28
— Оливер, ты уверен?
— Марси, ответ положительный.
Она ждала, пока я вернусь из Нью-Хэйвен, и выглядела свежей и бодрой. Никто бы не подумал, что она провела весь день, пересекая континент от побережья к побережью.
Хотя разговор с отцом был всего лишь одной из множества новостей, которые я вывалил, он заинтересовал её.
— Ты отказался, даже не задумываясь?
— Не задумываясь и не сомневаясь.
Потом я вспомнил, с кем говорю.
— Естественно, будь ты на моём месте, ты бы возглавила всю эту проклятую штуку, не так ли? То есть, ты ведь так и поступила.
— Но я была очень сердита, — искренне призналась Марси, — мне хотелось доказать кучу вещей.
— И мне. Именно потому я и отказался.
— И ты допустишь, чтобы... м-м... наследство ушло к другим?
— Хорошее наследство — первые потогонные фабрики Америки!
— Оливер, это древняя история. В наше время член профсоюза зарабатывает фантастические...
— Это не имеет значения.
— Посмотри, сколько хорошего сделала твоя семья! Больница, Бэрретт Холл в Гарварде. Пожертвования...
— Послушай, это не обсуждается, о'кэй?
— Почему? Ты ведёшь себя, как ребёнок. Как какой-нибудь левый радикал прошлого!
Какого дьявола она так страстно пытается уговорить меня присоединиться к проклятому Предприятию?
— К чёрту это, Марси!
Внезапно — звонок. Телефонный звонок развёл противников по углам ринга.
— Мне ответить? — спросила Марси.
— Чёрт с ним — почти полночь на дворе.
— Это может быть что-то важное.
— Не для меня.
— Я тоже живу здесь.
— Значит, ответь, — буркнул я, понимая, что вечер воссоединения любимых окончательно испоганен.
Марси ответила.
— Это тебя, — сказала она и передала трубку мне.
— Да, что? — рявкнул я.
— Эй, ужасный! Она ещё там! — радостно сообщил голос.
Филипп Кавиллери. Надо улыбнуться.
— Ты меня проверяешь?
— Тебе ответить честно? Да. Так оно движется?
— Что ты имеешь в виду, Филипп?
— Динг-донг, динг-донг.
— Что это? Часы с кукушкой?
— Свадебные колокольчики. Когда мы их услышим, чёрт побери?
— Фил, ты узнаешь первым.
— Так скажи мне сейчас, чтоб я мог спокойно отойти ко сну.
— Филипп, — ответил я в притворном негодовании, — ты позвонил, чтобы проводить пропаганду брака, или чтобы сообщить что-нибудь полезное?
— Ага. Давай поговорим об индейке.
— Фил, я говорил тебе...
— О самой настоящей индейке. Фаршированной. Птичке на День Благодарения.
— Ох, — это же на следующей неделе.
— Я хочу, чтобы ты и этот интеллигентный женский голос присоединились к нашему семейному празднованию.
— А кто приглашён кроме нас? — уточнил я.
— Отцы-пилигримы! Какая к чертям разница?
— Кого ты приглашал ещё, Фил? — настаивал я, не в шутку опасаясь толп шумных крэнстонцев.
— Пока что — никого, кроме себя самого.
— А... — протянул я. И вспомнил, что Филипп терпеть не мог ходить по праздникам к своим родственникам. («Все эти чёртовы вопящие бамбино», — говорил он. Я делал вид, что верю его оправданиям ).
— Отлично. Следовательно, ты мог бы присоединиться к нам здесь, — я взглянул Марси. Она одобрительно улыбалась, одновременно усиленно показывая жестами: «Кто, ко всем чертям, будет готовить?».
— Марси хочет встретиться с тобой, — продолжал настаивать я.
— О, я не могу, — сказал Филипп.
— Давай.
— О'кэй. Когда?
— Где-то утром. Просто дай знать, когда прибывает твой поезд.
— Привезти с собой что-нибудь? Хочу напомнить, что я поставщик лучших тыквенных пирогов в Род-Айленде.
— Было бы здорово.
— И начинку?
— Было бы очень здорово.
Марси отчаянно сигнализировала: «А остальное?».
— Гм... Фил, ещё одна вещь. Ты знаешь, как готовят индейку?
— Как самый настоящий индеец! — завопил он, — А ещё я могу достать её у моего дружка Анджело. Ты уверен, что она не обидится?
— Кто, Фил?
— Твоя прекрасная невеста. Некоторые леди очень обижаются, когда обнаруживают у себя на кухне мужика.
— Марси в этом отношении придерживается широких взглядов, — успокоил его я.
От восторга она уже подпрыгивала.
— Отлично. Значит, это на самом деле замечательная девушка. «Марси», да? Эй, Оливер, ты думаешь, я ей понравлюсь?
— Ответ положительный.
— Тогда я приезжаю на поезде в десять тридцать. О'кэй?
— О'кэй.
Я уже собирался положить трубку, когда снова услышал его голос.
— Сказать тебе, Оливер?
— Да, Фил?
— Благодарение — самое подходящее время для свадьбы.
— Спокойной ночи, Фил.
Сеанс связи наконец завершился. Я обернулся к Марси:
— Ты рада, что он приедет?
— Если ты уверен, что я ему понравлюсь.
— Эй, не напрягайся.
— Это получится куда успешнее, если мне не придётся готовить.
Мы рассмеялись.
— Минутку, Оливер, — сказала она, — разве тебя не ждут в Ипсвиче?
Верно. День Благодарения — одна из Святых дат Бэрреттов. Но — форсмажор.
— Я позвоню и скажу, что задержался из-за дела попечительского совета. Оно как раз начинается в понедельник.
Марси пришлось тоже внести изменения в свой график.
— Мне надо быть в Чикаго, но я прилечу сюда на ужин, а потом вернусь последним самолётом. Благодарение — очень важная дата в календаре продаж. В пятницу начинаются распродажи.
— Отлично. Это будет много значить для Фила.
— Я рада.
— О'кэй, теперь когда мы всё организовали, — сказал я, — мог бы я выразить свои эмоции?
— Да. Какие?
— О'кэй... грусть. Гарвард проиграл Йелю. И день был совсем неудачный. Нет ли у тебя каких-нибудь идей, как можно было бы утешить меня?
— Тебе необходима терапия, — нахмурилась Марси, — ты мог бы лечь на эту кровать?
— Мог бы, — ответил я. И лёг. Она присела на краешек.
— А теперь можешь делать всё, что хочешь, — предложила она.
Я послушался.
А после этого мы счастливо заснули.
Всю неделю Фил Кавиллери, не покладая рук, готовил праздничное угощение. И тратил кучу денег на маркетинговые звонки.
— Она любит класть в начинку каштаны?
— Она на работе, Фил.
— В восемь вечера?
— В среду она работает всю ночь, — своего рода псевдо-объяснение.
— Какой у неё там номер? — похоже ради того, чтоб выяснить её отношение к каштанам, он был готов звонить прямо сейчас на работу.
— Она занята, Фил. Но, да, вспомнил! Она обожает каштаны.
— Великолепно!
И он исчезал. Ненадолго.
В последующие дни имели место телефонные конференции по грибам, тыкве (может лучше кабачки?), виду клюквы (желе, или целые ягоды?) и всем остальным овощам.
— Они будут прямо с фермы, — я прикинул расстояние до Род-Айленда, — то, что вы в Нью-Йорке видите только в замороженном виде.
Естественно, все важнейшие решения за Марси принял я. У неё как раз была неделя в Цинцинатти, Кливленде и Чикаго. Хоть мы и общались довольно часто и не меньше часа каждый вечер, меню к списку важнейших обсуждаемых тем не принадлежало.
— Как идёт дело попечительского совета, друг мой?
— Я готов. Барри проделал чудовищную работу. Мне осталось только выступить. Сейчас как раз перечитываю список запрещённых материалов. Они не разрешают ученикам читать Воннегута. И даже «Над пропастью во ржи».
— О, это очень грустная книга, — вздохнула Марси, — бедный одинокий Холден Коулфильд.
— А меня ты не пожалеешь? Я тоже очень одинок.
— Ох, Оливер, я не просто жалею. Я обливаюсь слезами.
Если бы мой телефон прослушивался, парень на прослушке тоже обливался бы слезами каждую ночь, когда звонила Марси.
Утром Дня Благодарения меня разбудила индейка. Внёс её лично Филипп Кавиллери, который в последний момент решил, что ему нужен самый ранний рейс. Чтобы иметь в запасе достаточно времени на всё («Знаю я эту твою плиту. Она напоминает раздолбанный тостер»).
— Эй, где она? — спросил Филипп, через секунду, после того, как разгрузился. (Обшарив глазами почти все углы).
— Фил, она здесь не живёт. Кроме того, она в Чикаго.
— Почему?
— Бизнес.
— Ух! Она занимается бизнесом?
— Да.
Он был впечатлён. И тут же спросил:
— Она ценит тебя, Оливер?
Господи, это никогда не кончится!
— Давай, Фил, начинаем работать.
Я убирал. Он готовил. Я накрывал на стол. Он расставлял на нём холодные закуски. К полудню банкет был в готовности номер один. Весь, кроме индейки, которая должна была поспеть в полпятого. Самолёт Марси приземлялся в Ла Гардии в полчетвёртого. В праздник не бывает пробок, так что мы спокойно успеем сесть за стол к пяти. В ожидании обеда мы с Филом глушили голод футболом по телевизору. Он отказался выйти даже на пару минут, хотя день был по-ноябрьски ясным и солнечным. Настоящий профессионал, он не мог позволить выпустить Птицу из-под своего неусыпного наблюдения.
* * *
Где-то в два зазвонил телефон.
— Оливер?
— Где ты, Марси?
— В аэропорту. В Чикаго. Я не смогу приехать.
— Что-то не так?
— Не здесь. Кризис в денверском филиале. Вылетаю туда через двадцать минут. Подробнее объясню ночью.
— Это серьёзно?
— Да, по-моему. Может занять несколько дней, но если повезёт, удастся сохранить его на плаву.
— Я могу помочь?
— Да... пожалуйста, объясни Филиппу. Передай, что я очень сожалею.
— О'кэй. Но это будет непросто.
Короткая пауза. Которая могла быть и длиннее, если б Марси не торопилась на самолёт.
— Эй, у тебя расстроенный голос.
Я задумался. Не хотелось добавлять ей проблем.
— Только разочарованный. Мы же... ладно, забыли.
— Пожалуйста, дождитесь, пока я не доберусь до Денвера. Я перезвоню.
— Да.
— Скажи мне что-нибудь хорошее, пожалуйста, Оливер.
— Надеюсь, в самолёте подадут индейку.
В нашем с Филом пире на двоих, было что-то утешительное.
Напоминало старые времена. Мы были вдвоём, только я и он.
Еда была великолепной. Гораздо труднее было проглотить собственные мысли.
Филипп пытался помочь мне успокоиться.
— Слушай, — сказал он, — в мире бизнеса такие штуки случаются. Бизнесмены должны ездить. Это в самой природе...бизнеса.
— Да.
— Кроме того, есть и другие люди, которые не всегда могут быть дома. Например, солдаты...
Великолепная аналогия!
— И если без неё не могут обойтись, это значит, что у Марси важная работа, верно?
Я промолчал.
— Она на руководящей должности?
— Вроде того.
— О'кэй, вот видишь. Она современная девушка. Господи, да ты гордиться должен. Она из тех, кто добивается своего. Идёт на повышение, конечно?
— Скоро.
— Это хорошо. Амбициозная. Тебе надо гордиться, Оливер.
Я кивнул. Просто, чтоб дать понять, что не заснул.
— Когда я был маленьким, — поведал Фил, семья гордилась, если могла сказать: «Наши дети амбициозны». Конечно, обычно так говорили о парнях. Но эти современные девушки, они же во всём равны, нет?
— Во всём, — отозвался я.
Моя неразговорчивость наконец убедила его, что ему не удаётся смягчить моё разочарование.
— Эй, — он попытался зайти с другой стороны, — это будет не так, если ты женишься на ней.
— Почему нет? — спросил я с легчайшей иронией.
— Потому женщина остаётся женщиной. Жена всегда будет сидеть дома, со своей семьёй. Это естественно.
Я не стал спорить с его пониманием естественного.
— Послушай, — продолжал он, — это твоя ошибка. Если ты сделаешь честной женщине...
— Фил!
— Что верно то верно, — рявкнул он, защищая человека, которого и в глаза не видел, — эти дикие феминистки могут закидать меня камнями, но я знаю, что говорит Библия. «Муж да прилепится к жене своей». Верно?
— Верно, — ответил я в надежде, что он наконец заткнётся. Помогло. На несколько секунд.
— Эй, так что же, чёрт побери, означает «прилепиться»? — спросил он.
— Находиться очень близко друг к другу.
— Она читает Библию, Оливер?
— Думаю, да.
— Позвони ей. В отеле должно быть карманное издание.
— Позвоню, — обещал я.
