Очередная «Скорая» уехала. Мама уснула. А Лиза сидела и думала. Она всё ещё не могла отойти от своего, столь несвойственного ей поступка, вновь и вновь прокручивала в голове события последнего времени, невольно возвращаясь к тем далёким годам, когда они с мамой остались одни.

После смерти отца, его сослуживец с супругой, тесно дружившие с родителями, пришли в гости. Мама не накрыла стол, как всегда было до того: выставлялся неприкосновенный запас «деликатесов», которые предназначались только на случай прихода гостей. Она даже говорить не могла, только сидела и плакала. Больше они не приходили, и к себе не приглашали.

Вскорости у мамы открылась тяжелейшая астма, которая не давала выбраться из нищеты. Лиза работала и училась, училась и работала, отдавая почти всё остальное время матери. Когда та была дома, сделав покупки, сломя голову мчалась домой, а когда в больнице, часами просиживала у её кровати, оставаясь, при необходимости на ночь, поскольку её помощь могла понадобиться в любую минуту. Периодами маме становилось легче, и тогда Лизу ожидали готовый обед и убранная квартира.

Прошло несколько лет. Однажды, когда Лиза пришла к маме в больницу, та сказала: «Мне кажется я видела Иру, вроде она мелькнула в дверях, в больничном халате, но я не уверенна». Пообщавшись с мамой и сделав всё необходимое, Лиза прошлась по отделению и нашла бывшую мамину приятельницу. Вопреки ожиданиям, тётя Ира ей не обрадовалась, не поинтересовалась их жизнью, и постоянно переключалась на разговоры с другими больными, лежащими в палате. Ни она, и никто из навещавших её родных, к маме так ни разу и не зашли.

Прошло много лет. Лиза вернулась с работы чуть раньше обычного и застала маму разговаривающей по телефону. Та очень смутилась, быстро замяла разговор, а затем подозвала Лизу к себе.

– Извини, доченька, я не хотела тебе говорить, боялась, что ты осудишь меня. Это дядя Саша звонил, он уже несколько дней звонит мне.

– Осужу?! За что!? Я понимаю, тебе одиноко целый день самой в квартире. Хочешь общаться с ними – общайся.

– В том то и дело, что не с ними, – смутилась мама, – он уже с десяток лет живёт один, тётя Ира умерла, а у детей своя жизнь. Он говорит, что хотел бы увидеть меня.

– Так пригласи его.

– Я говорила ему: «Приходи!», но он ответил, что лучше мне самой приехать к нему.

– А почему он сам не хочет прийти?! – удивилась Лиза

– Не знаю, не объясняет, может он тебя стесняется…

Поначалу мама была рада этому общению, но вскоре стала жаловаться Лизе, что её тяготят и раздражают его звонки:

– С ним невозможно нормально разговаривать, он постоянно вынуждает меня оправдываться и защищаться.

– А в чём он обвиняет тебя?

– Он говорит, что если я не могу прийти к нему, то могла бы тебя прислать.

– Меня?! Зачем?!

– Так я объясняю ему, что ты работаешь с утра до ночи, и весь дом на тебе, но он ничего не хочет слушать.

– Мам, зачем ты меня должна к нему посылать?

– Он говорит, что ты могла бы поухаживать за ним – что-то приготовить, убрать…

– Не поняла, он меня что, сватает?!

– Нет! – рассмеялась мама. – Он говорит, что приболел.

– А дети?! Там же уже и внуки взрослые должны быть?!

– Они все заняты.

– А я свободна! – засмеялась Лиза. – Ладно в ближайший выходной, если тебе будет полегче, что-нибудь куплю и съезжу.

Вернувшись на следующий день с работы, она застала маму в слезах. На столе валялись ампулы от инъекций. Опять была «Скорая». Слёзы удивили Лизу. Обычно мама держалась и никогда прежде не плакала, задыхаясь, или выдерживая уколы в самые болезненные места.

Немного успокоившись, мать рассказала, что у неё начался приступ удушья, но она не успела набрать номер «Скорой помощи», как позвонил Саша … хорошо, что зашла соседка и вызвала «Скорую». А незадолго до Лизиного прихода он перезвонил и выругал её за то, что она не стала с ним разговаривать, а когда она попыталась объяснить, сказал, что это надо было сделать до того, как положить трубку.

– Но я же не могла! – оправдывалась мама, плача от обиды.

– Мам, да пошли ты его! – сказала Лиза, присев на краешек кровати. – Какое он вообще имеет право так с тобой разговаривать. Вспомнил о нас, когда помощь понадобилась… Пусть своих детей ругает!

– Наверно ты права. Я скажу ему, чтобы больше не звонил. Если я пытаюсь что-нибудь сказать, он грубо обрывает меня, он не хочет ни разговаривать, ни слушать, а только жаловаться, упрекать и требовать. Все вокруг виноваты – покойная супруга, которая вынуждена была уйти жить к сыну, из-за того, что он привёл в дом сожительницу; дочка, которая не смогла удержать мужа, получившего образование и научную степень за их счёт; сожительница, бросившая его, как только он заболел, сын с невесткой, уделявшие ему минимальное внимание и даже ты и я.

Лиза не знала, сказала ли мама дяде Саше, чтоб он больше не звонил, или природная деликатность не позволила ей сделать этого, но звонки продолжались.

Однажды он позвонил, когда в доме была «Скорая», Лиза объяснила, что маме плохо и в доме врачи. Но не прошло и 15-ти минут, как он позвонил снова: «Ну что, ей уже сделали укол, она уже может говорить?!» – Лиза молча положила трубку. Через пол часа он перезвонил снова. Лиза молча выслушала все его жалобы и просто спросила, где он был, когда мама осталась одна, без папы, и так нуждалась в дружеской поддержке. Он тут же парировал, что он наполовину парализован.

– Но вы парализованы два года, а до того?

– Тётя Ира несколько лет болела…

– Но её уже десять лет как нет, из них только два последних вы парализованы…

– Ты выросла чёрствой и грубой, как и мои дети. Они бросают мне у порога продукты и уходят, а я вынужден вставать и сам брать себе еду. Даже не посидят со мной, не поговорят…

– Забудьте этот номер и больше сюда не звоните!

– У тебя чёрствая Душа.

Лиза положила трубку и отключила телефон.

Уколы наконец подействовали, спазм прошёл и дыхание выровнялось, мама уснула, полулёжа в подушках. А Лиза сидела и думала. Она всё ещё не могла отойти от своего, столь несвойственного ей поступка, вновь и вновь прокручивала в голове события последнего времени, невольно возвращаясь к тем далёким годам, когда они с мамой остались одни.