Глава 7
«Тушкана» мне захотелось оставить далеко, еще возле жилых домов, за два квартала до гостиницы «Авангард».
С учетом длины каблуков – это явно было не самым лучшим решением. Вообще-то я прекрасно себя чувствую на классических шпильках. Но ради сегодняшних съемок напялила босоножки на двенадцатисантиметровом каблуке – и это все-таки уже не обувь, ходули. В них можно перемещаться по студии, ресторану. Выбивать барабанную дробь на тротуарах – глупость. Но я сейчас, наверное, только тем и занимаюсь, что совершаю дурацкие поступки…
Я припарковала машину, вышла и поковыляла к гостинице.
Однако внутрь не зашла – прошла мимо, обогнула сквер с чахлыми деревцами, разломанными лавочками и опрокинутыми урнами.
Сначала, когда я только почувствовала этот порыв – прекратить разговор с Денисом, сесть за руль и поехать к «Авангарду», – мной овладела дикая паника.
Я сразу вдруг вспомнила, как Евсения при свете белого дня прямо под окнами моего рабочего кабинета наводила порчу на «тушкана». Цыганка призналась, что словно бы слышала чей-то приказ, не очень хорошо осознавала, что происходит, и совершенно не могла этому противостоять.
На какой-то момент мне тоже показалось – я не могу противиться этому желанию, поехать в гостиницу.
Делала вид, что вникаю в рассуждения Дениса, – а на самом деле прислушивалась к своим собственным ощущениям.
Не могу противостоять?
Или все-таки могу?
Как лучше поступить?
Меня заставляют делать то, что кому-то надо?
Или речь идет о собственной интуиции? Интуиция есть у каждого человека. В принципе, мое материнское «ясновидение» постоянно было обострено до предела. Я всегда чувствовала, что сынок промочил пеленку, или собирается сползти с дивана, или вот-вот схватится за горячий чайник, или рискует удариться нежным височком об угол стола. Даже теперь, когда Димка вырос, все его проблемы отзываются в моей душе тревогой еще задолго до того, как сын решит их озвучить. Может, сейчас во мне срабатывает что-то похожее?..
Чем больше я задавала себе таких вопросов, тем… тем как-то спокойнее мне становилось.
Потеплело в груди.
Возникло такое чувство… Что-то похожее я испытывала на экзаменах в мединститут: результатов еще нет, набран ли проходной балл – не известно; только я уже все равно четко знаю: все сложилось удачно, студенческий билет обязательно будет моим. И когда мы первый раз поцеловались с Леней – я тоже вдруг поняла, что этот парень станет моим мужем, родным, близким, надежным.
И я поняла, что могу выбрать любой вариант: могу отправиться в гостиницу, могу продолжать сидеть на Арбате, любуясь красивым лицом Дениса. Но все-таки лучше послушать свое сердце, свою интуицию. Так просто будет правильно – и больше не надо никаких ни объяснений, ни аргументов.
Я приехала в вожделенный район и растерялась.
То стремление, которое было внутри меня; та сила, которая словно стала моим навигатором, – все это таинственное и необъяснимое почему-то перестало отдавать четкие команды и распоряжения.
Понимаю, что в гостиницу входить не стоит.
Чувствую, что надо идти вперед.
Но зачем и как долго?
На эти вопросы ответов нет.
И вообще, кажется, этот странный голос, порыв, призыв интуиции – я не знаю, как это назвать… но я с ужасом понимаю, что это неопределяемое стремление вдруг окончательно умолкло, исчезло.
Оставив меня наедине с пустынной улицей, стертыми в кровь ногами и накрапывающим теплым дождиком…
Идиотка!
Да, я схожу с ума…
Оказалась слабее, чем я думала.
Все-таки одно присутствие на «Ясновидящих» – это то еще испытание.
Я просто невменяемая. Сплю с каким-то смазливым мальчишкой, вдруг ни с того ни с сего подрываюсь и еду неизвестно куда, неизвестно зачем и…
Мысленная мельница останавливается внезапно.
Сначала я просто любуюсь шикарными, до пояса волосами двигающейся впереди меня блондинки.
Все-таки сегодняшняя индустрия моды, предлагающая стричь и красить женские волосы, здорово испортила прически девушек. Первозданную красоту, не тронутую ножницами или красителями, редко когда встретишь. Но, наверное, тем сильнее восторг при виде действительно шикарных, как водопад, длиннющих густых прядей.
Я просто любуюсь светло-пепельными переливающимся покрывалом – и в какой-то момент вдруг понимаю: да ведь я же, на самом деле, знаю обладательницу роскошных кудрей. Это Саша Ремизова! Я не сразу узнала девушку. Обычно она одевается очень стильно и продуманно, предпочитает вроде бы неброские, но очень женственные платья, а сейчас на ней – джинсы в обтяжку, лиловые кеды. Правда, конечно, такие приметные волосищи сведут на нет любую маскировку.
Хотя нет, наверное, девушка и не думает скрываться. Уж тогда она точно изменила бы прическу! Просто обычно мы с ней общались только на съемочной площадке или после съемок – а телевизионный дресс-код никто не отменял. Все банальнее и прозаичнее – девушка переоделась после записи.
В следующее мгновение я неожиданно для себя самой вдруг прячусь за скамейку. И в ту же секунду Саша оборачивается, вертит головой по сторонам.
Смешная, наивная – кого это я собралась обмануть?!
Чемпионку по чтению чужих мыслей?
Вот уже Саша идет прямиком ко мне.
Прятаться дальше глупо.
Выбираюсь из своего укрытия и молча наблюдаю за приближающейся девушкой.
Она подошла, сняла с плеча рюкзачок, щелкнула застежкой.
Бархатный синий мешочек, который она извлекла, кажется мне таким знакомым.
Волна тепла, идущего от него, отзывается в моем теле мелкой дрожью.
И вот я уже знаю, что буквально через мгновение Саша достанет из этого мешочка.
Колоду Алистера Кроули.
Те самые карты, которые похитили у Евсении…
Да, все точно.
Мельком взглянув на появившиеся в Сашиных руках яркие прямоугольнички, быстро отворачиваюсь. Помню, знаю – улететь в их изображения можно очень быстро. Только вот сейчас явно не время для таких полетов.
– Я нашла эти карты в своем номере, – говорит Саша, ее голос дрожит от волнения. – Просто зашла в свою комнату и почувствовала: где-то тут находится сгусток мощной посторонней энергии. Причем темной энергии. И тогда я сразу поняла, что произойдет завтра. Нам придумают такое задание: найти исчезнувшие у экстрасенсов «предметы силы». Мой брат и Евсения на сегодняшних съемках работали хуже всех. Думаю, пропажа карт и ожерелья в этом «никаком» результате особой роли не сыграла. Почему – не знаю, просто так чувствую… Вы рассказали продюсеру о краже предметов – и Кононов загорелся идеей использовать это в следующем испытании. Петр Волков быстро считал эту информацию и решил времени даром не терять. Спрятал оберег святого Лазаря получше, потом украл ключ от моего номера у горничной – она вечно по этажу шляется, а в ее комнате, где все дубликаты ключей висят, дверь нараспашку… Волков хочет, чтобы в краже и минировании гостиницы обвинили меня. Поэтому он и подбросил колоду цыганки мне в номер. Но у него ничего не выйдет из этой идеи. Правда? Правда же?.. Я собиралась выбросить карты подальше от гостиницы. Возвращать их Евсении не надо – на них столько черных ритуалов было сделано, меня прямо трясет всю… Я думала их просто выбросить. Вы же не скажете никому о том, что произошло? Не скажете?.. А Волков – он очень опасен. И он все-таки экстрасенс с практически безграничными возможностями. Он сделал себе мощную защиту. Я не могу увидеть часть его действий. Вообще не могу! Понимаю, что оберег Лазаря у него, – но не могу рассмотреть, где именно он прячет реликвию; все как в тумане. Вы не будете рассказывать ничего Кононову?..
Я очень доверяла этой девочке.
Еще совсем недавно я откровенно изложила бы Саше всю информацию – о своих странных видениях и порывах; о том, что, возможно, мы с Денисом стали жертвами магического обряда.
Но теперь… Я даже не знаю, что и подумать.
Саша вела себя так, как честный человек вряд ли бы поступил.
Мысленно ставлю себя на ее место.
Допустим, мне подбросили украденную вещь.
Да я в жизни не стала бы от нее тайком избавляться! Наоборот – всех бы поставила в известность о странной находке. И, уж конечно, не решилась бы так подставлять Евсению. Ведь ей дороги эти карты. Недавно цыганка оказала Саше услугу – помогла ее брату слегка подлатать уехавшую крышу. А у барышни – ну никакой благодарности. Хитренькая какая! Нашла картишки цыганки – и побежала их скорее выбрасывать и…
– Мне даже возразить вам нечего. Я действительно по отношению к Евсении поступила подло. Я приняла ее помощь – и не оказала ей ответной услуги. Это выглядит дико – но это правильно, поймите! Да, она помогла моему брату. Но если бы вы только видели, какие жуткие обряды она делала при помощи этой колоды… Эти карты напитаны большой силой. Конечно, со временем Евсения сможет призвать силу и на новые карты. Но я подумала – может, хоть на какой-то момент в мире будет светлее…
Молчу, пытаясь понять, как мне следует поступить в этой ситуации.
Разумеется, выбрасывать карты в урну подальше от гостиницы – это отвратительная идея. Я просто не позволю Саше этого сделать! Мало ли что она там говорит – плохая колода, огромная сила. В любом случае, это – вещь Евсении. Надо вернуть карты хозяйке – и пусть она ими распоряжается.
К тому же есть еще один момент.
Саша уверяет, что это якобы Волков подбросил ей карты. Но какие основания безусловно верить Ремизовой? А что, если она специально оговаривает черного колдуна? Он – действительно страшный и мерзкий человек. Мне тяжело рядом с ним просто находиться. Я боюсь его до одури, такой неконтролируемый, логически ничем не объяснимый ужас испытывают разве что дети, которые отказываются спать без включенного ночника. Подозревать Волкова – так естественно и удобно. Действительно, этот бритоголовый мужик с четками из засушенных птичек идеально подходит на роль главного преступника.
Но что если Саша просто врет?
Нет, наверное, тут надо поступить иначе.
Я бы предложила вернуть карты обратно в номер. И пусть, выполняя задание, каждый из экстрасенсов выскажет свою точку зрения. Сегодня Гинтаре Прунскене отлично прошла испытание. В разные дни съемок были очень удачные результаты и у Сайяфа Раббани, и у Алеся Мацкевича, и у Алисы Катаевой. Пускай сильные экстрасенсы выскажут свое мнение о произошедшем. И, кстати, если бы Саша была искренне заинтересована в том, чтобы оберег святого Лазаря обнаружили, – она именно так бы и поступила!
Решено: буду обсуждать все это с Кононовым и…
– Ничего вы с ним обсуждать не будете. Он только что окончательно решил, что удалит вас с проекта.
От удивления я не сразу могу говорить.
– Удалит меня?! Меня?!
– Да. А что, вы думали, что входите в касту неприкасаемых?
На красивом лице девушки появляется насмешливо-торжествующее выражение – и я окончательно расстраиваюсь.
Подколки и ерничание – это ерунда.
Другое обидно.
Неужели я действительно ошиблась в этой девочке? Неужели она врет? Или вообще – замешана во всех этих темных делишках: убийстве, краже?
– У меня нет времени вам все сейчас объяснять…
Сашу вдруг перебивает звонок моего сотового телефона. Еще не ответив на вызов, я по мелодии знаю, чей голос услышу в трубке, – Лёнин.
Звонок совершенно некстати.
Может, не отвечать? Попытаться «додавить» Сашу? Мне хочется разобраться со всем одним махом – с ее поступками, непонятными видениями.
Она, отбросив назад волну волос, качает головой:
– Вы не там ищете преступника. Поймите, я вам не враг. Наоборот… Вы оказались здесь, чтобы помочь мне.
Наверное, смешно делать пару шагов в сторону от телепата, стараясь сохранить конфиденциальность разговора. Но я машинально именно так и поступаю – а потом осознаю, как же все это глупо.
Голос у мужа взволнованный.
– Наташ, у тебя все в порядке? Ты где? Можешь подъехать к Колосову на работу? У него вроде бы есть новости. И еще он срочно хочет проконсультироваться.
– Именно со мной? Так пускай наберет.
– Говорит – не телефонный разговор…
* * *
«Следователь Рафиев Вагит Мамедович», «Следователь Алибегов Рустам Рустамович», «Следователь Садыков Ахмед Сулейманович»…
Пытаюсь найти в длинном коридоре следственного отдела кабинет Юры Колосова и невольно морщусь от досады.
Сначала в Москве не осталось дворников-славян, потом торговцев. Теперь вот и в следственных органах, похоже, та же тенденция – трудоустройство всем аулом.
Вообще-то я всегда была по «национальному вопросу» человеком лояльным. Возможно, сказывались годы, прожитые в Советском Союзе; возможно, просто не возникало никаких конфликтов, затрагивающих личные интересы. Но мне раньше действительно казалось: не важно, где ты родился, кто твои мать и отец; имеет смысл оценивать только личные качества человека, его таланты и успехи. Очень часто с пеной у рта доказывала в спорах: «Не важно, откуда вышел, – важно, к чему пришел».
Но современная Москва, наверное, любого интернационалиста рано или поздно превратит в фашиста. После того, как под колеса моего авто чуть не угодила пара лиц кавказской национальности (наверное, мужики, взращенные на горных просторах, привыкли не обращать внимания на такие мелочи, как сигналы светофора), а мне, торопливо проходившей мимо палатки, оцарапали руку («дорогая, посмотри, какие сумки, дешево») – я тоже стала ворчать по поводу огромного количества приезжих. Они ведь действительно часто не умеют адекватно себя вести в джунглях нашего мегаполиса. И это провоцирует целый ряд проблем и просто напрягает с бытовой точки зрения.
Ну вот, наконец-то – апартаменты «мамедовичей» пройдены, и я стою перед дверью Юриного кабинета. Уже хочу нажать на ручку и сделать шаг внутрь. Но меня останавливают раздающиеся из-за дверей крики.
– …да что ты себе позволяешь? Ты что, не понимаешь, в какой конторе я служу?! А ты – не офицер ФСБ, и я не обязан тебе отчитываться, с кем и по какому поводу разговариваю. Ах, значит, ты у нас лицо процессуальное?! Слушай, отстань. Я тебе прямо говорю – оставь Ванина в покое, он – наш человек. К твоему трупу он никаким боком – голову даю на отсечение. Ты что, не понимаешь, что если мы этот вопрос на своем уровне не разрулим, то я подключу руководство?! И тогда тебе мало не покажется. Не в том направлении копаешь, мальчик!
– Слышишь, мальчика нашел! Давай на личности переходить не будем. Я, может, тоже кое-что бы насчет тебя озвучил! Ты нормально вообще говорить можешь? Мне твои эмоции пофиг, меня факты интересуют и…
– А подслушивать нехорошо! – шепчет мне прямо в ухо вкрадчивый голос.
Невольно вздрагиваю. Но мне при этом ни капельки не страшно. Привыкла уже к Лёниным шуточкам – внезапно появиться, неслышно пробраться…
Киваю на дверь:
– Там Колосову кто-то мозги промывает. Уверен, что он хочет нас видеть?
– Давай подождем, пока они закончат орать; отойдем к окну, – муж берет меня за руку, и от тепла его ладони у меня на глазах появляются слезы.
Блин, просто уму непостижимо, я такая дура!
Мне сейчас не по себе – до дрожи и озноба. Я боюсь магии, боюсь приворотов, боюсь своих эмоций. Меня тянет к Денису – и я обожаю мужа – и на этих «американских горках» я настоящая давно потерялась.
Взрослая мадам – а мне хочется, как маленькой девочке, поплакать на крепком надежном плече и чтобы меня успокоили и уверили: все будет в порядке.
Никогда, конечно, не сделаю ничего подобного. Сама впуталась во все эти неприятности – самой и разруливать надо, это по-честному. Но переложить свои проблемы на чужие плечи – очень хочется…
– Лень, там на следователя, похоже, наезжает какой-то крендель из ФСБ. Советует Колосову оставить Ванина в покое, потому что он работает на контору.
– Ого, как быстро Юра роет.
– Это ты о чем?
– А я сказал ему, что Ванин кому-то сливает информацию о заданиях. Еще прямо в обед позвонил, до того как он со мной связался и попросил разыскать тебя. Решил тогда: имеет этот разговор отношение к расследованию, не имеет – пускай следователь разбирается, работа у него такая. Наверное, Юра уже получил распечатку от мобильного оператора и установил абонента, с которым Дима общался. Похоже, оказалось, что ваш Ванин тусит с «чекистами». А те – парни шустрые. Они повестки дожидаться не будут – быстренько придут отношения выяснять и честь мундира отстаивать.
– Слушай, прикольно… А помнишь, в тех материалах внутренней службы безопасности, которые нам показывал Юра сразу после убийства Мариам, как раз говорилось о том, что Ванин, возможно, сотрудничает с ФСБ.
Муж кивает:
– Да, теперь припоминаю. Что ж, если парень работал в «горячих точках» – то там он запросто мог подружиться с кем-то из фээсбэшников, они в Чечне в свое время все под контролем держали.
– Возможно. Все равно не понимаю, зачем ФСБ информация о записи какой-то там программы.
– Не «какой-то там», – Леня высокохудожественно передразнивает мое пренебрежительное выражение лица. – А программы с участием людей, обладающих сверхспособностями. Ты сама рассказывала, чего только некоторые экстрасенсы не умеют – и про прошлое все рассказывают, и про будущее; и мысли читают, как открытую книгу. А теперь представь, какие возможности появляются у спецслужбы, с которой сотрудничает такой человек. Вообще, знаешь, комитетчики всегда в плане всякой паранормальщины руку на пульсе старались держать. Мне любопытная книжка на эту тему как-то попадалась. Чуть ли не сразу после революции, еще при Дзержинском, был создан спецотдел, где целенаправленно занимались эзотерикой – экспедициями в Шамбалу, изучением знахарей и целителей… Что ж, наверное, в какой-то степени один момент прояснился – подозревать Ванина в причастности к убийству не надо. Он – явно не преступник, не находится в сговоре с преступниками… Да, кстати, мы тут увлеклись, а я хотел спросить: как прошли роды? Все в порядке? Сколько щенков у собачатины?
Роды?
Ах да… Все-таки для того, чтобы врать, надо иметь хорошую память.
Я редко обманываю, и отсутствие тренировки явно сказывается.
Не говорить же было Лёне, что я собираюсь на свидание с Денисом. Вот поэтому и обманула, сказала, что у приятельницы сука щенится, что надо срочно убегать из дома.
Я обманула мужа и теперь очень многое не могу обсудить с ним – ни любовный приворот, ни поведение Саши, якобы обнаружившей карты Евсении в своем номере.
Между нами за все долгие годы совместной жизни никогда не было такого нагромождения лжи и недоговоренностей.
Надо срочно все обсудить. Я больше не могу дышать из-за такого количества вранья. Но, конечно, коридор следственного отдела – не лучшее место для таких разговоров…
– Эй, ты куда улетела? Со щенками все в порядке? Выдавливаю из себя:
– Да, все в порядке. Если честно, я уже забыла и о собаке, и о щенках. Родила сука легко, от меня там и не требовалось ничего – разве только психологическая поддержка. В общем, помогла приятельнице и уже забыла. Все мысли – исключительно о последних событиях на проекте… Я пытаюсь понять, кому все это могло быть выгодно – убийства, кражи. То одного человека подозреваю, то второго. Однозначных улик и доказательств нет. У меня вообще уже паранойя, кажется, начинается – кругом враги… Слушай, я вот думала – может, нам вообще абстрагироваться от людей и попытаться узнать больше о вещах.
– Каких вещах?
– Например, об обереге святого Лазаря. С картами цыганки все более-менее понятно. А вот религиозный артефакт – я ничего о нем не знаю.
Леня вздыхает:
– Не самая лучшая идея. Я уже потерзал на этот счет все поисковики – безрезультатно. Прямых ссылок и упоминаний нет. Выскакивают только статьи с религиозных сайтов, в которых пересказывается библейская история про Лазаря, – и это все. Я пытался выяснить, есть ли люди, занимающиеся целенаправленным изучением таких раритетов, ну, может, музейные работники, научные сотрудники. Димку нашего напряг. Решил: он журналист, может, у него хоть какие-то контакты будут. Короче: дело ясное, что дело темное. Максимум, что смог сделать наш сын, – это поговорить с каким-то специалистом по иконам. Но тот человек разбирается только в иконах. Он сказал, что нас интересует очень узкий вопрос и такой специализации просто нет.
– Может, в церковь сходить?
– И что там тебе скажут? Покайся, дочь моя, ты живешь во грехе!..
– Слушай, не богохульствуй, ладно?!
– Ладно! Сам не знаю, что это на меня нашло… О чем это мы говорили? А да, есть реликвии, которые действительно творят чудеса, – мощи святых, иконы. Все это тщательно фиксируется. Но, судя по твоему рассказу, оберег святого Лазаря долгое время находился в частной коллекции. Возможно, он был куплен у такого же частного коллекционера. Подобные сделки публично не обсуждаются. Эта ниточка никуда не приведет, поверь мне. Какая церковь что-то знает по этой теме? Да никакая!
Не буду даже спорить с мужем.
Из нас двоих он всегда был более усидчивым, внимательным и склонным к аналитике. Я бы сроду не написала учебник по судебной медицине, хотя обожаю свою работу до безумия. Мне бы просто терпения не хватило собирать информацию, снимки, рыться в уголовных делах, все это систематизировать и объяснять прописные истины языком, понятным для студентов и…
Из кабинета Колосова, с треском захлопнув за собой дверь, вылетает мужчина.
Его рост – мой экспертный взгляд по этому пункту лучше любого сантиметра, длину тела я уже давно определяю на глаз совершенно точно – составляет сто шестьдесят два сантиметра. И еще парочку добавляют туфли на толстой подошве, с более высоким, чем приличествует мужикам, каблуком.
Леня толкает меня в бок и ехидно улыбается, явно напоминая о нашем споре.
Я-то ему доказывала, что можно совершенно спокойно относиться к особенностям своего тела, очень высокому или низкому росту, лишнему весу. У меня самой все детство были проблемы – самая высокая девочка в классе, я постоянно сутулилась. Теперь – до голубой звезды все эти мелочи. Да, когда надеваю каблуки – муж немного ниже меня. Все равно. Не в росте и весе счастье. Критерии красоты – штука модная, субъективная. Самое главное – это здоровье и внутренняя гармония. Если человек счастлив – то он красив независимо от роста, веса, возраста.
Леня не соглашался, уверял, что полностью абстрагироваться от этих моментов невозможно; что подсознательный комплекс неполноценности будет присутствовать всегда; что нет ничего хуже невысокого шефа или толстой начальницы – станут самоутверждаться за счет подчиненных всеми возможными способами.
Судя по тому, как темпераментно вел себя миниатюрный сотрудник ФСБ, – может, в Лёниных рассуждениях и есть логика?..
Когда мы вошли в кабинет, Колосов, куривший у форточки, вздрогнул:
– Добрый вечер. А я испугался – начальство. У нас тут шеф такую борьбу с никотином устроил, запретил курить в кабинетах. Делать ему нечего – так он еще и за руку самолично поймать пытается, облавы на нас устраивает.
– И это правильно. Хороший начальник о здоровье подчиненных заботится, – опустившись на стул, беру со стола бумажку и начинаю ею обмахиваться, как веером, отгоняя клубы вонючего дыма. – Сигареты – медленная, но верная и мучительная смерть. А чего ты так разволновался? Из-за этого фээсбэшника? Мы уже в курсе всей этой истории. Твой гость орал так, что стены дрожали.
Выбросив окурок, Юра пожал плечами:
– Да ладно, крикун – это полпроблемы. У меня тут оперативники такое нарыли – сам в шоке. Похоже, появился конкретный подозреваемый в убийстве. Хотя прямых доказательств нет. И я не знаю, как их получить. И, блин, там такие «верхушки» по итогу замешаны – не уверен, что мне дадут расследование до конца довести. Один звонок – и все, со следственными действиями придется закругляться. Сколько раз так было!
Нервы Лени не выдерживают:
– Слушай, ты можешь говорить прямо – в чем дело? Время уже позднее. Мы все свои дела бросили и к тебе ломанулись. Ты сказал – Наташина помощь нужна. Ближе к телу! Давай, называй вещи своими именами!
Следователь, понизив голос, заговорил:
– Похоже, ниточка ведет к Кате Романенко. Я поручил операм проверить информацию, связанную с инсектицидом. Бутылку же я обнаружил в ходе обыска в студии. Ну и сказал на совещании пару дней назад – выясните: откуда партия, где реализовывалась; установите ближайшую к «Останкино» точку продажи – а вдруг там что-то случайно обломится. Обломилось – хотя и совершенно не в том ключе, как я думал. Фишка в том, что эта отрава оказалась эксклюзивной. Американской. На рынке такого добра навалом – российского, голландского, польского, немецкого производства. Но именно этот инсектицид, которым отравили гражданку Гладышеву, был произведен в США. В Москву под заказ прибыла одна-единственная партия. Его делала фирма, занимающаяся ландшафтным дизайном. Ну а дальше… все еще веселее. Среди клиентов этой фирмы – Владислав Романенко. Да, тот самый олигарх, папочка известной телеведущей. Оказывается, в его доме на Рублевке полно редких экзотических растений. Чтобы их не пожрали насекомые, специально обученные люди из фирмы по ландшафтному дизайну приезжают ухаживать за цветочками. Но, конечно, все эти препараты и удобрения они постоянно с собой не таскают. Оставили прямо в доме у Романенко инструменты, перчатки. В общем, всякую садово-огородную хрень, включая инсектициды. Пропадал у них препарат или не пропадал, а просто закончился – они точно сказать не могут, клиентов много. Но это уже, наверное, даже и не особо важно. Тут как ни крути – Катя Романенко или вхожие в ее круг люди замешаны. То есть… Нет. Никакого круга, наверное, все-таки нет. Просто я, когда все эти подробности выяснил, все пытался найти хоть кого-нибудь, кто мог эту отраву из дома папочки Кати украсть. Но только я что-то никого не установил. Сама Романенко к отцу приезжает часто, каждые выходные. Но без друзей…
Пытаюсь хоть как-то утешить расстроенного парня:
– Может, она взяла яд по чьей-то просьбе?
Юра машет рукой:
– Соучастница, наверное, все-таки лучше, чем убийца. А только все равно – никто меня за такие успехи в расследовании не похвалит… Наталия Александровна, я чего просил вас приехать. Вы же на съемках «Ясновидящих» постоянно тусуетесь. Может, расспросите там народ – вдруг все-таки возможен сговор Романенко с кем-то еще?
– И что тогда? Адвокаты отмажут девчонку, а соучастник попадет в тюрьму? Частично удовлетворенная Фемида лучше, чем полностью неудовлетворенная?
Я собираюсь еще рассказать о том, что Денис Муратов тоже подозревал Катю Романенко в убийстве Мариам. Но повод – якобы угроза обнародования информации о ее любвеобильности – кажется мне совершенно маловероятным.
Правда, тут же в голову приходят другие соображения. А что если Катя специально так громко обсуждала свою личную жизнь? Допустим, первый порыв, который у нее возник, – паника, стремление заткнуть Мариам рот любым способом. Она взяла и действительно траванула нелепую скандальную экстрасеншу. А потом так случилось, что Катя рассталась с обоими своими любовниками. И девушка стала специально сама затрагивать эту тему в разговорах – отводя таким образом от себя все подозрения в убийстве.
Я знаю статистику.
Большинство убийств, которые совершают женщины, – в пылу эмоций, из-за глупых страхов и ревности. Если бы дамочки хотя бы немного пытались не поддаваться страстям – в наших тюрьмах было бы на порядок меньше в общем и целом интеллигентных образованных женщин, которым так некстати подвернулся нож под руку. Или – как в этом конкретном случае – бутылка с американским инсектицидом…
Звонок моего начальника прерывает это мысленное расследование.
– Рыжая, привет! Ты стоишь? Пожалуйста, сядь. Сделай глубокий вдох. Муж рядом? Попроси, чтобы он принес водички, – с деланой веселостью тараторит Валера.
У меня не выдерживают нервы:
– Короче, Склифосовский! Кончай тут растекаться мыслью по древу!
Тон шефа становится сухо-деловым:
– Нет проблем. Я, блин, к тебе со всей душой – а ты, как всегда, шашку наголо и пошла рубить… Рыжая, расклад такой – Кононов больше не хочет, чтобы ты работала на его проекте. Часть гонорара, примерно треть обещанной суммы, уже находится у меня. Я понимаю, что ты сейчас в своей манере устроишь тут разбор полетов. Но я уже от Кононова наслушался о твоей строптивости. На фига он мне мозг парил, если я его заранее предупреждал о твоей высокоморальной стервозной сути, – понятия не имею! Рыжая, короче, устал я от вас всех! Твоя телевизионная карьера закончена. Все, жду завтра на работе. Гарантирую самый прекрасный труп. Привет супругу!
Похоже, мой начальник знает меня как облупленную.
Только я набрала в легкие побольше воздуха, собираясь высказать Валере все, что думаю о нем лично и о его приятеле, – как тот быстренько положил трубку.
– Но какой же этот продюсер мерзавец! – простонала я, оглядывая кабинет. Очень хотелось сломать что-нибудь, не особенно жизненно важное, но подходящих вещичек, как назло, на глаза не попадалось. – Он все-таки решил от меня избавиться! Причем так противно, так подло! Нет чтобы самому позвонить – воспользовался тем, что дружит с моим шефом! Меня Саша Ремизова предупреждала о том, что Кононов хочет удалить меня с проекта, – но у меня и в мыслях не было, что это ее предсказание сбудется. Кононов еще полдня назад мне улыбался, благодарил за то, что я ему задание классное придумала. И одновременно понял: на меня где сядешь, там и слезешь. И вот так подло, гадко выжил меня!
– Слушай, а как они без тебя продолжат съемки?! – недоуменно воскликнул Леня.
Я махнула рукой:
– Это-то как раз не проблема. Там ведь изначально планировались и другие эксперты. Подснимут задание с новым человеком, потом сделают запись итогового совещания. Никто из зрителей и внимания на мое отсутствие не обратит. В общем картинка получится совершенно нормальной. Там ведь весь акцент – на экстрасенсов, а кто именно с ними задание проводит – дело десятое. Но это меня как раз мало волнует. Просто если больше у меня не будет доступа в «Останкино» – то не будет новой информации и придется сильнее напрягаться, чтобы собрать доказательства. Хотя… Вроде как уже все ясно? Кроме Кати Романенко, подозревать некого?
– Ничего еще не ясно, – в голосе Колосова, узнавшего последние новости, появились стальные нотки. – В конце концов, давайте не будем сдаваться так легко. Ладно, допустим, Кононов не хочет, чтобы Наталия Александровна принимала участие в записи. Это его право. Но вот оказывать следствию содействие – это уже обязанность. Да я ему такой гемор устрою с допросами – он будет вынужден надолго прерваться! Он сам меня просил войти в положение, по возможности не отрывать лишними вопросами ни участников проекта, ни техперсонал! И я в этом плане по-человечески поступил. Никаких повесток, с меня корона не упадет – сам ездил к людям в перерывах между съемками. Но ведь эту лояльность можно так же легко прекратить! Пускай Кононов выпишет пропуск Наталии Александровне, позволяющий хотя бы просто присутствовать на съемках. Скажу ему, что это в интересах следствия, – пусть только попробует что-нибудь против пикнуть.
Я слушаю пылкий Юрин спич и думаю о том, что этот парень прав.
Сдаваться, даже не пытаясь бороться, – это глупо.
И в любом случае с Кононовым надо поговорить.
Почему он так спешно решил от меня избавиться?
А что если Сергей Николаевич – тот самый сообщник Романенко, которого так старается найти следователь?
Ведь Гинтаре мне говорила: Кононов причастен к убийству, вне всяких сомнений…
Погруженная в свои мысли, я невольно обвожу кабинет взглядом, и вдруг…
На столе Юры рядом с компьютером стоит сувенир.
Чего только не оказывается возле наших мониторов – шары с румяными снеговиками и пластмассовым снегом, пирамидки, дракончики.
Безграничны фантазия китайских трудящихся и нетребовательность отечественных граждан.
То, что стоит возле компа следователя, на первый взгляд не вызывает никаких подозрений – какая-то круглая прозрачная тарелочка на подставке. Только вот на ней то самое изображение, которое я видела на карте Евсении, на амулете Сайяфа Раббани, – мерзкая рогатая козлиная голова.
– Черные ритуалы – лучшая помощь следствию? Приворожу к уголовному делу, сниму порчу судимости? Что же ты молчишь о своих магических практиках? Не надо скрывать свои таланты! – я кивнула на стол и впилась взглядом в лицо Юры. Оно покраснело, подтверждая справедливость моих обвинений.
– Натали, ты чего? – Леня подошел, прижал ладонь к моему лбу. – Что за странные наезды? Милая, с тобой все в порядке?
– А что это за странные амулеты?
Леня посмотрел на стол и улыбнулся:
– Рыжая, ты там на своей программе совсем умом тронулась! Какая черная магия? Да это просто знак Козерога!
– Знак Козерога? – судя по жару, который заполыхал на щеках, пришла моя очередь краснеть.
– Ну да, козлик – это Козерог, там, в астрологической компании, вообще много живности – теленок, рыбка.
Пока муж терпеливо, как маленькому ребенку, перечислял зодиакальные созвездия, я мысленно успела переделать кучу дел.
Извинилась перед Юрой.
Порадовалась, что Сайяф Раббани вряд ли является сообщником преступника. Скорее всего, он по гороскопу тоже Козерог, а я увидела его амулет сразу после гадания, возникли ассоциации с картой Таро «Дьявол».
И озадачилась: так что же все-таки говорили карты о сообщнике женщины-преступницы? Может, речь идет о «черном» маге?..
* * *
Ежик в тумане.
В тумане, тумане, тумане…
Нет, что за детские ассоциации!
На самом деле это я – в тумане.
Или даже не в тумане – каком-то дыму.
Почему-то горько во рту.
Дышать тяжело, невкусно.
Перед глазами все плывет…
– Наташа, просыпайся! С собаками я погулял.
Мы сегодня с Юрой в гостиницу «Авангард» собирались ехать. Помнишь, следователь с Кононовым планировал ругаться?..
Лёнин голос еле различим.
Туман медленно поглощает меня, и я растворяюсь в нем, целиком и полностью.
Очень странное состояние – не чувствую своего тела, сердцебиения.
Какая-то часть моего медицинского сознания пытается проявить бдительность, говорит: «Да нет, это же лажа какая-то, пока работают сердечно-сосудистая и центральная нервная системы, таких ощущений быть не может».
Их быть не может – но они есть.
– Ничего не понимаю: температура у тебя нормальная, давление тоже. Наташа, ты слышишь меня?
Я прекрасно слышу голос мужа и с удивлением понимаю – даже кивнуть в ответ не могу. Ведь я вся – туман, растекаюсь, растворяюсь, наполняю окружающее пространство миллионами своих клеток.
«А вдруг это – уже смерть? Пришла ко мне, прямо сейчас! Я совершенно не готова, а ей пофиг!»
Эти мысли пугают.
Но потом первый приступ паники отступает, и я понимаю: нет, я не умерла.
Смерти, наверное, вообще нет – есть постоянный переход в новое качество существования.
В моем физическом теле огонь бытия еще не погас. Хотя, возможно, жизненные силы стремительно покидают его. Так быстро из ванны убегает вода после того, как пробка выдернута…
– Натали, а может, ну их всех – следователя, продюсера? Давай дома останемся, завалимся спать? Слушай, я даже не помню, когда мы это делали последний раз – просто валялись в постели и ленились…
В это мгновение со мной происходит что-то странное.
Сначала я чувствую усиленное сердцебиение. Потом внутри брюшной полости по всем органам словно бы начинает прыгать пульсирующий шарик от пинг-понга.
С неожиданностью летнего ливня в меня хлынули потоки энергии – разноцветные, переливающиеся, как радуга.
Почему-то вдруг вспоминаю ванильно-абрикосовый запах волос моего сына. И как красиво цвели ирисы у нас на даче – фиолетовые, желтые, бордовые, они гордо парили, покачивались на своих стеблях, словно яркие нахохлившиеся птицы. Вспоминаю, как сверкают в прожекторе солнечного света капли росы на зеленой траве – сияющие алмазы, драгоценный прозрачный хрусталь.
Все мое существо наполняется легким светлым восторгом.
Не могу произнести ни слова.
Чувствую, как на глазах выступают слезы.
Просто невозможно описать, какое же это счастье – владеть жизнью, видеть ее яркие краски, дышать ветром, солнцем…
Без малейших усилий и боли поднимаюсь с постели, обнимаю стоящего рядом мужа.
– Наташ, что-то я перепугался. Ты себя хорошо чувствуешь? Что это было с тобой?
Я чувствую себя превосходно.
Что это было – понятия не имею.
Я тоже испытывала жуткий страх, но потом все переживания смыло искрящейся волной радости и…
«А ведь это Кононов звонит», – проносится в голове.
Беру зазвонивший телефон, смотрю на дисплей. Действительно: на нем высвечивается фамилия продюсера.
Отвечаю на вызов и уже откуда-то совершенно четко знаю: пришла беда.
Голос Кононова звенит от истерики:
– Наталия, это какой-то трындец! Евсению отравили. У нас съемки начинаются, ей надо было первой записываться. А она на грим все не идет. Настя к ней в номер зашла – а там она лежит, на полу, у двери… Говорит – воняет в комнате той же дрянью, что в студии, когда Мариам убили. Значит, наверное, опять отравление… У вас есть телефон Колосова под рукой? Не могу его номер в своей мобиле отыскать; наверное, в контакты забыл вбить.
Похоже, мой динамик никакой тайны из содержания разговора не делает.
Леня щелкает кнопками на своем сотовом, потом хватает со стола блокнот и пишет цифры.
Продиктовав номер следователя, я ставлю продюсера в известность о том, что через час мы с мужем планируем приехать в гостиницу.
– Наталия Александровна, вы не представляете, как я буду рад! Я вел себя по отношению к вам не очень корректно. Хорошо, что вы в сложный момент не стали на этом заостряться…
Странно, но, похоже, продюсер действительно рад моему приезду в гостиницу.
– Голос у него стал таким довольным, – объясняю я мужу, пока мы идем за «тушканом» на стоянку. – Я прямо уже не знаю, что и подумать. Его реакции кажутся такими естественными! Позвонил, когда произошла беда; рад видеть, даже что-то вроде раскаяния, похоже, испытывает.
– Может, он просто притворяется? – муж берет меня под руку. – Пойдем по теньку, жарко сегодня!
– Если он притворяется – то он очень хороший актер и…
Со мной начинает опять происходить что-то странное.
Мы двигаемся в тени деревьев, в полушаге от проезжей части.
И я чувствую, как словно какая-то сила рывком тащит меня прямо туда, прямо под колеса текущих сплошным поток машин.
Замедляю шаг, кручу головой из стороны в сторону.
Да нет, это же невозможно!
Рядом со мной – только Леня. Он остановился, стоит теперь слева. Справа от меня – никого.
Но словно бы чьи-то ледяные цепкие пальцы тянут меня прямо к смерти.
И не подумаю туда идти!
Ну уж дудки, не на ту напали!
Кого угодно можно заставить совершить такую глупость, только не судебного медика. Плавали, знаем. Неоднократно видали все «прелести» автомобильной травмы во всех ее проявлениях – раздробленные кости, разорванные связки; кожный покров с многочисленными царапинами, остающимися вследствие волочения тела по асфальту…
Ледяные пальцы тянут меня к смерти.
Резкий запах паленой резины бьет прямо в нос.
В глазах – огромное, невероятно огромное, в целый мир, колесо.
Мне кажется, я вижу каждую резиновую клеточку, из которых состоит шина, я вижу даже каждый микроскопический атом этого проклятого колеса.
Черные автомобильные колеса – мой омут.
Я вся – уже лишь стремление к темным пыльным автомобильным жерновам. Они должны перемолоть меня, всю, целиком и полностью. Только это важно – отдаться импульсу, следовать зову.
– Наташа! Наташа, что с тобой?
От голоса мужа, как по щелчку пальцев, прихожу в себя.
Все в порядке – стою на тротуаре, мимо летят машины.
– Все-таки день сегодня очень жаркий, – озабоченно шепчет Леня. В карих глазах – тревога. – Может, ты тут меня подождешь? Здесь тень. Я быстро сгоняю за «тушканом», кондишен включу. Минутка – и ты уже в прохладе. Что-то не нравишься ты мне, Натали, лицо у тебя бледное.
Буквально прислонив меня к дереву, Леня удаляется торопливым шагом.
Мне хочется прокричать ему вслед: «Эй, подожди, не оставляй меня! Со мной что-то не в порядке! Я схожу с ума, разве ты не видишь?!»
Я хочу кричать – но почему-то не могу вымолвить ни словечка.
«А ты мысленно его позови, Наташенька. Как я тебя зову – так и ты Леню своего позови. Какие вы взрослые стали, выросли совсем…»
Рядом со мной стоит моя бабушка.
Она почти прозрачная, еле видимая. Но некоторые части лица и одежды различимы довольно четко – загоревшее лицо, расчерченное морщинами, клетчатый фартук, повязанный поверх длинного темного платья.
Сказать, что мне страшно, – значит не сказать ничего.
«Что-то ты на могилу мою не приходишь совсем. Приезжай, ограду покрась. Серебристой такой красочкой – мне приятно будет. Марине, сестре своей, денег пошли – у нее дочка родила без отца. Есть им нечего, с работы выгнали – а попросить о помощи стесняются; глупые, гордые… Слушай, а ты красивая стала – с годами округлилась. Наверное, мужики прохода не дают? Помнишь, мать тебя все ругала – худая, высокая. А я говорила: «На здоровой кости мясо нарастет…» В церковь тебе сходить надо, Наташа. Свечку поставь, Богу помолись – чернота и отступит. Много грязи вокруг тебя. Только ты не бойся… Себя слушай. Самое главное – слушай себя. Что захочется – делай, чего не будет хотеться – не делай ни за что, иначе пропадешь. И…»
Бабушка начинает «говорить» все быстрее.
Говорить – это, конечно, неправильное слово в контексте нашего общения.
Я не слышу бабушкиного голоса.
Каждое ее слово мгновенно превращается в мои собственные мысли, попадает мне прямо в сердце, прямо в душу.
Я только немного привыкла к этому странному монологу – и его темп становится все быстрее и быстрее.
Начинает казаться: моя любимая бабуля, умершая много лет назад, стремится сказать мне как можно больше.
«…вся эта нечисть вокруг тебя собралась. Ты мешаешь ей свои дела творить, Бога обижать. Тебя Господь выбрал, чтобы ты сильнее стала, чтобы поняла все, и об этом мире, где живые, и о том, где мертвые находятся. Ты как маяк, и воронье налетело. На себя смотри, на ангелов своих – и зло отступит, и…»
Бабушкина «речь» прерывается внезапно.
Небо резко темнеет, начинает дуть сильный холодный ветер.
Рядом со мной нет больше бабушки.
На том месте, где она находилась, ветер закручивает вихрь из песка, каких-то фантиков и бумажек.
Цепкие ледяные пальцы впиваются в мое плечо.
Черные пыльные автомобильные шины.
Мне надо к ним, туда, вперед.
Лечу навстречу колесам, притягивающим, как магнит.
«Смотри на ангелов – зло отступит…»
Но я не вижу ангелов.
Их нет!
Есть только холодные проклятые пальцы, есть только дыхание приближающейся смерти.
Ангел, ангелы! Хранители – так охраняйте, слышите меня, вы слышите меня?!
И они – какое счастье, чудо! – они меня действительно вдруг начинают слышать.
Больше нет никаких ледяных пальцев, впившихся в мое тело.
Я вижу яркий белый ослепительный свет.
В нем будет безопасно.
Кажется, это последняя мысль, промелькнувшая в моей голове.
И мир уже выключен…
* * *
– Гражданка Романенко, вы убили Марию Гладышеву?
– Да.
– И Евсению Аржинт?
– Да.
– Но зачем?
Катя мотнула головой и прохрипела:
– Сначала таблетки. Верни мне мои таблетки!
В голубых глазах следователя, похоже, промелькнуло сочувствие:
– Глупая, не надо. Тебе со мной общаться еще долго, тебе находиться тут долго. Отвыкать все равно придется… Знаешь, я давно тебя подозревал. Когда опера выяснили, что гражданку Гладышеву отравили вип-инсектицидом, который использовался в доме твоего отца, то решил: мое дело плохо. Думал, олигарх Романенко покажет мне кузькину мать – быстро надавит на начальство, дело прикроет. А он – мужик совсем другого плана. Я так думаю, нечего тебе рассчитывать ни на освобождение под залог, ни на доставку наркоты в камеру. Нормальный он мужик. Я по лицу его понял – он переживает за тебя сильно, но считает, что все должно быть по-честному. Жаль, что все это с тобой случилось. Но за свои поступки надо отвечать.
– Нормальный? Этот урод – нормальный?! По-честному? Да что ты знаешь о честности!
Катю затрясло от ненависти. На глазах выступили слезы, и стало трудно дышать. Так всегда было, когда она пыталась доказать папашке, этому козлиному уроду Владиславу Романенко, что он дурак полный и ничего в жизни не понимает…
…Маминых черт в памяти нет и никогда не было.
Какие-то женские лица, постоянно меняющиеся, склоняются над кроваткой – но уже тогда возникает совершенно четкое понимание: неправильные это лица, не те. Они холодные, с фальшивыми улыбками. В них нет самого важного, самого теплого.
Детство начинается с фальшиво-скорбного голоса папашки, вешающего на уши лапшу журналистам:
– К сожалению, мать моей дочери трагически погибла. Мы очень любили друг друга. И скоро поняли, что у нас появится ребенок. Думали после рождения девочки устроить красивую свадьбу – но этим планам было не суждено осуществиться.
Отец всегда сюсюкал с журналистами.
И они охотно ему подыгрывали, ездили в гости, жрали от пуза и получали дорогие подарки – а потом все равно раскапывали про отца такое…
«У Владислава Романенко дочь от проститутки. Мать девочки покончила с собой».
Это еще самые мягкие заголовки, появившиеся в газетах.
Зная отца, несложно предположить, что произошло тогда, много лет назад.
Узнав, что будет ребенок, он, наверное, настаивал на аборте. Но что-то не сложилось, и вот все-таки появляется дочь.
Что ж, это можно использовать. В конце концов, наличие ребенка положительно влияет на имидж, привлекает симпатии электората (пару раз отцу приходила в голову блажь стать депутатом Госдумы).
Ребенок – привлекает, жена-проститутка – нет.
У Владислава Романенко склонности церемониться с кем-либо не было. Он просто вычеркнул маму из жизни дочери! Так же равнодушно, как подписывал рядовые документы. Ему было все равно – а вот мамочка, наверное, не пережила…
– Почему ты молчал, почему я узнаю об этом в школе от подружек?! – Катя просто захлебывалась от слез. – Ты обманул меня! Говоришь – надо поступать правильно, быть честным, а сам? Сам? Что ты сделал с мамой?
Он, даже не пытаясь утешить дочь, пожимает плечами:
– Честно говоря, я особо не интересовался ее жизнью. Мы с ней договорились, что за определенную сумму – не очень большую, кстати, – она забудет о своем ребенке. Ну а что там с ней случилось – понятия не имею. При ее профессии всякое могло произойти. Журналисты написали – повесилась. Значит, повесилась. Да, я не хотел делить с ней свою жизнь. Она была человеком не нашего круга. Она ничего не могла дать тебе как мать. Чему она научила бы тебя? Азам древнейшей профессии?
Жестокий…
Какой же он жесткий, безжалостный.
И этот урод – ее отец…
Из Кати рвется отчаянный крик:
– Проститутка? Моя мама? Я не верю! Как же ты, такой правильный, пользовался ее услугами?!
– А я не знал, что она проститутка. Она давно меня приметила. Говорила, все пыталась познакомиться, то в магазине, то в спортзале – а я не велся. Тогда она под машину мне бросилась. Я с парковки выезжал, задом сдавал, глянул – чисто все. И вдруг удар… В больницу ехать не понадобилось. От радости, что не задавил человека и все обошлось, в ресторан девушку пригласил. Потом ко мне домой поехали… Она сказала вообще-то, что педагог, только по специальности не работает. В общем – и не соврала фактически… Кать, ты прости, что я тебя в такие подробности посвящаю. Ты ребенок еще, хоть выросла, как каланча. Но ты пойми – твоя мать подсыпала мне какую-то дрянь в вино. Я отрубился и ничего не помню – что она там со мной делала, как именно добилась… Утром ее уже не было. Голова раскалывалась. Конечно, все произошедшее характеризует меня не лучшим образом. Вообще-то я не сторонник таких отношений. Но у меня было чувство вины, я выпил вино то ли с клофелином, то ли со снотворным… В общем, я забыл об этой интрижке. Через пару месяцев звонок – беременна… Твоя мать тогда мне во всем призналась: что специально под машину мою бросилась, что сделала все для того, чтобы забеременеть. Она квартиру хотела, я ей ее купил. Денег у меня тогда еще немного крутилось – но и цены на недвижимость были совсем другими… Получила свою квартиру и пропала. С тобой общаться не рвалась. Меня удивляло: мать, родной ребенок все-таки. Но нет – никакого интереса. А то, что с собой покончила, – я не верю, не тот характер. Может, еще кого подловить захотела, девушкой она красивой была. Но сорвалось, и вопрос навсегда закрыли…
Катя не поверила ни единому его слову.
Конечно, этот изверг все наврал.
Ладно, хорошо, мама профессией не вышла.
А почему он не женился на другой женщине – что, мало не-проституток в Москве-столице?
Он объясняет это так: «Не хотел провоцировать конфликты жены и родного ребенка. Я не верю, что можно полюбить чужую дочь».
Тоже, блин, в благородство играет!
Все, что он говорит, – вранье! Сколько людей вступают в повторные браки, живут с неродными детьми – и прекрасно ладят.
Просто, наверное, не нужны отцу женщины.
Помешан на своем бизнесе, с утра до вечера работа, работа – и больше ничего ему не надо.
Хотя нет, надо.
Поиздеваться нравится папашке над своей кровиночкой…
Он жадный. Жадный до одури!
– Папа, дай денег, пожалуйста!
– А зачем тебе?
– Я кофточку хочу купить, и джинсы, и новые туфли под новые джинсы.
– Но ведь у тебя уже есть пять пар джинсов! Кать, угомонись, – все шкафы тряпками забиты. Ты пойми – мне не жалко. Просто не надо покупку одежды доводить до абсурда!
И все объяснения напрасны: и что мода меняется, и что гардеробчик каждый сезон обновлять надо, и что у девочек в школе уже давно такие джинсы есть.
Твердит, как попугай:
– Самое главное – хорошо учиться, развивать себя как личность. Ты можешь заказывать дорогие книги, путешествовать – я оплачу тебе поездки в любые уголки мира. У тебя формируется совершенно неправильная система ценностей. Важны не шмотки, а интеллект!
«Поеду якобы в Лувр, а сама – по магазинам», – решила Катя и заявила, что всегда мечтала увидеть загадочную улыбку Джоконды.
Ага, посетила она распродажи, как же!
Всеми вопросами во время поездки занималась помощница отца – старая худая тетка с тонкими губами. Сбежать от нее и проигнорировать музеи – нереализуемая задача. К тому же денег отец дал в обрез – на еду, гостиницу и входные билеты.
Конечно же, зачем молоденькой девушке платье из Парижа – у нее и так есть пять, пусть еще спасибо скажет, что не уродских от бюджетных молодежных брендов…
Впрочем, деньги еще в старших классах школы перестали быть проблемой.
– Девочка, ты такая красивая. Никогда таких красавиц не видел. Самая лучшая…
Торопящаяся на танцы Катя усмехнулась.
Странный дядечка – старый уже, как отец, толстенький, а за девчонками бегает.
– Если бы ты только согласилась прийти ко мне в гости… Я бы заплатил…
Она сразу поняла, о чем речь, и заинтересованно вскинула брови:
– А сколько?
Названная сумма вдохновила. Ее хватило бы на платьишко от Шанель (там как раз распродажа, но кто узнает о том, что платье куплено за треть цены, главное – бренд), модные французские духи и губную помаду люксовой марки.
Ну а секс… Все равно ведь приходится иногда спать с одноклассником. Чтобы в школе не решили, будто Романенко – синий чулок или фригидная женщина!
Отец, наверное, что-то скоро стал замечать, подозревать. И отправил из Москвы в Лондон, учиться в школу журналистики.
Было прикольно отвечать на его звонки из постели очередного мужика: «Все в порядке, папочка, недавно интервью брала…»
Там же, в Лондоне, Катя познакомилась со своим будущим мужем, Игорем.
Он казался таким успешным, богатым.
Ухаживал красиво, денег не считал: лучшие рестораны, розы корзинами, кольца с бриллиантами. А как хорошо было с ним заниматься шопингом! Полбутика скупит, и ни одной ремарки типа: «Дорогая, зачем тебе сто двадцать пятые туфли?»
В общем, одел, обул – да еще и замуж позвал.
Упускать такую кандидатуру было глупо.
Катя и не думала ворон считать, свадьбу организовала шикарную – все светские львицы обзавидовались.
Правда, потом и позлорадствовали от души: через полгода после свадьбы мужа загребли за компанию с известным олигархом и отправили в Сибирь на семь лет – шить рукавицы и думать на досуге о том, с кем надо дружить, а с кем – не надо.
Катя проконсультировалась с адвокатом: шансов на условно-досрочное освобождение в связи с политическим резонансом дела нет, придется сидеть от звонка и до звонка.
А все имущество конфисковано, вся собственность изъята.
По сути, у Игоря буквально за пару месяцев от многомиллионной империи осталась только жалкая «двушка» на окраине Москвы, чудом зарегистрированная на мать, – Игорь, должно быть, перебравшись на Рублевку, просто запамятовал о той квартире.
Расклад вырисовывался неутешительный. Через семь лет с зоны вернется мужик, которому придется все начинать с нуля. Поднимется, не поднимется – это еще вопрос. В бизнесе тоже все не просто, и никто возвращения Игоря ждать не будет.
А молодость уже пройдет…
И можно оказаться у разбитого корыта.
Нет, лучше развестись с Игорем и найти себе состоятельного мужчину!
– Ты предаешь его, – прокомментировал папашка новость о разводе. – Такой хороший мальчик. Не повезло ему. И ты что, сразу в кусты?
Катя едва сдержалась, чтобы не высказать ему в лицо все.
Какие, на хрен, кусты и предательство? Он бы еще за мужем в Сибирь посоветовал отправиться, как декабристке!
Папаша что, не знает, что стрижка с окраской в самой обычной парикмахерской 4 тысячи стоит, процедура для лица – минимум 2, маникюр и педикюр – еще 3 тысячи. Но в этих занюханных салонах – как лотерея, может повезти, а может – нет. А как с испорченной головой в эфире работать? Вот недавно знакомая девочка, Нора Фридман, в обычной парикмахерской покрасилась. У нее волосы через пару дней отвалились, пучками, у самых корней. Пришлось стричься практически налысо, и теперь Нора то в кепке, то в бандане ходит, ждет, пока волосы хотя бы немного отрастут. Но Нора – администратор. В прямом эфире в кепке не поработаешь… Нет, ведущая должна выглядеть идеально. Да вся зарплата, которую платят в «Останкино», вот так и расходится – массаж сделаешь, пострижешься в нормальном салоне, губки немного подкачаешь, ботокс в уже наметившиеся морщинки введешь. И все, трех тысяч баксов нет!
Да если бы не мужики – известной звезде Екатерине Романенко жрать было бы нечего, в тряпки с рынка приходилось бы одеваться!
На робкие попытки намекнуть, что дочери можно и денежек подбросить, папашка реагирует одинаково: «Что ты, котенок, это не в твоих интересах!
Знаешь, как в Штатах миллионеры своих детей воспитывают? Ни цента им не дают, те гамбургеры продают, пиццы разносят. Тебе не нужно, чтоб я давал тебе деньги. Тебе надо учиться обеспечивать себя самой!»
Что ж, вот она и учится.
Семь лет ждать мужа с зоны понта нет. Надо замутить другую тему, найти новый кошелек на ножках.
А папашка, урод хренов, пусть своими бабками задавится!
Странно еще, что он квартиру на Кутузовском и «Porsche Cayenne» все-таки подарил.
Почему бы для лучшего постижения жизни дочери под мостом не пожить? Или на «Жигулях» не поездить?
Но тоже урод – тачку подарил, а с ГИБДД договариваться не захотел.
«Посидишь без прав, подумаешь о том, можно ли после выпивки управлять автомобилем. А если бы ты убила кого-нибудь, сама погибла?..»
Ну не урод ли?!
Из-за пары бокалов шампанского пешком ходить!
На одни штрафы работать!
Урод, козел и скотина старая – однозначно.
Да и с квартирой, кстати говоря, старикан пожадничал. Себе вон какой дом отгрохал. А ей что? Ни бассейна, ни сауны нормальной! Мог бы тоже домик в пригороде купить!
Только вот высказывать Катя все это не стала.
Зачем?
Изменить – это ничего не изменит.
А вот испортить отношения – запросто.
Зачем откровенно идти на конфликт?
Отец богат, она, как ни крути, – единственная наследница.
Нет, все свои мысли о папочкиных манерах и принципах Катя при себе держала…
Приезжала к нему по выходным, как приличная дочь, тряслась от ненависти – и упрямо молчала.
Ничего, будет еще и на ее улице праздник.
Все у нее появится – и деньги, и любовь.
Надо только мужчину найти подходящего.
Надо найти нормального мужика с бабками – и все будет ОК…
Но нормальный мужик – такой, чтобы не только трахнул и дешевой пиццей накормил, – что-то все не находился.
Пыль в глаза напустят, своего добьются, пару шмоток купят – а на что-то более серьезное уже фиг раскрутишь.
Стыдно кому из подружек признаться – в последний раз, когда они с Максом Ерофеевым на Мальдивы летали, даже пришлось половину путевки самой оплачивать.
Самой за отпуск платить – и при этом еще Макса ублажать! А тот ведь не в лучшей форме, он пока возбудится и кончит – семь потов сойдет… И откуда быть той эрекции? Макс на наркоте уже который год торчит, и курит, и бухает как не в себя.
Вот это позорище: быть на Мальдивах за свой счет, вместо романтических прогулок накачиваться вискарем с таблетками (а что было делать, если Макс давно в ауте?!), да еще и этот член его вяленький…
Приглашение на проект «Ясновидящие» вначале Катю обрадовало.
Продюсер, Кононов, такими глазами на нее смотрел! Прямо так и пялился – на грудь, на ноги.
«Кононов – не Макс, птица более высокого полета. Хреново, конечно, что Ерофеева тоже сюда работать пригласили. Но я ему быстренько объясню: если не готов жизнь девушки превратить в праздник – то не надо претендовать на ее время, – подумала Катя, томно поглядывая на Сергея Николаевича. – И с деньгами у Кононова получше. Да и жениться на мне, может, захочет – у нас большая разница в возрасте, сейчас как раз так модно…»
Но Сергей оказался таким же говнюком, как и Макс.
Как будто бы брат родной, честное слово! И по мужской части слаб, и несчастных двести баксов ему на штраф жалко, и в ресторан нормальный его не затащить, все подешевле что выбирает, типа пиццерий занюханных… Да еще баб у этого Кононова было – как грязи. А он все новых ищет! Так и рыскает!
Блин, лучше бы виагры купил, честное слово…
Неудачи с последними партнерами здорово выбили Катю из колеи.
С Сергеем вообще даже не роман вышел – так, бюджетный перепихон на скорую руку. Только закончились кастинги для участников – а он уже предложил Кате остаться «хорошими друзьями».
Она согласилась:
– Да, ты прав, так будет лучше.
А про себя подумала, что в задницу надо посылать таких друзей – поимели девушку и даже подарка не сделали.
Иногда отчаяние накатывало такое – хоть в петлю лезь. Вот просто прямо так и казалось – надо с крыши высотки вниз сигануть, под поезд в метро броситься. Потому что нет больше сил никаких – терпеть, все время искать, снова и снова обжигаться, бояться нищеты и одиночества.
А порой хотелось убить отца.
Убить, получить его немереное баблище да и зажить в свое удовольствие.
Но только ведь счастливого финала не будет. Менты в два счета на чистую воду выведут, им даже делать ничего не придется – просто колеса заберут, и сразу захочется пооткровенничать.
Колеса, конечно, не герыч. Ломает не так сильно, на внешность не влияют, мозг вроде не разжижается. Но без них реально начинает колбасить.
Нет, убивать отца нельзя. Надо сначала решить вопрос с наркотой, а потом уже об устранении папашки думать.
Но как тут завяжешь, когда столько стрессов: и мужики бросают, и ГИБДД штрафует, и проект намечается не самый простой, с этими всеми колдуньями и экстрасенсами…
Даже смотреть на участников проекта «Ясновидящие» Кате поначалу было боязно.
А вдруг порчу наведут или сглазят! У них, наверное, столько силищи… Да им человека уничтожить – что пылинку смахнуть.
Только один экстрасенс казался не страшным. А очень даже симпатичным и каким-то… добрым, что ли.
Упакован Денис Муратов был, конечно, так себе – ездил на дешевом, хотя и новом, «Nissan Juke», часы его не больше полутора тысяч баксов стоили. Но красавчик – глаз не отвести!
«В конце концов, один раз можно себе позволить и просто секс с красивым самцом, – решила Катя, доставая из сумочки свою розовую визитку с белым тиснением. – По крайней мере, хоть удовольствие в постели получу, раз уж денежных папиков поблизости нет».
Денис Муратов визитку взял, но сразу же дал понять: он не свободен, у него есть девушка.
Катя растерялась. В голове пронеслось: «Так я же его не в загс зову. Что нам мешает после работы заехать ко мне и просто расслабиться?»
Потом внутри все запекло от жгучей зависти.
Какой должна быть женщина, чтобы ради нее отказались от секса с известной гламурной красавицей?..
Через день Катя получила ответ на свой вопрос.
Девушка Дениса Юля оказалась серой мышью с некрашеными тусклыми волосами, стянутыми в хвост, без грамма косметики на лице. Одета она была в джинсы и майку американской фирмы, престижной разве что во времена совка.
Катя смотрела на нее, воркующую с Денисом в закутке «останкинского коридора», и никак не могла понять, что именно в этой мышке могло быть лучше ее идеального выхоленного тела…
В тот вечер, чтобы забыться, она поехала в ночной клуб и сняла там сразу двух молодых кобельков, которые всю ночь развлекали ее совсем не разговорами.
Утром Катя быстро выставила парней за дверь, а потом немного всплакнула – но совсем чуть-чуть, потому что к обеду намечались съемки, а записываться с опухшими глазами – это не дело.
Настроение было отвратительным.
Таблетки почему-то действовали плохо.
Хотелось побыть одной, напиться в хлам.
И тут одна из сумасшедших теток-экстрасенсш вздумала поучить жизни.
Чего она только не говорила!
Гнала какую-то пургу про ее отношения с Максом и Сергеем, про то, что секс до брака – это грязь и что надо думать о спасении души, а не о деньгах.
«Да я просто убью ее».
Собственная мысль сначала удивила Катю.
А потом она поняла: а ведь и правда убьет.
Убьет легко и непринужденно.
И даже несложно придумать, как именно все провернуть.
Папашка завернут на цветах.
Они в его доме на Рублевке повсюду – в холле и гостиной, на всех подоконниках; естественно, и зимний сад устроен просто огромный.
Больше всего отец трясется над бонсаями и японскими орхидеями. Та еще гадость, японские орхидеи – сами маленькие, цветочки – как козявочки. Правда, пахнут вкусно. Те огромные орхидейные ветки, которые мужчины иногда Кате дарили, – они не пахли, хотя могли по полтора месяца не вянуть и были такими красивыми – глаз не отвести. Папины мелкие «комары», как правило, источали дивный лимонно-ванильный аромат. И, конечно, они впечатляли своей стоимостью. Цена некоторых «крокозябр», напоминающих перекрещенные еловые веточки размером максимум 10 сантиметров, приближалась к двум тысячам долларов.
Отец трясся над своими растениями, как над малыми детьми.
Для ухода за цветами к нему два раза в неделю приезжали специальные сотрудники какой-то флористической конторы, занимавшиеся поливом и внесением удобрений. Некоторые препараты, которыми они пользовались, явно были опасными. Папин йорк Филя, жрущий все подряд, однажды стащил какой-то флакон, разгрыз его – и умер.
Надо просто взять этой отравы, долить ее в стакан вредной экстрасенсши.
И все будет очень хорошо…
«В конце концов, мне надоело, что меня все обижают и унижают, – думала Катя, оглядываясь по сторонам. Вечеринка только начиналась, народ активно общался, а на нее, укрывшуюся в закутке за декорацией, никто не обращал внимания. – Издеваются, учат жизни… Надоело!»
Она казалась себе такой смелой, равнодушной, уставшей от жизни. И вместе с тем – сильной, решительной, всемогущей…
Когда Мариам, сделав пару глотков, упала, Катя словно бы очнулась.
«Я убила ее! Я это сделала! Но почему? Как в тумане все… Надо завязывать с наркотой. Если меня не поймают, клянусь – обязательно завяжу, – метались лихорадочные мысли, пока она дрожащими руками доставала горсть таблеток, предусмотрительно пересыпанных в пузырек из-под валерьянки. – Да нет, никто меня не заподозрит. У меня совершенно нет мотива. Вот если бы я траванула папашку – это было бы совсем другое дело…»
Катя успокаивала себя и машинально отворачивалась от подоконника, где стоял флакон с ядом.
Отпечатков на нем точно нет – ведь она пользовалась салфеткой.
Конечно, первый порыв – спрятать его в сумку, а потом выбросить. Но если вдруг обыск? С такой уликой не отвертишься.
Она очень старалась вести себя спокойно, не показывать своего волнения.
Но нервы, конечно, были натянуты до предела.
Еще долго потом просто упоминание об убийстве Мариам могло вызвать срыв…
Злость была, да.
Злость, страх…
Но – никаких сожалений.
Даже странно – возникало чувство, похожее на удовлетворение от хорошо сделанной работы.
«Оказывается, убивать – это приятно, – призналась она самой себе. – Испытываешь такой драйв – ни одни колеса так не вставляют!»
…– Ладно, хорошо. Допустим, вы убили гражданку Гладышеву просто так. А как насчет Евсении Аржинт? Тоже безо всякой причины?
Катя отправила в рот еще одну таблетку, дождалась, пока по телу прокатится приятная волна бодрости, и пожала плечами.
– Я не могу сказать, что убила их без причины. Я думаю, просто так было нужно – чтобы я их убила.
– Кому нужно?
Она опять пожала плечами:
– Не знаю. Может, Богу? Это же Ему от нас всех что-то нужно.
В глазах следователя появилась тоска:
– Так Бог вам передал послание? Слышали голоса? Видели зеленых человечков? Гражданка Романенко, предупреждаю: если вы хотите имитировать психическое заболевание, то у вас ничего не выйдет. Направлением на экспертизу я вас, конечно, обеспечу. Но врачи – настоящие профессионалы, их вы своими фантазиями не одурачите.
– А я и не пытаюсь никого одурачить. Я просто поняла, что, может, единственное, что я должна сделать, – это убить именно этих людей. После каждого убийства возникала уверенность: все сделано правильно…
