Глава 4

Поднося руку к звонку, Вадик предупредил:

– Сейчас будет море слез. С женами всегда так… – и вздохнул, представив себе почему-то худенькую женщину в черном одеянии, с заплаканным лицом и тонким дрожащим голосом. Она будет много говорить, вдаваться в несущественные подробности, рассказывать каким хорошим был ее муж, и плакать, плакать, плакать… Понадобится бог знает сколько времени, прежде чем они выяснят, что иногда он позволял себе выпить немного, и еще столько же, чтобы она, наконец, признала, что в последнее время ее муж действительно спивался, но все равно он был очень, очень хороший. И снова примется за свое, а они будут утешать ее по очереди и ждать пока иссякнет этот поток.

Она не открывала.

Мешков и Вадик озабоченно переглянулись, потому что в квартире во всю мощь динамиков надрывался телевизор, значит, вдова была дома. Вадик, уже без всякого стеснения, барабанил по двери кулаком. И как раз, когда он занес руку для очередного удара, дверь приоткрылась и в проеме показалось заспанное, недовольное лицо. Ее лицо. Ни при каких обстоятельствах оно не могло бы показаться привлекательным. Круглое, одутловатое, с обвисшими щечками, окруженное пышными, обесцвеченными волосами, с вздернутым носиком и маленьким капризным ртом, теперь, когда его исказила гримаса недовольства, оно казалось почти отталкивающим.

Вдова выглядела старше своих сорока лет. Веселенькая пижама в мелкий цветочек, обтягивающая пышные формы и предполагающая нечто игривое, только усугубляла дело.

Они ее разбудили. Вадик, который возненавидел ее с первой секунды, подумал, что спать при орущем телевизоре, который слышно даже за дверью квартиры, может только очень здоровый человек. И еще он подумал, что она настоящая стерва. Не потому, что у нее было отталкивающее, искаженное гримасой недовольства лицо, а потому, что от нее исходила скрытая агрессия, и потому, что в одно мгновение оглядев мужчину, она могла совершенно точно дать ему оценку. Как мужчине. И после того, как она выносила свой вердикт, никакие слова и поступки уже не могли ничего исправить или разубедить ее. Она почти никогда не ошибалась. Только один раз, и эта ошибка стоила ей очень дорого.

Именно это она и сделала. Посмотрела на них быстрым, оценивающим взглядом. Поэтому двое мужчин, явившихся к ней ранним утром, чтобы покопаться в ее личной жизни, немного смутились. Наверное, то, что она увидела, ее не слишком впечатлило, потому что она без всяких эмоций бросила небрежно:

– Проходите. – и впустила их в маленький, заставленный всяким барахлом, коридор.

Закрывая за ними дверь, она объяснила, что вчера хоронила мужа, у нее был очень тяжелый день. Она отпросилась с работы, хотела отоспаться. Но вот явились они и разбудили ее.

Вдова замолчала и стала переводить взгляд с одного мужчины на другого, ожидая извинений.

Вадик был уверен, что Мешков поставит ее на место и скажет: «Ну, знаете что, милая женщина! Мы к вам не на пирожки пришли, а по делу. Между прочим, по поводу смерти вашего мужа, которого вы вчера хоронили. И мы не можем подстраиваться под каждого свидетеля, так что давайте не будем…» Вадик представил, какое глупое лицо будет у этой стервы, когда Мешков скажет ей так. Ну или примерно так. Но вместо этого услышал:

– Я как-то не подумал. Можно поговорить в другой день. Завтра, например. – Вадик даже приоткрыл рот от изумления.

– Ну, хорошо. – вдова сдержанно улыбнулась и махнула рукой. – Поговорим сейчас. Все равно я уже не усну.

Она попросила их пройти на кухню. Сказала, что ей нужно одеться, и что много времени это не займет, и действительно довольно быстро вернулась, уже в халате и мужских домашних тапочках. Стягивая руками на большой мягкой груди полы халата, она сообщила, что готова ответить на их вопросы, хотя совершенно не понимает к чему столько шума вокруг такой жалкой персоны, как ее муж. Так она сказала и посмотрела на них равнодушными светло-серыми глазами, слегка припухшими ото сна.

Проходя мимо маленькой комнаты, должно быть спальни, Мешков бросил взгляд на большую плазму, сверкающую всеми цветами радуги. Это был единственный предмет во всей квартире, который говорил о том, что Тучков неплохо зарабатывал, все остальное было обшарпанным, полинявшим, допотопным.

Мешков посмотрел мельком на экран: симпатичная брюнетка, то ли японка, то ли китаянка, улыбаясь ненатуральной улыбкой, давала советы, как сервировать стол к приходу гостей. Обычная чепуха для домохозяек. Если вдова и слушала эти советы, то явно им не следовала. Хозяйкой она была скверной.

Они сидели на кухне, где царил страшный бардак: в раковине возвышалась гора грязной посуды; на кухонном столе, покрытом липкими пятнами от чая – стопка дамских журналов, жидкость для снятия лака, ватные диски и пепельница, полная белых тонких окурков. Она не придала этому никакого значения и не смутилась. Просто сдвинула этот хлам в сторону, чтобы Вадик мог разложить свои бумажки. Вдова идеально соответствовала окружающей обстановке, она была неухоженной, обрюзгшей, заспанной. Но у Мешкова сложилось впечатление, что эта неряшливость обманчива, несколько нарочита. Он был уверен, что эта дама при желании могла за пять минут привести себя в порядок и выглядеть еще очень и очень привлекательной. Но сейчас, сидя на табурете за грязным кухонным столом, заваленным всяким барахлом, она только производила впечатление очень нерадивой хозяйки. Впрочем, жена она тоже была никакая, потому что не только не выглядела как убитая горем вдова, не была даже расстроена. Слезами здесь и не пахло, и Вадик решил, что вариант с тихой, плачущей вдовушкой нравится ему гораздо больше.

– Нелли Владимировна Тучкова, семидесятого года рождения, проживающая по адресу, Елецкая, 21, квартира 39. Все правильно?

– Да, – она криво усмехнулась, слегка задетая тем, что посторонний мужчина говорит о ее возрасте.

– Нелли Владимировна, поговорим о вашем муже.

– Что ж, – она пожала плечами. – Поговорим.

– Скажите, что он был за человек?

– Довольно гадкий, если говорить откровенно.

Мешков и Вадик переглянулись.

– В чем это выражалось?

– Во всем. Начиная от внешнего вида и заканчивая манерой общения. Я его терпеть не могла. Вообще, мы находились в стадии развода. Правда, эта стадия несколько затянулась.

– Почему?

– Из-за жилплощади, конечно. Никак не могли найти подходящий вариант для размена. Он не хотел оставить квартиру мне и снимать жилье. А на другие варианты я была не согласна. Я потратила на него двадцать лет своей жизни, это было бы слишком несправедливо по отношению ко мне. Сначала мы пытались решить эту проблему, даже обращались в агентство по недвижимости, но потом оставили эту затею. Пришлось терпеть друг друга, как-то приспосабливаться. Хотя это было и нелегко.

– Вы часто ссорились?

– Лучше спросите как часто мы не ссорились. Это будет вернее.

– Причина ссор?

– Ого! – она высокомерно рассмеялась. – Вот так сразу? Ну, хорошо… Скажем так, он не оправдал моих надежд. Такой ответ вас устроит?

– Не совсем.

Она устремила светлые глаза в окно, немного подумала и объяснила. Ее мать всегда говорила, что с такими внешними данными ее ожидает блестящее будущее. Слава Богу, что бедной женщины давно нет на свете. Она была бы шокирована увидев свою дочь в такой обстановке, в таком виде, рядом с таким мужем.

– Согласитесь, я заслуживаю большего. – вдова посмотрела на Мешкова и даже чуть повернулась к нему в профиль, как бы приглашая его оценить внешние данные, которые в прошлом сулили ей такие блестящие перспективы. Она была чертовски уверена в себе, эта дама. Вадик хмыкнул.

– Конечно, – охотно солгал Мешков и уловил боковым зрением возмущенный взгляд Вадика.

– Я думала, что он многого добьется, свернет для меня горы. По крайней мере, так мне было обещано, когда я выходила за него. Нужно было только проявить упорство. Но он оказался просто жалким ничтожеством. Эта убогая квартира, эти копейки, которые он называл зарплатой. Господи! Я даже ни разу не была заграницей, потому что мы не могли себе это позволить. И это теперь, когда люди могут позволить себе все! Слава Богу, что он взял на себя ведение домашнего хозяйства, избавил меня от этой возни, сам готовил, стирал. Иначе я бы не выдержала, я бы сама выбросилась в окно. Конечно, мы часто ссорились. Я просто прямо говорила ему все, что думала.

– Как вы думаете, он мог свести счеты с жизнью из-за ваших конфликтов?

– О! – она рассмеялась, и на секунду, только на секунду, ее лицо полодело, и Мешков понял, что она имела в виду, когда говорила о своих внешних данных. Искренний смех на мгновение стер с лица следы времени, перед Мешковым сидела очаровательная блондинка, со вздернутым носиком и ямочками на щеках. Но как только она заговорила очарование тут же пропало. – Только не из-за наших ссор. Его это только забавляло. Чем больше я заводилась, тем больше он получал удовольствия. Из нас двоих я страдала гораздо больше. – Вдова замолчала, задумчиво покрутила пальцем плоскую пепельницу.

Она могла бы порассказать этим людям, как ей жилось все эти годы. Как они изводили друг друга.

Достаточно было пустяка, ничтожной мелочи в виде сломанного каблука на дешевой туфле, чтобы ненависть и раздражение начинали бродить в ее душе, а потом выплескивались наружу. Она могла бы сказать, что ненавидела его до слепоты, до удушья. Но он научился противостоять ей. Приспособился.

Сделал из ее ненависти забаву. Отгородился от нее стеной иронии и добродушной усмешки. И чтобы она не говорила, чтобы не делала – он только усмехался и посмеивался. Иногда, устав от бесполезных криков, чувствуя что оскорбления не попадают в цель, она плакала. Потому что у ненависти тоже есть слезы.

Слезы бессилия.

Она ничего не сказала им. Они все равно бы не поняли.

– Вы можете назвать его ближайшее окружение? Друзья, родственники…

– Друзья?

– Да.

– У моего мужа?

– Да.

– У моего мужа вообще не было друзей. У него был сволочной характер. К тому же он был алкоголиком. Не вижу смысла это скрывать. Вы ведь все равно узнаете.

– А с кем он пил? Обычно для этого имеется приятель или знакомый, тот, кто всегда может составить компанию.

– Мой муж не нуждался в компании. Он пил в одиночку, скрытно. Думал, что никто ничего не замечает, но все давно уже заметили, конечно.

Мешков подошел к окну, открыл его, перегнулся через подоконник, осмотрел окно снаружи, обернулся к вдове:

– Он не говорил, что собирается что-нибудь делать с окном, скажем, установить спутниковую тарелку…

– Если бы вы знали, сколько нервов я истрепала, прежде чем выпросила у него телевизор, вы бы не стали задавать мне подобные вопросы. Он дрожал над каждой копейкой.

– Ну, хорошо. Может быть, в последнее время он вел себя как-то странно, был угнетенным, подавленным, обеспокоенным?

– Не знаю.

– Угрозы, странные звонки…

– Не думаю. Впрочем, я не приглядывалась…

– Он был здоров?

– Относительно. Если бы было что-то серьезное, он бы замучил меня своим нытьем.

Вдова встала, закурила тонкую белую сигарету, подошла к распахнутому окну и стала задумчиво стряхивать пепел, облокотившись на подоконник, с которого еще совсем недавно свалился ее супруг. Она об этом не думала. Пуская красивые колечки дыма, она думала совсем о другом и вдруг заговорила:

– Знаете, у него были неприятности на работе. Он не ладил с начальником.

– Вот как? И в чем же суть конфликта?

– Понимаете, Дима, то есть Дмитрий Николаеваич, – называя это имя, она оживилась, – мой давний поклонник. Мы все трое дружили в молодости. В общем, они оба, и Егор и Дима, добивались меня, и оба были довольно настойчивы.

Она так и сказала «добивались», давая понять, что завоевать ее было делом нелегким.

– Я выбрала Егора. – объявила она и горько усмехнувшись, добавила, – К сожалению. Он был в каком-то смысле более изобретательным: говорил, что намерен сделать карьеру, рассказывал, что в Питере у него есть дальний родственник, какой-то высокопоставленный чиновник, чуть ли не министр, который только и ждет, когда Егор закончит мед. академию, чтобы позаботиться о его будущем. Он обещал, что мы уедем в Питер, где будут хорошие условия, деньги, интеллигентная среда… Он лгал с таким упоением! Я была молодая, глупая. Мне и в голову не приходило, что он выдумывает. И я выбрала его.

На одно мгновение лицо ее дрогнуло. Это была больная тема. Глупость, из-за которой все пошло наперекосяк. Она не любила ни того, ни другого. Просто неправильно выбрала.

– Дима тогда очень тяжело перенес мой отказ. – она довольно улыбнулась.

Старая история. Так было тогда, так происходит сейчас и будет происходить и через десять лет и через пятьдесят. Но это история случилась двадцать лет назад. Мешков хорошо себе это представлял: как молодой парень вобьет себе в голову, что только она и никакая другая. С этой блондинкой с чудесными ямочками на щеках связана вся дальнейшая жизнь, без нее ничто не имеет смысла. Тем более, что эта девушка дает понять, что все возможно, хотя бы тем, что иногда позволяет целовать эти нежные щеки, улыбается ему, жарко обвивает его шею руками, целуя его при прощании. Парень понимает, что ради этих глаз, этой улыбки готов на многое, почти на все. И ему совсем не нравится, когда точно такая же мысль приходит в голову еще кому-то, тем более, что этот «кто-то» – лучший друг. И он не знает, что ровно тоже самое девушка проделывает с его другом. Ведь она выбирает, прикидывает. Так же целует, улыбаясь, слушает признания, вздохи, позволяет себя провожать. Парень этого не знает и не понимает, откуда в его друге столько упорства, почему он смотрит с ненавистью, почему упорно маячит рядом, когда они хотят побыть вдвоем?

Первым делом – дружбе конец. Они уже не друзья, а соперники. И начинают «добиваться». Дело заканчивается дракой, может быть даже не одной, может быть, в присутствии девушки, которая видя их озлобленные лица, улыбается смутной улыбкой. Ее тоже можно понять. Попробуй-ка сделать правильный выбор, когда не любишь ни того, ни другого, а от этого выбора зависит вся дальнейшая судьба!

Парень сдается и уходит. А может, однажды, придя к ней домой с букетом сирени, с досадой обнаруживает соперника, небрежно, по-хозяйски обнимающего девушку. «Мы подали заявление…»

Такое не скоро забудется.

– Как же получилось, что они стали работать вместе?

– Они как-то встретились с Димой на вечере выпускников. Дима сказал, что открывает собственную клинику и набирает сотрудников. А Егор работал в госучереждении, получал сущие копейки. Дима позвал его к себе. Я думаю, он сделал это из-за меня. Не знаю… По-моему, он так и не смог меня забыть. Знаете, есть любовь, которую люди проносят через всю жизнь! – произнося эту пошлую, банальную фразу, вдова самодовольно улыбнулась.

– И ваш муж согласился? – спросил Вадик.

– Конечно! – она посмотрела на Мешкова с удивлением. – Причем не раздумывая.

– Сколько они проработали вместе?

– Три года.

– В чем конкретно выражалась неприязнь начальника?

– Муж говорил, что шеф часто придирается к нему по пустякам, критикует из-за любой мелочи, делает это в присутствии других сотрудников. Коллеги мужа переняли эту манеру и тоже стали относиться к нему с пренебрежением. Это унижало мужа, и он часто нервничал.

– И поэтому пил. – полуутвердительно полувопросительно вставил Мешков.

– Возможно.

– Он хорошо выполнял свои профессиональные обязанности?

– Понятия не имею. Но думаю, что работа здесь ни при чем, просто Дмитрий Николаевич его терпеть не мог. А как бы вы относились к человеку, который увел у вас любовь всей жизни?

– Прежде всего, я не позвал бы его к себе на работу.

– Говорю же, он сделал это из-за меня. Понял, как я живу и ужаснулся. Как он еще мог мне помочь? Не мог же он просто предложить мне деньги! Поэтому он сделал так, что муж стал больше зарабатывать. Но это ничего не изменило.

– Как вы сказали его зовут?

– Черных Дмитрий Николаевич. Он владеет клиникой, в которой работал муж. Очень состоятельный человек.

– Он искал с вами встречи?

– Никогда! – вдова гордо вздернула подбородок. – Я была замужем, он тоже женат. Он смирился с моим выбором, но ненавидел моего мужа. Думаю, видя его каждый раз, просто не мог сдержаться от раздражения и срывался.

– Вы хотите сказать, что начальник вашего мужа создал вокруг него невыносимую обстановку, морально давил на него, из-за этого ваш муж стал часто выпивать и в конце-концов покончил с собой? – Мешкову показалось, что она слишком уж акцентирует их внимание на этом аспекте. Это казалось странным. Она не производила впечатление наивной женщины и не могла не понимать, что такими разговорами оказывает бывшему поклоннику дурную услугу.

– Не думаю, что муж преувеличивал. И знаете, я уверена: когда все уляжется, Дмитрий Николаевич непременно позвонит мне и предложит свою помощь.

– А вы ее, конечно, примите? – это спросил Вадик.

– Конечно, – она уверенно тряхнула светлыми, спутанными волосами. – Я теперь одинокая женщина. Мне просто необходимо крепкое мужское плечо.

– Муж сильно переживал бы, если бы его уволили?

– Другого такого места он бы не нашел.

– Какое настроение у него было в тот день?

– Понятия не имею. Когда он уходил, я еще спала. Правда, он звонил мне утром.

– И что говорил?

– Просто нахамил мне, как обычно. Он умел это делать. Я бы сказала, это единственное, что он умел.

– Он звонил из клиники?

– Наверное. По-моему, он был уже пьян. Мы поругались, и я бросила трубку.

– Когда вы узнали о случившемся?

– Я как раз возвращалась с работы, подходила к дому и увидела у подъезда Скорую.

– Когда вы зашли в квартиру, вам не бросилось в глаза чего-нибудь подозрительного?

– Например? – она непонимающе уставилась в глаза Мешкову. Действительно удивилась. Она никогда не смотрела что творилось в этой маленькой гадкой квартире, тем более на кухне. Она жила как во сне и ждала, когда этот кошмарный сон закончится.

– Что здесь был кто-то посторонний? Или посторонние. Лишние рюмки на столе, приборы, какие-нибудь посторонние предметы?

– Ничего такого я не заметила. И вообще мне было не до того.

– Последний вопрос.

– Хотелось бы. – Она не кокетничала, не жеманилась, скорее вела себя как утомленная надоедливыми поклонниками красавица. Не смотря на неряшливый вид и некую агрессивность, в ее плавных движениях и низком бархатном голосе было что-то удивительно женственное. Мешков подумал, что наверное, когда у нее хорошее настроение, она отлично поет. «Интересно, у нее бывает когда-нибудь хорошее настроение?».

– У вас есть друг?

– Что?!

– Друг, мужчина, молодой человек?

– Ну, знаете! – На этот раз она возмутилась и плотнее запахнула на груди халат.

– Что поделаешь, Нелли Владимировна! – Мешков виновато развел руками, – Такая работа.

– Отвратительная работа, – сообщила она. – Разве можно задавать женщине такие вопросы?

– И все-таки?

– У меня никого нет, ясно? – вдова обиженно поджала губы. – Я категорически не приемлю внебрачные половые связи. Я считаю это распущенностью.

И глядя на Вадика, насмешливо добавила, что хотя ее муж был жалким ничтожеством, в том числе и в интимной сфере, она никогда не стала бы ему изменять. Это не в ее характере. Тереться по углам с любовником? Фу…

– Почему он все-таки не оставил записки? – задумчиво спросил Мешков.

– Понятия не имею. И знаете… – она доверительно придвинулась к Мешкову, и в глазах ее заплясали веселые чертики.

– Да?

– Мне плевать. – она выпрямилась и посмотрела на них и высокомерно поджала губы.

Она проводила их до коридора и при прощании неожиданно подала руку для поцелуя. Вадик, не глядя на протянутую руку, сухо попрощался, а Мешков галантно склонил голову.

Выйдя из подъезда, Вадик немедленно накинулся на Мешкова.

– Я не понял. Что это было?

– Ты о чем? – спросил Мешков, заранее улыбаясь.

– Я вот смотрел на вас и подумал, уж не влюбились ли вы друг в друга. Что еще за целованье ручек? И вообще, ты вел себя с ней так, как-будто она тебе… понравилась.

– А может, так оно и есть.

– Нет. – Вадик даже остановился. – Ты шутишь.

– Поехали. Пощупаем этого зубного воздыхателя.

– Ты что, правда думаешь, что кто-то мечтает об этой кикиморе? Мерзкая баба… – Вадик передернул плечами.

– Что-то ты разошелся сегодня. Может, сейчас она и выглядит не ахти, но уверен, что когда-то она была настоящая красотка.

– Так это когда было?! – возмутился Юрченко.

– Ты кое-что забыл, друг мой.

– Что именно?

– Есть люди, которые проносят любовь через всю жизнь! – высокопарно процитировал Мешков только что услышанную от вдовы фразу.

– Что? О! Ну да, как я мог забыть? – Вадик остановился и внушительно произнес. – Только вот что я тебе скажу, друг мой.

– Да?

– Посели меня с ней на недельку, и ты увидишь.

– Увижу что?

– Как я сигану в окно.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Поехали, психолог! – Машков дружески хлопнул его по плечу. – В причастность этого делателя голливудских улыбок я, конечно, не верю. Но поговорить с ним надо. Кстати, проверь, действительно ли она была на работе, когда это случилось. Поехали в клинику, говори адрес…

Оставшись в одиночестве, вдова прошла в спальню и легла на кровать, мечтательно раскинув руки. Теперь она улыбалась, и эта улыбка мгновенно омолодила ее лицо.

Она почти не солгала следователю, за исключением одного маленького пустяка. Улыбаясь и вспоминая этот разговор, она бросала нетерпеливые взгляды на телефон, лежащий на подушке. И, словно движимый силой ее мысли, он зазвонил. Вдова схватила его порывистым движением, перевернулась на живот и сказала нежным воркующим голосом:

– Привет, любимый! Представь, у меня только что был следователь…