Густой утренний туман никак не желал развеиваться.

Мерзкое это место, граница Купчино и Средней Рогатки… Испокон веку тут были земли, насквозь пропитанные влагой, болотистые даже по меркам северной столицы, целиком отстроенной на болотах.

Потом огромный город, растущий как раковая опухоль, подмял и поглотил болота, засыпав их, завалив миллионами кубометров глины, камней и всякой дряни… Болота умерли под непосильным для них гнетом.

Теперь все возвращается на круги своя. Болота рвутся наверх, словно зомби из своих могил.

И вырываются, и вновь пропитывают водой и почву, и воздух… Только… Только это не просто былая аш-два-о, не живительная влага… Это мертвая вода, труп воды, вода-зомби… Вода умерших болот.

Я стянул перчатку, осторожно провел рукой по складному прикладу «Хеклер-Коха». Влажный… Только влага на ощупь словно бы и не вода вовсе, а нечто противное, маслянистое. И тут же поймал себя на мысли, что и в самом деле мы в этом тумане словно на дне морском. Но вода, затопившая и сгубившая город на манер Атлантиды или Китежа, не такая густая, как ей полагается, – дышать с грехом пополам можно…

Дышать и впрямь было непросто. То самое, маслянистое, висело в воздухе мельчайшими капельками и лезло в глотку и легкие, вызывая кашель и нестерпимый зуд слизистых оболочек…

Без респиратора вообще беда. И с респиратором беда, фильтры промокают и выходят из строя быстро.

…Железнодорожная насыпь здесь была высокая, крутая и напоминала поверхность увеличенной во много раз пемзы – вся была испещрена дырами или даже норами. В те норы, что поменьше, человек средних кондиций мог забраться лишь ползком, в самые большие – на четвереньках.

Но людям, не страдающим навязчивыми мыслями о суициде, забираться в норы не стоило. И даже подходить к ним слишком близко не стоило…

Мы и не подошли. Приблизились в том месте, где насыпь была на достаточно большом протяжении забетонирована. Бетон давно потрескался, и из трещин торчала черная трава-держиножка, но росла она не настолько густо, чтобы сбить с ног и высосать человека…

Но и здесь подниматься наверх, к рельсам, не хотелось… И проходить там, где под насыпь подныривала улица Типанова, чтобы на выходе обернуться проспектом Славы, не хотелось тоже… Чуйка… Сталкерская чуйка, будь она неладна.

– Зачем нам на ту сторону? – спросил майор.

– Действительно, зачем? – встряла в разговор подошедшая Ильза.

– Хочу спуститься под землю… – пробубнил я из-под респиратора. – Триггер смещается с юго-запада в Центр, а нас отжимают на северо-запад… Хочу сделать ход конем и…

Я не договорил. Бросился на землю, сдергивая с плеча автомат и одновременно сбив с ног Ильзу.

Собственную очередь услышал с запозданием, когда первые выброшенные гильзы успели долететь до земли. Звуки выстрелов вязли в тумане, как в вате. Я давно подозревал, что с акустикой в иных местах Зоны творится неладное, но с таким отставанием саундтрека от картинки столкнулся впервые.

Рядом грохотали УОКи, тягуче и раскатисто, словно стрельбу записали на пленку и проигрывали неимоверно медленно…

Мой «Хеклер» тоже звучал заторможенно, но успел внести свою лепту в град свинца, обрушившийся на крылатую тень, стремительно пикировавшую на нас из тумана. Я уже говорил, что птицы теперь над Зоной не летают? Да, не летают. А то, что летает, значительно хуже и опаснее птиц.

Откуда ЭТО прилетело, было не понять. Может, спланировало с крыши ближайшего дома, а может, сизым орлом парило в поднебесье, поди пойми.

Но по-любому пташка отлеталась… Рухнула в сотне шагов. Судя по звуку – донесшемуся опять-таки с запозданием, – с небесей рухнуло не живое или псевдоживое существо, но нечто твердое, механическое…

Подошли, и догадка немедленно подтвердилась.

Стреляли в несколько стволов мы не в манту и не в дактиля… В беспилотник. В странный, на редкость примитивный беспилотник, словно бы слепленный в кружке «Умелые руки». Причем функционировал тот кружок при каком-нибудь интернате для детишек с задержками развития.

Шутка.

На самом деле беспилотник слепили в кружке при НИИ ИАРОР, о чем свидетельствовали и надписи на крыльях и фюзеляже, и два алюминиевых шильдика – надраенных, блестящих, издалека заметных.

Причем аляповатость относилась исключительно к внешнему виду самолетика и к его примитивному одноцилиндровому двигателю. Ни системы зажигания, ни вообще чего-либо, основанного на действии электричества, этот пламенный мотор не имел. Топливная смесь воспламенялось исключительно за счет сжатия… Простота – залог надежности, но в Зоне такой принцип срабатывает не всегда, не везде и далеко не с каждым устройством. С этим отдельно взятым не сработал – двигатель заглох, когда в баке оставалось еще изрядно горючего.

Авионика на беспилотнике отсутствовала напрочь, зато навесных приборов хватало с избытком, летающая игрушка буквально щетинилась объективами, датчиками, антеннами и еще чем-то непонятным, но наверняка предназначенным для сбора информации…

На шильдиках, кроме серийного и инвентарного номеров и прочей ерунды, не относящейся к делу, имелась ценная информация. Любому, нашедшему упавший летательный аппарат, сулилась большая награда, если сообщит о том в НИИ и доставит по указанному адресу маршрут-чип со снятой с приборов информацией.

Здесь же имелась примитивная, из четырех картинок, схема – как добраться до маршрут-чипа и извлечь его, не повредив. Пособие для самых тупых сталкеров.

– Сторонники авиаразведки все-таки победили? – невинным тоном поинтересовался я у Ильзы.

К тому времени, когда мое сотрудничество с НИИ завершилось, приверженцы изучения Зоны при помощи планеров, беспилотных аэростатов и зондов-разведчиков составляли в институте маргинальное меньшинство. А генеральная линия зоноведческой науки предполагала, что такой подход станет пустой растратой бюджетных средств на аппараты, для подавляющего большинства которых первый же полет будет и последним.

Возможно, теперь маргиналам удалось доказать свою правоту и пробить финансирование для своих задумок. Но аппарат в любом случае одноразовый, как презерватив…

Надо полагать, этот моторчик поднимает его повыше в небо где-то за Периметром и дозволяет совершить перелет в Зону, а затем горючка кончается или двигатель по иным причинам прекращает функционировать, и БПЛА парит на манер планера, используя восходящие воздушные потоки и пытаясь разглядеть что-либо сквозь туман и измерить что-либо, поддающееся измерению…

Затем аппарат неизбежно падает: и если очень-очень повезет, то может упасть за пределами Зоны, вынесенный за Периметр капризом воздушных потоков. Ну а если рухнет внутри Периметра, вся надежда на сталкеров, имеющих обыкновение читать, что написано на шильдиках.

Действительно, не самое рачительное расходование бюджетных средств.

Я напрямик спросил у Ильзы, насколько справедливы мои догадки.

Она немедленно и непонятно отчего начала юлить, говоря, что совершенно не контактирует с людьми, занимающимися исследованием Зоны с воздуха, и понятия не имеет, чем они занимаются…

Ильза беспардонно лгала. Возможно, майор того и не понял, но меня-то не проведешь… Точно такой же голос и такой же взгляд бывал у Ильзы в былые годы, когда я интересовался: почему, дескать, баланс нашего общего счета никак не соответствует моим представлениям о семейных доходах и расходах?

Пока она пудрила нам мозги и развешивала на уши макаронные изделия, я вспорол ножом фюзеляж – благо был он склеен из тоненьких бальсовых реечек, обтянутых бумагой.

Я вспорол бок самолетика без всякого сожаления, достал маршрут-чип и прибрал к себе в карман. Ильза наблюдала за моими действиями неодобрительно, но вмешаться не пыталась: сама только что открестилась от сторонников авиаразведки… А я человек небогатый. Особенно после покупки Пеленгатора…

Но все-таки: отчего Ильза так старательно отмазывалась от любых связей с авиаразведкой?.. Что-то тут нечисто… что-то бывшая скрывает и не договаривает…

Майор не стал попрекать меня варварским отношением к имуществу ученых. И присвоением чипа, в добывании которого немалую роль сыграли «космонавты», – тоже не стал. Он вернулся к насущному:

– Зачем нам за насыпь, Лорд? И насчет «спуститься под землю» я не совсем понял. Считаешь, что Серая Слизь под Московским районом недостаточно разрослась? Хочешь подкинуть ей еще немного органики?

– Хочу пробраться на старые очистные… Не все туннели под городом заняты Слизью. Есть сухие, где ей делать нечего и жрать некого.

– Старые очистные? Не знаю ничего о таких… – задумчиво произнес майор. – И сам не бывал, и от других не слышал.

Судя по недоуменному виду, Ильза тоже впервые услышала это название.

– Прежде чем стать сталкером, – дружески просветил я Джей-Си, – я служил в спецбригаде Управления. А до училища увлекался диггерством…

– А я был руфером… – внес майор свою лепту ностальгии. – И что дальше?

Я пояснил:

– Думал, юношеское баловство и никогда не пригодится. Однако вот пригодилось.

И я растолковал: мы находимся сейчас в считаных метрах от берега речки Волковки, тянущейся вдоль насыпи, но с другой ее стороны.

А люди начали превращать Волковку в сточную канаву не только в последние десятилетия, когда построили на громадной площади спальные районы, совокупно называемые Купчино.

Процесс начался задолго до того, хоть и шел с меньшей интенсивностью. Раньше, в середине двадцатого века, здесь неподалеку – в те времена за городской чертой, хоть и вблизи от нее, – стояли очистные сооружения, обслуживавшие Московский район, тогда ограниченный с юга Средней Рогаткой.

Канализационные стоки очищались и сбрасывались в Волковку, все как положено… В результате речка уже тогда не замерзала даже в двадцатиградусные морозы, а про то, что в ней когда-то водилась рыба, не вспоминали даже самые древние старожилы. В Питере было много таких речек-призраков: Волковка, Дудерингофка, Мурзинка и прочие канавы с не пойми чем вместо воды…

Прошли годы и десятилетия, выросли купчинские спальники, да и соседний Московский район раздался, вытянулся к югу, и старая система перестала справляться с многократно возросшей нагрузкой. Вместо нее построили новые очистные станции, более мощные, старые установки частично демонтировали, а частично забросили на радость пронырливым диггерам… В том числе и на радость некоему семнадцатилетнему юноше, ставшему годы спустя сталкером по прозвищу Лорд.

И означенный сталкер добился немалых успехов на новой своей стезе – среди прочего и потому, что знает не только безопасные тропки по поверхности Зоны. Но и те, что проложены глубоко под ней.

– Понятно, – сказал майор.

– Ты всегда был авантюристом, – сказала Ильза.

Чеширский, как обычно, ничего не сказал.

– До входа в старые очистные меньше километра, – сказал я майору.

– Но ведь за это ты меня и полюбила, правда? – сказал я Ильзе.

А Чеширскому я ничего не сказал – в игру под названием «Молчанка» можно играть и вдвоем.