13

Когда ее родители сообщили, что хотят повидаться с дочерью, Арина собралась было поехать к ним, но Максим сказал, что он будет более чем счастлив принять их здесь, в их доме. И подчеркнул, что обязательно должен встретить их лично. Арина сопротивлялась, но он настоял. Сказал, что родители его девушки не будут бродить с сумками по грязным недрам московского метро. Тем более что они могут там потеряться и разволноваться. Волнений им и без этого хватает, верно?

– Почему ты так говоришь? – удивилась Арина.

– Они волнуются за тебя. Они оставили тебя со мной, ты это учла? Я помню выражения их лиц, когда я тебя увозил от них. Теперь я хочу, чтобы они увидели, что с тобой все в порядке.

– Да, наверное.

– Что, наверное?

– Наверное, ты прав, и со мной все в порядке.

Максим нахмурился. Он подошел к ней, растерянно перебирающей одежду в большой гардеробной, куда она практически никогда не заходила и которой не пользовалась из принципа. Максим попросил ее надеть что-то красивое, что-то праздничное.

– Если ты напялишь одну из твоих полуистлевших джинсовых размахаек, твои родители решат, что я еще и на твоей одежде экономлю. Никому не известно, насколько самовольная, упертая и неуправляемая моя принцесса.

– Но я не хочу…

Максим подошел и ласковым поцелуем накрыл ее губы.

– Я хочу. Только сегодня, пожалуйста. Разве ты не видишь, что я пытаюсь произвести положительное впечатление на твоих родителей?

– Но зачем тебе это? Тебе же всегда было наплевать на то, что думают окружающие.

– Твои родители – не окружающие, и мне не плевать. Они подарили мне тебя. А я приехал, весь в грязи, да еще сходил с ума по тебе и поэтому был более чем неадекватен. Тебе не кажется, что твои родители заслуживают милого приема? По-домашнему, чтобы они порадовались за нас.

– Думаешь, они изменят свое мнение, если ты покажешь им меня в красивом платье?

– Ты просто не так давно со мной живешь. Порой я могу быть чертовски обаятельным.

– О, чтобы понять это, не нужно жить с тобой долго! – воскликнула Арина и отскочила в сторону, чтобы не дать стащить с себя футболку. – Но это обаяние – другого рода, и я не думаю, что оно понравится моему отцу.

Максим все продумал. Они встретили родителей на платформе, Максим вручил Арининой маме большой букет цветов – лилии глубокого синего оттенка, точное совпадение с цветом глаз ее дочери. Мама оторопела от неожиданности, а затем растаяла и принялась улыбаться и нести вздор про то, что не надо было тратиться, и все такое.

Отец любезничать не стал, сухо пожал руку Максиму, придирчиво оглядел Арину – не побледнела ли, не исхудала ли? С другой стороны, а когда она была нормальной? Тоненькая, в чем душа держится.

Дочь выглядела, как… инопланетянка. Мать и отец переглянулись, не в силах поверить, что перед ними стоит их дочь. Высокая от природы, еще больше – от каблуков – с Останкино, Арина подскочила и обняла маму, отца. Длинное фисташковое платье в мелкий цветочек – принт изысканный, неброский, но изящный и делающий Арину совсем юной, моложе даже ее лет. Мать обняла дочь, прижала к себе и вздрогнула от того, каким мягким, струящимся был шелк. Его хотелось трогать, гладить, чувствовать.

У нее никогда, ни разу в жизни не было подобного платья.

Тонкие запястья Арины украшены парой браслетов из слоновой кости, на плечи наброшен тонкий шарфик по тону чуть темнее, чем платье. Красавица, она держалась так, словно всю жизнь жила такой жизнью. Это давалось ей с легкостью, благодаря природной грации и тому, что она не осознавала, как хороша. Максим знал, что выбирал.

Но отца все это только еще больше смутило. Он в очередной раз нахмурился, разглядывая сияющую улыбку дочери, затем поднял с перрона сумки, с которыми они приехали, и сунул их в руки Максиму. Словно хотел показать, что тот для него – равный. Подумаешь, деньги. А ты тащи сумки, раз молодой, сильный. Дотащишь.

– Мам, это что там? – забеспокоилась Арина.

– Ну а как же, – запела мать. – Там и огурчики, что мы солили с тобой еще прошлой осенью, и грибочки – нонешние, свежий посол. И свининки мы привезли. Ветчину.

– Ма-ам! – замотала головой Арина. Максим только бросил выразительный взгляд на нее и ухмыльнулся. Арина покраснела и опустила глаза. Родители делали то, что привыкли делать всегда. Передавать гостинцы, следить за тем, чтобы Ариночка что-то кушала, чтобы ноги были в тепле. Арина готова была поспорить, что где-нибудь в глубинах этих сумок, оттягивающих руки Максиму, найдутся и несколько пар вязаных носков из овечьей и собачьей шерсти.

– Ничего себе! – присвистнул отец, когда Максим открыл багажник своего паркетника «Лексус» – того самого, которого он тогда по глупости оставил, предпочел ему гоночный «Порше». Арина видела – машина произвела неизгладимое впечатление на отца. Не только тем, что была большой, сияла чистотой и разговаривала с Максимом нежным женским голосом из навигатора. Еще больше отца потряс факт, что это была еще одна машина. Две сумасшедше дорогие, красивые машины. Одно дело – знать, что дочь твоя связалась с каким-то богатеньким придурком, и совсем другое дело – видеть воочию его богатство.

Они с женой в таких тачках в жизни не сиживали.

– Что-то беспокоит? – спросил Максим, активируя навигационную систему. Он все еще плохо ориентировался в Москве.

– Все нормально, – буркнул отец, пытаясь усесться с комфортом на переднем сиденье. Факт был в том, что сиденье было слишком комфортным, и отец невольно боялся, что может что-то поломать или испачкать тут, в этой жутко дорогущей крокодилице.

– Маршрут построен, – приветливо сообщил нежный женский голос. – Первый поворот направо.

– А прогноз погоды она вам тут не читает? – гыкнул отец, и Максим рассмеялся. Через несколько минут они вывернули на Садовое кольцо и устремились «к ним домой», как сказала Арина.

– Я предлагал Арине пойти в какой-то хороший ресторан, но она сказала, что вы – не большие поклонники ресторанной кухни, так что решили, что лучше посидеть по-семейному.

– Это правильно, – важно кивнул отец, а мать только посмотрела на дочь с благодарностью. К ресторанам она была не готова.

Конечно, у семьи Коршуновых и у семьи Крыловых были несколько разные представления о том, что значит слово «дом».

– И что, вы здесь живете? Это не музей? – Это была первая фраза, произнесенная отцом после того, как он обошел прихожую, гостиную с камином (ту самую, где они…), кухню, кинозал.

– Пап, ну прекрати.

– Я не знаю, то ли мне руки мыть, то ли целиком помыться, – пробормотал он, и Максим засмеялся, словно это была отличная шутка. Только вот проблема была в том, что это было на самом деле. Резная мебель, диваны из тяжелого черного дерева, оригинальные картины на стенах, ковры из шелка – все это было странно.

Как будто они попали во дворец, на обед к королю. Нелепо.

Еще нелепее – сидеть за огромным белоснежным столом, позволяя призванному откуда-то извне официанту в белоснежной униформе сервировать закуски, горячее, напитки. Капрезе, брускетта с пармской ветчиной, ризотто по-каталонски. Официант разносил блюда и тихонько пояснял, что он разносит.

– Как-как? – шумно переспросил отец. – По-каковски?

– Как там погода, во Владимире? У нас она постоянно меняется, – заговорил Максим, с беспокойством посматривая на растерянную Арину, на ее нахмуренного отца.

– Погодка-то? Погодка – ничего. Сено собрали, – начала было мать, но отец бросил на нее такой взгляд, что она осеклась.

– Выпить-то что есть? – пробормотал отец, угрюмо посматривая на официанта.

– Что вам будет угодно? – склонился тот.

– Что мне угодно? – зло осклабился тот.

– Пашка, не смей! – сквозь зубы прошипела мать.

– Почему же? А, мать? Ты им свининку перла, а мне теперь и самогонки не попросить! – заявил отец и отбросил вилку, принялся ложкой ковыряться в ризотто по-каталонски.

– Не позорь дочь! – снова прошипела мать.

– Ну что вы, не стоит и волноваться, – покачал головой Максим и незаметно дал знак официанту, чтобы тот убирался. – Давайте выпьем.

– Серьезно? – вытаращился на него отец. – И самогон найдешь?

– Самогон – это легко. Виски, если быть честным, и есть самый настоящий самогон. Мой любимый, кстати. – И Максим встал, пошел к барной стойке, раскрыл шкафчик с напитками и достал бутылку шотландского виски, с громким стуком плюхнул ее посредине их изысканного стола, а затем нырнул под стол, где стояли «гостинцы», и принялся разворачивать все, что привезли родители в туго набитых сумках.

Через несколько минут стол преобразился, и изысканные блюда, доставленные к их обеду из одного из лучших московских ресторанов европейской кухни, перемежались с домашними огурцами, порезанной ветчиной и котлетками на тарелке.

Только после третьей рюмки отца немного отпустило.

– Ты, может, и неплохой парень, Максимка, – сказал он вдруг. – Но все это нужно заканчивать, мысль мою ловишь?

– Это еще почему? – побледнел Максим. – Вы меня не одобряете? Вы мне не верите?

– Да какая разница, чего я одобряю, а чего нет! – хлопнул по столу ладонью отец. – В том ли дело? Да ты глянь на нее, на нашу Аришку, и на себя глянь. Вы с разных грядок, мысль увариваешь? И странно, что ты сам этого не видишь.

– Арина – самая прекрасная женщина в мире, – мягко возразил Максим, но скулы его напряглись. – Мне нет дела, из каких мы миров, с каких, как вы сказали, грядок. Она тонкая, глубоко чувствующая, нежная…

– А вдруг это любовь! – встряла мать.

– Любовь? Ты видела, как она одета? Эти башни, на которых она ходит. Она норовит ему угодить, вот ведь сидит – королевна, ни дать ни взять, но она же простая девчушка. А? Ну как ты в толк не возьмешь, мать! Ну не будет ей счастья здесь! Не то ей по жизни положено, не об том мечтала она!

– Я больше, чем кто бы то ни было, хочу воплотить ее мечты в жизнь, – не сдавался Максим. – Думаете, я не знаю, как мне повезло?

– Думаю, не знаешь. У тебя таких, на ходулях, было сотни.

– Во всем моем мире не найдется и одной такой.

– А вот в этом ты, парень, прав! – гоготнул отец. – Таких нет. Она с чувством, душа открытая, всем готова помочь. Она совсем не видела зла, да вот привязалась к тебе, люб ты ей, простой девочке. Хочет быть ветеринаром, животных жалеет. А ты – что ты о ней знаешь? Ты только разобьешь ей сердце и бросишь.

– Я никогда ее не брошу! Это невозможно! – Максим встал, и взгляд его стал острым, как строительный нож. Арина с изумлением посмотрела на его незнакомое ей, полыхающее гневом лицо.

– Конечно, невозможно! – И отец оттолкнул от себя большую фарфоровую тарелку с ризотто по-каталонски.

– Да, невозможно! – встав, сдержанно бросил Максим. – И вы ошибаетесь, если думаете, что я ее не знаю. – А дальше на него что-то нашло, и он стал говорить, будто размышлял сам с собой, будто рядом с ним никого не было. – У нее самые синие глаза на свете, и, если она видит зло или несправедливость, они наполняются слезами. Она поет в ванной, у нее нежный голос. У нее чудесный смех. Она – прилежная ученица, и я не могу на нее наглядеться, когда она думает, что на нее никто не смотрит, и пишет что-то в свои тетради. Я поверить не могу, что она полюбила меня, но это только оттого, что у нее слишком доброе сердце, оно даже оказалось в состоянии полюбить меня. И если завтра она исчезнет из моей жизни, в ней больше ничего не останется. Я никогда не стану играть ее будущим, я хочу, чтобы она была счастлива. Если для этого понадобится переехать в вашу деревню, значит, мы так и поступим.

Максим договорил, поднял прозрачный стакан, наполненный виски, опрокинул его и медленно, чинно сел. Повисла тяжелая пауза. Арина вскочила и убежала в свою комнату. Мать бросилась за ней, мужчины остались одни – выяснять отношения с помощью шотландского самогона.

Арина же сидела на краешке своей роскошной кровати в комнате, где она спала в одиночестве, и рыдала навзрыд. Мать сидела рядом и гладила ее волосы натруженной шершавой ладонью.

– Мам, я не могу без него. Я люблю его! – бормотала она сквозь слезы. – Все так сложно!

– Не о чем говорить, дочка, – покачала головой мать и помогла ей забраться повыше, где Арина свернулась в клубочек в материнских руках – совсем как в детстве.

– Отец его ненавидит. Вон как все в штыки принимает, даже еду…

– Он просто тревожится за тебя. Не переживай, он поймет. Отцу тоже тяжко, он и в театр-то ходить отказывается, говорит, больно для «крутых». Мы ж простые…

– Да, мам, да! Мы простые, а он ужасно сложный. Одни сплошные затруднения! – рыдала Арина.

– Но он тебя любит, я чувствую.

– Ты это правда? – Арина недоверчиво подняла на мать заплаканное лицо.

– Поверь уж мне, я повидала мужиков, свихнувшихся от любви. Твоего от нее аж трясет. Он с тебя глаз не сводит. Кто б мог подумать!

И Арина улыбнулась сквозь слезы. Через несколько часов отец допил остатки коллекционного виски и улегся спать на диван из тяжелого черного дерева. Наутро родители отбыли восвояси, наказав дочке звонить им почаще. А отец, потирая лоб и стараясь держать глаза закрытыми, добавил от себя:

– Если только что – сразу езжай к нам. Мы всегда тебя ждем, дочка. Заруби на носу! – и все же раскрыл глаза, чтобы в последний раз испепелить взглядом этого «сынка олигарха». Хорошего вроде бы парня, если по-честному. Но… не положено это – любить парней, с которыми крутят наши дочери. Так уж издревле повелось. На всякий пожарный.