Глава 10
Бомжи в модных костюмах
Ни один голодный не откажется от тарелки супа и ни один сытый — от признания и славы.
Клокотало бешенство, ладонь ударяла по коленке с капризностью упрямого ребенка. Зачем, зачем он связывается с Паном, Стингом и прочей сволочью? Когда он наконец изживет врожденное преклонение перед грубой силой? Пусть плетут свои интриги, проводят разборки, лезут во власть! Пусть! Их уже не исправишь. Их можно только уничтожить.
Уничтожить? Виктор замер, добираясь до смысла случайно вылетевшего глагола, немого и зловещего, как топор палача. Уничтожить!
И он это сделает! Только надо все обдумать. Успокоиться и обдумать. Он истребит эту бандитскую свору. Он… Именно он.
Страха не было. Была лютая решимость. Но ее тут же смягчило равнодушно-менторское сомнение: «На место этой своры придет другая…» Он еще сопротивлялся: «И ту уничтожить!» Спорить уже не хотелось, когда возник очередной веский довод: «Придет третья…»
Он сдался. И почувствовал: отбесился, размяк, нудной тонкой нотой заныло в нем отчаянное бессилие. Перед кем? Перед чем? Этого не осознавал, лишь ощутил себя маленьким и беспомощным.
Она действительно живая, эта лоснящаяся синей кожей книга, потому что смотрела на него черными буквами насмешливо и укоризненно. Ничего не говорила. Но все было понятно. Виктор даже отвернулся, устыдившись, что не заметил строгого свидетеля своих идиотских душевных мечтаний.
Мессинг прав. Виктор Санин не горошина на подносе — куда повернут, туда и покатится. Ему дано больше, чем другим, и он обязан найти свое предназначение. Будет клиника, не предложенная, как плата за подлость, а своя, собственная. Будет разорено осиное гнездо Пана. Все свершится, но мимоходом, на пути к главной цели.
Он покосился на синюю книгу. А Вольф Мессинг знал свое предназначение? Наверное, тоже не знал. На каждой странице его мемуаров сплошные безответные загадки. Тогда он (Виктор Санин!) продолжит его поиски, начнет с того, чем тот закончил…
Виктор схватил книгу. Она раскрылась на семьдесят пятой странице, где описывались психологические опыты.
Это не было случайностью.
Авторучка набрасывала концертную программу с бешеной скоростью. Несколько раз настырно и резко звонил телефон, но в эти минуты его ничто не могло отвлечь: неистово рождалась первая часть его жизненной цели. Поэтому он в самом конце поставил не точку, а многоточие.
Бережно сложил, опустил на тумбочку синюю книгу, ставшую вдруг для него священной, как Библия для верующих. Набрал на диске умолкшего телефона 09, сказал телефонистке:
— Дом культуры. Любой.
Она не удивилась его просьбе, назвала номер телефона Дома культуры имени Горбунова.
Там откликнулись сразу, будто ждали:
— Директор слушает.
— Здравствуйте. Говорит экстрасенс Виктор Санин. Мне необходимо срочно встретиться с вами.
— Очень приятно. По какому вопросу?
— Скажу при встрече.
— Простите, вы от Росконцерта?
— Нет.
— Хотите арендовать помещение?
— Нет. Надо срочно увидеться.
Твердая настойчивость Виктора, видимо, смутила директора, его изысканно вежливый голос стал деловым:
— Хорошо. Жду вас сегодня с четырех до пяти.
До встречи оставалось чуть более двух часов, когда в дверях возникла Верочка. Как сгустилась из воздуха.
— Это я!
Виктор увидел в ней новую характерную черточку: смеющийся задорный профиль, но отчекань на металле — будет капризное, слегка властное личико. Бешено заколотилось сердце. Она здесь! В подсознании легко пронеслось обидное: «С таким идти по улице… Ха-ха!..» — и пропало: нет, это его обостренное воображение.
— Мне приятно тебя видеть.
И вспомнил! Не ее удаляющуюся фигурку, а влажные от усталой истомы обезьяньи глазки Стинга! Ревниво вырвалось:
— Что ты делала утром на даче Хозяина?
— Я? На даче? Какого Хозяина?..
Головка излучала монотонно: «Была дома, была дома, была дома…»
Он не верил, сказал укоризненно:
— Я же тебя видел.
— Не придумывай, пожалуйста! — Кажется, она искренне обиделась.
«Была дома, была дома, была дома…»
Что за скудное механическое мышление? Он подумал об этом, но не придал значения, потому что в эти мгновения появилось нестерпимое желание обнять, поцеловать ее.
— Меня Пан попросил зайти.
— Пан? — Опять всколыхнулось сердитое недоверие. — Что у тебя с ним общего?
— Ничего. Однокурсники, и все. — «И все, и все, и все, и все…» — Ты говорил ему о наших отношениях?
— Нет.
— А он все знает. Откуда? — Теперь она перешла в наступление. — Впрочем, у этого человека везде свои глаза и уши. С ним надо быть настороже. Так вот, встретил он меня возле института, посадил в машину и попросил срочно привезти тебя в клинику.
— Почему тебя попросил? В какую клинику? — Виктор терялся в догадках.
— Не знаю, — испуганно призналась Вера. — Я думала, ты мне объяснишь.
«Ничего не знаю, ничего не знаю…»
«Стрекочет, как швейная машинка», — удивился Виктор, но тут же повинно закачал головой, рассмеялся:
— Увидел тебя — все забыл! Он предложил мне открыть свою клинику. У него где-то пустует трехкомнатная квартира.
— Свою клинику?! — ахнула Вера.
— Да. Но я откажусь.
— Откажешься от своей клиники?! — Это уже был выкрик женщины, встретившейся один на один с безумным идиотом.
— Так надо, — сказал он холодно. — Я не хочу иметь дело с Паном.
Она нежно притянула его к себе, ткнулась носиком в щеку.
— Милый мой, чудачок. Своя клиника. А ты: «Не хочу иметь дело…» Да за это надо до земли поклониться.
— Пошел он к черту! — взорвался Виктор.
Теперь ее добрые, наполненные сочувствием и жалостью глазки смотрели на него.
«Милый мой… Милый мой… Милый мой…»
— Не глупи, Виктор. Поезжай, посмотри. А там решишь — быть или не быть собственной клинике.
— Ты так думаешь? — Он как восковой размяк от ее нежности. Но сомнение еще одолевало его. — Но я даже не знаю, куда ехать.
— У дома ждет машина. Шофер знает.
Виктор обезоруженно молчал, только почувствовал, как снова прижалось к нему ее трепещущее тельце, услышал беззвучное: «Я люблю тебя». Зашептал в ответ, словно отозвался эхом:
— Я тоже люблю… очень. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.
— Подожду. — Мягкие губки прикоснулись к его щеке, носу, оттопыренному уху. И он окончательно сдался.
— Еду.
Возле старинного шестиэтажного дома его ждал Стинг. Проворчал шутливо:
— Так на работу не ходят. Пациентов уважать надо.
Виктор увидел его, и все полуобморочно поплыло перед глазами. Сначала быстро-быстро, потом замедлилось, оформляясь в темное пятно. Не в пятно, а в расколотый череп с вытекающими розовыми мозгами. А когда снова прояснилась ядовито-приветливая физиономия, ему показалось, что Стинг вытирает окровавленный пот рубашкой. Нет, он просто почесывает волосатую грудь.
— Я пришел, — сказал Виктор глухо, чужим голосом, — работать в клинике. И больше нигде. Понял? Так и передай Пану.
Над ним пронесся хохоток Стинга.
— Сам передашь. Иди. Пациенты ждут.
Квартира была обставлена современной офисной мебелью. Он обошел гостиную, спальню, посидел в кресле за полированным столом светлого кабинета. Заглянув в кухню, удивленно замер: двое пили в уголке чай, один из них был…
— Неужели Нефедов?
— Он самый. Опять к вам попал. — Морщины сложились в добродушную виноватость. — А это мой дружок Юрка.
Оба были в модных шерстяных костюмах. Воротнички белых рубашек стягивали синие галстуки.
Но въедливый запах канализационного стока веял именно из угла, где притихли эти два джентльмена. Приблизившись к ним, Виктор заметил потеки грязи на их лицах и щеках, а руки были такие, словно ими разгружали уголь, особенно выделялись широкие черные окружья под ногтями. В нечесаных волосах Юрки запутался пышный клок паутины.
Пахучие новоявленные бизнесмены чувствовали себя стесненно в новых одеждах. Поеживаясь и почесываясь, они явно терпели, ждали, когда можно будет вылезти наконец из них, сорвать удавки-галстуки.
Виктор заинтересованно присел рядом, повернулся к Нефедову.
«Как живут дочка, зять?»
«Откуда я знаю? Терпежка выдохлась. Из больницы прямо в бомжи подался, к Юрке. Веселые ребята попались, смекалистые. Кормов хватает…»
«Здесь-то как вы оказались?»
«Подозвал нас деляга… сказал, к коммерции мы способны. Деньги сразу дал, в костюмы одел…»
Бессловесный диалог вызвал у Нефедова сладкие воспоминания. Он думал о каком-то подвале, где карты, хохот, пьянка, открытые, прямо-таки показательные забавы с податливыми, даже приставучими бабами.
— Итак, начнем делать из вас солидных коммерсантов! Полная тишина! Посидим, помолчим, поразмыслим минут двадцать!
Виктор импровизировал свободно и беспечно, пытаясь заставить этих тощих мужичков приподняться над властителями города, разъезжающими на иномарках и обедающими в ресторанах. Чувствовал: впитывают оба жадно и старательно, поначалу восторженно мечтая, а затем уже нежась в незнакомой им светской роскоши. В глазках притупился блеск, взгляды стали снисходительно-усталыми. Морщинки на лицах слегка разгладились, придав выражение самодовольства и уверенности. Нефедов, похоже, совсем забыл о заветном подвале.
После безмолвного внушения последовало четкое задание на дом:
— Первое. Сегодня же сходить в баню. Второе. Купить по флакону духов с тонким ароматом. Третье. Час в день репетировать перед зеркалом текст предстоящих бесед.
Прощаясь, Виктор был уверен, что на примитивно чистое полотно сознания этих личностей легла жесткая модель нового поведения, которой они будут следовать, как роботы.
Он еще раз обошел свою временную частную клинику, опять посидел за полированным столом, из-за которого будет беседовать с больными. Подумал: «Зачем теперь мне хлопоты с концертами?» И сам себя презрительно одернул: «Глупец! Концерты — лучшая реклама для врача. Они создадут мне имя, а имя привлечет сотни пациентов! Еду в Дом культуры!»
Директор Дома культуры соединял в своей осанке торжественность священнослужителя с корректностью светского льва.
— Чем могу быть полезен?
— Прошу организовать мой концерт. Вот программа.
— Однако вы очень смелы и нетерпеливы, — сказал тот покровительственно, пробежав взглядом переданный листок. — Вы даже не представляете, сколько у меня таких просителей.
— И знать не хочу, — резко ответил Виктор. — Читайте!
Директор, все еще сопротивляясь, вновь поднес к лицу наброски программы.
— Так-так… — промолвил всесведуще, всезнающе. — Гипноз… Внушение… Чтение мыслей… Ох, как много стало экстрасенсов! И все ко мне, все ко мне. Я вынужден.
— Много? — выкрикнул Виктор. — А я вас сейчас без всякого гипноза заставлю стукнуться головой о потолок.
— Шутите? — усмехнулся директор, глянув вверх. — Так здесь почти четыре метра высоты. Ну да ладно, давайте серьезно.
Но он не успел перейти к серьезному разговору. Вскочил, пыхтя и отдуваясь, взгромоздил огромное кресло на письменный стол, потом сам вскарабкался на стол, оттуда на кресло и, вытянув руку вверх, озабоченно произнес:
— Сантиметров пятьдесят еще.
Торопливо спрыгнул с кресла, со стола, схватил маленькую с витыми ножками табуретку, водрузил ее на сиденье кресла.
— Остановитесь! — приказал Виктор. — Пока шею себе не свернули.
Директор отупело прислонился к стене.
— Так это вы меня заставили? Ну, знаете ли!
Но Виктор не дал ему опомниться.
«Вспомни, что самое ценное в этом кабинете…»
Директор растерянно хлопал глазами.
— Подойдите к книжной полке, — сказал Виктор, — Возьмите словарь французского языка. Там лежит тысяча долларов. Вы ее получили как взятку за то, что сдали внизу комнату под продуктовый киоск.
— Простите, вы из милиции? — заметно побелели щеки директора.
— Нет. Я артист. Пытаюсь доказать вам, что могу больше, чем любой из знакомых вам гипнотизеров или экстрасенсов.
Директор поставил табурет в угол. С помощью Виктора сгрузил кресло.
— Как это я умудрился поднять такую тяжесть?
— Поговорим серьезно? — издевательски спросил Виктор.
— Согласен. Следующий вторник вас устроит?
— Договорились.
Виктор мчался домой окрыленный. Она узнает первая. Она будет на концерте.
Дома его ждала записка. «Извини… Меня тоже призвали дела. Вера».
Ни одного градуса теплоты. От записки веяло снежной поземкой.
