3
По всей видимости, я был здесь один, но фонарь не включал, пользовался прибором ночного видения. Скоро здесь могут объявиться покинутые мной коллеги, демаскировка ни к чему.
Ближайший особняк, или вилла, выглядел разгромленным, и разгромленным основательно. Все окна высажены, земля под ними усыпана битым стеклом и какими-то обломками. Погром, возможно, все-таки тут случился. Но следов пожара не видно. Я решил отложить посещение этого строения напоследок, если в других ничего не отыщется…
Дальше на моем пути оказались три приземистые громадины – блоки «Памира», от крайнего левого исходило низкое гудение – работала низкоскоростная турбина.
Последние инструкции Чеширского предписывали мне всего лишь привести в нерабочее состояние «Памир», обесточив тем самым Полигон, и быстро уходить, но я не собирался им следовать, у меня имелись другие планы.
И я прошагал мимо электростанции, ограничившись тем, что посмотрел на радиометр – все-таки столько лет не самое безопасное в мире оборудование проработало без техобслуживания, вообще без пригляда. Радиометр показал фон тридцать девять микрорентген – в два с лишним раза выше былой питерской нормы, но здесь можно жить годами, не рискуя заработать лучевую болезнь.
Не исключено, что кто-то и впрямь тут жил – в следующем здании на втором этаже я увидел слабо освещенное окошко. Хотя с той же вероятностью там могла гореть особо долговечная лампа, не погашенная в дни Прорыва… Придется разбираться.
Второй особняк выглядел нетронутым: окна целы, мусора и обломков рядом нет. Двери – массивные, металлические – оказались заперты. Окна первого этажа защищали решетки, на вид достаточно мощные, а в крохотные окошечки цокольного этажа не протиснулся бы даже ребенок. У меня имелся универсальный ключ ко всем замкам – запас пластичной взрывчатки и несколько детонаторов, – но я решил пока не шуметь и обойти дом в поисках незапертого черного хода или окна без решетки.
Лазейка обнаружилась быстро. В цокольном этаже был устроен гараж с поднимающимися и опускающимися воротами – и сейчас они застыли в положении, позволяющем протиснуться внутрь почти ползком. Но я не стал спешить: погибнуть придавленным воротами – обидное и глупое завершение карьеры.
Опустился на землю, посмотрел внутрь, прислушался – не просто так, а с помощью направленного микрофона. Внутри никого не было. А если кто-то и был, то не нуждался ни в дыхании, ни в сокращениях сердца. Я шустрой ящеркой проскользнул в гараж.
Помещение было велико, но машин в нем оказалось всего три штуки. Выглядели они неплохо, гораздо лучше, чем авторухлядь, ржавевшая в Зоне под открытым небом: казалось, достаточно накачать спущенные колеса – и можно ехать.
Еще здесь лежали на бетонном полу мертвецы. Сохранились два трупа значительно хуже, чем автомобили. Влажный воздух попадал сюда в щель под воротами, и мумификация, как на Московском вокзале, не получилась: белели кости, на них виднелись клочки иссохшей кожи и плоти, превратившейся во что-то непонятное… По одежде можно было понять, что это останки женщины и мужчины. Рядом с женщиной валялась большая дорожная сумка на колесиках, а мужчина лежал рядом с раскрытой задней дверцей «Шевроле» – словно хотел усадить туда свою подругу, и тут-то обоих накрыло… Что именно накрыло, не понять. Все детали скелетов на месте, одежда не повреждена, а большего при таком состоянии тел не выяснить без лабораторных исследований…
Судя по малому числу машин в гараже, остальным сотрудникам удалось уехать. Далеко ли – вопрос отдельный. В любом случае можно позабыть еще одну легенду: об отважных ученых, до конца, как стойкие оловянные солдатики, остававшихся на посту.
Больше ничего интересного в гараже не обнаружилось. Дверь, ведущая в глубь здания, оказалась не только не заперта, но даже распахнута, и я двинулся туда.
После короткой экскурсии по первому этажу стало ясно: этот особняк использовался как жилой корпус для сотрудников: прежние роскошные апартаменты были на скорую руку разделены перегородками и перепланированы в небольшие – одна комната и прихожая – квартирки. Лишь столовая осталась прежних размеров и выполняла прежнюю функцию. Некоторые жилища были заперты, и я не стал их вскрывать, наверняка там то же, что и за открытыми дверями: следы поспешного отъезда, распахнутые шкафы и разбросанные вещи.
Никаких намеков на научную аппаратуру. Никаких следов Триггера, хотя Пеленгатор продолжал утверждать, что тот в непосредственной близости.
На втором этаже наблюдалась та же картина: жилые помещения, в спешке брошенные. Надо было отправляться в третье здание, но я решил не оставлять позади непонятного и разобраться со светом, видимым снаружи. Прошел в то крыло – и оказался в скупо освещенной гостиной. Эта комната тоже сохранила первозданный размер. Возможно, даже обстановка уцелела от первых хозяев: роскошные диваны, бильярдный стол… Но я не интересовался деталями меблировки, сразу двинувшись к источнику света.
Оказалось, что наружу пробивалась малая часть света «вечного» фонаря – установлен он был так, чтобы освещать стену над ним. А на стене красовалась надпись, сделанная толстым черным маркером. Точно такой же маркер лежал у меня в кармане. И точно такой же фонарь я имел при себе, но пока не пускал в ход.
Надпись гласила:
ПАМИР ЗАМИНИРОВАН, НЕ ЛЕЗЬ
ЧЕШИРСКОМУ НЕ ВЕРЬ
МАЙОРА НЕ СПАСТИ, НЕ ПРОБУЙ
БЕРЕГИ ПЕЛЕНГАТОР
СУНЬ ГРАНАТУ В РУКАВ
Под пятью строчками стояла подпись: буква «L» со стилизованной завитушкой.
Моя подпись.