно.
— Во-он как? — задумчиво протянула Аюми. — Слушай, А можно, я сегодня у тебя переночую? Такой вечер чудесный. А если сейчас в общагу поеду, сразу все волшебство пропадет.
Аомамэ допила «дайкири», поставила бокал на стойку.
— Переночевать — ради бога, но только без глупостей. Идет?
— Да, конечно, я совсем не за этим. Просто хочется побыть с тобой еще немножко. Я где угодно могу спать, хоть на полу. А завтра у меня дежурства нет, спозаранку вставать не нужно…
Они сели в метро, вышли на станции Дзиюгаока, добрались до квартирки Аомамэ. Обе подшофе, расслабленные и сонные. На часах было почти одиннадцать. Аомамэ постелила гостье на диване и выдала пижаму.
— А можно, я чуток с тобой полежу? — попросилась Аюми. — Просто рядышком. Без глупостей, обещаю!
— Валяй, — согласилась Аомамэ.
И усмехнулась про себя: ну и дела. Хладнокровная убийца трех мужиков и женщина-полицейский в одной постели. Чего только не случается в этом мире.
Гостья скользнула к хозяйке в постель, обняла ее за талию. Аомамэ ощутила, как чужие упругие соски прижались к ее груди. Изо рта Аюми слегка пахло алкоголем и зубной пастой.
— Как думаешь, у меня сильно большая грудь? — спросила Аюми.
— Глупости. У тебя отличная грудь. Очень красивая и правильная.
— Но ведь говорят, что если большая грудь, значит, мозгов не хватает. И сиськи на бегу болтаются. И лифчик — как две кастрюли, сушить на балконе стыдно…
— Ну, мужикам как раз такие и нравятся.
— Да еще и соски здоровенные, — не унималась Аюми. Расстегнув пижаму, она достала правую грудь и показала сосок Аомамэ. — Смотри, какие! Разве не странно?
Аомамэ посмотрела. Конечно, сосок не из маленьких, но и не такой огромный, чтобы из-за него маяться. Совсем немногим больше, чем у Тамаки.
— Очень красивые. Неужели кому-то не понравились?
— Да был один… Впервые вижу, говорит, такие здоровые соски.
— Просто он в жизни мало сосков повидал. У тебя абсолютно нормальная грудь. Это у меня меньше, чем нужно.
— Ты что! Мне твои сиськи знаешь как нравятся. Такие благородные и сексуальные.
— Да ну! Слишком маленькие, да и по форме разные, одна меньше другой. Вечная проблема лифчик подобрать.
— Что же, выходит, у каждого свои комплексы по жизни?
— Ну да, — сказала Аомамэ. — Поэтому давай-ка спать.
Аюми попыталась ладошкой прокрасться Аомамэ под пижаму.
— Куда? — схватила ее за руку Аомамэ. — Ты же обещала без глупостей!
— Прости, — спохватилась Аюми, убирая руку. — Точно, я же обещала… Это все выпивка. Только я и правда тебя обожаю. Прямо как подругу из женского колледжа.
Аомамэ ничего не ответила.
— Значит, самое-самое важное в жизни ты бережешь для того парня, да? — уже шепотом спросила Аюми. — Как я тебе завидую! Здорово, когда есть для кого беречь…
Наверное, подумала Аомамэ. Вот только что у меня самое-самое важное в жизни?
— Спи давай, — сказала Аомамэ. — Я буду тебя обнимать, пока не заснешь.
— Спасибо тебе, — вздохнула Аюми. — Извини, от меня одни неудобства…
— Не за что извиняться, — ответила Аомамэ. — И неудобств никаких нет.
Ровное дыханье Аюми согревало Аомамэ под мышкой. Где-то далеко залаяла собака. Кто-то с грохотом захлопнул окно. Время шло, а она все гладила спящую Аюми по голове.
Оставив уснувшую гостью, Аомамэ поднялась с кровати. Спать сегодня выпадало все-таки на диване. Она достала из холодильника бутыль с минералкой, выпила два стакана подряд. Вышла на узенький балкон, села на алюминиевую пожарную лестницу и стала глядеть на город. Стояла тихая весенняя ночь. Порывами ветра доносило шумы большой магистрали — точно шелест волн искусственного моря. Полночь прошла, и назойливость уличной рекламы хоть немного ослабла.
Определенно, к Аюми я привязалась. И по мере сил хочу о ней заботиться. После смерти Тамаки я ни с кем не общалась так задушевно. И даже не мечтала о новой подруге. Но с Аюми почему-то могу раскрыться и говорить, что думаю на самом деле. Конечно, она совсем не такая, как ты, — сказала Аомамэ той Тамаки, что жила в ее сердце. Ты — особенная. Все-таки мы с тобой вместе выросли, плечом к плечу. Ничего подобного больше не повторится.
Аомамэ запрокинула голову, уставилась в небо. И ее мысли заблудились в далеком прошлом. В том времени, когда они с Тамаки были вместе. Во всех этих беседах и прикосновениях… Как странно отличается это ночное небо от обычного, вдруг заметила она. Сегодня явно что-то не так. Какая-то неуловимая, но принципиальная разница не давала ей покоя.
В чем тут дело, она заметила не сразу. Но, даже заметив, долго не верила своим глазам. Ибо то, что Аомамэ видела, никак не походило на правду, к которой она привыкла.
В небе висели две луны. Большая и маленькая. Большая — обычная, как и всегда. Круглая, желтая. Но с нею рядом висела еще одна луна, совсем непривычная. Какая-то кривоватая. С зеленым оттенком, будто покрытая мхом. Ничего больше Аомамэ разглядеть не смогла.
Она прищурилась. И, снова закрыв глаза, помолилась о том, чтобы все стало так, как было. Но ничего не изменилось. Никакого оптического обмана — и глаза не подводят. В небе над нею, красиво поблескивая, висели две луны. Желтоватая — и зеленоватая.
Может, разбудить Аюми? — подумала Аомамэ. И спросить: что, в небе на самом деле две луны или это мне кажется? Но она передумала. А вдруг Аюми ответит: «Эй, ты откуда свалилась? С прошлого года на небе положено две луны, всем давно объявили»? Или скажет: «Что ты мелешь, Аомамэ? На небе только одна луна, ты о чем? У тебя с глазами все в порядке?» Так или иначе, проблему этим не решить. Только хуже станет.
Аомамэ изо всех сил растерла скулы и щеки. И, все еще глядя на две луны в небе, подумала: что-то очень важное все-таки происходит. Сердце забилось быстрей, чем обычно. Либо мир сошел с ума, либо у меня поехала крыша. Проблема в пробке — или проблема в бутылке?
Она вернулась в комнату, заперла дверь на балкон и задернула шторы. Достала из шкафа бутылку бренди, налила. Аюми продолжала мирно сопеть в постели. Глядя на нее, Аомамэ медленно выпила бренди. Опершись локтями о стол — и очень сильно стараясь не думать о том, что можно увидеть, если раздвинуть шторы.
Ну что ж, подумала она. Этому миру и правда скоро конец.
— И наступит Царство Небесное, — тихонько сказала она.
— Жду не дождусь, — ответил ей кто-то.
