Глава 3
Трентон, штат Нью-Джерси
Декабрь 1776 года
Полковник Иоганн Ралль, командир гессенского полка, что удерживал Трентон по поручению британской короны, получил два послания. Прочитав каждое, он преисполнился ужаса.
Первое принес один из командиров, подполковник Бальтазар Бретауэр. Ралль сломал печать и, тяжело вздыхая, прочел депешу.
– Полагаю, вести недобрые? – сухо поинтересовался Бретауэр.
– Верно полагаете, подполковник. Генерал-майор фон Доноп передает глубочайшие сожаления: генерал Грант отказался пополнить наши ряды за счет британских солдат.
Бретауэр раздраженно фыркнул и оправил жилет.
– Англичашки наняли нас помочь подавить восстание, а сами воевать не желают. Как это на них похоже.
Ралль покачал головой и отложил депешу на стол.
– Грант и фон Доноп – глупцы, – хмыкнул он. – В глупости последнего я и не сомневался, однако надеялся на благоразумие генерала Гранта. Трентон не удержать, располагая всего пятнадцатью сотнями солдат, тогда как сам город стратегически очень важен. Колонисты наверняка обратят на него внимание. Если они нападут…
– Осмелюсь напомнить, что наши инженеры изыскали способы физически укрепить город.
– Какой в том прок? – кисло отозвался Ралль. – Их планы я уже отверг, а дважды повторять не привык.
Бретауэр поклонился с намеком на почтение и спросил:
– Разумеется. На этом все?
– Да, вы свободны.
Бретауэр щелкнул каблуками, еще раз поклонился и покинул кабинет.
И то хорошо, потому как вторая депеша не предназначалась для его ушей и глаз. Нет, это бремя Ралль должен был принять единолично.
Сегодня, в полнолуние, ему предстояло свершить ритуал и привести в мир силу Аваддона.
Приказ Молоха был столь же категоричен, как и отказ фон Донопа прислать подкрепление. Расплата же за ослушание ждала куда страшнее, нежели трибунал. Правда, по иронии судьбы, Молох сам решил проблему с нехваткой сил, ибо ведьма, которой надлежало стать вместилищем яростного демона, станет могучим союзником.
Ралль заранее распорядился, чтобы никто не напивался, даже в эту рождественскую ночь. Дабы ритуал прошел гладко, всем надлежало блюсти трезвость: пускай солдаты напрямую и не участвуют в ритуале, их жизненная сила умножит эффект заклинания.
Когда взошла полная луна, Ралль откупорил бутылку бренди, дабы, следуя собственному распоряжению, выпить скромный бокал за рождение Христа. При этом он отметил иронию происходящего: пить за Сына Божьего перед тем, как призвать в мир орудие Сатаны.
Выпив, он заперся в кабинете и, убрав ковер, достал из ящика стола кусок мела. Опустился на колени и тщательно начертил на дощатом полу сигил.
Сказать по правде, ритуал Ралль мог провести и месяц назад, во время предыдущего полнолуния, однако на тот момент он еще не получил от Молоха ясных инструкций.
Его отец пытался даже в отсутствие прямых приказов от Молоха предугадать желания и потребности повелителя. Иоганн Ралль еще не успел пожить на свете, чтобы позволить себе ту же ошибку.
Закончив рисовать магический знак, Ралль поднялся и позвал помощника, совсем юного лейтенанта Пиля.
– Господин полковник? – войдя, произнес тот и вытянулся по струнке.
– Будьте добры, приведите фройляйн Зерильду. – Будет исполнено! Но, господин полковник…
– В чем дело, лейтенант? – нетерпеливо отозвался Ралль.
– Мы получили донесение от одного из информаторов. – Пиль протянул клочок бумаги.
Немой упрек застыл на губах Ралля. Британская корона дала ясно понять, что любое сообщение от лоялистов, служивших информаторами, является срочным. Однако этой ночью важнее всяких донесений – ритуал. Ралль принял бумагу и, кивнув, сказал:
– Свободны, лейтенант.
Когда Пиль вышел, он спрятал донесение в карман жилетки.
Вскоре в комнату вошла женщина в плотном шерстяном плаще – несомненно, для защиты от холода.
Внешне эта женщина ничем особым не выделялась. Предводительница ковена, она прибыла два месяца назад и Трентона не покидала, проводя все время в пансионе, трапезничая в разное время, дабы не пересекаться в обеденной с другими постояльцами. Ралль слышал, что эти самые другие постояльцы не возражают.
Прежде она не покидала пансиона, и вживую Ралль увидел ее впервые. Предыдущие два месяца они общались исключительно посредством записок, доставляемых с курьером. И вот в кабинет вошла непримечательная женщина среднего роста и телосложения. Она скинула капюшон, открыв каштановые волосы, уложенные в прическу, каковую можно видеть на голове буквально каждой горожанки Штральзунда, родного города Ралля.
– Я вас себе иначе представлял, фройляйн.
Зато выделялись глаза ведьмы: черные, как обсидиан, словно два глубоких омута. Под пристальным взглядом этих глаз полковник попятился. Сердце его на миг перестало биться.
– Сомневаетесь в мощи нашего господина? – произнесла ведьма елейным голосом, в котором слышался акцент, типичный для цыган из родных земель Ралля.
– Нисколько, – с нажимом ответил Ралль. – Приступим?
– Разумеется. – Зерильда скинула плащ, под которым обнаружилась одна лишь белая сорочка, надетая, скорее всего, на голое тело.
Ралль машинально отвел взгляд.
– Что за глупости! – презрительно произнесла ведьма, стягивая сорочку через голову и обнажая тело. – Не позволяйте ханжеству мешать нашей великой работе.
Она разулась.
– Что здесь глупого…
Зерильда подошла вплотную к Раллю, так что ему пришлось невольно любоваться ее прелестями.
– Ваши священники твердят, якобы человеческое тело нечисто и его надлежит скрывать. – Она нехорошо улыбнулась. – Те же священники твердят, мол, если ты уверуешь в их несуразного божка, то жизнь твоя исполнится благости. Но мы ведь оба знаем: они ошибаются, верно?
– Конечно же, – сдержанно ответил Ралль.
– Так есть ли смысл слушать их ложь о теле? – Ведьма снова улыбнулась. – Пожалуй, и вам не мешало бы обнажиться.
– Ритуал того не требует. – Ралль прекрасно знал, что в ходе ритуала тело Зерильды претерпит изменения, которым может помешать одежда. Ему обнажаться причин не имелось, зато было несколько причин оставаться одетым, и первая среди них – собачий холод.
Глумливо рассмеявшись, ведьма прошла в центр начерченного на полу сигила.
– Начнем?
Ралль тяжело вздохнул. Разумеется, Зерильда права: он и без того нарушил все принципы веры, в которой вырос дома, в Гессене, так зачем смущаться женской наготы?
Вытянув перед собой руки, Ралль принялся нараспев читать заклинание на языке, который не звучал уже тысячи лет. Отец рассказывал, дескать, некогда по земле ходили твари – пока их не изгнали в глубины преисподней, – что пользовались этой речью для общения.
Даже по сравнению с немецким этот язык с его гортанным произношением звучал грубо. Ралль не знал в точности, что обозначают отдельные слова, хотя догадывался: целиком заклинание служит для призыва.
Когда Ралль закончит, Зерильдой овладеют темные силы, которые гессенцы обрушат на врагов Молоха. Горе неразумным бунтарям, что осмелятся встать у них на пути.
Чем дольше Ралль читал заклинание, тем сильнее, однако, овладевали им сомнения: он несет тарабарщину, а Зерильда стоит в центре начерченного мелом знака, с ней ничего не происходит… Но стоило произнести последние слова, как мебель в комнате задрожала, посуда зазвенела, и в кабинет из ниоткуда ворвался горячий зловонный ветер.
Вскинув руки, Зерильда воскликнула:
– Приди, Аваддон! Соединись со мной, и вместе мы погрузим этот мир, что заточил тебя в неволю, в сиятельный хаос! Ты отомстишь!
Налетел новый порыв смрадного, как дыхание бешеной собаки, ветра, и Ралль покачнулся. Зерильда тем временем начала преображаться: кожа ее потемнела и уплотнилась, глаза загорелись желтым огнем, пальцы превратились в длинные загнутые когти, а зубы – в клыки. Каштановые пряди медленно оборачивались змеями, как у Медузы Горгоны с греческой вазы.
Не опуская рук, Зерильда расхохоталась безумным смехом, который разнесся по кабинету. Ралля до самых костей пробрал холод.
Вспыхнул ослепительный свет, стало жарко, как в преисподней. Ралль заслонился руками, жалея, что и правда не разделся: на лбу выступили градины пота, а в красном мундире полковник почувствовал себя, словно оказался дома, в Гессене, посреди жаркого лета.
Прошло мгновение – а может, и часы, – но когда Ралль опустил наконец руки, и свет, и жар исчезли. Вернулся жуткий холод, от которого не спасали ни каменные стены, ни огонь в очаге.
Пропала и Зерильда. Слышалось только эхо ее хохота.
За окном занимался рассвет, хотя казалось, что ритуал занял всего несколько минут. На деле же он отнял часы.
В помещение ворвался Пиль и прокричал:
– Повстанцы заняли главные улицы города!
И вновь Раллю было не за что упрекнуть его.
– Как это?
– Командующий повстанцами, генерал Вашингтон, ночью пересек реку барона де ла Варра и на рассвете атаковал заставу у дороги на Пеннингтон!
Когда до Ралля дошел наконец смысл сказанного, он покачал головой.
– Построить полк в конце Кинг-стрит. Сегодня Вашингтон и его сброд торгашей, который он зовет армией, не возьмут Трентон!
Из кармана жилетки он достал доставленное накануне Пилем сообщение. В депеше говорилось, что Вашингтон и его люди уже идут на Трентон… Ралль горько покачал головой.
* * *
Морозный воздух обжигал горло. Генерал Вашингтон мчался на белом коне, ведя людей на Трентон. Сопротивления они встретили даже меньше, чем ожидали. Он, правда, надеялся напасть еще до рассвета, но лед на воде помешал быстрой переправе. Высадиться на противоположном берегу реки де ла Варра в полночь не вышло: Вашингтон прибыл на место не ранее трех часов пополуночи, да и генералы Кадволладер и Юинг не смогли присоединиться к нему из-за суровых погодных условий.
В иных обстоятельствах генерал Вашингтон дождался бы их, но сейчас он просто не имел права терять время. Он обязан был захватить Трентон – и не только по той причине, которую он представил Континентальному конгрессу. Конечно же, после потери Нью-Йорка Континентальная армия остро нуждалась в победе еще до Нового года.
Однако боевой дух людей едва ли волновал генерала в первую очередь. Нет, после отступления из форта Ли он выбрал своей целью Трентон по иному резону: нужно во что бы то ни стало помешать гессенцу Раллю призвать Аваддона. Полнолуние как нельзя лучше подходило для того, чтобы поместить демоническую силу и ярость в человеческий сосуд. Если верить донесениям лазутчиков, сосудом готовилась стать ведьма по имени Зерильда, глава одного из ковенов.
Въехав же тем утром в Трентон, генерал Вашингтон уловил запах серы – неизменный спутник темного колдовства – и понял, что опоздал. Ритуал свершился, и Аваддон пришел на землю.
Удерживавшие Трентон гессенцы отступали. Приметив всадника с полковничьими знаками отличия, Вашингтон рассудил, что это – Иоганн Ралль, потомственный прислужник Молоха. Генерал вскинул пистолет и выстрелил Раллю в спину. Пуля попала в цель, однако лошадь продолжала скакать, унося раненого седока прочь по главной улице. Вскоре Ралль смешался с остальными гессенцами, и Вашингтон потерял его из виду.
– Да не застанешь ты хаоса, что на твоей совести, гессенец, – тихо произнес он.
Погоняя коня, Вашингтон повел людей дальше, к победе, которая не принесла желанной радости.