25 июня 1705 года. Москва. Преображенское

Торжественный прием делегации могущественного шотландского клана Дугласов прошел вполне обыденно. Пошаркали ножками, растекаясь красивыми словами, и вкусно покушали, выпили, наслаждаясь приятной музыкой, к слову, совершенно непривычной для европейцев тех лет, но уже вошедшей в моду среди аристократии России.

И так пару дней кряду.

Шотландцев водили по наиболее примечательным объектам из числа новинок. Показывали храм Святого Петра на Соборной площади, которая продолжала украшаться и отделываться. Демонстрировали работу монетного двора, полностью перешедшего на механизацию. Нескольких иных предприятий, вроде стекольной и ткацкой фабрик. Заглянули и в Кремль, где ударно шли раскопки, совмещенные с реконструкцией. Причем копали тщательно, со всем радением. Да и крепостные стены простукивались, прочищались, освобождались от рукописей да прочего «хлама», который тщательно описывал и направлялся на хранение в специальный архив. Где их, собственно, и начинали изучать, описывать и систематизировать, копируя те документы, что были сильнее всего повреждены. Ведь в московском климате даже двести лет что для бумаги, что для пергамента очень большое испытание. Да и металл с деревом не вечные, не говоря уже о ткани.

– Но зачем? – спросила Анна, когда узнала об этой прихоти царя.

– Это важный элемент воспитания подрастающих поколений. Все познается в сравнении. Поэтому, чтобы оценить, сколь многого мы добились, нужно всегда помнить о том, с чего мы начинали.

– Логично, – кивнула герцогиня, – но зачем его реконструировать?

– Там много державных зданий. Это все лишнее. Их там быть не должно. Я мыслю так, что стены я приведу к некоторой стилизации военной. Общество военно-исторической реконструкции заведу, дабы в доспехах древних бегали да потешные бои учиняли для развлечения зрителей. Кроме того, поставлю там большой музей, галерею художественную с картинами да скульптурами, а также огромную усыпальницу монаршую – мавзолей. Само собой – декоративную: со скульптурами, прогулочными коридорами и прочим, дабы обыватели могли ознакомиться с правителями России и их успехами.

– А сам где сядешь? – усмехнулась Анна. – Все в дворце Преображенском? Мал же он безмерно.

– Мал. Поэтому я решил в Замоскворечье остров искусственный делать. Канал прокопаю, отрежу приличный кусок земли да обустрою его. Превращу в натуральный сказочный дворец: высокие башни, просторные залы, глубокие подвалы. Строить его, правда, придется довольно долго. Но да не страшно. Лет за тридцать-сорок управлюсь.

Вот к котловану с обширными строительными работами на месте новой царской резиденции шотландцев и сводили. Для пущей проформы, ибо масштаб поражал даже после Соборной площади. Но и на этом не остановились, перейдя к более экзотичному увеселению вроде катания на воздушных шарах и демонстрации парашютных прыжков учениками Преображенской школы воздухоплавания.

Лишь поздно вечером третьего дня Джеймс Дуглас был приглашен в рабочий кабинет Петра для приватной беседы. Впечатлений он набрался. Первичный стресс прошел. Можно и о делах поговорить.

– Добрый вечер, дорогой друг, – поприветствовал Джеймса царь, рукой указывая ему на кресло.

– И вам здравствовать, ваше величество, – кивнул Дуглас, присаживаясь. – Полагаю, настало время обсудить предложение герцогини?

– Верно. Не будем лукавить, положение Шотландии катастрофично. И мне это не нравится. В моем окружении много шотландцев, служащих мне честно и добросовестно. Их боль – моя боль. Я должен предпринять хотя бы попытку спасти вашу замечательную страну.

– Вы думаете, что все так плохо?

– Не удивлюсь, если все еще хуже, – со вздохом отметил Петр. – Несколько лет назад хитроумный правитель Англии Вильгельм смог придумать, как нанести непоправимый ущерб финансам Шотландии, дабы поставить ее на колени. – Петр блефовал, так как не знал наверняка, но проверить его слова не имелось никакой возможности, да и желания; ведь ложились они на весьма благоприятную почву. В Шотландии последние годы увлеченно искали крайних, не желая признать собственную вину в разгоревшейся трагедии. – Англичане хотели нанести вам удар, от которого вы уже не оправитесь. Это позволило бы Шотландии самой упасть им в руки, словно перезрелый плод.

– Вы считаете? – грустно и вяло уточнил Дуглас.

– Вспомните, как поступил король? Сначала он позволил вам собрать средства и выступить, а потом морил осадой вашу небольшую колонию. Или это не он запретил английским и голландским судам продавать вам продовольствие? Очень показательно. Король Шотландии морит голодом своих подданных за то дело, на которое сам их благословил. Боюсь, что Вильгельм хотел лишь одного – унизить и разорить вашу родину. Поставить ее на колени и заставлять умолять о спасении, пусть даже и путем включения ее земель в состав Англии. Или я не прав?

– К сожалению, мне нечего вам возразить, – хмуро произнес раздосадованный Дуглас. – Но что нам остается? Мы проиграли.

– Друг мой, война продолжается до тех, пока хотя бы один воин готов сражаться.

– Война с Англией? Это безумие! У нас нет ни денег, ни сил.

– Прошлым летом Лондон потерпел позорное и глупое поражение при Гибралтаре. Все линейные корабли первого и второго ранга пошли ко дну или оказались в руках французов. Как вы, наверное, знаете, парламент Англии ввел дополнительные налоги для восстановления флота по десятилетней программе. У них сейчас нет ни денег, ни возможностей бороться с вами. Тем более что Франция все еще находится с ними в состоянии войны.

– Да, ваше величество, – кивнул Дуглас, – это нам известно. Но у Шотландии нет и этого. Наш флот слаб. Армия… она не имеет достаточно оружия и порядка. Да и денег у нас нет. Нам нечего противопоставить англичанам.

– Понимаю. Собственно, поэтому я и попросил герцогиню вас пригласить. Россия готова оказать помощь братской Шотландии в ее борьбе за свободу и независимость. Серьезную помощь. Я готов дать двадцать миллионов кун серебром в долг без процентов на сорок лет с началом платежей только через десять. Это примерно семьсот тысяч фунтов стерлингов. Кроме того, у меня на складах лежит сорок две тысячи трофейных фузей и мушкетов, оставшихся с минувшей войны. Мне они ни к чему. А вам – добрая помощь. Плюс семьдесят три легкие полевые пушки из чугуна. Не бог весть что, но на безрыбье, как говорится, и рак за сига сойдет.

– Это очень, – Дуглас сделал акцент на этом слове, – щедрое предложение. Но что вы хотите взамен? О вас ходят слухи как о человеке, который никогда ничего не делает просто так.

– России нужна сильная и независимая Шотландия, – пожал плечами Государь.

– Хорошо. Что нам нужно сделать, чтобы получить вашу поддержку?

– Я хочу, чтобы парламент Шотландии провозгласил полную и безоговорочную независимость от Англии и пригласил на престол Джеймса Фрэнсиса Эдуарда Стюарта. А он, в свою очередь, взял в жены мою дочь – Екатерину, с которой, кстати, пойдет еще четыре миллиона кун приданого в казну королевства. Кроме того, понимая пагубное положение финансов Шотландии, я предлагаю ей войти в Таможенный союз.

– Что это? – удивился Дуглас.

– Фактически зона свободной торговли, без каких-либо ограничений и таможенных сборов. Мы к вам, а вы к нам сможете спокойно плавать и торговать. Ну и единая политика внешних тарифов. Вам это интересно? – спросил, чуть поведя бровью, Государь.

– Более чем, – едва сдерживая воодушевление и сохраняя спокойствие, произнес Джеймс Дуглас, второй герцог Квинсбери. В его представлении русский царь практически ничего не требовал взамен помощи, пытаясь, вероятно, пристроить в теплое место свою старшую незаконнорожденную, но любимую дочь. – А как будет оцениваться оружие? Оно станет подарком?

– Отчасти. Вы знакомы с таким понятием, как лизинг? Не страшно. Смысл таков. Обе договаривающиеся стороны производят согласованную оценку и прием-передачу имущества. Чтобы вы не переживали, я предлагаю назначить за все один миллион кун, реальная цена значительно выше, но вы бедны и… союзники.

– И все?

– На этом этапе да. А потом равными долями Шотландия будет возвращать эту сумму в течение… хм… допустим, двадцати лет. Не думаю, что это станет чем-то обременительным. Плюс небольшой процент за использование. Вам нравится подобная схема?

– Очень, ваше величество, – сдержанно кивнул Дуглас, но его глаза уже горели азартом. Страшным, диким, необузданным. Ведь предложение, сделанное Петром, оказалось не соломинкой, протянутой утопающему, а натуральным бревном. Конечно, Джеймс не был искушен в финансах и не мог знать, что нет лучшего способа подчинить себе страну, чем дать ей много денег в долг… Но Петр не имел никакого желания просвещать своего собеседника, да и использовать свои рычаги влияния планировал куда как осторожно. Ведь, как правильно говаривал Гете: нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, себя что полагают свободными от оков…

Таким образом, царь фактически выделял шотландцам двадцать пять миллионов кун серебром. Огромные средства по тем временам для России! Ее годовой бюджет! Но Петр мог позволить себе такие широкие жесты, имея «Стабилизационный фонд», собранный из ценностей, добытых в кладе Сигизмунда, приданом Терезы, кладах Кремля и весьма успешных грабежей военных кампаний 1693–1694 и 1704 годов. Эти двадцать пять миллионов были всего лишь четвертью от указанного фонда. Причем лежащие во многом мертвым грузом, ибо выбрасывать все эти средства на рынок было нельзя из-за нехватки товаров и услуг. А галопирующая инфляция – было последнее, что он желал увидеть в России.

«Спасет ли отца российской демократии», ну, то есть Шотландию, эта помощь? Конечно, спасет. Потому что эти средства вдвое превышали национальный долг умирающего королевства. А Екатерина весьма разумная девочка и, безусловно, поставит под свой контроль не очень умного и вялого Джеймса. То есть повторит, по сути, дуэт Леопольд – Элеонора, так славно сыгравший в Священной Римской империи.

Спустя пару недель. Тула

Проводив весьма воодушевленную шотландскую делегацию к себе домой, Петр направился инспектировать открывшийся несколько месяцев назад Тульский оружейный завод.

Царь стоял на небольшой площадке «скворечника» второго этажа и наблюдал за тем, как работает завод. Ну, то есть его часть, что можно было отсюда увидеть.

Ставка на конвейерные методы полностью себя оправдала. Вот два станка с мощными кривошипными прессами, приводимыми в действие паровыми машинами, производят горячую штамповку заготовок. А вон там идут ряды токарно-винторезных и фрезеровальных станков. Причем у каждого своя оснастка и копир! Да-да! Именно копир! Что в сочетании с разделением операций на элементарные, прекрасно отлаженной логистикой привело к чрезвычайному росту производительности труда.

Конечно, не все операции удалось настолько оптимизировать. Но в целом этот небольшой оружейный завод, имеющий всего полторы сотни разного рода станков да четыреста пятьдесят рабочих, позволял творить буквально чудеса. По меркам тех лет, разумеется. А именно производить реплику «rolling block» винтовки из второй половины XIX века. Причем все детали выходили взаимозаменяемые, а суточная выработка достигала ста пятидесяти «стволов».

– Понимаю тебя, Государь, – тихо произнес инженер и директор этого завода, выросший из преображенских «игр» царя, Алексей Иванович Севастьянов. – Каждый день смотрю на то, как дело устроено, и поражаюсь. Завораживает. Не завод вышел, а прямо существо живое.

– Вот именно, – кивнул Петр. – Сейчас такая же схема на других заводах государственных вводится. По мере возможности. И сразу получается продукцию давать дешево, быстро и много.

– А нужно ли столько? Покупать-то кому? – тяжело вздохнув, спросил Севастьянов.

– Так что, крестьянам справный инструмент и прочие полезные товары не нужны?

– Так бедны они, Государь. Как мыши церковные.

– Ничего страшного, – улыбнулся он.

– Как же это? – не понял Алексей Иванович.

– Сколько у тебя одна винтовка выходит? – задала риторический вопрос Анна Росс. – Вот. Сущая мелочь. Раз в пять дешевле, чем самая плохонькая фузея, что вольные мастера в Туле делают еще охочим. Разве что сам завод оборудовать стоило недешево, зато теперь он товар делает очень дешевый, качественный и многочисленный. Так?

– Ваша правда, герцогиня. Все так, – покладисто кивнул Севастьянов.

– Аналогично обстоят дела и в других производствах Петра. Те же топоры мы в тридцать раз дешевле прочих изготавливаем. То есть обходятся они нам в сущие гроши.

– Но так ведь у крестьян и того нет, – пожал плечами Алексей Иванович.

– Верно. Поэтому с каждым охочим мы заключаем сделку и предлагаем тот или иной товар, надобный ему, в долг. Даем ему в руки инструмент, позволяющий заработать и вернуть потраченные средства. Причем отпускаем те же топоры сильно дешевле ярмарочных цен, да без процентов.

– А если не выйдет у него ничего?

– Всякое бывает, – пожала плечами герцогиня. – Дадим еще. Мало ли, беда приключилась. Там деньги невеликие, а пользы от того много. Неудачливых крестьян с гаком толковые мужики покрывают. Денег это особенно не приносит. Пока. Но ведь это вложение в будущее. За четыре минувших года, как мы стали так работать, уже двадцать тысяч крепостных выкупилось. Мало, конечно, но это лучше, чем по нескольку десятков в год. Да и прочие жить стали лучше. Разве с того худо будет державе и Государю нашему?

– Какое же с того дела худо может быть? Один прибыток. Причем всем, – покивал Севастьянов. – Жаль только, мало тех заводов да фабрик.

– Не переживай, Алексей Иванович, – хлопнул его по плечу Петр, – дай только время. Впрочем, ты и сам видишь, что не стоим на месте. Вспомни, как мы с тобой начинали? Тот сарай, где ткацкий станок мастерили. Ни инструментов, ни умений. А сейчас посмотри на этот завод? Мощные кирпичные стены. Крепкий бетонный пол. Крытая черепицей крыша. Большие стеклянные окна в два слоя. Электрическое освещение. Паровые машины. Станки. О да! Особенно станки. Десять лет о таких станках мы с тобой могли только мечтать. Мир меняется, друг мой. Быстро меняется.

– И меняем его мы, – дополнила Петра герцогиня. – Своим умом, своими руками.