Глава 23

Вадик плюхнулся на стул, расставив длинные ноги, спросил:

– Может, кофейку?

– Ты пей. Я не хочу. Принес распечатку?

– Да. – спохватился Вадик и выложил из папки белый тонкий листок. – Знаешь, очень странно. Судя по распечатке звонков, Тучкова первая позвонила Федотову.

– Серьезно? – Мешков уставился на Вадика поверх очков. – Дай сюда. Ты смотри-ка, действительно. Сама позвонила. Как же это может быть? Она же его не знала.

– Вот и я говорю – странно. – Вадик встал, щелкнул кнопкой электрического чайника. Насыпал в большую чашку кофе, сахар.

– А это что за звонок?

– Который?

– Ну, вот же, смотри, утром и не задолго до смерти? – Мешков ткнул ручкой в короткий телефонный номер.

– А! Это «Артемида» – институт красоты. Я уже узнавал.

– Какого черта им понадобилось от Тучковой?

– Понятия не имею. Наверно, хотели снять ее в передаче «ДО и ПОСЛЕ», в рекламных целях. Там было над чем поработать.

– А это?

– Есть еще звонки в различные турагентства.

– Понятно. Нашла деньги и решила кутнуть.

Вадик налил в чашку кипяток. Вернулся с чашкой к столу.

– Зачем же она позвонила Федотову? – Вадик сделал глоток и поморщился. – Господи, и это называется кофе! Просто ужас! Что ты говорил?

– Я говорил, что нужно позвонить в этот институт.

Вадик отставил чашку, набрал номер, прислушался к гудкам.

Приятный женский голос ответил сразу.

– Интитут красоты «Атремида» приветствует вас.

– Здравствуйте! Мне нужна ваша помощь.

– Консультант Юлия, слушаю вас. Чем я могу вам помочь? – голос был очень нежный, с мягкими, вкрадчивыми интонациями.

– Меня интересует в какой связи вы звонили вчера одной даме.

– Вчера мы звонили многим дамам. Какая интересует вас? – голос мгновенно утратил свою переливчатость, нежность и стал совершенно обычным, даже немного раздраженным.

– Тучкова Нелли Владимировна.

– А вы кто? Ее муж?

– Боже упаси! – Вадик наспех перекрестился.

– В таком случае, я не могу вам сказать. Это конфиденциальная информация.

– Но мне-то вы можете сказать. Даже обязаны. – Вадик представился и коротко объяснил, что ведется следствие по уголовному делу и она просто обязана предоставить ему любую информацию, даже конфидециальную.

– Минутку, сейчас посмотрю. – теперь голос и вовсе стал недружелюбным. – Да, действительно. Мы звонили ей позавчера. У нее была назначена повторная консультация. И я сама звонила, чтобы напомнить ей.

– И что? Консультация не состоялась?

– Нет. Она сказала, что в этот день ей неудобно и сказала, что сама позвонит нам, когда определится.

«Конечно, ей было в этот день неудобно, – хмыкнул про себя Вадик. – У нее было дело поважнее —

умереть.»

– Вы сказали «повторная»?

– Да. Она была у нас две недели назад. Вас интересует что-то еще?

Мешков посмотрел на Вадика.

– Послушай-ка! Две недели назад Тучков был еще жив. Она поперлась в этот институт, только если уже

знала о деньгах. Что-то тут не вяжется. Съезжу-ка я в эту «Артемиду». А ты поезжай к Квасковой.

– Зачем?

– Покажи ей фото Федотова. Может, она вспомнит его. Чем черт не шутит!

По сравнению с институтом красоты, «Улыбка-Голливуд» была просто сельским клубом.

Мешков припарковался неподалеку, вышел из машины и стал удивленно разглядывать мраморные колонны и выбитую в камне надпись в греческом стиле «Артемида». Конечно, в таком помещении, клиент не должен напрягаться ни одной секунды, двери разъехались сами, впуская его в мир будущего.

Мешков допускал вмешательство пластических хирургов в дела природы только в двух случаях. Во первых, когда человек, мужчина или женщина, не важно, становились жертвами несчастного случая. Тогда работа врачей считалась желательной и даже необходимой. Во втором случае, более пикантном, Мешков считал вмешательство не необходимым, но желательном. Если женщине не повезло с носом. Неприятно видеть как на миленьком личике возвышается массивное сооружение, которое делает женщину непривлекательной и даже отталкивающей. Почему бы не исправить такой явный промах, природы или высших сил, это уж как кому будет угодно?

Вся остальная канитель вокруг своей внешности вызывала у него стойкую неприязнь. Какой-то самообман.

Симпатичная медсестра в коротком халатике, предупредила Мешкова:

– К сожалению, сейчас у доктора консультация. Но через десять минут Лев Николаевич освободится и примет вас. – и она указала рукой на мягкое кресло.

«Вот так. Лев Николаевич! Будьте любезны.» И Мешков сразу представил себе длинную седую бороду, крупный нос, белую холщевую рубаху и лапти. «Ну что вы, матушка! С такой маленькой грудью век в девках просидите. А вот я вам закачаю такие шары, что у соседских помещиков глаза на лоб полезут.

Отбою от женихов не будет!». Усаживаясь в мягкое кресло, Мешков усмехнулся.

Напротив сидела дама неопределенного возраста, с белыми волосами, на которую Мешков поглядывал с некоторым испугом. Если это современные эталоны женской красоты – то он предпочитает быть одиноким. Неужели этот кошмар своими руками сотворил тезка великого писателя? Дама листала журнал, бросала на него быстрые взгляды, выпятив пухлые, раздутые губы, и у него мелькнула мысль, что кто-то хорошенько приложился к этим губам, прежде чем она явилась сюда. Он не мог сказать сколько ей лет, но она показалась ему ужасно старой, хотя на ее лице не было ни одной морщинки и кожа, без единого изъяна была натянута на костяк лица как на барабан. Он даже сомневался женщина ли она. Впрочем за этот факт говорило то, что из ее кофточки леопардовой расцветки выпирала огромная грудь, тоже очевидно плод человеческих рук.

– Не смущайтесь, – вдруг сказала она и посмотрела ему в глаза.

– Что?

– Вы ужасно смущаетесь, а ведь в этом нет ничего особенного. Мужчины тоже должны следить за собой.

– А! – Мешков махнул рукой. – Я здесь по-другому вопросу.

Дама не отставала.

– Вот видите? – она склонила набок голову и посмотрела на Мешкова мудрым понимающим взглядом.

– Вижу что?

– Делаете вид, что оказались здесь случайно, а стало быть, смущаетесь. А что плохого в том, что мужчина хочет выглядеть моложе? – она раздвинула вывернутые губы, засунула между ними палец и перелистнула страницу. – Разве это плохо?

– Что?

– Ну, что мужчина хочет выглядеть молодо?

– Не знаю. – Ему не хотелось говорить с ней. Ему хотелось, чтобы она заткнулась и перестала смотреть на него со снисходительной всепонимающей улыбкой.

– А я знаю, – уверенно сказала «жертва красоты». – Здесь нет ничего плохого. А то знаете, познакомишься с мужчиной, а у него лицо как печеное яблоко, морщины, залысины, нет зубов. Нет-нет да и подумаешь: «А стоит ли?». Тратишь такие деньги на красоту! – Мешков представил себе бедолагу, которому она преподносит себя как подарок, представил как она тянется к его лицу своими вывернутыми, как у рыбы губами, и от всей души посочувствовал ему. Пухлые губы вдруг раздвинулись в улыбке, мутноватые глаза прищурились одобрительно. – А вы – молодец!

– Правда? – Мешков застенчиво улыбнулся в ответ.

– Ну, конечно. Только не нужно смущаться. – она даже потянулась к нему и похлопала его снисходительно по руке, покрыв его ладонь своей лапкой с длинными красными ногтями.

– Знаете, – неожиданно сказал Мешков, продолжая улыбаться. – А ведь вы меня раскусили.

– Вот-вот! – дама радостно засмеялась, и кожа на скулах натянулась до предела. – У меня наметаный глаз. Я сразу поняла зачем вы здесь. Здесь чудесный коллектив, внимательные врачи, мы здесь совершенно не смущаемся. Вы насчет пластики?

– Можно и так сказать. – Мешков придвинулся к ней поближе, чуть понизил голос. Дама с готовностью, не выпуская из рук журнал, подалась к нему. – Я не насчет лица. С этим все в порядке. Хочу увеличить… ну, вы понимаете… – Мешков выразительно опустил глаза вниз. – Не доволен размерами…

Женщина покраснела, на секунду ожившее, взволнованное лицо пошло пятнами, возмущенно захлопнула журнал.

– Ну знаете! – она выпрямилась, отодвинулась от Мешкова и гневно зашуршала страницами.

– Я думал, мы здесь не смущаемся, – вздохнул Мешков.

Из кабинета вышла тщедушная блондинка с заплаканными глазами и счастливо вздохнула. Она прижимала к груди сумку, и наверняка, была недовольна размерами груди или ее отсутствием. И судя по облегченным вздохам, Лев Николаевич пообещал ей исправить этот досадный промах природы. Ее провожала медсестра и придерживая за локоть, ободряюще улыбалась.

Из-за двери послышался голос:

– Лара! Кто там у меня?

Медсестра оглянулась на дверь и ответила:

– Из полиции.

– Что? – голос удивился. – Что ты сказала?

И желая прояснить ситуацию, доктор вышел из кабинета и уставился на помощницу, веселыми глазами.

– Это что, розыгрыш такой?

Он был кто угодно, только не Лев. Ничего общего с великим классиком. Это был добродушный, маленький толстяк в белом халате и круглых очочках. Из всей растительности на его голове был только окружавший лысину темный бордюрчик волос. Разговаривал он быстро, почти скороговоркой, и его глаза за стеклами очков лукаво улыбались.

Мешков поднялся ему навстречу, выставил раскрытое удостоверение. Улыбка сошла с полного лица, но глаза за круглыми стеклами очков продолжали улыбаться. Доктор радушно указал рукой на дверь.

– Прошу.

– Эй! – громко возмутилась дама. – Сейчас мое время.

– Извините, Милана Григорьевна, – обрнулся врач. – Это не займет много времени. Полистайте пока журнальчик. Лара! Сделай Милане Григорьевне чашечку кофе.

«Милана? Ну, это вряд ли…» – думал Мешков, проходя в кабинет Льва Николаевича. В то время, когда она была младенцем, а он был уверен, что ей лет сто, о таких именах в нашей стране слыхом не слыхивали.

Милана, Мила, Людмила. Он мог поспорить, что по паспорту «жертва красоты» – просто Людмила Григорьевна. Люда, Люська… Ну, конечно, никакого сравнения с Миланой. Просто никакого сравнения.

Изменив нос, натянув кожу на лице, увеличив грудь на несколько размеров, грех было не изменить имя.

Интересно, у нее есть хоть что-нибудь настоящее? Наверное, только глаза, старые, поблекшие, выдающиее с потрохами.

На золотистой табличке, висевшей на двери было выбито: «Лев Николаевич Розин.»

Услышав фамилию Тучкова, доктор покачал головой:

– Нет. Я не оперировал пациентку с такой фамилией.

– Она приходила на консультацию, – пояснил Мешков.

– Ах, вот оно что! Тогда нужно посмотреть записи. Одну минуту.

Он повернул монитор к Мешкову и на него уставились небольшие светло-серые глаза, вздернутый носик и дряблые щечки. Почти половину экрана заняла пышная шапка обесцвеченных волос.

– Да, это она.

– Я помню ее. – задумчиво сказал толстяк. – Я почему ее запомнил? Она хотела многое исправить, предстояло несколько операций и реабилитационных процедур. В совокупности получилась довольно внушительная сумма. Да, вот у меня записано, что-то около восьмисот тысяч рублей.

Мешков присвистнул.

– Ничего себе! Представляю, какое у нее было лицо, когда вы озвучили сумму счета.

– В том-то и дело, что она даже бровью не повела. Я, помнится, даже предложил ей скидку, стал уговаривать на более щедящие процедуры. Предложил для начала лишь слегка подкорректировать лицо, но она отказалась. Она хотела изменить все, выглядеть моложе. Как двадцать лет назад, так она сказала.

Поэтому-то я и удивился. Она не выглядела как состоятельная женщина, скорее наоборот. Но вела себя так, будто ожидает огромное наследство.

– Скажите, доктор, – Мешков заерзал на стуле от нетерпения. – У вас не сложилось впечатления, что она… ну, как бы это сказать, пришла просто так. Как скажем, небогатые женщины заходят иногда в шикарные магазины, просто прикинуть на себя роль состоятельной дамы и уйти.

– Я понимаю, о чем вы говорите, но не думаю, что она валяла дурака. Напротив, она была настроена очень серьезно. Даже сдала анализы. Позавчера должна была пройти кардиограмму, ведь предстояло применить анастезию в течение длительного времени. Вряд ли она стала бы это делать, если бы не имела серьезных намерений. Только при нашей первой встрече, как раз, когда мы прикинули во что ей обойдутся наши услуги, она сказала, что нужно немного обождать, к тому же стояло лето, жара. Она сказала, что придет снова в конце лета либо в начале осени. И действительно пришла.

– Какое лето? Какая жара? Вы же сказали, что она приходила две недели назад?

– Это была повторная консультация. А первый раз, она пришла ко мне 1 июня, вот запись.

– Но ведь этого не может быть!

– Почему же? Уверяю вас, так и было. – доктор улыбнулся лукаво. Это был очень жизнерадостный человечек.

Мешков сидел выпрямившись мягком стуле и мысли его неслись со скоростью света. Допустим, думал он, Тучкова нашла деньги Федотова. Допустим, решила потратить их в этом странном учреждении. Допустим.

Она даже могла обнаружить их до смерти своего мужа. Но откуда у нее могли быть такие планы почти четыре месяца месяца назад, когда Федотов даже не встречался с женой Черных, и ни о каком шантаже не могло быть и речи?

– Вы извините меня, но что именно кажется вам странным?

– Это очень странно, потому что у нее не было денег.

– О! На этот вопрос я могу вам ответить. Она сказала, что ее любимый мужчина готов потратить на нее целое состояние. Деньги ее не смущают. И его тоже. Она ничего не хотела увеличивать, изменять. Хотела только, чтобы я убрал следы времени, сделал ее снова молодой, как двадцать лет назад. Сказала, что хочет исправить ошибку и сделать правильный выбор. Я не понял, что она имела в виду, но сказала она именно так: «Хочу сделать правильный выбор.»

Мешков молчал, обдумывая услышанное. Доктор следил за ним и улыбался одними глазами.

– Спасибо, доктор. Я вас понял. Вы мне очень помогли. – Мешков поднялся и пожал ему руку.

– А что же, эта дама, она не придет?

– Нет. – грустно ответил Мешков. – Она передумала.

– У меня новости. – довольно сообщил Вадик по телефону.

– Спорим, моя новость круче?

– Вряд ли. Но давай, выкладывай.

– Наша вдовушка причастна к убийству своего мужа и жены Черных. Она уже в начале лета планировала стать состоятельной дамой и зажить на широкую ногу. Угадай, кто морочил ей голову и обещал сделать ее никчемную жизнь райской сказкой?

– Да понял я! Понял. – Вадик засмеялся и Мешков несколько разочарованно помолчал.

– Твоя очередь.

– Я нашел женщину с ребенком, которая распевает колыбельные песни и заставляет нервных мужчин прыгать из окна.

Лицо у Мешкова вытянулось.

– Сдаюсь. Ты выиграл. Где пересечемся?

Когда Мешков велел ему съездить к сестре Черных и показать ей фото Федотова, Вадик не стал спорить, не сказал ни слова, сунул фото в папочку и поехал. Тем более, что Кваскова ему ужасно нравилась.

Она встретила его очень любезно, хотя и довольно сдержанно. Предложила ему чашечку кофе и Вадик сказал, что выпьет с удовольствием. Без Мешкова он чувствовал себя важной шишкой и мысленно усмехался. Сейчас можно было поиграть в большого босса и не наломать при этом дров. Ведь от него требовалась такая малость – предъявить фото человека, которого она наверняка никогда не видела.

Так оно и случилось.

Она взглянула на фотографию Федотова и покачала головой.

Он попросил посмотреть еще раз, более внимательно.

– Мне это не нужно. Я давно занимаюсь фотографией. У меня отличная память на лица. Но я не понимаю, зачем это нужно.

– Понимаете, идет следствие. Сокрее всего именно он…

Она тотчас схватила фотографию и стала смотреть на нее с куда большим интересом, чем минуту назад.

Потом она помолчала и кивнула головой.

– Да, – сказала она, – такой мужчина мог понравиться сестре. Он был в ее вкусе. Мне кажется, он даже немного напоминает Черных в молодости. Отдаленно, конечно, но все-таки… Он уже сознался?

– Пока молчит. Только подтвердил связь с убитой.

– Ужас какой! – она совсем как девчонка при которой рассказали страшную историю, прижала ладони к щекам и со страхом смотрела на Вадика.

– Да уж! Хорошего мало. – Вадик допивал кофе и собирался подняться.

– Как поживает мой зять? – спросила равнодушно, провожая Вадика к двери и протягивая ему фото.

– А как может поживать человек, у которого убили жену? Подавлен, конечно… Переживает. Я хотел спросить вас кое о чем…

– Слушаю, – она улыбнулась.

– Я был на кладбище, когда хоронили вашу сестру.

Вадик замялся.

– Что вы сказали Черных, когда все разошлись?

Кваскова усмехнулась недобро.

– Я сказала, что надеюсь скоро увидеть его рядом с сестрой. Он шарахнулся от меня, как от прокаженной.

Ну и черт с ним! – она вдруг рассмеялась, как показалось Вадику немного не к месту. – Я не жалею об этих словах. Все равно есть вещи, которые я никогда не смогу ему простить.

– Например?

– Ну, в общем много всего. Даже теперь, когда выяснилось, что ее убил… тот человек, я считаю, что в том что с ней случилось виноват именно он. Если бы он не был таким эгоистичным, таки равнодушным, она никогда не связалась бы с этим человеком. И была бы жива сейчас. И знаете, я не верю в то, что он подавлен. Он слишком… слишком прагматичный, слишком рациональный человек.

– По-моему вы несправедливы к нему. Он говорит, что очень любил ее всегда…

– Вранье! Часть имиджа, которого он старательно придерживался. На самом деле, он никого не любил, даже сестру. Даже детей не хотел заводить. Говорил, что это им не нужно. Однажды она забеременела и радости не было предела! Но он заставил ее сделать аборт.

– Заставил? Как это?

– О! Вы не знаете этого человека! Он сделал так, что она сама побежала к врачу, понеслась на всех парах!

– Интересно.

– Он говорил, что у него дурная наследственность, что от него нельзя иметь детей. Она не верила. Но, когда врач поставил ей срок месяц, она, конечно, поделилась с ним. А он отвез ее в одну психушку, где находится сестра его покойной матери. И устроил ей свидание с этой чокнутой. Это был кошмар.

Совершенное растение, но с весьма своеобразным сдвигом. Спятила в ранней молодости, вообразила, что родила ребенка от дьявола и таскает по-всюду какие-то тряпки, распевает колыбельные песни и лепечет какой-то вздор, хотя никогда не была замужем и не имела детей. Сестра рассказывала мне и просто рыдала.

– Ну-ка, Тамара Павловна, – Вадик решительно взял ее за руку. – Давайте присядем.

– Что? Вы ведь уже уходили.

– Ничего. Я не спешу, – Вадик старался говорить обычным голосом, но на самом деле ужасно волновался. – Очень хочется послушать. Так вы говорите, у Черных есть тетка, сумасшедшая?

– Ну-да, – она немного испугалась, глядя на взволнованное лицо Вадика. – Так сказала сестра. Посмотрела на нее и после этого побежала на аборт. Черных сказал: «Ты ведь не хочешь иметь у себя под боком такое чудо?»…