Продвигаться в глубь распадка уже не было смысла: впереди овраг завершался почти отвесной стеной. Правда, в левой части его просматривался ступенчатый спуск, причем более пологий, нежели остальная часть стены, но ступени его, похоже, были рассчитаны на великанов. Подняться по этому косяку, конечно, можно было, вот только желания такого у старшины не возникало. Как всякий степняк, он руководствовался мудрым правилом предков: «Всякий холм лучше обойти. Даже лошадь без особой нужды на вершину холма подниматься не станет».

Ордаш уже развернулся, чтобы идти назад, к развилке, однако наткнулся на вытянутую руку Оленева.

— Тиха хади, камандыр, да… Песец на охоту хади.

Стараясь не делать лишних шагов и не шуршать, старшина оглянулся, однако ничего не заметил.

— Где этот твой песец?

— Между камнями, — едва слышно проговорил ефрейтор. — Притаился маленько.

И хотя Ордаш и на сей раз ничего достойного внимания не заметил, Тунгуса по-кошачьи прошел мимо него и ринулся куда-то в сторону, к открывавшемуся слева небольшому углублению, завершавшемуся трехметровой высоты завалом. Образовался этот завал, очевидно, во время землетрясения: огромные, многотонные гранитные валуны были набросаны на него так, словно их сносил сюда невиданной мощи великан.

И лишь когда, прижавшись к растрощенному, полуокаменевшему стволу северной сосны, Оркан вскинул карабин, Вадим заметил, как на вершине мелькнула пушистая туша величиной с небольшого пса. Прозвучал приглушенный этим провальем выстрел, туша как бы встрепенулась, её отшвырнуло в сторону валуна, вслед за этим раздался какой-то пронзительный визг, и все затихло.

— Ранил однако, — уверенно произнес тунгус, хотя старшина мог поклясться, что тот промахнулся. А взвизгнула эта тварюшка от страха, когда пуля срикошетила рядом с ней. Впрочем, решить их спор можно было, только добравшись до места укрытия дичи.

Прощупав склон цепким взглядом, ефрейтор обнаружил в нем, в двух шагах от каменного изваяния допотопной сосны, нечто похожее на тропу, которая, по мере того, как охотники поднимались по ней, становилась все более пологой и удобной.

Теперь уже не оставалось сомнений, что это действительно тропа — проложенная когда-то давным-давно. Да, может быть, уже лет сто не хоженая, тем не менее довольно удобная и, во всяком случае, местами расчищенная от камнепада, а местами и прорубленная человеческими руками в сплошном скальном массиве.

Оказавшись на вершине, Ордаш прежде всего оглянулся на открывавшийся там, откуда они пришли, мрачный горный пейзаж: каждая скала напоминала какое-то странное, химерное изваяние: то ли человека-уродца, то ли голову какого-то чудовища. А в общем, это была местность, задерживаться в которой не хотелось.

Что-то явно давило на психику Вадима, какая-то неизведанная сила, какое-то гнетущее предчувствие, какое-то ощущение близкой беды. И не будь рядом с ним увлеченного преследованием дичи ефрейтора Оленева, на которого все эти видения и общая атмосфера ущелья, казалось, никакого особого впечатления не производили, Вадим уже давно поспешил бы убраться отсюда. Впрочем, подниматься на этот перевал он тоже вряд ли стал бы.

Тем временем Оркан уходил все дальше по тропе, которая вела теперь по полке, окаймлявшей овальную чашу очередного ущелья — небольшого, поросшего невысокими соснами, мрачного и сырого. Туда, на дно ущелья, тоже вел довольно приемлемый спуск, однако в погоне за дичью тунгус пошел по каменистой полке, и старшине не оставалось ничего иного, как двинуться вслед за ним. Однако он не торопился. К чему? Возможно, в такой неспешной горной прогулке Вадим так и дождался бы возвращения Оленева, если бы вдруг не раздался его крик:

— Камандыра, камандыра! Там — зимовье!

— Какое еще зимовье?! — не понял Вадим.

— Изба, однако. Здесь, в распадке, изба!

— Где ты обнаружил его, этот распадок? — уже как бы про себя проворчал старшина, не желая перебарывать собственную лень. Тащиться на хребет, на котором находился сейчас тунгус, ему явно не хотелось. К тому же весь распадок был перед ним как на ладони, и никакой хижины, никакого зимовья он здесь не видел.

— Сюда приходи, камандыра! Тут видно, однако! Нет, лучше спускайся вниза!

— Изба? Здесь?! Где и с какой стати? — ворчливо недоумевал старшина. Но отступать смысла уже не было, следовало исходить из ситуации — Ну, ладно, спускаемся «низа»! — прокричал он ефрейтору.

Пройдя сквозь рощицу карликовых сосен, старшина и в самом деле увидел небольшой распадок, на почти плоской и почти идеально ровной возвышенности которого Стояла умело, из добротно обтесанных бревен срубленная хижина. Подступив поближе, Ордаш осмотрел эти бревна и мог поклясться, что столько напилить и так обтесать их на острове было не из чего и нечем. Да и вообще, это казалось невозможным. Они явно были привезены сюда с материка. Скорее всего на строительство пошли обаполы, использовавшиеся при создании какого-то судна, которое, очевидно, потерпело вбли-зи острова кораблекрушение. Или же этот строительный материал специально был доставлен сюда на судне.

Пора было ознакомиться с внутренним устройством этого жилья, однако что-то сдерживало Ордаша от того, чтобы ступить к неплохо сохранившейся двери и открыть её. Он осмотрел вершину склона. Ефрейтора нигде не было видно.

— Оленев! Ефрейтор! — позвал он как можно громче. — Ты слышишь меня, черт возьми?!

Но прошло еще несколько томительных секунд, прежде чем он услышал в ответ:

— Здесь я, камандыра!

— Почему не отзываешься? Что там со зверем?!

— Погиб зверя! Песец это! Совсем молодой песец, да!..

— Тогда спускайся сюда!

— Потом, камандыра! Поднимайся! Туда не хади. Это зимовье. Оно пустое. Я в нем осенью грелся. А здесь много интересного увидишь. Тунгуса был здесь в прошлый раз, когда на дикий оленя ходил!

Что-то не то, понял старшина Тунгуса явно обнаружил что-то необычное. Хотелось бы знать, что именно.

Любопытство оказалось настолько сильным, что Вадим не стал отбрасывать камни, которыми была привалена дверь хижины, и, обойдя её, горным «марш-броском» поднялся по скалистому склону наверх.

Достигнув довольно просторного плато, старшина прямо на краю его, в конце кровавого следа, увидел тушку небольшого песца, погибшего от потери крови. Но куда больший интерес вызвало у него поведение Оркана.

Ефрейтор сидел на установленной на возвышенности плите, по-восточному скрестив ноги и сложив руки у подбородка. Вместо того, чтобы взглянуть на старшину, он пристально смотрел на стоявшее перед ним каменное изваяние, на макушке которого лежал почерневший от времени череп какого-то животного. Само изваяние, напоминавшее статую человека в меховых одеждах, стояло на четырехгранной возвышенности, почти до половины заваленной черепами.

— Это еще что такое?! — недовольно поинтересовался Вадим; все, что связано было с религией, обычно вызывало у него чувство раздражения. Он никак не мог понять, почему люди опускаются до религиозного маразма, что они в этом находят. Его всегда привлекали личности сильные, волевые, уверенные в себе, а следовательно, способные молиться только самому себе и во имя себя. — Вас спрашивают, ефрейтор!

— Шаманы сюда приходили. Со всего севера приходили.

— Зачем? — настороженно осматривал он площадку, в конце которой виднелся довольно большой грот.

— Здесь шаманами становились.

— Именно здесь?! — недоверчиво уточнил Вадим. — На этом островке и в этом распадке?!

— На этом островке, старшина. Иногда еще на берегу Байкала на сходки свои собирались.

— Хочешь сказать, что здесь их посвящали в шаманы?

— Посвящали, камандыра. Шаманы обряды проводили.

— Жертвоприношения, что ли.

— Обряд «икэнипкэ». Если по-русски, то это обряд погони за космическим оленем. Был еще обряд «шинк элавун» — добывания охотником удачи, когда он станет добывать амака, то есть медведя. Только ты никому не говори, что здесь есть такой шаманский храм, старшина.

— Боишься, что и нас с тобой обвинят в шаманстве? — усмехнулся Ордаш.

— Боюсь, что придут и все разрушат, как в Москве храмы разрушали. Мне рассказывали, да…

Вадим помолчал. Он понимал, что разговор о шаманстве следует вести не здесь и не сейчас. Пора было выбираться из этого каменного мешка.

— Все, что ты мне только что сказал и показал, ефрейтор, останется между нами, — твердо заверил старшина.

В последний раз окинув взглядом грот, Вадим, уже немного привыкший к полумраку, насчитал еще штук десять молитвенных камней, подобных тому, на котором только что восседал Оленев. Впрочем, особого интереса для старшины они уже не представляли. Скомандовав ефрейтору: «Бери добычу и следуй за мной!», он решительно ступил на тропу, которая вела в ближайшую низину.