Глава 3
Около 30 года нашей эры, Вифания, Лазарь
С самого раннего утра в доме кипит работа.
Мария печет хлебные лепешки, Марфа занимается рыбой и мясом. Готовя еду, сестры переговариваются, спорят, в какой лавке лучше купить овощи к столу, кто из продавцов может предложить самого свежайшего сыра.
Это все радостные хлопоты. Ведь недавно в Вифанию пришел гонец от Учителя, принес хорошую новость. Направляясь в Иерусалим на Пасху, Иисус с апостолами зайдут и в Вифанию, проведут ночь здесь.
Как же хочется опять увидеть Учителя, послушать его неспешные странные разговоры! И еще очень хорошо, что многие люди, которые идут теперь в Вифанию, узнав о произошедшем здесь чуде воскрешения, тоже смогут исцелиться. Ведь самая тяжелая болезнь отступает, стоит только страждущему с искренней верой прикоснуться хотя бы к краю одежды Иисуса.
Спокойно на душе. Радостно. Только вот…
По телу Лазаря, занятого починкой скамьи, вдруг прокатилась волна ледяной дрожи.
– Что, опять эти видения? – участливо поинтересовалась Мария, прекращая раскатывать тесто.
Вздохнув, Лазарь кивнул и пробормотал:
– Чувствую теперь я себя очень хорошо. Как будто не было ни болезни моей, ни жара, ни слабости. Я даже не понял, что делался мертвым. Просто уснул, а потом проснулся, встал и пошел вперед. А там…
Он сглотнул подступивший в горлу комок и снова словно бы увидел ту чернильную темноту, озаряемую пламенем факелов. Вначале еще ничего различить в ней было невозможно, кроме разве что языков огня, извивающихся во мраке. А потом в темноте вдруг забелела изможденная фигура человека. Мужчина тот, в одной лишь повязке на худых бедрах, был прикован к скале. Подле него на цепи болталось золотое блюдо.
– Ты взял чужое, ты отдашь свое, – как будто бы прокричал черный ворон, выклевывающий куски плоти стонущего мужчины.
Нет, птица та не говорила человеческим голосом. Но ее карканье понималось так же легко, как если бы зловещий ворон с отливающими синевой перьями изъяснялся настоящими словами.
На том месте, куда вгрызался мощный клюв, образовывалась окровавленная ямка. Однако это продолжалось лишь несколько мгновений. Затем вместо раны непонятным образом вновь появлялась неповрежденная кожа, потом птица опять впивалась в нее клювом, делая внушительную дырищу. Мужчина все стонал, и длилось это вечность, и конца этому все не было.
Со всех ног Лазарь побежал вперед, стараясь как можно скорее забыть про страшную птицу и мучаемого ею мужчину. Но уже совсем скоро вновь довелось ему замереть в оцепенении.
Перед ним, в огромном костре, заживо горела девушка. Лопалась кожа, трещали волосы, тошнотворный запах горящего тела заполнял все вокруг. Рядом с костром стояла еще одна девушка – тоже молодая и очень красивая. Огонь почему-то не причинял вреда ни плоти ее, ни одежде. Стоявшая рядом с костром протягивала руку той бедняжке, что корчилась в яростном пламени, а потом отдергивала ее, не давая жертве возможности избежать мучений. С ехидной улыбкой не боящаяся огня девица повторяла: «Какой мерой ты меряешь – такой и тебе отмеряно будет. Могла ты спасти из огня свою подругу, а не спасла, потому что завидовала красоте ее и богатству той семьи…»
Вздрогнув, Лазарь устремился вперед.
И видел он мужчину, которому все отрубали и отрубали голову. Голова, отделенная от тела, глупо хлопала глазами, изо рта вырывался нечеловеческий крик – а потом вновь тело мужчины становилось целым и неповрежденным, но только лишь до нового взмаха топора. Должно быть, когда-то тот мужчина сам зарубил человека и теперь суждено ему вечность переживать нескончаемые муки жертвы.
А еще была там красивая женщина, изменившая мужу, – ее постоянно насиловала и била череда каких-то страшных зловонных созданий, напоминавших мужчин только своим естеством. Тела же их покрывала грязная темная шерсть, как овечья, только черного цвета. И глаза светились красным.
Затем впереди показалось болото, в котором тонули тысячи людей. Они пытались выбраться, размахивали руками, отталкивая друг друга. И чем больше старались люди освободиться – тем быстрее уходили под жирную грязь.
Булькают пузырьки на тех местах, где совсем недавно виднелись головы. Темная вязкая поверхность на мгновение замирает – и вот уже опять болото полно людей, они хватают ртом воздух, пытаются вырваться. Нескончаемый поток смерти, и выхода нет.
– Они в Бога не верили, жизнь праведную не вели и думали, что после смерти и нет ничего, – рядом с Лазарем вдруг оказался жирный черный кот.
Как и ворон, он тоже говорил нечеловеческим языком и как будто бы мяукал – но все, что он хотел сообщить, каким-то непостижимым образом становилось совершенно понятно.
– По вере твоей да воздастся тебе, – кот, распушив хвост, стал мурлыкать и тереться о ноги Лазаря. – Сейчас проверим, не здесь ли твое место!
Коварное животное мигом вцепилось юноше в плечо, потом в спину, понуждая сделать шаг прямо в опасное болото.
Не успев ничего подумать ни о своей вере, ни о гнусном коте, Лазарь угодил в вязкую ледяную жидкость. Попытался выбраться из нее и с ужасом почувствовал, что ноги тянет вниз и что надо сделать глубокий вдох, потому что сейчас начнется мучение неимоверное.
Оно начнется, должно начаться.
Но воздуха вдруг почему-то становится много, куда больше, чем прежде.
А еще есть солнце, теплое, согревающее. А болота под ногами нет – хотя щиколотки все еще придерживает непонятно откуда взявшаяся тугая веревка, мешающая шагать широко. Лицо почему-то завязано плотным куском ткани, вроде талита.
– Развяжите ему ноги, пусть идет!
От голоса Учителя сразу становится легче.
Все, страшный сон закончился. Пробуждение прекрасно! И все теперь будет хорошо. Иначе и быть не может, когда Иисус рядом!
– Забудь обо всем, Лазарь, – вытерев руки от муки, Мария приблизилась к брату и обняла его. – Теперь ты жив, Господь спас тебя! Он спасет и всех людей, уверовавших в Него. И тех мучений, которые ты видел в загробном мире, не будут больше испытывать люди!
На нежном личике сестры появилась счастливая улыбка. Лазарь попытался улыбнуться ей в ответ и с ужасом в очередной раз убедился: губы больше не растягиваются в привычном движении.
Увы, он больше не может улыбаться. Как и не сможет, похоже, никогда изгнать из памяти видение адских мук.
– Идут, идут! – радостно провозгласил вбежавший в дом соседский мальчик. – Уже показались они на склоне горы, скоро будут в Вифании ваши гости.
– А у нас еще работы непочатый край! – Марфа вручила пареньку хлебную лепешку и нахмурила брови: – Лазарь, Мария, что же вы не работаете? Потом будете разговаривать, а сейчас – за дело!
Как оказалось, сестра гневалась совершенно напрасно. К приходу гостей все было готово. Лазарь успел починить скамью и сбегать в лавку за сыром и овощами, Мария закончила печь хлеб, а Марфа выложила на блюда зажаренное мясо и рыбу и спустилась в погреб за самым лучшим вином.
Когда в дом вошел Иисус, Лазарь смутился.
«Так всегда бывает, когда я вижу Его, – думал он, наблюдая, как Учитель и апостолы, поприветствовав сестер, омывают руки, готовясь к трапезе. – Столько всего сказать Ему хочу, столько спросить.
Но стоит только взглянуть на Него – все вопросы вылетают из головы. Или даже нет, не так. Я словно бы получаю ответы на них, безмолвно. И так спокойно становится на душе, что даже и описать этот покой невозможно».
Благоговея и замирая от счастья, Лазарь приблизился к Учителю, сел подле Него.
– Какой вкусный хлеб, – похвалил кто-то из учеников Его. – Кто бы ни пек этот хлеб – этот человек знает свое дело.
Лазарь собирался было сказать, что хлебными лепешками занималась Мария. Но тут и сама сестра появилась в покое. В руках у нее был тазик и две небольшие амфоры.
Улыбнувшись, она опустилась на колени возле Иисуса и стала омывать ноги Его самым лучшим нардовым маслом.
Лазарь с Марфой понимающе переглянулись. Так вот о каком приятном секрете для Учителя говорила накануне Мария! И правда, хорошо сестра придумала с этим маслом! Весь дом наполнился превосходным ароматом мирра!
Конечно, этой малостью не отблагодарить Иисуса за то, что Он сделал для их семьи, за то, что делает Он для всех людей. Но все-таки тем самым сестра и удивила, и порадовала Иисуса…
Закончив лить масло, Мария сняла с головы платок и стала вытирать ноги Учителя своими длинными густыми волосами.
– А ведь это масло можно было продать за триста динариев!
Лазарь обернулся, чтобы посмотреть на ученика, говорящего такие глупости.
То возмущался Иуда Искариот.
«Странно, всегда казалось, что он наполнен такой искренней любовью к Учителю!» – пронеслось в голове у юноши.
Иуда же тем временем ворчливо продолжал:
– Да, такое чистейшее масло можно было продать не меньше чем за триста динариев. Полученные деньги пригодились бы нищим и вдовам, а еще…
– Не ругайтесь на нее, – перебил Иисус, ласково глядя на Марию. – Она приберегала это масло на день моего погребения. Нищие всегда будут рядом с вами, и вы всегда сможете им помогать. Меня же рядом с вами скоро уже не будет.
Лазарь сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
Да что же это Он говорит такое?!
Нет, нет, так не может быть, так не должно быть!
Учитель – это свет, это жизнь.
Если погаснет солнце – то что тогда случится со всеми людьми?..
* * *
– Всю ночь ревела, да?
Мне так плохо, что я даже не могу прокомментировать совершенно неуместное «тыканье» девчонки-гримерши. Вообще-то барышня, которая сейчас наносит на мое зеленое лицо со щелочками вместо глаз тональный крем, намного младше моего сына. Возможно, под настроение я бы поехидничала над любительницей панибратских обращений. Однако сейчас у меня вместо сердца – кровоточащая дырка. Хочется накрыться с головой одеялом, никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Не знаю, как буду принимать участие в съемках, сил, кажется, вообще нет.
Пытаюсь поддерживать разговор гордым враньем:
– Ничего я не ревела. Просто у меня аллергия.
– У наших ведущих каждый день такая аллергия. Бросит девочку парень, у нее сразу же глаза на мокром месте. А я считаю, спокойнее надо на мужиков реагировать. Если по каждому козлу убиваться – все лицо в морщинах будет!
– Но у меня действительно аллергия…
А может, в каком-то смысле я не очень-то вру? У меня аллергия на мужа. На некоторые привычки мужа – если быть точнее. На меня нельзя давить! Нельзя! Я могу вынести все, что угодно. Я могу быть верным рубаха-парнем, роковой красоткой, терпеливой сиделкой или суперкулинаром. Могу работать в режиме нон-стоп, жить без денег, забить на бытовой комфорт. Но, пожалуйста, не надо заставлять меня делать то, что я считаю невозможным.
Я не могу бросить этих дурацких «Ясновидящих».
Да, сдуру купилась на большой гонорар, на возможность помочь собачьему приюту.
Да, мне страшно. Я слишком многого из происходящего здесь не понимаю. Я не знаю, как можно было заставить Мариам выпить карбофос, как можно было вынудить Евсению ломануться при белом свете «наводить порчу» на «тушкана». Конечно, такие вещи, которые на уровне логики объяснить невозможно, заставляют чувствовать себя слабой, уязвимой.
Но я не могу бросить эту программу! Потому что людям, находящимся тут, возможно, угрожает опасность; потому что мне банально любопытно во всем разобраться. И – самое главное – я никогда не позволяю себе трусить, даже если очень хочется, даже если это разумно. Я просто не смогу жить с ощущением того, что я сдрейфила и отступила…
А ведь Ленька знает меня как облупленную. Знает, и обычно принимает со всеми моими тараканами.
Зачем тогда было провоцировать ссору, настаивать? Он же понимает: я не умею, не привыкла ездить по жизни «задним ходом». С точки зрения результата КПД разборок – ноль целых, ноль десятых. Но мы наговорили друг другу столько горьких несправедливых слов, что всю душу, кажется, заволокло едким дымом…
«Ты себя ведешь, как маленькая упрямая девочка! – орал муж, крутя пальцем у виска. – Так Димон в магазине на пол валился и визжал, что хочет машинку!»
Я ревела и улыбалась одновременно. Наш сын внешне очень похож на Леньку, и в тот момент как раз именно кричащий муж напоминал вредничающего сынишку.
Оба мы хороши! Наверное, никогда не повзрослеем. Никогда не научимся контролировать свои эмоции, идти на компромисс и допускать за близким человеком право принимать решения, противоречащие собственным критериям…
– Нравится?
Вздрагиваю от звенящего над ухом голоса, бросаю машинальный взгляд в зеркало и с облегчением подмигиваю своему отражению.
Да я выгляжу просто роскошно! Свежий цвет лица, высокие скулы, огромные глазищи и пухлые губы – ничто больше не напоминает зареванную, хлюпающую носом женщину.
Благодарно улыбаюсь талантливой визажистке, встаю с кресла и тороплюсь в центр комнаты. Там режиссер программы как раз объясняет съемочной группе, что нам всем предстоит делать.
В Захаре Быстрове нет ничего ни быстрого, ни энергичного.
Невысокий дядечка с «пивным» животиком, боковыми залысинами и маленькими сонными глазками; одетый в мешковатые вытертые джинсы и свободный свитер. И даже голос у него тихий, сонный. Не соответствует человек своей фамилии, вот просто ни капельки!
– Итак, повторяю, – он бросает на меня равнодушный взгляд и продолжает бубнить: – Повторяю для вновь прибывших. На испытании участники программы из шести запечатанных конвертов с фотографиями должны выбрать один, тот самый, в котором находится снимок убитого парня. Если выбор конверта сделан правильно – то дальше экстрасенса надо спросить о том, как именно погиб парень. Мать погибшего сейчас на гриме. Мы сможем начинать через десять минут. А пока пусть ведущие подводку запишут.
У меня невольно вырывается:
– Так ведь первый же экстрасенс, прошедший испытание, сможет разболтать остальным участникам все подробности!
Оператор Дима Ванин, высокий, красивый, как греческий бог, недоуменно пожимает плечами:
– А это совершенно не в их интересах! Они все – конкуренты. До окончания съемок все экстрасенсы будут находиться в двух помещениях: одна комната для тех, кто уже прошел испытания, и вторая – для тех, кто ожидает записи. У них забрали сотовые телефоны. Даже в туалет их будет сопровождать кто-нибудь из наших. Впрочем, они и сами не горят желанием делиться подробностями друг с другом. Сам сегодня слышал, многие радовались смерти Мариам. Говорили – одним соперником меньше! А еще мне показалось, что убийца…
Ведущая Катя Романенко хмурит темные бровки, отчего ее лоб рассекает тонкая морщинка:
– Дим, я тебя умоляю, давай будем работать, а не болтать. Я уже второй день в себя прийти не могу, руки трясутся. И вонь эта невыносимая – кажется, вся студия до сих пор пропитана гадким запахом. И вот в чем прикол – этого вонизма не было, когда мы шампанское пили.
У меня невольно вырывается:
– Не может быть! У фосфорорганических соединений очень резкий запах. Он сразу же появляется, стоит только открыть емкость с инсектицидом.
– Ну конечно, я вру, – ведущая бросает на меня неприязненный взгляд и поджимает накрашенные светло-розовой помадой губки. – Естественно, Романенко быть искренней не может, ничего не понимает, ни в чем не разбирается. И вообще, она – тупая овца, у нее же папочка – олигарх!
– Кать, да никто о твоем отце тут не говорит. Расслабься, не заостряйся! Ты ведь сама всегда заводишься!
Вместо ответа на дружескую ремарку оператора Катя лезет в сумочку, ловко достает из пузырька таблетку и бросает ее в рот.
– О, спасение отравляющих – дело рук самих отравляющих?! И это правильно: чего ждать, пока тебя на тот свет спровадят! Катерина, ты сегодня прекрасно выглядишь! – вбежавший в студию Максим Ерофеев со снайперской точностью чмокает воздух в миллиметре от загримированной Катиной щечки. – Бедная моя детка! Перепугалась, когда все тут случилось? Я понимаю, солнце. Но надо собраться, у нас работа. Давай, выше нос, пошли подводку записывать!
Макс улыбается Кате так искренне, что мне сразу же хочется ему простить и эту неудачную шутку, и все последующие. Но напарница Максима придерживается другого мнения, гневно сверкает огромными голубыми глазищами и бубнит, бубнит…
Наблюдаю за вяло переругивающимися телевизионщиками и думаю о том, насколько все-таки был прав мой сын.
Наш Дмитрий Леонидович работает журналистом в газете. Красив, засранец, весь в папочку; да и мама не подкачала, чего уж там скромничать. Его с такой броской внешностью еще на журфаке все пытались на телевидение заманить. Сын отказался, сказал, что отношения в телевизионном коллективе – это перманентный серпентарий. К тому же ему было скучно зависеть от всей этой громоздкой телевизионной инфраструктуры – режиссеров, телекамер, монтажных…
Из группы людей, приближающихся к столу, возле которого оператор Дима уже расставляет осветительные лампы, я сразу безошибочно выделяю мать погибшего парня.
Не знаю, сколько времени прошло после той трагической потери. Женщина одета в светлую одежду. Но вся ее фигура словно бы подернута траурным крепом.
– Наталия Александровна, вот материалы к сегодняшней записи!
Открываю протянутую Норой Фридман папку (на голове девчонки сегодня красуется бейсболка, так что цвет волос барышни остается по-прежнему неизвестен. А может, она вообще лысая?), пробегаю глазами ровные темные строчки.
Итак, конверт с портретом убитого мальчика будет лежать справа в первом ряду. Экстрасенсы, как уже объяснял режиссер, должны выбрать его фотографию из шести конвертов, пять из них будут пустыми, и только в одном находится снимок. На фотографии изображен 25-летний Павел Сергеев. Умер от множественных ножевых ранений, нанесенных преступником прямо во дворе его собственного дома поздним вечером. Уголовное дело приостановлено в связи с неэффективностью оперативно-разыскных мероприятий, не выявивших лиц, которых надлежит привлечь к ответственности.
Моя «роль», если можно так выразиться, проста, как грабли: изложить участнику суть задания, а потом задать уточняющие вопросы по месту обнаружения трупа и характеру нанесенных повреждений.
Откуда-то сбоку доносятся сдерживаемые рыдания. И женские голоса:
– Пожалуйста, возьмите себя в руки. Сейчас тушь потечет.
– Вы же сами захотели, чтобы экстрасенсы рассказали, кто убил вашего сына.
Ссора с мужем наполнила мою душу звенящей пустотой. Я вижу, что мать погибшего нуждается в сочувствии и поддержке, – но на искренние слова у меня нет сил, а переворачивать песочные часы банальностей не хочется.
В студии очень жарко. Верчу головой по сторонам и радостно обнаруживаю искомое – кулер с водой.
Пара глотков меня взбодрит, и…
– Подождите, не пейте пока!
От неожиданности я немного расплескиваю воду.
Передо мной стоит самая молоденькая участница программы – пятнадцатилетняя Алиса Катаева. Девчонка, она действительно совсем еще девчонка – с подростковой угловатостью, застенчивым румянцем во всю щеку, немодной теперь длинной косой. Девочка почему-то забирает стаканчик у меня из рук и пристально смотрит на него.
Как некстати! Пить хочу – умираю!
Не самым любезным тоном интересуюсь:
– Ну что, ты уже загипнотизировала воду? Что ты в ней хочешь увидеть?!
– Пожалуйста! Вот теперь можно пить! – девочка возвращает мне стаканчик. – Я сейчас и весь кулер очищу.
Пока Алиса сосредоточенно пялится на баллон с водой, я делаю глоток, и… И от изумления какое-то время не могу произнести ни звука.
Вкус воды кардинально изменился. Обычная чуть сладковатая офисная водичка вдруг словно стала родниковой – чистой, ароматной, невероятно свежей. Такая вода всегда бывает в родниках, и никогда – в кулерах.
– Молодец, Алиса! Спасибо! Не знаю, как ты это сделала, но было очень вкусно, и…
Внезапно меня обжигает мысль.
А ведь с такими способностями, наверное, можно и вкус карбофоса изменить. И вкус, и запах… Алиса, кстати, как раз находилась в студии, когда случилась трагедия с Мариам.
Впрочем, меняя вкус, девчонка, наверное, меняет и химический состав воды? Если бы она «почистила» карбофос – он бы уже не был ядовитым?
Ничего не понимаю!
– Наталия Александровна, Алиса – сколько вас еще ждать?! Занимайте свои места, – вдруг раздается режиссерский рык в микрофон. – Если вдруг кто-то еще не отключил телефоны, сделайте это!
Почему-то у меня от волнения вдруг екает сердце.
Но, оказывается, лишаться чувств перед началом записи еще рано. Мы долго репетируем, снова и снова повторяем свои реплики, терпеливо ждем, пока будет настроено максимально удачное освещение.
Загоревшаяся, наконец, в студии красная лампочка, похоже, всех нас уже нисколько не тревожит, а только радует.
– Вот мой выбор, – уверенно говорит Алиса, сразу же показывая на конверт со снимком. – Фотография находится здесь, мужская энергетика от нее идет.
Как и предписано сценарием, интересуюсь:
– Какова судьба этого человека?
Девочка сочувственно смотрит на мать убитого парня:
– Его больше нет в мире живых. Но вы не плачьте, ему сейчас очень хорошо там, где он находится.
Далее Алиса практически слово в слово воспроизводит информацию из моей папки: тело найдено во дворе дома, со следами ножевых ранений. Если бы я ни на секунду не выпускала ее из рук – то точно бы решила, что она сунула туда свой симпатичный чуть вздернутый носик.
– Убийц было двое, – продолжает девочка, – один держал Павла, а второй наносил удары. Они хотели ограбить его, но он сопротивлялся, поэтому бандиты схватились за нож.
– Не верю, – шепчет мать убитого, резко откидывая голову назад. – У Паши с собой и тысячи рублей в тот вечер не было.
Алиса берет женщину за руку:
– Их найдут, этих убийц, уже скоро. Не плачьте. Вашему сыну плохо очень, когда вы плачете.
Режиссерский голос, направленный в микрофон, приобретает не свойственную ему громогласность:
– Записано! Отлично, я доволен!
И я довольна. Первый блин вышел не комом. Я потихоньку осваиваюсь со своими новыми обязанностями, забываю о страхах и даже начинаю чувствовать любопытство.
Как Алиса все это делает?
Как экстрасенсы этому учатся – видеть сквозь плотный конверт, заглядывать в прошлое, очищать воду?
Как…
А как бы мне, елки-палки, научиться прекратить реагировать на Дениса Муратова?!
Вот его привели в студию, он с улыбкой приближается к нашему столу.
Мое сердце стучит как сумасшедшее.
В голове не остается ни единой мысли.
Господи, господи – а ведь мне сейчас надо говорить и задавать вопросы, а я все забыла, и голос, наверное, задрожит…
У меня хватает сил, вынырнув из омута синих глаз, пробормотать:
– Пожалуйста, снимите с меня микрофон, мне надо выйти.
– Перерыв пять минут, – недовольно бурчит режиссер. – Попрошу никуда не разбредаться, работы много, раньше сядем – раньше выйдем.
Несусь в уборную в состоянии абсолютного счастья.
Счастья, счастья, счастья!
Я счастлива, потому что есть Денис, и у него такие огромные голубые глаза и красивые губы, и прожектор студийного света только что высветил выгоревшую на солнце светло-русую прядь и точку-родинку возле мочки уха.
Потом я изведу себя упреками, воспитательными лекциями; потом будут обещания все исправить, взяться за ум; потом я разработаю детальную стратегию изгнания мальчишки из моего сознания.
Все это будет потом.
А теперь я просто счастлива, глупо и беззаботно, как в шестнадцать лет, когда в душе есть полная уверенность о знании всех жизненных истин при полном отсутствии хотя бы элементарных представлений о них.
Вот и туалет. Блин, а я же в гриме! От идеи поплескать в лицо водичкой приходится отказаться.
Ладно, не зря же я сюда шла.
Скрываюсь в туалетной кабинке, и…
Хлопает дверь.
Шаги звучат в унисон голосам…
– Давайте переговорим здесь.
– А тут точно никто не услышит?
– Уверена. Это самый дальний и от студии, и от наших комнат туалет. Вообще он расположен в таком глухом закутке, его будешь хотеть найти – не найдешь. Так что, Ирина, не волнуйтесь; здесь никогда никого не бывает. Нужный конверт будет лежать справа в первом ряду. Запомнили? Первый ряд, крайний правый.
– А конверты точно не поменяют местами? Вдруг к тому моменту, пока до меня дойдет очередь, нужный конверт окажется в другом ряду?
– Нет! Нам же самим так удобнее, безо всяких изменений. Оператор периодически берет в кадр именно нужный конверт, а если их менять – то обязательно возникнет накладка, Дима что-то перепутает и «наедет» камерой не на ту точку.
– Ладно, спасибо. Но впредь я хотела бы получать информацию раньше. Я уже подумала, что вы забыли о наших договоренностях! Не хотелось бы напоминать, сколько денег уже заплачено за эти услуги и сколько еще вы сможете получить, если я попаду в тройку финалистов!
– Ирина, простите. Этого больше не повторится. Просто с этим убийством Мариам все перепуталось, и сегодня мы должны были снимать другое испытание, но в последний момент Захар все переиграл, и…
Окончания разговора я уже не слышу.
Звук удаляющихся шагов, хлопает дверь.
Хм… Я не узнала голоса разговаривающих женщин. Но прозвучало имя – Ирина. В проекте участвует только одна Ирина, Ирина Козлова, экстрасенс – банковский работник. Похоже, с деньгами у этой дамочки явно получше, чем с экстрасенсорными способностями, и она просто банально покупает информацию.
Должно быть, у сообщников обычно «слив сведений» происходит в более конфиденциальной обстановке. Просто сегодня им не повезло. Повезло ли мне, вечно путающейся в бесконечных останкинских коридорах? Кажется, это еще один вопрос, однозначно ответить на который вряд ли получится…
* * *
Я сижу в одной из многочисленных останкинских кафешек и думаю о том, что все-таки вся наша жизнь – это совокупность отдельных мгновений, и каждое из них может подарить отличающиеся друг от друга невероятно острые эмоции. Может быть, даже слишком острые. От таких «американских горок» устаешь. Устаешь – и вместе с тем потрясающе сильно чувствуешь жизнь.
У меня такое ощущение, что за последние двенадцать часов прошло несколько веков.
Я уже забыла ссору с мужем. Забыла, как меня бросило в дрожь при виде рокового красавчика Дениса Муратова. Забыла мгновения замирающего восторга – когда участники программы безошибочно выбирали нужный конверт, а потом во всех деталях точно описывали картину давнего преступления. Забыла сочувственное недоумение: некоторые экстрасенсы не смогли справиться с заданием. Кто-то, как, например, афганец Сайяф Раббани, честно признался: не в форме, неудачный день, ошибся. Брат ангелочка Саши Ремизовой Эдвин смешно надувал накрашенные розовой матовой помадой губы: «Это Волков против меня наколдовал, закрыл доступ к информации». Кстати, мой любимчик, Денис Муратов, тоже не смог выбрать правильный конверт. Он засомневался, растерялся – и сделал неверный выбор, хотя первоначально рука парня тянулась именно к фотографии. Помню, тогда я еще подумала: «Все-таки первое решение – обычно самое верное; сомнения только отдаляют от цели».
В тот момент, когда задание проходила цыганка Евсения Аржинт, со мной произошло что-то странное.
Женщина безошибочно определила конверт, в котором находился снимок убитого мальчика. А потом, когда надо было восстановить детали произошедшей трагедии, она достала из синего бархатного мешочка колоду карт.
Я мельком посмотрела на них, появляющиеся одна за другой на столе, – и зеркало действительности разлетелось на множество осколков.
Окружающее пространство исчезло.
Больше не было ни студии, ни софитов, ни камеры. Меня, наверное, тоже практически не было.
Вся реальность вдруг распалась на множество открытых сияющих дверей.
Из одной манила женщина, обнаженная, с распущенными волосами. Она принимала душ из звезд, извивалась в космическом танце; она парила в небе, свободная, невесомая…
С трудом удерживаюсь, чтобы не улететь вслед за тоненькой танцовщицей.
Заглядываю в следующую дверь и замираю: там вертится золотое колесо, на котором находятся невозмутимые сфинксы; и фиолетовая бесконечность пространства прошивается сотнями сияющих молний, рисующих странные знаки.
В другой комнате становится невыносимо страшно. Она вся кишит змеями, скорпионами, поникшими цветами, растоптанной любовью, заплесневевшими мечтами.
По желто-зеленому туману отчаяния идет сама смерть. Черная коса в костлявой ладони уже занесена, еще миг – и ниточка жизни будет перерезана, и неотвратимость этого леденит душу.
Я видела россыпи золотых монет, краснокожих наездников в стремительных колесницах, сосуды, наполняемые золотыми потоками света, зелено-желтые кинжалы, перекрещенные шпаги, пылающий огонь; я летала, рождалась, умирала, застывала…
И вдруг с вершины блаженства меня сносит громогласное режиссерское:
– Наталия Александровна, вам плохо? Почему вы молчите?
Запись пришлось прервать.
Говорят, я сидела с отсутствующим выражением лица, улыбалась и не говорила свои реплики.
Честно говоря, я ничего о тех минутах не помню.
Плохо?
Нет, вот плохо мне точно не было. Мне было очень хорошо.
Я в считаные мгновения вылетела куда-то… Не знаю куда – но мне там понравилось. Это были яркие острые ощущения – пугающие и прекрасные. Очень хотелось их повторить.
После того, когда испытание было снято (кстати, карты Евсении помогли дать очень точную картину произошедшего, цыганка перечислила даже те мелкие события, о которых никто из съемочной группы не подозревал, но их верность подтвердила мать убитого), я дождалась, пока с нас снимут петлички микрофонов, подошла к цыганке и засыпала ее вопросами.
Что это за чудесные карты?
Где их можно купить?
За счет чего возникает странный гипнотический эффект?
Мне хочется всегда иметь под рукой такие карты! Я хочу получить возможность выключать действительность и заходить через двери странных картинок в неизвестные миры, где можно летать…
Она загадочно улыбается:
– Еще одна жертва колоды Алистера Кроули. Вообще колод таро существует множество. Наиболее популярная – колода Райдера-Уэйта, она в основном используется при гаданиях профессиональными тарологами. Но сегодня я взяла с собой Таро Тота, их нарисовали под руководством мистика Алистера Кроули. Считается, что на этой колоде гадать нельзя, не надо обижать эти карты простыми бытовыми вопросами. Они – для разрешения более серьезных проблем, о смысле жизни, выборе путей духовного развития. Но я решила, что именно сегодняшний день для меня все-таки очень важен, и я могу пообщаться с колодой Кроули. Эти карты умеют менять действительность. Их не стоит брать в руки людям со слабой, неустойчивой психикой – можно получить серьезные проблемы со здоровьем…
Евсения рассказывает про карты, и со мной творится что-то непонятное.
Колода находится в бархатном мешочке в руках цыганки – но я через ткань чувствую исходящее от нее тепло. Мне кажется, я даже вижу странное свечение вокруг этого мешочка – оно переливается разноцветными пятнами, как мыльный пузырь.
Или это все-таки игра студийного света?
Что такое карты? Да бумажки с картинками.
Бумага не может быть источником света!
Не может.
Но… ведь все это было со мной совсем недавно: двери, яркие космические миры, полет…
– Знаете, а ведь я могу погадать вам на этих картах. Хотите? – в темных глазах Евсении мечется беспокойство. – Наталия, я не враг вам. Мы в одной лодке. Как вы не понимаете – меня специально выставили перед вами полной дурой. Вас хотят испугать. Преступнику явно не нравится, что вы работаете на этом проекте. А мне не нравится, когда меня используют.
Мы договорились встретиться с Евсенией после окончания записи в кафе.
И вот я с нетерпением жду нового свидания с мистическими картами.
Интересно, что они расскажут о совершенном недавно в студии преступлении?
Да, у меня уже есть кое-какая информация, полученная от участницы проекта Саши Ремизовой и следователя Юрия Колосова. Получается, ангел и демон обвиняют друг друга в этом смертном грехе, убийстве Мариам. Логично, что между Сашей и черным магом Волковым нет единства. Однако кому из них действительно можно доверять?
Так естественно поверить свету…
Но сегодня я случайно услышала, как Саша угрожает Волкову. И именно колдун вел себя подчеркнуто вежливо – в отличие от ангелочка, грозящего обрушить на бритую голову Волкова оптовую поставку всех небесных кар. Что если ангельские крылышки, взятые напрокат в монастыре, – это просто маскарадный костюм, духовный винтаж, драпирующий темные помыслы? Евсения в этом плане и правда вызывает больше доверия. Она в какой-то степени тоже пострадавшая сторона. Уверена, стоило бы мне только рассказать Кононову о ее попытках навести порчу на мою машину – минимум неприятного разговора женщина бы не избежала. Похоже, кто-то и в самом деле пытался ее подставить. Правда, я не совсем могу понять, какой мощнейшей силы должен быть гипноз, вынуждающий экстрасенса совершать действия, в которых он не отдает себе отчета? Но, может, мне об этом расскажут карты?
Евсения появляется в кафе, присаживается за столик, достает колоду из бархатного мешочка.
Пока она раскладывает карты рубашками вверх, со мной не происходит ничего особенного. Но вот длинные пальцы Евсении открывают картинки – и я словно бы ныряю в желтую вращающуюся воронку теплого света.
– Не смотрите на них, – она дергает меня за руку, прерывая мое парение в солнце. – Отвернитесь лучше. Пройдет немного времени, вы привыкнете, и карты уже не будут влиять так сильно.
Я отворачиваюсь, но от необычных ощущений меня это не избавляет. Буквально через секунду я готова застонать от резкой головной боли. И… от ощущения чего-то инородного в моем теле, в моей душе.
Схожу с ума, но… Отчетливо чувствую, что цыганка словно бы находится во мне, она вошла в мое сознание как в открытую дверь.
Она вошла в меня – и одновременно продолжает со мной общаться как ни в чем не бывало:
– Итак, Наталия, что я могу сказать. У вас один брак, есть ребенок. Отношения с мужем очень гармоничные, но в вашей жизни совсем недавно появился еще один мужчина, который может все разрушить. Аркан Башни рядом с его картой – очень тревожный знак. У вас с этим мужчиной будет любовная связь, страсть. Он, кстати, похоже, очень молод, и…
Я отвратительно себя чувствую. Жизненные силы иссякают, я вся превращаюсь в ссохшуюся выжженную пустыню. Но все-таки собираю всю свою волю в кулак и начинаю возмущаться:
– Послушайте, все это меня не интересует! Со своей жизнью я уж как-нибудь разберусь сама, без посторонней помощи. Но я хочу знать, кто убил Мариам, кто вынудил вас наводить порчу на мою машину? Я вообще не понимаю, как можно экстрасенса заставить что-нибудь сделать против собственной воли!
– Сейчас, сейчас я сделаю новый расклад на эти обстоятельства. А воздействовать на экстрасенса, может, еще и проще, чем на обычного человека.
– Почему?
Я задаю вопрос и вдруг чувствую невероятное облегчение.
То чужое, инородное, что было во мне, исчезло.
Я заново обретаю себя. И только сейчас понимаю, насколько же тяжело мне было раньше.
Цыганка ничего не замечает – или делает вид, что не замечает метаморфоз в моем состоянии, что полностью поглощена нашей беседой.
– Экстрасенсы очень сильно открыты для любого воздействия, – перетасовав колоду, как обычные игральные карты, Евсения начинает делать расклад. – Мы сами открываемся духам, чтобы информацию получить. Энергетические оболочки обычного человека – это крепость. А наш дом всегда распахнут, и туда может войти кто угодно. Хотя мы и пытаемся делать себе защиту.
– Все равно не понимаю. Вы сегодня так легко угадали прошлое. Неужели нельзя увидеть свое будущее? Увидеть, чтобы избежать ошибок!
– Собственное будущее для многих из нас вообще закрыто. Я читала, что была ограблена одна из очень сильных участниц «Битвы экстрасенсов» Диларам Сапарова. Она выиграла свой сезон, победила всех соперников-экстрасенсов – но не смогла уберечь себя саму от неприятностей. Очень похоже на правду. Более того, иногда мне кажется, что Бог специально посылает нам непростые испытания. Чтобы мы не чувствовали себя такими уж всемогущими. Предсказываешь будущее – получи вора, исцеляешь больных – попробуй вылечить себя или близкого человека от тяжелого заболевания. Впрочем, когда только начинаешь заниматься такими вещами, очень быстро понимаешь – ничего ты сам сделать не можешь, а вот Высшие силы через тебя могут вернуть здоровье даже самым тяжелобольным людям. Если, конечно, больные этого достойны, готовы изменить свою жизнь и…
Евсения умолкает, но мне уже почему-то четко понятно: ничего хорошего она сейчас не скажет.
Волны солнечного тепла, исходившие от карт, сменились тленом, сыростью, мраком. Вокруг нас отчетливо пахнет свежей могилой, ладаном, безутешным горем…
– За убийством Мариам стоит женщина. Она причастна к ее смерти. Но будут и другие потери. Вообще-то карты показывают что-то странное: смерть, новая жизнь. Но новая жизнь – это не материнство. Может, кто-то из нас будет при смерти, а потом спасется? Смерть окажется рядом с молодостью. Слишком близко к кому-то молодому…
– Да они все молоды! Алиса, Саша, Эдвин! Речь идет только об участниках проекта или съемочная группа тоже учитывается?
Евсения снова тасует колоду, достает из нее одну карту, потом другую. И тихо произносит:
– Да, технический персонал тоже в опасности. Особенно одна огненная королева.
– Огненная королева?
– Я думаю, это рыжеволосая женщина. Это вы, Наталия.
Усталость притупляет эмоции, даже страх. Почти безразлично замечаю:
– Для меня это не новость. Лучше скажите, как на вас воздействовала женщина-преступница?
Шелест перемешиваемых карт, и…
Не успеваю подумать о том, что ошиблась насчет собственной бесчувственности, – а спина уже ледяная, выстуженная ужасом.
На столике оказывается буквально источающая зловоние карта; отвратительный козел с длинными рогами. Внизу яркого прямоугольника мелкими буквами написано: «Дьявол».
– Вот ее сообщник, – шепчет Евсения. Смуглое лицо цыганки становится белым, как лист бумаги. – И, конечно, он обманет ее. Только преступница об этом еще даже не догадывается…
Ладно, довольно мрачных прогнозов.
Мне хочется поменять тему разговора.
– Евсения, а как вы получили ваши необычные способности?
Судя по выражению лица, цыганке не очень хочется распространяться на этот счет.
– Училась у шувани.
– А кто это? Самая главная цыганская гадалка?
Евсения вроде бы улыбается, но от этой улыбки у меня мурашки бегут по коже.
– И гадалка тоже…
Когда мы расплачиваемся за кофе, я обращаю внимание, что в кошельке женщины множество фотографий симпатичной черноволосой девочки.
Я и сама такая же сумасшедшая мамочка – до сих пор ношу в портмоне фото сына в детстве, правда, недавно к ним добавились еще и фотографии внучки.
Наверное, все матери в этом плане одинаковы. И не важно, обладают они колдовскими способностями или нет…
* * *
– Ты предатель, «тушкан»! А ведь я всегда вовремя меняла тебе масло и покупала самые лучшие запчасти. Ну же, машинка, давай, поехали!
Поворачиваю ключ в замке зажигания, однако чуда не происходит: из-под капота раздается пронзительный визг, двигатель не заводится.
Вот ведь цыганка, поколдовала рядом с моей тачкой – и машинка скопытилась! А ведь ничего не предвещало беды. Не очень-то я могу представить, что мне понадобится кого-нибудь сжить со света. Но если вдруг понадобится – теперь я знаю, куда идти. Прямиком к Евсении, специалисту по самым качественным порчам!
Увы, как ни печально, придется звонить Лёне.
Половина второго ночи, наверное, он уже лег. Мой звонок его разбудит и разозлит. Но что делать – я не умею сама чинить автомобили!
– Да, слушаю тебя! Алло, ну говори! Алло!
Леня отвечает на вызов довольно быстро. Однако я не сразу узнаю голос супруга – ледяной, безразличный.
– Лень, «тушкан» не заводится. Что делать, а? – старательно притворяюсь, будто не замечаю недовольства мужа, а у самой на душе кошки скребут. – Спаси меня, пожалуйста. Машина просто совсем не едет!
– Послушай, мне кажется, я сегодня тебе ясно дал понять: я не хочу, чтобы ты участвовала в этом балагане. Ты поступила по-своему. Зачем ты мне теперь звонишь, если ты такая самостоятельная?!
Слова застревают в горле комком обиды.
Нет, нет, мой Леня такого говорить не может.
Он ведь приносит мне кофе в постель, будит поцелуями. По утрам у него всегда прекрасное настроение. Я просыпаюсь злая, как собака, и пока не выпью чашку кофе – меня лучше не трогать. Ленька – другой, он по утрам наполнен радостью, светом, солнцем. Он любящий, заботливый, надежный.
– В общем, разбирайся сама с машиной! Я же тебе не нужен на самом деле!
Какое-то время я тупо прижимаю умолкнувший мобильник к уху. Потом думаю, что связь внезапно прервалась. Затем понимаю: никаких помех на линии, просто Ленька бросил трубку, оставил меня одну в сломавшейся машине и мне надо сейчас самой что-то делать и что-то решать.
Можно, наверное, вызвать техпомощь.
А можно оставить автомобиль здесь, возле «Останкино», и вернуться домой на такси.
Правда, зачем туда возвращаться с учетом недавнего демарша мужа – еще один вопрос, но…
Инстинктивно пригибаюсь к рулю.
К моей машине приближается Денис Муратов, пара секунд – и он пройдет совсем рядом.
Не хочу его видеть, не хочу с ним разговаривать.
Этот мой умственный паралич и дрожащие руки просто неприличны.
Вообще было бы неплохо, если бы мальчишку побыстрее выгнали с проекта – тогда на съемочной площадке я думала бы только о работе, а не о своем странном невменяемом состоянии.
Решив, что парень уже прошел мимо, резко поднимаюсь. И замираю. Денис стоит рядом и смотрит прямо на меня. В его глазах – тепло, нежность. И, может быть, немного обреченного страха…