…я не виноват!
Бомжем быть неудобно. Такой вывод Андрей сделал, проснувшись возле подъездной батареи. Спал он, сидя на бетонном полу. Несколько раз через скрюченные ноги перешагивали недовольные жильцы, спешившие на работу еще затемно. Хорошо, хоть полицию не вызвали.
Тело затекло невероятно. Спина, прислоненная к батарее, горела, снизу же от цемента тянуло могильным холодом.
За немытыми стеклами окна крался серенький осенний рассвет. В воздухе висели вопреки всем законам природы застывшим дождем огромные капли тумана.
Новый день наступил. Пришла пора снова принимать решение: что делать дальше? Вернее, как выполнить задуманное.
Здание городской администрации Глебову было известно. Это в центре Чкалова, естественно. Пешеходная зона, фонтан, площадь непонятной формы. Да! Чуть памятник Ленину не забыл!
А вот внутри здания бывать не доводилось. И вообще, откуда в него люди заходят – с площади или со двора – неизвестно.
Пару лет назад в одном не самом богатом северном областном центре – газа нет, а лес вырубили – его бригада подрядилась провести линию интернета в кабинеты местной власти. Иначе, процесс выдачи разрешения на установку ретрансляционной вышки грозил затянуться аж до следующих выборов этой самой власти.
Сеть в четырехэтажном здании проложили ровно за одну неделю, разрешение получили в ближайший понедельник. Так что, спасибо коррупции, а то половина области до сих пор не умела бы пользоваться сотовыми телефонами.
Может, Кремль охраняют совсем по-другому. Очень может быть. В здание же любой провинциальной администрации постороннего не пускает один-единственный пост полиции, расположенный на входе. Прошел его – и броди по коридорам власти хоть целый день. Никто не остановит, и ни о чем не спросит. Раз оказался внутри – значит, имеешь право.
Хорошие воспоминания на этом заканчивались. Начинались не то, чтобы плохие, а так, неважные – охранники годами сидели на своих теплых креслах, знали всех завсегдатаев не только в лицо или по фамилиям. Но и как у кого дома дела, кто заболел, как звать собаку, в какой санаторий уехала теща, почему Иван Иваныч сегодня пришел на работу в черных очках, из-под которых все равно виден фиолетово-черный «фонарь»…
Кроме того, в свете новомодных требований о борьбе с терроризмом, везде выросли рамки металлодетекторов, так что войти в помещение с револьвером будет очень трудно. Но не бросать же его! Конечно, провинция осталась провинцией – старые знакомые проходят либо мимо рамки, либо не обращая внимания на сигнал. Кое-где отдельные нервные вахтеры вообще отключают беспокойный прибор. Какой вариант работает в Чкалове, можно было выяснить только опытным путем. Хоть и не хотелось этого страшно.
Глебов доехал на троллейбусе до центра города. Остаток пути до здания администрации проделал пешком, заодно и перекусив на ходу, чем ларек послал.
По рассказам уже вымерших старожилов, раньше на этом месте стоял красивый собор. После революции собор взорвали, а из обломков выстроили здание областного совета – нынешней городской администрации. Старожилы, скорее всего, врали – здание администрации явно было построено после Великой отечественной войны, и, скорее всего, пленными немцами. Но то, что собор взорвали – истинная правда.
Входов оказалось несколько, но вели они в совершенно разные учреждения. Неизвестно, соединяются ли они внутри между собой? А то прорвешься, силы и время потратишь – и все зря! Значит, нужно искать вход с табличкой «городская администрация». Либо ее возможные варианты…
Двери с нужной табличкой тут же обнаружились. И, хотя Андрей и знал, что охрана будет непременно, все же при виде мрачного прапорщика в белой рубашке испытал чувство детского огорчения, словно его обманули.
Он даже заглянул в холл, сделав вид, что ошибся дверью. Да, просто так не проскочишь.
Здание казалось огромным, но Андрей обошел его по кругу всего минуты за две. Сзади оказались ворота, за которыми скрывался небольшой внутренний дворик – пара автомобилей, пять скромных дверей без табличек, вход в подвал и пожарная лестница на крышу. И будка с еще одним полицейским.
Ну, хорошо. Проскользнет он в дворик. Доберется до одной из дверей. И даже не факт, что она окажется закрытой. Где гарантия, что эта дверь приведет именно туда, куда ему нужно? Так можно до вечера ходить от двери к двери, пока какой-нибудь уставший от безделья охранник не захочет проявить бдительность.
Вывод напрашивался сам собой – идти необходимо в главную дверь. Вариантов, кстати, огромное количество. Например, замешаться в какую-нибудь группу, или войти якобы вызванным «на ковер» – таких всегда жалеют. Еще можно попытаться пройти, не заметив охранника в упор, но этот вариант после критического осмотра своей одежды, пришлось с сожалением отложить.
Глебов на всякий случай еще раз обошел вокруг дома местной власти, но за несколько прошедших минут в его стенах новых дверей не появилось.
Самым плохим в его положении было время года. Летом он бы уютно расположился напротив главного входа в сквере у фонтана и ждал удобного момента. Сейчас же, сидя на лавочке, Андрей выглядел бы, по меньшей мере, обессилевшим после вчерашнего алкашом, как магнитом притянув к себе первый же наряд полиции.
Существовала еще одна проблема – Глебов понятия не имел, какой сегодня день недели. Кажется, не выходной – народ явно трудится. Но и среди будней для его планов были два совершенно неподходящих дня – понедельник и пятница. В понедельник чиновники любят проводить бесконечные совещания, а в пятницу исчезать под благовидными предлогами намного раньше положенного времени. Но ведь не спросишь же у первого встречного, какой сегодня день недели! За чокнутого примут, в лучшем случае.
Он послонялся в пределах видимости от центрального входа в ожидании какой-нибудь группы посетителей, но на сегодня, видимо, больших совещаний назначено не было. Редкие счастливцы – обладатели пропусков подъезжали на машинах и исчезали внутри здания. Хоть вызывай Вову Качана, со злой иронией подумал Андрей – обещал организовать встречу с мэром? Пусть обещание выполняет. Он представил лицо бизнесмена во время такого звонка и едва не расхохотался.
Чтобы обдумать все получше, Глебов зашел в ближайшее кафе, заказал чашку кофе и принялся фантазировать, представляя самые немыслимые варианты проникновения в здание, от прыжка с парашютом на крышу до вооруженного налета с захватом заложников. Наиболее бредовые идеи отфильтровывались, так что к последнему глотку кофе Андрей был мрачен от того, что нужный вариант так и не нашелся.
Он расплатился, открыв для себя еще одну печальную истину – денег осталось чуть больше тысячи. Если лечь на дно, этого хватит на несколько дней. Потом – новый визит к адвокату? А что – предлагаете грабить ларьки? Это, извините, тоже уметь надо. Даже с револьвером.
Глебов зашел в туалет и долго разглядывал свое отражение в зеркале. Борода очертила лицо и смотрелась уже совершенно естественно. Явных следов ночных приключений на куртке видно не было, так что внешний вид не слишком жуткий. Такой типичный парень из какого-нибудь стройтреста, электрик или сантехник – в общем, человек, не связанный с жизнью в кабинетах. Может, на этом и сыграть?
Постепенно идея начала прорисовываться. Единственная загвоздка – в здании имелась своя служба технического обеспечения, а охранники, конечно же, знали всех электриков и сантехников в лицо. Ну и ладно.
Для выполнения задуманного осталось лишь потратить все наличные деньги. Тоже не беда – если план удастся, деньги появятся.
Думать о том, что план может и не удаться, Андрей себе запретил категорически. Не для того, знаете ли, столько сил положил…
Все необходимое нашлось все на том же злосчастном центральном рынке, прославившем борцов за чистоту русской нации под руководством этнического негра.
В ларьке, торговавшем канцелярскими принадлежностями, он купил толстую тетрадку и пару карандашей, в соседнем павильоне приобрел пятиметровую рулетку и небольшую алюминиевую стремянку. Денег хватило в обрез. Уже на выходе Андрей пошарил по карманам в поисках необходимой суммы и еле набрал на бутылку пива.
Ведро с упакованным в него плащом Андрей спрятал в одном из близлежащих дворов, выпил бутылку пива, закинул сумку со звякающим имуществом на плечо, подхватил стремянку и твердым шагом направился к центральному входу в здание администрации. Револьвер оставить с ведром он так и не решился, взял с собой, хотя и понимал, что если его найдут – конец всему. Вообще.
Глебов решительным шагом подошел к заветной двери, резко рванул ее на себя, вошел в холл и, дождавшись, когда прапорщик соизволит обратить на него внимание, дыхнул тому в лицо и сказал:
– Ты, эта… командир, глянь в список – пройти нужно.
Охранник поморщился от явного пивного духа, оскорбленно ответил сквозь зубы:
– Какой список? Куда идешь-то?
– А я знаю? – насупился Глебов, – мне шеф сказал – дуй, Иваныч, в городскую администрацию. Там на вахте лежит список. Ткнешь пальцем в свою фамилию и – проходи, работай. Давай список, командир – ткну.
Прапорщик оживился в предчувствии развлечения.
– Ты, мужик, часом не путаешь? Головка с похмелья, небось, бо-бо, а? Кто тебя послал, и, главное, куда?
– Не умничай, – рявкнул Глебов, – ты свою работу делаешь, я свою. Мне вообще все по барабану! Уйду сейчас, а сплит-системы вам пэтэушники пускай ставят! Где список?
– Значит так, рабочий класс, – набрал воздуха в грудь прапорщик, – во-первых, не ори здесь. Во-вторых, будешь грубить – мигом в обезьяннике окажешься! И, в-третьих, – он сделал торжественную паузу, – нет у меня никаких списков, понял?
– Как это нет? – опешил Андрей, – ты что, командир, хочешь сказать, что я зря перся с этой лестницей через весь город?
– Именно!
– Нет, командир, ну что за народ пошел! – закручинился Андрей, – четыре дня назад еще сказали – ты, Иваныч, пойдешь в мэрию замеры под сплиты делать. Четыре дня! А сами, блин, пропуск заказать не смогли!
– Непруха, – с фальшивым состраданием подтвердил диагноз прапорщик.
– Блин, я же наших разнесу в клочья, как атомная бомба! Они, гады, дорогу мне, между прочим, не оплачивают ни фига! А машину дать жалко – ничего, Иваныч, доберешься как-нибудь!
– Ага, разнесешь, – ухмыльнулся охранник, – пискнешь разок, тебя за пьянку сразу и выпрут с работы.
– Кого? Меня?! – совершенно натурально удивился Андрей, – да если бы не я, эта фирма и недели бы не продержалась! Дырки в стене проколупать и простой пэтэушник сможет, если, конечно, руки под хрен не заточены. А вот правильные замеры снять – это, брат, искусство!
– Ой, прямо искусство…
– А ты как думал! Надо такое место подобрать, чтобы интер… ер не портился, чтобы электричество рядом было, да чтобы стены не сильно долбить, да… короче, столько всего уметь и понимать надо…
– Ничего не знаю – твое начальство лопухнулось – с ним и ругайся.
– Не вопрос! Да я сюда вообще больше не приду – пускай пацаны сопливые хоть все стены изуродуют – мне то что…
Глебов продолжал нести околесицу про пэтэушников и начальство, краем глаза заметив, что к их диалогу с охранником прислушиваются проходящие мимо люди.
«Ну, ну!» – молил он про себя своего вероятного спасителя.
– Сергей, что случилось? – к ним подошел высокий мужчина с депутатским значком на лацкане пиджака.
– Да вот, специалист по сплит-системам на замеры пришел, а пропуск на него не заказали, – уже почти с сочувствием ответил прапорщик.
– Сплит-системы? А куда их ставить собираются?
– Две в зал заседаний, одну здесь, на входе, а остальные шесть по кабинетам, – грустно ответил Андрей.
– По каким кабинетам?
– А по фигу. Какие замеряю, в те и поставим. Специально не оговаривали – сказали ставить туда, где их нет. Ладно, пошел я. Теперь только через неделю приду – заказов уйма. А то через неделю-то как раз уже бы и поставили…
– Из мэрии позвонят – как миленький примчишься уже завтра, – авторитетно сказал прапорщик.
Глебов наставительным голосом возразил:
– Было бы надо – сегодня б в списке был. А выходит, что кроме меня никому это не надо. В контракте вообще сказано – до конца года. А там и деньги кончиться могут…
Мужчина с депутатским значком соображал мгновенно:
– Так вам все равно, где ставить, откуда начинать?
– Абсолютно, – пожал плечами Глебов.
– Сережа, чего ради мастера гонять за просто так. Давай, под мою ответственность.
– Понял, – заулыбался охранник, – у вас, Валентин Васильевич, сторона солнечная?
– Не то слово, Сережа, не то слово. Ну, так что – идем?
– Если караул не возражает, – согласился Глебов, – и мне хорошо – не зря приперся.
– Караул не возражает, правда, Сережа? Идемте, я покажу вам кабинет. Ах, да! Как это положено на проходной – оружие, боеприпасы, наркотики?
– Спасибо, не надо, – серьезно ответил Андрей, – свое имеем, – он похлопал по звякнувшей сумке.
Все трое дружно рассмеялись, Глебов подхватил стремянку, сунулся было в металлодетектор, но охранник показал рукой – обходи. Он и обошел.
Кабинет Валентина Васильевича оказался на самом верхнем этаже. Сторона, судя по всему, и правда была солнечной – на стеклах даже наклеена светоотражающая пленка.
– Вот, видите, – горестно вздохнул хозяин кабинета, – не администрация, а ларек какой-то! Второй год прошу поставить хотя бы оконный кондиционер – все средств в бюджете не хватает. А я, между прочим, не клерк какой-нибудь, а председатель комитета! Кому скажешь – никто не верит…
– Ничего, кто нам помогает, тому и мы с чистым сердцем… – смутно проговорил Глебов, надеясь, что фраза будет воспринята как знак благодарности. Так и вышло.
– Вы осмотритесь пока, а я тут…, вернусь минут через пять, – пробормотал Валентин Васильевич, ослепительно улыбнулся и исчез за дверью.
Оставшись в одиночестве, Глебов прошелся по небольшому кабинету из угла в угол и задумался. Самым верным было бы сейчас сбежать, отправившись на поиски Белянчикова. Но кто может дать гарантию, что шустрый Валентин Васильевич не обидится на мастера, обманувшего его многолетние ожидания? Так что придется немного побыть специалистом – легенда требует, все в точности как у разведчиков.
Время тянуть тоже не стоило – всесильный зам мэра мог в любую минуту уехать куда-нибудь – да хоть в Москву! – так что придется трудиться без лени.
Андрей раскрыл тетрадь, сунул карандаш за ухо и внимательно оглядел кабинет. Окно в углу, дверь по диагонали – если бы Глебов реально был мастером – заломил с хозяина двойную цену!
Он старательно провел замеры, результаты вписал в тетрадку. Часть замеров изобразил в виде профессиональных электромонтажных символов: кто несведущий увидит – проникнется безграничным уважением!
Мимолетно пронеслось легкое сожаление – на таком заказе действительно можно было хорошо заработать!
Вернувшийся через полчаса Валентин Васильевич застал Глебова в дверях.
– Уже готово? – удивился депутат.
– Долго ли умеючи, – философски ответил Андрей, – вам подвесной потолок делать не планируют?
– К сожалению…
– Тогда придется стены долбить, – безжалостно отрубил Андрей, – неудобное помещение, знаете ли.
– Сильно?
– Не то слово. Почти капремонт. Или придется трубы пускать под потолком, только тогда внешний вид кабинета будет… как котельная.
Валентин Васильевич сильно огорчился.
– Это что – строителей ждать?
– Да нет, мы сами все сделаем, – успокоил его Глебов. – Только на неделю придется кабинетик освободить. Вот так.
– На неделю? – Валентин Васильевич явно обрадовался. – На неделю – это не проблема! Скоро зима – каникулы, выходные длинные… переживу! Главное – к лету. Чтобы в человеческих условиях оказаться. Кстати, вы теперь куда собираетесь идти?
– Да не решил еще, – пожал плечами Глебов и тут же понял, что совершил ошибку.
– А давайте в соседний кабинет заглянем, – тут же предложил Валентин Васильевич, – там у нас девушки сидят, тоже летом весьма…. Вам ведь без разницы?
– Оно, конечно, без особой разницы, – без энтузиазма согласился Глебов, – только мне еще конференц-зал осмотреть надо… и приемную этого, как его… Белянчикова.
– А вы быстренько, хорошо?
Фамилия вице-мэра явно испортила депутату настроение, но он неведомым девушкам уже, видимо, наобещал. В крайнем случае, теперь можно целую неделю невозбранно бродить по администрации – кто же столь нужного специалиста выгонит или не пустит! И ссориться с депутатом незачем, так что придется сходить к девушкам.
– Вот, возьмите мою визитку, – Валентин Васильевич был как никогда близок к народу, – если какие проблемы возникнут в юридических вопросах – непременно помогу, – он открыл дверь в соседний кабинет и громко сказал довольным голосом победителя, – Девушки, к вам гость! Не забудьте чаем напоить! А я, – он дохнул Андрею в затылок смесью дорогого табака и мятной жвачки, – с вашего разрешения откланяюсь – дел невпроворот. До скорой встречи!
Жучара, усмехнулся про себя Глебов – сам чаем угощать не стал, на девушек свалил. Ладно, мавр сделал свое дело – мавр может умереть. Лишь бы с его подачи из желающих очередь не образовалась…
Девушки оказались самого разного возраста – ни одной моложе сорока пяти, то есть ягодки опять. Чем они занимались, Андрей не понял, да и вникать не стал – печатают на компьютерах что-то, и ладно.
Он быстро сделал замеры, забравшись на услужливо подставленный стул, застеленный газетами, записал результаты в приобретшую статус пропуска тетрадь и вышел в коридор, отказавшись от неохотно предложенного чая.
Из объяснений девушек он теперь знал куда идти – на второй этаж, в левое крыло. Знал и то, что Роман Федорович Белянчиков на месте – после обеда у него намечено совещание с какими-то бизнесменами, для чего девушки и спешили отпечатать нужные материалы. Со стремянкой на плече Глебов стал в этом холодном казенном здании совершенно своим, даже попавшийся навстречу дежурный электрик и то лишь буркнул что-то под нос, проводив завистливым взглядом не его, а стремянку.
Второй этаж, левое крыло. Здесь размещались кабинеты бесчисленных заместителей главы Чкалова. В правом крыле располагался только сам глава. Один.
Справедливо это или нет, Андрея не интересовало совершенно. Он зашел в приемную Белянчикова, устало грохнул стремянкой об пол – хоть и легкая, а все равно утомился таскать по этажам.
Девушка за компьютером дежурно улыбнулась:
– Вам чего, гражданин?
– Эта… красивая, – хрипло сказал Андрей, – сплит-системы меняем, надо кабинет шефа твоего осмотреть.
– Там есть сплит-система.
– Ты слышала? Я не сказал – поставить, я сказал – поменять! Не переживай, я быстро – гляну и дальше пойду. Мне надо систему посмотреть – вдруг не подойдет.
Девушка пожала плечами, надавила какую-то кнопку и сказала в пустоту:
– Роман Федорович, тут мастер пришел, хочет посмотреть сплит-систему в вашем кабинете.
– Пусть смотрит, раз пришел, – через мгновение ответил мужской голос, а Глебова внезапно прошиб пот.
– Заходите, – девушка показала рукой на дверь.
Андрей вдруг понял, что не может даже пошевелиться. Сделал судорожный вдох, потом одеревеневшими ногами шагнул раз, другой, третий…. Спохватился, вернулся за стремянкой. В висках громко стучали молоты, в глазах плавали цветные мушки.
– Ничего себе – поплыл, брат! – сам себя попытался урезонить Андрей. – Все ведь позади… Почти… Добрался до человека…. Чего ж так разволновался? С бандитами, и то чувствовал себя спокойнее.
Он глубоко вдохнул – выдохнул, восстанавливая дыхание, машинальным жестом оправил на себе куртку и вошел в кабинет.
Кабинет был огромен. Большую его часть занимал бесконечный стол для проведения заседаний. Если хозяином кабинета преследовалась цель указать посетителю на его никчемность и ничтожество, она была достигнута.
Хозяин кабинета сидел в дальнем углу за обычным письменным столом и глядел в экран ноутбука. На вошедшего Глебова он обратил ровно столько внимания, сколько требуется воспитанному занятому человеку, чтобы ответить на робкое «здрасьте».
Андрей огляделся. Сплит-система висела между двумя окнами, как раз посередине стола для заседаний. Он подошел к ней на гнущихся во все стороны ногах, влез на стремянку и долго смотрел непонимающим взглядом на аккуратные английские буквы наименования японской фирмы-производителя.
Нужно было как-то завязать разговор с Белянчиковым, заинтриговать его, чтобы не вылететь из кабинета за наглость. И это – в лучшем случае. В худшем – бегать по этажам, в ожидании приезда наряда полиции. В самом деле – не стрелять же здесь в неповинных людей только за то, что некто Белянчиков не пожелал побеседовать с неким Глебовым на ерундовую тему – убийство дочери.
Так ничего и не придумав, он сполз со стремянки, подошел к Белянчикову, и когда тот поднял на него совершенно бесстрастное лицо, сказал тихо, глотая от волнения буквы:
– Роман Федорович, у меня для вас две новости.
– Хорошая и плохая? – Белянчиков, возможно, пошутил.
Глебов подумал еще мгновение и решился:
– Первая – я знаю, кто убил вашу дочь. А вторая – я ее не убивал. Если выгоните – уйду, только хотелось бы поговорить. Вот…
Ничего не отразилось на лице Белянчикова. Окажись сейчас рядом случайно образцовый английский джентльмен, с молоком матери впитавший умение держать себя в руках, умер бы от зависти.
Между мужчинами повисла долгая пауза. Когда Глебов уже было решил, что все кончено, так и не начавшись, Роман Федорович неожиданно спросил:
– Вы журналист?
– Нет, что вы! – искренне возмутился Андрей. – Я – человек, на которого повесили убийство вашей дочери… а потом и самого похоронили.
И снова Белянчиков не отреагировал, только моргнул пару раз, и сказал, потянув едва заметно первое слово:
– Так вы Глебов… Андрей Иванович. Действительно, необычно – покойники поговорить ко мне еще не приходили.
– Вы меня… обо мне знаете?
– Конечно. Из материалов дела. А чего удивляетесь? Знакомился. В общих чертах, так сказать. Так вы, значит, не покойник?
Андрей старательно подбирал слова, но былое красноречие бесследно исчезло.
– Так получилось, – промямлил он, – случайно вышло…
Белянчиков посмотрел на монитор ноутбука, вновь перевел взгляд на Глебова.
– Зачем вы пришли?
– Поговорить. Больше не к кому.
Снова повисла тяжелая пауза. Наконец, Белянчиков тихо сказал:
– Вы, наверное, ждете, что я сейчас, как в детективе, строго скажу, что даю вам на все про все пять минут? Да? Так вот – до обеда еще полтора часа, сам обед длится час. Совещание у меня состоится ровно в четырнадцать часов. Вот до этого времени я готов разговаривать с вами, если наш разговор затянется. Вас устраивает? Тогда начинайте.
Андрей медленно опустился прямо на пол перед столом и начал рассказывать, как он попал в Чкалов. Его словно прорвало. Губы не успевали за словами, он захлебывался в них, путался, повторял одно и то же по нескольку раз, и рассказывал, рассказывал, рассказывал…
Все это время Белянчиков сидел, уставившись в монитор. Он ни разу не вздохнул, не кашлянул, не задал ни одного уточняющего вопроса, словно все это совершенно его не касалось.
Шаг за шагом Глебов рассказал о том, что ему пришлось пережить в тюрьме, описал свой неожиданный даже для себя самого побег. Постепенно пришло успокоение, а с ним и трезвомыслие, так что, описывая свои поиски убийцы, он благоразумно опустил сцены общения с представителями криминала. Об оружии тоже упоминать не стал – зачем?
– Забавно, – произнес Белянчиков спустя минуту после того, как выдохшийся Андрей замолчал. – Вы теперь вроде моей дочери. Только ходите, разговариваете, боретесь за себя. А она уже три дня как на кладбище. Что вы хотите? Зачем пришли ко мне?
– Я знаю убийцу, – устало сказал Андрей. – Человека, убившего вашу дочь и сломавшего мне жизнь. Вам помочь нельзя, соболезную. У меня же сейчас только два выхода – вернуться в полицию или исчезнуть. В первом случае даже не знаю, доживу ли я до утра. Во втором – вся моя прежняя жизнь окажется перечеркнутой, а я превращусь… даже и не знаю в кого. Вся моя надежда теперь только на одного человека. На вас.
Роман Федорович встал из-за стола, неожиданно оказавшись на голову выше поспешно вскочившего с пола Глебова. Старательно вышагивая, он прошелся по кабинету, вернулся, но садиться на место не стал. Вместо этого он повернулся к Андрею спиной и уставился неподвижным взглядом в портрет президента, из-за огромных размеров закрывавший добрые полстены. Андрей молчал, не в силах добавить к своему рассказу еще хоть что-нибудь более-менее связное и убедительное.
– Знаете, – внезапно сказал, не оборачиваясь, Белянчиков, – когда мне позвонили и сказали, что Рита умерла, что ее убили, первой моей мыслью в ту минуту было – «наконец-то…”.
Глебов онемел.
– Было много людей, не любивших ее – кто-то больше, кто-то меньше. Но поверьте – сильнее всех ее ненавидел я, – продолжал рассказывать президенту Белянчиков. Выглядело это до странного естественно, словно такое происходило не впервые – обычный такой разговор начистоту с портретом. – Когда мы развелись с… ее матерью, Рите уже было почти пятнадцать. Далеко не ребенок, согласитесь. Это мальчишки даже в восемнадцать еще дети бестолковые, а девочки в пятнадцать…
Он скрестил руки за спиной и продолжал после небольшой паузы:
– Вы видели это шоу – когда люди за стеклом пытаются жить, как ни в чем не бывало? Видели? Так вот, жизнь любого публичного человека в России – это точно такое же шоу. А я, к сожалению, человек публичный. Рита сделала всю мою, последовавшую после развода, жизнь одним нескончаемым шоу. Не буду стенать и плакаться, что женились мы без любви, по необходимости или по расчету. Нет, любовь у меня с моей женой была, настоящая. И дочка, которая от этой любви родилась, была сокровищем и счастьем.
Он покачал головой, словно сомневался в собственных словах:
– Так продолжалось десять лет, может, даже немногим больше. А потом любовь уступила место привычке. Тогда еще не сильно следили за начальством – а мы оба были начальство! И мы стали изменять друг другу, аккуратно и тихо, скрывая измены даже не столько от равнодушной ко всему половины, сколько от коллег по работе. Кто первый предложил развестись? Не помню. Скорее всего, я. Просто потому, что привык в семье принимать окончательные решения. Да это и не важно. Последние три года семьи просто уже не было – соседи в коммунальной квартитре, причем, даже не слишком дружные… уже даже и не сожители.
Голос его стал строже:
– Развод для Риты не стал неожиданностью – почти взрослый человек уже была. Конечно, она осталась с матерью, а я ушел. Кстати, тогда я свою теперешнюю жену еще не знал – уходил в гостиницу, благо, с жильем заместитель главы городской администрации таких хлопот как … простой смертный… не знает. Некоторое время Рита встречалась со мной, общалась так, как будто ничего не случилось. Некоторое время…. Все кончилось в тот день, когда я решил жениться во второй раз. Рита начала изощренно мстить. Она просто превратила мою фамилию в половую тряпку.
В каких только интригах и скандалах она не принимала участие! Все сходило ей с рук – абсолютно все! Думаете, это я ее тянул? Нет! Однажды я даже сказал начальнику полиции – посадите ее! А он мне ответил – тогда в людях закончится уважение к власти.
Он понурился, словно ощутил на плечах тяжелую ношу:
– Она неплохо окончила школу и практически сама поступила в местный университет. Начала взрослую жизнь. Если из школы мне никогда не звонили – как-то сами справлялись, то из университета информация шла непрерывным потоком. Да! Как раз наступила мода на всевозможные тусовки, презентации… что там еще бывает? Стали открываться ночные клубы, и уж в них-то Маргарита развернулась по полной. Я безропотно оплачивал все ее выходки. Конечно, пробовал перекрывать денежный краник, но тогда она начинала брать в долг умопомрачительные суммы, многие из которых мне нужно было возвращать не как человеку, а как чиновнику…. Поэтому я снова перешел на оплату ее сумасбродств – выходило дешевле.
Воздействовать на нее не было никакой возможности. Тогда я нашел другой способ влияния – стал воздействовать на ее окружение. Знаете поговорку – короля делает свита? Вот такая свита и сделала из Маргариты местную королеву. Это не я, это они…. Я беседовал с отдельными «придворными», запугивал их, подкупал, так что в некоторых случаях масштабы бесчинств удавалось уменьшить.
Я отправлял ее на самые экзотические курорты, куда сам бы никогда не поехал из-за дороговизны! Я очень хотел, чтобы она утомилась, но энергия в ней была бесконечной. И тогда я возненавидел ее. Знаете, от хронического раздражения до ненависти оказалось совсем недалеко – года три или четыре…
Роман Федорович развернулся на каблуках и посмотрел Андрею в глаза.
– Вы сейчас стоите и думаете – чего это старый чинодрал так со мной откровенничает, правда? – он покривил уголок рта в усмешке. – Поверьте, причина проста и банальна – вы единственный человек на свете, кто не сможет использовать информацию о моей личной жизни в своих корыстных целях! К тому же, вы – мертвы. Так что, совсем я не рассопливился перед вами, а использую вас в своих личных целях, – он неожиданно тяжело вздохнул. – Если бы вы знали, как я устал жить за стеклом, делясь своими бедами только с этим вот портретом.
– Ну да, – согласился Глебов, – чего от покойника таиться. Мы, покойники, народ молчаливый, все тайны обычно с собой уносим.
– Не ерничайте, – жестко ответил Белянчиков, – иначе разговор у нас с вами тут же и закончится. Почему вы решили, что ваша теория произошедшего выглядит правдоподобнее полицейской? Во всяком случае, для меня?
– Но ведь разговариваете со мной. Личные тайны, вон, поведали.
– Это просто потому, что следующего раза поплакаться живому человеку у меня может и не быть. Так вот, время и моя стойкость лишили Риту смысла мстить дальше. Но и отказаться от уже привычного образа жизни она тоже не могла. И мы заключили негласный договор: я оплачиваю ее расходы, а она старается их не раздувать. Но в последний месяц она трижды брала у меня большие суммы, пока не исчезла.
– Наркотики? – спросил Глебов.
Белянчиков отвел взгляд и пожал плечами:
– Не знаю. Хотелось бы думать, что нет. Но… не было у нее никаких покупок, поездок, необычных вечеринок – ничего такого, что хоть как-то объяснило бы такие траты. Ничего. Вот и весь мой рассказ – в ответ на ваш. Мы квиты?
– А что мне дает ваш рассказ? – горько спросил Андрей. – Сознание, что не одному мне хреново на этом свете? Так я не идиот, понимаю, что есть еще бомжи, инвалиды, невинно осужденные и просто малооплачиваемые соотечественники. И многим даже хуже.
– А что ваш рассказ дает мне? – тут же отпарировал Белянчиков. – Кроме информации, что вы, якобы, не виноваты? И на что мне эта ваша информация вообще?
– Да, – согласился Глебов, – раз вы ненавидели свою дочь, вам должно быть совершенно безразлично, кто ее убил. Ошибочка вышла, Роман Федорович, извините, что побеспокоил. Пойду, что ли, пока вы полицию не вызвали.
– Не беспокойтесь, не вызову. Я ведь не договорил.
Белянчиков снова привычно повернулся к портрету и опустил голову.
– Со смертью Риты в мою жизнь должно было прийти облегчение. Я же ненавидел ее! Идут дни, но облегчения нет. Оказывается, я ненавидел ее образ жизни…. А дочку, Ритку-Маргаритку, как любил, так и люблю! Кроме того, я достаточно опытный чиновник, чтобы суметь уловить в докладах моих… ну, скажем, друзей из полиции определенную фальшь. Поэтому я не вызвал охрану при вашем появлении. Поэтому я вас выслушал. Поэтому я готов разговаривать с вами дальше.
Он повернулся, сел за стол и посмотрел на Глебова поверх экрана ноутбука:
– Зачем вы пришли, Андрей Иванович? Ведь не просто поплакаться забрели к безутешному отцу? Что вам нужно?
– Роман Федорович, так уж получилось, что именно вы отдали приказ повесить на меня убийство вашей дочери. Вольно или невольно – не знаю. И только вы можете отдать приказ снять его с меня. По-моему, это очевидно.
Белянчиков долго смотрел на Глебова немигающим взглядом, но Андрей уже справился с первоначальной слабостью и не смутился.
– Забавно, – наконец заговорил Белянчиков, – вы всерьез так думаете? Не говоря о том, что я вообще в принципе не могу отдать приказ начальнику полиции или прокурору…. Вы действительно считаете, что я приказал схватить и сгноить в тюрьме совершенно неизвестного мне человека, без суда и следствия? Забавно.
– Ничего забавного. Возможно, я не так выразился, но смысл передал верно. До опознания трупа со мной беседовали совершенно нормально, а когда выяснили, что это – ваша дочь, я из свидетеля превратился в обвиняемого. Мгновенно.
– Генерал позвонил мне лично, – проговорил Белянчиков. – Сказал, что дочь нашли убитой, передал соболезнования, обещал сделать все возможное и невозможное, чтобы отыскать и покарать негодяя. Я всего лишь ответил что-то типа – сделайте милость, и повесил трубку. Все. А наутро мне сообщили, что преступник уже задержан и дает признательные показания.
– И вас не удивило, что преступник так быстро нашелся?
– Честно говоря, нет. Во всяком случае тогда. Поверьте, было совсем не до того – опознание, подготовка похорон, непрерывные соболезнования. Покажусь циничным, но мне было глубоко плевать, как там дела у обвиняемого. А насчет быстроты – иногда наши органы очень эффективно работают.
– Да уж…
– Потом похороны. Поминки – дурацкая традиция сидеть и выслушивать от незнакомых людей рассказы о покойнике. Домой вернулся совершенно разбитым, первый раз в жизни пил корвалол. Утром на совещании у мэра встретил прокурора, просто так спросил про расследование. Надо же ведь было поинтересоваться хотя бы из вежливости. А он и огорошил – преступник погиб при попытке к бегству, дело закрыто, жертва отомщена. Так и сказал – жертва отомщена!
– И вы…
– А Что я? Да, я опытный бюрократ, я чувствую подтекст в любом разговоре. Особенно, когда без каких-либо намеков с моей стороны мне внезапно принесли уголовное дело – просто для ознакомления. Очень симпатичное дело – все расписано, сфотографировано, запротоколировано, сшито очень аккуратно… белыми, кстати, нитками. Оттуда я и узнал, что вас звали…, то есть, зовут Андрей Иванович Глебов. И фотография ваша там была, так что вы еще только зашли в кабинет, а я вас сразу узнал. Признаюсь – сильно удивился, ведь вы же умерли! А потом вспомнил, что тело так и не было найдено. И тогда удивился еще раз – зачем покойнику переть на рожон?
– Да не хочу я быть покойником! – взорвался Андрей, – как вы не понимаете? Да, вам тяжело – у вас погибла дочь. Но, если бы вы были слесарем или даже инженером, никто бы и не подумал хватать меня и делать козлом отпущения! Следствие шло бы своим чередом, преступника искали по правилам сыска. Я нашел его за двое суток! Один! Без малейшего опыта в розыске! Так неужели профессионалы не сделали бы то же самое, только быстрее и по всем правилам? Это ведь даже не ошибка – это прямой подлог, должностное преступление! Сколько специалистов МВД приняли участие в этом фарсе ради одной только фразы – спите спокойно, Роман Федорович, жертва отомщена! Так если ради вас они организовали такое, значит, и назад повернуть смогут. Поэтому я к вам и пришел. Прикажите им – пусть меня реабилитируют. Пожалуйста!
– Посмертно? – усмехнулся Белянчиков.
– Пожизненно!
– Знаете, Андрей Иванович, я могу в этом городе почти все, – Белянчиков снова встал из-за стола и начал вышагивать по клеткам паркета. – Да что там прибедняться – абсолютно все, вплоть до самого жуткого криминала. Кроме одной вещи: я не могу оживлять мертвых. Я в местном лесу большая шишка, но не Бог.
Но я же не мертвый!
– Что из того? Как мне помочь вам? Вы же думали об этом – скажите, даже интересно.
– Сказать в полиции, чтобы отстали от меня и арестовали настоящего убийцу.
Белянчиков сделал еще несколько шагов, вернулся к Глебову, заглянул ему в глаза:
– Дайте мне сейчас честное слово, что ваш обвиняемый на сто процентов именно тот, кто убил Маргариту! Что, если вы ошибаетесь? Что, если в жернова правосудия вновь попадет невиновный, только в этот раз уже не вы? Вы сами-то как – спокойно спать будете?
– А я и не говорю – нате, берите тепленького, – огрызнулся Андрей, – мне только того и надо, чтобы следствие провели по-честному! Если я неправ – пусть докажут! Действительно, мы с ним сейчас в равных условиях, вернее, меня в разработку возьмут, стоит только появиться, а на него внимания не обратят, пока… – он осекся от неожиданно появившейся мысли, – наркотики! Пусть его служба наркоконтроля проверит! А там и убийство выплывет само собой!
Неожиданно на столе Белянчикова замигала лампочка интеркома и встревоженный голос секретарши спросил:
– Роман Федорович, у вас все в порядке? Мастер еще работает?
– Все нормально, Оксана, – ответил Белянчиков и улыбнулся Глебову. – Волнуется, что слишком долго вы у меня кондиционер изучаете.
– Да, люди еще невесть что подумают, – согласился Андрей.
Белянчиков перестал улыбаться:
– Что мне до того, что подумают люди? Эти люди…. Пусть думают что хотят, – он снова улыбнулся, – а мы им сейчас еще головоломку подкинем!
Он нажал кнопку интеркома и произнес:
– Оксана, сооруди-ка нам с гражданином пару кофе… как полагается, с ассортиментом.
– Поняла.
– Сейчас добрая половина администрации с ума сойдет, пытаясь понять, что связывает меня и простого рабочего, – усмехнулся Белянчиков.
– Подумают, что мы школьные друзья.
– Ну, да. Только в этом случае либо вы – вундеркинд и учились классов на семь старше своего возраста, либо я был хроническим второгодником.
Открылась дверь, вошла секретарша с красиво сервированным подносом. По кабинету разнесся запах хорошего кофе.
Оксана с нескрываемым любопытством оглядела Глебова, словно не видела его до этого в приемной.
– Роман Федорович, – сказала она, – там к вам Прилепко просится. Что сказать?
– Прилепко записан на завтра. Вот пусть и приходит завтра. Спасибо, Оксана, дальше мы уж как-нибудь сами за собой поухаживаем.
– Вера Петровна звонила, просила подписать договор.
– После обеда принеси, подпишу. Все, иди.
Они молча пили кофе, притворившись на время единомышленниками. Все главное было сказано. Оставалось уточнить некоторые нюансы.
– Я не смогу прямо просить прокурора о новом рассмотрении дела, – сказал Белянчиков.
– Почему?
– Просить – значит, оказаться в зависимом положении. Я слишком долго и мучительно выстраивал свой шесток в этом мире, чтобы отдать свою независимость.
– Значит, для меня выхода нет?
– Ну почему…. Выход есть всегда. Воскресить человека я не могу, а вот помочь появиться на свет – без проблем! Выпишем вам новый паспорт, поправим буковку – были Глебов, станете Хлебов…. Это совсем другой уровень – мои помощники справятся сами, без меня.
– А мое прошлое? У меня, между прочим, московская прописка!
– Московская? Это серьезная потеря. Ладно. Можно сделать справку, что вы паспорт потеряли… или его украли. Поедете в Москву, там выпишут новый.
– Ну да… я ж теперь во всех базах данных как покойник числюсь…. Кто мне в Москве паспорт выдаст? Еще арестуют… все по тому же делу.
– Знаете что? Давайте вернемся к нашей беседе дня через два. Я посоветуюсь с грамотными людьми, может, что и придумается насчет вашего дела. Вот, – Белянчиков протянул Андрею бумажку, – это мой личный мобильный телефон. Звоните в любое время дня и ночи – всегда отвечу, если, конечно, не на совещании сижу.
– И что мне теперь делать?
– Что хотите. Можете ждать моих действий, можете ехать в свою Москву.
Белянчиков поднялся с кресла и Глебов понял, что время, отпущенное чиновником на эту беседу, истекло. Пора уходить. Чего добился? Непонятно…
– Да, кстати, – произнес Белянчиков вслед уходящему Андрею, – возможно, вы сейчас думаете, что своим рассказом убедили меня в своей невиновности. Ошибаетесь. Просто я допускаю, что полиция может ошибаться и выдавать желаемое за действительное. Да и не выглядите вы коварным интриганом, чтобы убить мою дочь, а потом втереться ко мне в доверие и обмануть весь мир…. А вторая причина – то, что вы живы. Получается – жертва не отомщена. Я очень хочу отомстить. Если вы невиновны – настоящий убийца избежит наказания. Я не могу этого допустить. Я ломал хребты даже за простые насмешки над моей фамилией, а здесь – дочь.
– Хотите, я скажу вам имя убийцы? – спросил Андрей, – даже адрес могу назвать…
– Нет! – поспешно сказал Белянчиков, – не искушайте. Я невольно поверю вам и начну ненавидеть этого человека. А если вы ошибаетесь?
– Хорошо, продолжайте по инерции ненавидеть меня.
– Что толку вас ненавидеть? Вы же и так уже покойник.
Глебов не стал прощаться, вышел из кабинета и пошел по коридору к парадной лестнице.
– Андрей Иванович! – раздался голос Белянчикова. – Лесенку забыли. Мне чужого не нужно.
Андрей молча вернулся в кабинет, взял стремянку и сумку. Тетрадь с расчетами бросил на стол – вдруг пригодится кому. Белянчиков так же стоял в дверях кабинета, и его лицо снова выглядело бесстрастным.
Навстречу Глебову по коридору шли дружной группой мужчины в строгих костюмах – торопились на совещание. Неожиданно один из мужчин замер, пристально разглядывая Глебова.
Андрей поднял голову – перед ним стоял ошарашенный донельзя Вова Качан. Решение созрело мгновенно.
– Делай вид, будто мы незнакомы, – трагическим шепотом скомандовал бизнесмену Глебов, – угощай меня сигаретой.
– Я не курю, – сдавленным голосом ответил Качан.
– Тогда дай мне денег, что ли… на нас уже оглядываются!
Словно загипнотизированный, Качан достал из кармана бумажник, вытащил из него какую-то купюру и протянул Андрею.
– Смотри, о нашей встрече никому, понял?
– Понял, – ответил бизнесмен, хотя глаза его говорили совершенно обратное.
– Служба такая, – веско сказал Андрей, – ладно, иди. И никому обо мне… особенно Боцману!
Выйдя на улицу через центральный вход на правах своего человека, Глебов разглядел скомканную в кулаке купюру – пятьсот рублей. Не густо. Может быть, стоило попросить денег у Белянчикова, хотя бы на дорогу до Москвы? Дал бы, наверное…
Никаких особых мыслей сейчас не было. Ну, прорвался к вице-мэру. Ну, поговорил с ним, объяснил ситуацию, раскрыл глаза и так далее. И что? Результат есть? Кроме личного телефона всесильного, как казалось еще сегодня утром, чиновника, он так ничего и не получил. Как там говорил дядя Яким в камере? Вокруг одни враги? И кроме себя самого, никто не поможет.
– Слышь, мужик, стремянку не продаешь? – спросил кто-то сбоку.
Глебов огляделся и обнаружил, что бродит по рядам так называемого «птичьего» рынка, проще говоря, обычной барахолки, где все желающие продают то, что им либо не нужно, либо на водку не хватает…
– Продаю, – не раздумывая, ответил Андрей и через пару минут уже шел быстрым шагом к остановке троллейбуса, пряча в карман вырученные за стремянку деньги.
Оставался всего один человек, который мог вернуть его к прежней жизни. Только он мог заявить в любом кабинете о полной невиновности Глебова, и только ему одному должны были поверить все без исключения.
Имелась лишь одна загвоздка – этот человек совершенно не желал спасать Андрея. По совершенно понятной причине – ведь тогда он сам садился бы за решетку.
Тем не менее, Андрей был полон лютой решимости уговорить Витю Очкуна – студента пединститута, химика и изготовителя наркотиков – поменяться с ним местами. Любой ценой. Любыми средствами. Любым способом.
Единственное препятствие заключалось в том, что живет сейчас студент на даче, и с охраной. Как бы его оттуда выкурить?
С другой стороны, что толку голову ломать – надо ехать и на месте разбираться! Подумаешь – охрана! Как говорили комсомольские работники в дни его молодости – и не такие дела заваливали. Вспомнить бы еще, когда там ближайшая электричка?
